Глава 3 том 1 (Глава 3)

НЮТА

Я целеустремленный, уверенный в себе человек. Жила, живу и буду жить живописью, и если я сказала, что добьюсь, то я добьюсь.
Мне говорят:
– В арт-бизнесе акулы.
– Тебе придется выбирать между любовью и карьерой, между карьерой и семьей.
– А как же дети?
– Тебе пятнадцать, ты готова к этому?
– Ты понимаешь всю ответственность?
– Интриги, грязь, ты сможешь это выдержать?
– Зачем тебе это вообще?
Я вот что думаю по этому поводу. Каждому человеку в своей жизни приходится выбирать, чем-то жертвовать, терять и находить. Это жизнь. И решает человек по ситуации, когда она возникнет, а не заранее. Да, я заранее могу сказать, что выберу карьеру, но сама прекрасно понимаю, что на данный момент это просто слова. Пока выбор не станет передо мной, я по-настоящему не прочувствую эту ситуацию. А если еще при этом брать в расчет возраст… Но то, что я буду стараться, чтобы любовь не мешала моей карьере, – это точно.

Насчет возраста. Да, мне пятнадцать, и как раз сейчас я готова войти в этот мир арт-бизнеса, я ведь всю свою сознательную жизнь знала, кем буду, и догадывалась, что мне придется пройти. По большому счету, интриги и склоки бывают в любых офисах, на заводе, где угодно. Так что по-любому вляпаться придется. Я знаю, что будет тяжело, что придется много работать.
Но во всем этом есть и хорошие стороны:
– Это моя стихия, я хочу находиться в ней ежечасно.
– Я не могу жить без живописи.
– У меня будет большой круг общения с такими же ударенными и зашоренными, как я.
– В этом возрасте я смогу направить всю свою энергию, силу в нужное русло.
– У меня будет море эмоций.
– Я, короче, уже прям сейчас хочу туда.
В десять лет меня словно ударила шаровая молния, и я заявила маме, что, когда вырасту – помашу ручкой и уеду из Москвы. И вот целый год я твердо знала, что так и будет. Но самой, в глубине душе, мне не верилось, что такое может случиться. То есть я не представляла это. Ну, то есть как оно произойдет. Как я окажусь вдали от города в глуши. Что увижу в первую очередь. С кем и куда пойду. Я мечтала, я верила, и я знала, что как-то оно обязательно должно произойти. Но я не могла себе представить, что вот я гуляю по лесу одна, или, например, я иду по роще, не могла представить, что дикие звери будут моими друзьями. В общем, парадокс какой-то. Но думаю, что хоть кто-нибудь понимает, о чем я. И вот в один из дней я поехала и купила билет в одну сторону и приехала на дачу одна без сопровождения. Это был геройский поступок, так как никто не знал, где я. Я просто написала смс маме: «Не ищи меня. Я на даче».

И здесь я написала свой первый рассказ «Две сестры и туманная деревня». В голове были и другие сюжеты про новый-старый дом с изразцовой и кирпичной печью. А в горячке один дом наслаивался на другой, как бульдозеры наезжают друг на друга, большой дом поглощает малый дом и кушает его, аж трещат бревна. Мои дома — это моя коллекция, но нет ни одного родного, близкого. И даже тот, который есть, – чужой. Хочу свой. А его нет. Папа обещает восемь лет достроить мой дом, наш дом с красной крышей. А пока я в сладких мечтах рисую свои дома и пишу картины с домиками. И рассказ-притчу о доме- призраке. Я одна и без денег. В старом доме.

Потом было все, как и, наверное, у многих малолеток. Несколько дней без еды, без денег в кармане, только продукты в долг в сельпо, постоянный выбор – купить чипсы, чтобы без готовки, или кинуть денег на телефон, чтобы звонить маме, по которой жутко скучаешь, потому что пока что в этой Москве на тебя всем плевать, и мама единственная, кто тебя поддерживает. Теперь я с трудом представляю, как же я жила три дня на даче одна в старом нашем фамильном доме. Старому дому более ста лет, но бабушка его немного освежила: подняла нижние венцы, одела в сайдинг и перестелила крышу. Крыша была на рубероиде черном. Так она говорила, но я не помню.

