Глава 15 (Глава 15)

Около двух часов сряду Филиппу Филипповичу пришлось сидеть за рабочим столом директора, изображая из себя знатока музейной документации. Но меж тем он, не переставая, продолжал размышлять о том, как действовать дальше. «Прищучить Ивана Павловича не сложно, – говорил себе советник, – но тогда возникнут вопросы и к Борису. Почему он не доложил о произошедшем в музее пожаре, а, напротив, войдя в сговор с директором и его заместителем, помог им скрыть следы преступления?»
Илья Валентинович же ходил по кабинету нервной походкой и, изредка останавливаясь, поглядывал на проверяющего, страшась того, что этот отчего-то кажущийся опасным неказистый мужичок в смешных очках вот-вот отыщет в бумагах какую-нибудь ошибку. Станет задавать вопросы. Мучить. И эта пытка продлится до самого вечера. А ему уже так сильно хотелось, оставшись в одиночестве, выпить свой любимый свежесваренный кофе.
Точно услыхав мольбы директора, в кабинет с подносом в руках вошла Катя и, сочувственно улыбнувшись Илье Валентиновичу, подала ему чашку кофе. Другую поставив на стол для проверяющего.
– Иван Павлович просил узнать, – сказала она после виноватым голосом, обратившись к Филиппу Филипповичу. – Можно ли ему вам докладные передать.
– Пусть зайдёт, – отрезал проверяющий, не изменив выражения на каменном лице.
«Сестру жалко, – продолжил размышлять советник, взглянув в испуганные глаза директора, – Уж очень она переживает за Бориса. Уж очень за него борется. Не то бы я не стал церемониться с этими. Всю шайку – лейку призвал бы к ответу. А так приходится думать, как одного только заместителя извести». Филипп Филиппович не любил кофе, но теперь, ощутив во рту сухость, он поднял со стола чашку и сделал маленький глоток. «Вот бы он сам уволился. Но разве уйдёт? Куда там. Такие сами не уходят. Такие вон жалобы пишут».
Через минуту Иван Павлович, молча войдя в кабинет, важно прошёл к сидевшему за столом директора проверяющему и с демонстративной небрежностью бросил перед ним два листа бумаги, исписанные синими чернилами.
– Ознакомьтесь, – отрезал он грубым и надменным голосом.
– Что это? – спросил его Филипп Филиппович, оставаясь непоколебимым.
– Как что, – возмутился заместитель, бросив победоносный взгляд на Илью Валентиновича. – Не видно, что ли. Докладные на директора и Лавочкина. Я их сразу же после пожара написал. Вон дата стоит. Но послать побоялся, – он кивнул на директора. – Боялся, что его дружки из министерства перехватить могут. А теперь, когда само провидение вас привело в музей с проверкой, я спешу вручить их вам лично. Так сказать, из рук в руки.
– Ах ты подлец! – воскликнул директор, искоса поглядев на заместителя. – Жалобы, значит, на меня строчить вздумал.
– Это я-то подлец, – проговорил Иван Павлович, рассмеявшись. – Я! Но моя совесть перед министерством чиста! – он продемонстрировал ладони. – Я не в чём не виноват. Я хорошо исполняю обязанности заместителя директора по развитию музея. А вот вы. Да-да, именно вы, являясь ответственным за пожарную безопасность, допустили возгорание электропроводки.
– Но ведь в пожаре виноват ночной сторож, – неуверенно проговорил Илья Валентинович, посмотрев на проверяющего. – Его тесть.
– Брехня, – протянул Иван Павлович, почувствовав себя почти уничтожившим старика и освободившим его кресло.
– Но вы же говорили, – упрекнул директор Филиппа Филипповича, – что знаете, кто был виновником пожара.
– Знаем, – сказал проверяющий и, поднявшись со стула, направился к окну.
«Его голыми руками не возьмёшь, – подумал советник, увидев во дворе кота, несшего в пасти пойманного им ещё живого голубя, – Такой только силе подчинится. Да такой силе, от которой у него кости затрещать могут, да раздуются жилы и задрожит душа».
