Глава 11 (Глава 11)

Не увидев за каплями косого дождя Филиппа, дожидающегося её под широко раскинутыми ветками старого тополя, Тамара остановилась в пятидесяти метрах у стены того самого голубого обветшалого здания, возле которого они расстались шестнадцать лет назад. «Неужели не придёт? – спросила она себя, ощутив, как быстро волна разочарования парализовала её тело, – Неужели не придёт?»
Филипп Филиппович, окрылённый любовью, вновь вспыхнувшей в его сердце, торопился по изогнутой дугой городской улице к тополю, надеясь оказаться на условленном месте непременно раньше Тамары. Его задержал предательски начавшийся дождь, заставивший вернуться домой за зонтиком.
А после, перестав следить за временем и понимая, что опаздывает, он бежал изо всех сил. Спотыкался о бордюры. Расталкивал прохожих. И всё же успел коснуться рукой коры тополя в ту саму секунду, когда она, бросив на дерево последний взгляд, решила уходить.
– Филипп, – прошептала Тамара, уронив от счастья слезу. – Филипп! – прокричала она следом и, выпустив из руки зонт, бросилась к любимому в объятия.
Советник, обернувшись на раздавшийся крик женщины, понял, как сильно он любит её, как дорожит ею и как подлинно он счастлив.
Они, утонув в объятиях друг друга, ещё долго стояли посреди улицы под дождём и, не переставая, шептали слова любви.
– Ты промокнешь и можешь простудиться, – сказал Филипп Филиппович, вдруг опомнившись от сладостной дрёмы и ощутив в себе порыв возникшей силы, позволяющей взять опеку над любимой женщиной.
– Ничего, – прошептала она, не желая размыкать рук. – С тобой мне не страшно.
– Но я хочу заботиться о тебе, – сказал он твёрдо. – Хочу держать над тобою зонт, и чтобы ни одна капля. Слышишь. Чтобы ни единая капля не упала на твою красивую головку. Я более не могу и не хочу оставаться прежним. Я желаю стать другим.
Она мило улыбнулась и, опустив руки, позволила ему поднять с тротуара зонт и заслонить им её от дождя.
– Теперь я спасена тобой, – сказала шутливо Тамара, придвинувшись к Филиппу поближе.
– Вот только дождь, кажется, совсем не собирается прекращаться, – проговорил он, слегка сконфузившись.
– Пропала наша с тобой прогулка.
– Но мы можем укрыться под какой – нибудь крышей, – сказал Филипп Филиппович, воодушевившись пришедшей ему в голову идеей. – Ты помнишь наше кафе?
– Как же я могу его забыть. Ведь именно там я впервые тебя увидела.
– И я очень хорошо помню то летнее утро. Когда понравившаяся мне девочка в красивом оранжевом платье, испугавшись голубя, влетевшего в распахнутое окно, выронила из рук мороженное.
– Ничего я не пугалась!
– Пугалась! – воскликнул советник, широко улыбнувшись.
– Нет, не пугалась!
– Может, сходим в это кафе? – спросил он, взяв её за руку.
– Я не уверена, что спустя столько лет оно продолжает работать.
– Ну вот и узнаем.
Пройдя мимо троллейбусной остановки, они, прижавшись друг к другу и не обращая внимания на непогоду, шли неторопливым шагом в сторону центра города, к кафе, восторженно делясь воспоминаниями о беззаботной и, кажется, уже такой далёкой молодости.
А в мастерскую Бориса без предупреждения спустился Иван Павлович, увидев не успевшую спрятаться за картины Лизу.
– Это кто ещё такая? – спросил он натянутым голосом, точно должным вот – вот разразиться истошным криком.
– Лиза, – проговорил виновато Борис, втянув в плечи голову.
– Кто разрешил тебе, сопляку, приводить на рабочее место посторонних девок?
– Лиза не девка, – сказал Борис, продолжив стоять перед рассерженным начальником с втянутой в плечи головой, – Она моя невеста.