Я всегда помню, что старый дом с зеленой крышей. Трудно представить, какой дом был еще тогда, когда маме было три года и дедушка купил этот дом у тети Тамары. Никто никогда не видел эту загадочную тетю Тамару. Ни соседи, ни бабушка. Только дедушка видел ее и рассказывал нам, детям, небылицы про нее, что когда он отдавал деньги за старый дом, то вез ей деньги на тачке, потому что была инфляция, дефолт, девальвация, и деньги обесценились. Не представляю, как это он вез деньги на тачке через всю деревню. И как она с этой тачкой денег на паром садилась. Нарисую я ее с тачкой денег. А еще сложнее представить, как бы я жила там сейчас, в старом перекошенном доме с мышами и пауками. Воображение у меня и фантазия отменные.

Я даже написала рассказ. Хотела назвать его «Дом», но передумала. Назвала его «Дом в туманной деревне». Туман у нас редко бывает, так как дом стоит на пригорке с южной стороны, и быстро туман рассеивается от южных лучей, а вот в низинах волжских туман летом по утрам всегда стоит сплошной пеленой. Написала начало рассказа, чтоб не забыть… «Две сиротливые дождливые прозрачные капли медленно стекали по окну окошка купе вагона под углом направления ветра в противоположную сторону от медленного хода поезда. В купе было зябко и неуютно. Лампа мигала то и дело, погружая в кромешную тьму все, что находилось внутри. На нижних сидениях в темноте виднеются три силуэта, две девочки лет тринадцати-пятнадцати и хрупкая старушка, которая читала книгу, а одна из девочек спала, укрывшись пледом. Судьба этих подростков-девочек была весьма необычна: они выросли в детском приюте, а теперь их взяла к себе столетняя старушка, и они ехали в новый, неизвестный дом…» Дальше текст еще не записала. Но обязательно напишу о страхах девочек, о своих страхах, о буллинге, стрессах, отстраненности, самобичевании, истязании мамы и папы. Сюжет потом допишу.

ЮНОСТЬ моя.

Вспомнила, как я прощалась то ли с детством, то ли с юностью. Не совсем поняла разницу, но попрощалась со своей невинной «герлз». У всех рано или поздно происходит прощание с юной девой, не думала, что это так прозаично и обыденно. Подружки страсти рассказывают, а у меня кроме скуки и разочарования прощание с юностью ничего не вызывает. Надо будет выпытать у Зои, Маши, Полины, как у них происходило это.
Я прощалась с юностью очень секретно и тайно. Чтоб никто не видел.

Мальчишки делают секретики. Я на стороне мальчиков, я, можно сказать, предводитель и путеводитель, разгадываю секреты моментально. Мне достаточно посмотреть в глаза, чтоб прочитать тайные мысли. Что в секрете главное? Красота? Не совсем. Главное –найти такое укромное место, где его не найдут другие. Но и это не совсем главное. Важно самому не забыть это место и следующей весной открыть собственный секретик. Для секретика необходимы фольга, мох, фантики, камушки и кусочек стекла. Можно использовать цветное бутылочное стекло. Коричневое или зеленое. А вместо фольги классно положить осколок зеркала. И я жертвую свое карманное зеркальце. Я постоянно чем-то жертвую, что-то отдаю, мне не жаль, например, оторвать от блузки пуговицу, похожую на фальшивый бриллиант.

Мы были в походе с классом, с ночевкой. Палатки, костер, песни. Разговорчики до утра, секретные сплетни про старшеклассников. Для «преподов» отдельное шушуканье, чтоб лишнее не сболтнуть, а то потом не отмоешься от разборок. В самый разгар веселья, под гитару и под вожделенный напиток с газом, без алкоголя (прибьют) мне стало грустно. Я оцепенела. Застыла со стаканом, как будто меня парализовало. Глаза затуманились. Мне стало плохо. Перед глазами пролетала вся жизнь за одну секунду. Я была одновременно эмбрионом, младенцем и взрослой вумен. Единомоментно в пяти возрастных категориях. Молча встала и ушла от компании. Никто не обратил внимания.