– Мы всё знаем, – начал говорить проверяющий и тут же обернулся. – И потому я, прежде чем явиться к вам с проверкой. Прежде чет открыться вам, принял меры, – он, застегнув несколько пуговиц на своей куртке, подошёл к столу и, опёршись на него пальцами рук, продолжил: – Мы в министерстве не терпим сотрудников, которые не справляются со своими служебными обязанностями, – услышав это, заместитель злорадно улыбнулся, решив, что теперь-то директору уж точно не усидеть на своём месте. – Но более всего мы не терпим лживых, лицемерных, хитрых и способных пойти на убийства нелюдей.
– А что вы на меня смотрите, – проговорил, смутившись, Иван Павлович, убрав с лица улыбку. – Я не причастен к пожару. Я чист!
– Нет! – повысил голос Филипп Филиппович, ударив ладонью по крышке стола. – Вы отчего-то решили, что можете остаться безнаказанным. Что можете выгородить родственника, причинившего невосполнимый вред не только музею и русскому народу, но и всему человечеству. Что можете применять физическую силу к женщинам, – его голос задрожал, – и травить сослуживцев.
– Каких ещё сослуживцев? – пробормотал Иван Павлович, сделав шаг назад. – Каких сослуживцев.
– Не прикидывайтесь дураком, Камушкин. Следствию уже известны подробности вашего уголовного дела. Мне достаточно только позвонить, – проверяющий ткнул указательным пальцем в стоявший на столе рабочий телефон директора. – И в музей тут же ворвутся сотрудники уголовного розыска.
Иван Павлович дрогнул. Ему впервые сделалось по-настоящему страшно. Он, обернувшись на дверной проём, хотел сейчас же скрыться в коридорной полутьме, но, сделав над собой усилие, остался стоять на месте, надеясь избежать уготованной ему участи.
– У вас нет доказательств, – проговорил он нерешительно.
В кабинет вошёл Лавочкин с перебинтованной рукой и, пройдя к столу директора, молча передал проверяющему лист бумаги, похожий на те два, которые бросил на стол заместитель.
– Ошибаетесь, – сказал Филипп Филиппович, чуть заметно улыбнувшись Борису. – У нас есть не только пострадавший, но и свидетель, видевший, как вы проникли в мастерскую Лавочкина и подмешали в растворитель серную кислоту. – он вынул из кармана куртки пузырёк, переданный ему уборщицей. – Узнаёте?
– Но откуда, – прошептал Иван Павлович, увидев знакомый пузырёк в руке проверяющего. – Не может быть. Как же. Как же так.
– И вы ещё медлите! – воскликнул директор, переполненный жаждой мести. – Сейчас же звоните! Пусть заберут этого негодяя! Пусть посадят!
– А вам, Илья Валентинович, лучше было бы помолчать, – проговорил холодно советник, возмущённый тем, что директор позволил себе нарушить ход его разговора с уличённым в преступлении Иваном Павловичем. – И до вас очередь дойдёт. А теперь, прошу, покиньте помещение.
– Но это пока ещё мой кабинет! – возмутился директор. – И это я буду решать, кому здесь остаться, а кому его покинуть.
– Пойдите прочь! – вспыхнул Филипп Филиппович и указал рукой на дверь.
Директор подчинился, увидев ярость в глазах проверяющего. Он не рискнул испытывать его терпения. Опустил голову и вышел в коридор. Следом вышел Борис и прикрыл за собою дверь. В кабинете воцарилась тишина, кажущаяся теперь чем-то инородным, чем-то несвойственным. «Нужно дожимать его», – сказал себе советник.
– Сядьте.
Иван Павлович послушно опустился на стул, сидя в котором он сильнее, чем обычно, ненавидел директора, а теперь ненавидит и проверяющего.
– Я могу предложить вам выход, – сказал Филипп Филиппович, сев в кресло директора.
– Какой? – взбодрился Иван Павлович.
– Вы сейчас же напишите заявление с просьбой уволить вас по собственному желанию. И дадите мне слово, что никогда и не при каких обстоятельствах не станете говорить о произошедшем в музее пожаре и о причине вашего увольнения. А я, в свою очередь, не дам ходу этому делу.
– А как же пузырёк из-под кислоты? Заявление пострадавшего, свидетель? – спросил заместитель в надежде, что проверяющий предложит их уничтожить.
– Всё это останется у меня. Гарантом вашего молчания.
– И я должен буду поверить вам на слово?
– У вас нет другого выхода, – сказал проверяющий и демонстративно поднял трубку телефона.
– Хорошо. Я согласен.