– Невеста! Какая, к чёрту, может быть в реставрационном помещении невеста! А ну пошла вон отсюда! – приказал он Лизе, указав рукой на выход. – А тебе, – Иван Павлович прошипел Лавочкину прямо в лицо, брызжа на него слюной, – больше здесь не придётся работать.
– Почему вы позволяете себе говорить с нами в таком тоне? – спросила заместителя Лиза, оставаясь непоколебимой. Чем вызвала в нём бешеный порыв и заставила задрожать от ярости.
– Ты ещё смеешь мне вопросы задавать! – с ожесточением в голосе проговорил Иван Павлович, взяв Лизу под локоток и выведя из мастерской.
– Отпустите меня! – кричала девушка, вырываясь из крепких рук заместителя.
Филипп Филиппович и Тамара, проходя аккурат напротив здания музея, по противоположной стороне улицы, увидели, как мужчина средних лет, хорошо одетый, выволок на крыльцо молодую девушку в лёгком платье и толкнул её с такой силой, что та, не сумев устоять на скользких ступеньках, сорвалась с крыльца, ударившись о сырую землю.
– Боже, Филипп! – произнесла испуганно Тамара. – Бедной девочке необходима наша помощь.
Советник тут же, не оглянувшись по сторонам, бросился через дорогу, чуть было не угодив под колёса троллейбуса. Уворачиваясь от вильнувшей в сторону металлической махины, он успел заметить, как выбежавший следом на крыльцо музея молодой человек со всего размаху врезал мужчине по лицу.
– Ах ты негодяй! – завопил Иван Павлович, корчась от боли. – Вы видели, – заместитель обратился к подбежавшему советнику, – как этот мерзавец ударил меня?
Филипп Филиппович не ответил мужчине. Даже не посмотрел на него. Он, помогая подняться упавшей в грязь девушке, узнал в ней сестру.
– Лиза! – воскликнул советник, ощутив пробежавший по спине холод и переведя взгляд на мужчину, сурово посмотрел на него.
Иван Павлович побледнел от страха и в следующую секунду решил укрыться в кабинете. А вбежав в него, он заперся и, притаившись за дверью, прислушался.
– Ты цела? – спросил Филипп Филиппович сестру, оглядев её.
– Да, – ответила перепачканная грязью девушка, поднявшись на ноги. – Вот только платье испачкалось.
– Филипп, ты знаком с ней? – спросила подошедшая к крыльцу музея Тамара.
– Это моя сестра Лиза.
– Сестра! – воскликнула Тамара, посмотрев в такие же красивые, как и у Филиппа, серые глаза девушки. – Боже. Дорогая. Ты не ушиблась?
– Всё хорошо, – ответила Лиза, – Только платье жалко.
– Что здесь произошло? – спросил Филипп Филиппович, накинув на сестру снятую с себя кожаную куртку. – И кто был тот мужчина, который толкнул тебя?
– Это был заместитель директора нашего музея, – сказал Борис, подойдя ближе.
– Заместитель!
– Филипп, познакомься, это мой Борис, – сказала Лиза, с благодарностью и гордостью посмотрев на юношу.
– Очень приятно, – сухо проговорил советник. – Но так дело оставлять нельзя. Где я могу найти этого вашего заместителя?
– Вероятно, он сидит сейчас в своём кабинете на втором этаже, – пояснил Борис, взяв Лизу за руку.
– Тамара, прошу тебя, присмотри за сестрой, – сказал советник и скрылся за музейной дверью.
Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, Филипп Филиппович без труда по надписи на табличке, прикреплённой к двери, отыскал кабинет заместителя директора.
– Откройте! – кричал он, барабаня в запертую дверь. – Я знаю, что вы там. Сейчас же откройте, иначе я буду вынужден сломать дверь.
На раздававшийся в коридоре шум из кабинета директора вышел Илья Валентинович.
– Молодой человек, – он обратился к советнику. – Разве можно так неподобающи вести себя в государственном учреждении. И кто пустил вас сюда?