Я брела по пригорку, через рощу, вышла на поляну. Легла на траву и обняла ее руками. Вспомнила, как в детстве я в теплой волжской воде ловила руками мальков, и пальцы сами зашевелились, лаская траву, как будто это моя питательная жидкость, которая меня обволакивает и греет, обжигает кипятком, и я сама как горячее молоко разливаюсь и наполняюсь водой жизни и водопадом счастья. Горячие слезы сами навернулись, и рыдания сковали мое равномерное дыхание. Я не знаю, что это. Со мной это в первый раз.
Наверно, я стала взрослой девушкой, и надо взглянуть на это как на становление новой личности, вумен. Это точно не очередной приступ депрессии. Карандаш и бумага – моя привычка. Всегда ношу с собой. Села и написала прощальное письмо своей юности. Сейчас и не вспомню весь текст, но смысл, идею помню.
– Юность дорогая, ты уходишь?
– Да, – ответила мне юность.
– Почему?
– Ты взрослеешь. У тебя появляются женские инстинкты, ты выпукло-вогнутая, как говорит твой папа.
– Но я же еще слабый ребенок.
– Ты не ребенок. Посмотри на себя в зеркало в ванной. Без одежды.

Я написала прощальное письмо своей юности корявым почерком на коленке и начала искать место, чтобы запомнить. Увидела валун темно-серый, размером с собачью будку. Хороший ориентир. Подошла к валуну и, как обычно, отсканировала его ладошками. Подходит. Вырыла веточкой тайную ямку неглубокую под валуном. Чтоб когда-нибудь прийти и откопать, и прочитать свое прощальное письмо себе. И опять внимательно посмотрела на камень, кусты, деревья.

Что-то этот камень мне показался знакомым, как будто я его в детстве нашла, когда заболела и сбежала из больницы. Отмерила шаги, чтоб все запомнить, где искать прощальное письмо своей юности. Под камнем. Потом вытерла слезы. И вернулась в веселую компанию. Никто и не заметил, что я вернулась повзрослевшей вумен. Я четко знала, что я не ребенок. Я взрослая. И взгляд у меня цепкий. И постоять за себя могу. Ушла от костра ребенком, вернулась к костру взрослой вумен. И мне захотелось прыгать через костер. А самое странное – я так до сих пор толком и не знаю, что стоит за ритуалом прыжка через огонь. Кто-нибудь сможет объяснить, зачем на Ивана Купала нужно прыгать через огонь?

Сколько версий прохождения через огонь. Действительно интересно становится разобраться. Пожалуй, стоит сосредоточиться на внутренних ощущениях. Что чувствуешь в момент прыжка в огонь? Самый отчетливый, наиболее осознаваемый момент – решение. Последний миг перед тем, как отталкиваешься от земли. Страх. Перед пламенем – если разведен настоящий, высокий костер. Перед собственной неуклюжестью, если прыгунья такая, как я.

Страх – и прыжок через него. Внутри себя. Я прыгающая в огонь. Огонь внутри. Везде огонь. Момент полета. Ярко. Искры – в глаза. И хоть засыпьте учеными изысканиями, но очищение тут есть. Что-то исчезает в момент полета. Вуаль. Пленка. Плева рвется. Тень мысли рвется. Что-то. Не знаю. Не описать. И еще. Когда идешь потом купаться или просто возвращаешься в реальность, такое ощущение, что ты прошла через огонь и медные трубы.
Незафиксированная реальность. Будто ты идешь сама по себе, а тело – не то чтобы отдельно, но как-то вне фокуса. Словно рано утром, на грани сна и пробуждения, тебе снится сон о том, что ты идешь по улице или купаешься в реке. Сумбурное описание получилось. Что-то внутри противится анализу. Нет, не противится. Просто отказывается формулироваться в слова. Оно есть. Словари и статьи не помогают приблизиться к пониманию огня внутри и вне. Огонь везде. И я снова прыгаю, как в замедленной сьемке рапидом и со стоп-кадром. Замираю, лечу, горю, падаю, не сгораю. Или сгораю. Чудно как-то и непривычно. Гореть как Жана Д’Арк и не сгорать.

А ведь меня не было всего один час, так мне показалось. Но потом Полина спросила: «Где ты была три часа? Я тебя везде искала». Длинное прощание с юностью оказалось. Как бы мне хотелось снова оказаться на той же поляне, погладить тот камень, спросить его, как он хранил мой секрет, и прочитать мое письмо мне в будущее. Надо попросить, чтоб кто-нибудь мне составил компанию в этом путешествии во времени. И составить список, что я не люблю. Список нелюбви будет длинный. Что я люблю, будет маленький список.

Что не люблю, составила длинный список: громкую музыку, громкие салюты и крики. Когда стоят над душой. Когда на меня смотрят, выпучив глаза. Когда пристают. Когда папа говорит мне: «Выпукло-вогнутая». Когда нет мамы. Когда много уроков. Когда не могу вспомнить название вещи. Когда со мной спорят и читают мораль.
И не надо со мной спорить, я этого не люблю. Не люблю свои озябшие пальцы, если они не прикасаются к горячей поверхности фарфоровой чашки с горячим кофе. Не люблю той мелкой дрожи, которая меня опустошает.

Не люблю пипидастр и пыль. Не люблю пустоту в душе, когда там бездна и темнота. Не люблю, когда туман в глазах. Когда некого любить, а так хочется. Когда роются в моих вещах. Когда хочется обнять весь шар земной от любви и подарить всем радость, а всем пофиг, я очень этого не люблю, что всем по фиг.

Не люблю, когда меня лапают. Не люблю, когда пахнет изо рта. И не надо на меня смотреть. И командовать не надо. Лучше помолчать. Не трогайте меня. Не люблю мыть посуду. Не люблю ночь, потому они ночью ко мне приходят. Не люблю всякие клички мои: Анна на шее, АНУ–Ка, Каренина Анна. Зовите меня НЮТА. Я Нюта.

Все пытаюсь поймать момент, когда я стала я. Когда поняла, или, точнее, ощутила, что девочка, девушка, женщина, старуха. Что мой пол – фемина, вумен, женщина. Я не о фазах взросления-старения, но о понимании-ощущении своего пола. Вот иду по берегу Волги, торможу у причала, присаживаюсь, смотрю на тусню рыбок. Я абсолютно нормальна.

Я ищу свой слом. Ищу подтверждения своих опасений. В словах нет ни философии, ни религии, ни социальной программы. Если кто-то не просто скользит глазами по буквам, но еще и понимает смысл, то вопрос к самой себе: кто я? Воображуля. Я воображаю себя кем угодно. Придумываю себе чужие истории. А чем моя подлинная, настоящая история хуже придуманной?
Придуманную жизнь можно скорректировать, изменить, переписать.

А свою не исправишь быстро. Дени уже не выбросишь из своей жизни. Он здесь. Его раньше не было, и я не придумала его, он сам к нам явился из Африки. Нет с Мадагаскара. Теперь никто не знает, с какого континента он появился, потому что нам запретили с ним встречаться. А может, Дени – это придуманный «анти-херой». И никакой он не сын миллиардера, а обыкновенный турист. Тогда откуда у него такая яхта вся в золоте. Откуда у него на ладони экран вместо гаджета. Откуда у него акваланги с мотором и подводным экраном. Он по очереди нам давал понырять с аквалангами. Асе не дал. «Мелкая еще».