– А вы ещё кто такой?
– Я директор.
– Директор! – воскликнул советник и, оставив в покое дверь заместителя, подошёл к Илье Валентиновичу. – Прошу вас простить мне моё поведение. Но за той дверью скрывается мужчина, толкнувший мою сестру.
– Что вы такое говорите, – возмутился директор. – Иван Павлович – интеллигентный человек. Он бы никогда не позволил себе толкнуть женщину.
– Вероятно, вы плохо знаете своего заместителя. Я своими собственными глазами видел, как он толкнул мою сестру с крыльца вашего музея. Да ещё с такой силой, что она упала в грязь, испачкав себе платье.
– Ну, это, конечно же, меняет дело. Ежели так. Ежели вы сами видели, – проговорил директор и, подойдя к кабинету заместителя, постучал в дверь. – Иван Павлович, откройте. Это я, Илья Валентинович. Откройте. Без вас мы не сможем разобраться в сложившийся ситуации, – он повернулся к советнику. – Не открывает. Нужно разыскать мою секретаршу. У неё должен быть запасной ключ от кабинета.
За дверью послышалась возня. Затем раздался металлический скрежет. Ещё один. Щелчок. И дверь распахнулась.
– Не нужно искать Катю, – сказал виновато Иван Павлович, выйдя из тёмного кабинета в коридор. Щека на его лице так сильно распухла, что даже не видно было глаза.
– Ох ты! – воскликнул директор, увидев лицо заместителя. – Болит?
– Очень, – проскулил Иван Павлович, испытывая сильнейшее головокружение и тошноту. – Прошу вас. Вызовите мне скорую помощь. Мой телефон не работает.
Илья Валентинович, бросив на советника короткий взгляд и утвердившись в том, что этот с виду интеллигентный человек не станет делать глупостей, поспешил в кабинет. К телефону.
– Простите меня, – с трудом проговорил Иван Павлович, опёршись спиной о дверной косяк. – Я сам не понимаю, как так вышло. Точно, там на крыльце не я был, а кто – то другой.
– Я вас не прощу, – сказал твёрдо советник, будучи уверенным в том, что от груза содеянного, легшего на плечи виноватого, нельзя избавить даже совершенно раскаявшегося человека. – Но зла держать не стану. Потому как вижу, что наказание за содеянное вами получено более чем сполна.
Через пятнадцать минут советник в сопровождении директора и старого доктора вместе с Лавочкиным под руки вёл Ивана Павловича к карете скорой помощи.
А через час, проводив домой Лизу и распрощавшись на перекрёстке с Борисом, Филипп Филиппович и Тамара, точно растягивая оставшиеся до её дома метры, шли по Липовой улице короткими шагами, останавливаясь под жёлтым светом ночных фонарей.
– У тебя очень красивая и храбрая сестра, – сказала Тамара, сделавшись серьёзной. – Я очень горжусь ею. И ещё тобой. Ты повёл себя сегодня как настоящий мужчина.
Советник вдруг смутился и, опустив глаза, как – то по – особенному легко выдохнул. Он всю дорогу от музея к дому и теперь, не переставая, пытался разобраться в себе. Сегодняшнее проявление его было незнакомым ему. Он привык держаться стороной от чужих бед. Привык не замечать их. Привык не слышать. А тут взял и бросился на помощь. Без страха. Без сомнений. И ведь дело было не в сестре. Ведь только потом он узнал её в несчастной.
– Я жил не так, – сказал Филипп Филиппович, посмотрев Тамаре в глаза. – Я не замечал старости, одарившей сединой и болезнями моих родителей. Я не думал о возможных угрозах, подстерегающих мою сестру. Но хуже того, я не сумел разглядеть в своём отражении себя. Способного защитить сестру и скрасить дни родителям. Я был слеп до тех пор, пока вновь не обрёл тебя. Это ты дала мне храбрость.
– Я, – прошептала Тамара.
– И ещё ты дала мне любовь!