***
Все мы пленники рисунка. Я сейчас говорю о сепии. Приходим на занятия, а там графические занятия и темпоритм линий. Непонятный темпоритм графических линий, в котором вроде ничего сложного, а все равно не получается, как у «препода». Мы усталые «худо-манагеры», мозг которых работает плохо после трехчасового напряга.
Свобода, вот что мне нравится больше всего в этом месте. Общая свобода, определенная условиями, и моя личная свобода, которой это место очень способствует. Я точно знаю, зачем это нам – чтобы возвращаться. Чтобы было к кому и было зачем. Но мне до смерти интересно – вам, вам-то это зачем? Зачем вам такие плохие стареющие, но не вырастающие дети? И мы снова бежим – сплетать хвосты и лазить по деревьям, иногда жалуясь: «А она мне и говорит, представляешь? – Да совсем с ума сошла, больные они, эти взрослые», – но чаще мы играем в свои невинные игры, в которых нет ничего плохого, кроме одного – вам с нами нельзя. Иногда мы убегаем из дома, садимся в поезд, прикинувшись взрослыми, прикрывшись паспортами и едем туда, где никто не знает, чьи мы.

Чьи вы, ребята? Мы – свои собственные. В Африку и Мадагаскар никогда не сбегают дольше, чем на пять дней. Мам, ну чего ты? Я обязательно вернусь, не к ужину, так к обеду. Только в Африку смотаюсь, и назад. Не смогла с тобой не поделиться найденным чудом. Я думаю, что тебе понравится. В унисон с книгой и мыслями.
А я вчера от переизбытка свободного времени вследствие накинувшейся на меня простудной хвори перечитала дневники. Какая я, однако, умница. Просто диву даешься, как мне удается придумывать такие милые слова и словечки.

Ты создаешь свой домашний очаг из слов и предложений – ту среду́, вокруг чего живет тихое девичье счастье, тепло, уют. Что может быть прекраснее, чем холодным зимним вечером, когда за окном завывает вьюга, а от выпавшего снега дороги становятся труднопроходимыми, зажечь камин, присесть рядом и наблюдать, как потрескивают там дровишки, дрожат язычки пламени, в дымоходе кто-то тихо затягивает свою грустную песню, а дом с красной крышей наполняется мягким теплом и ароматом. Остается только раскрыть дневники, зажечь свечи и забыть обо всем, что связывает тебя с этим миром, с его суетой и беготней, и отдаться в плен чужим чувствам и нахлынувшим желаниям, сдержать которые в такой атмосфере не представляется возможным, да и нужно ли.

А утром проснуться самым счастливым человеком на Земле. Потому что ты написала дневник за себя и за нее. Это мои слова. Мои слова о ней. Я так о себе не умею писать. Можно ты будешь писать, а я тебе буду диктовать о Нюте. Мы как бы двоимся и почкуемся, размножаемся, как одноклеточные делятся пополам, чтоб эти половинки делились снова, и так до бесконечности. Я ей диктую, а она, послушная, пишет и не бунтует. Потому что она размножилась и уже другая. Вижу себя со стороны: волосы тщательно уложены, будто только что из парикмахерской, будто была у стилиста. У меня аккуратная голова, серьги, кулон или колье, блузка или строгий пиджак.

Одним словом, верх, верхняя половина тела – безукоризненно оформлена. Но вот волосы, волосы почти до пупка, жесткие непослушные волосы – хотелось бы, чтоб они были мягче и неприметней. Ягодицы. Не форма попы, не ее объем, но ее мягкость и трясучесть. Ляжки и коленки. Коленки должны быть прикрыты. Пусть на мне будет юбка, которая не скрывает область тазобедренных суставов и ниже, но пусть скроет мои коленки. Коленки – это не то чтобы неприлично, это как-то беззащитно, это подкашивает.

Почему мне так нужно поймать момент своего самосознания, своего прозрения? К девушке меня готовили, к женщине готовили. К школе готовили (приготовишка), к работе готовили. Но к старости никто не готовит. От Шекспира до не Шекспира – молчат, молчок. Напишу как-нибудь про бабушку-соседку Мещерскую этажом ниже. Почти афоризм и крылатая фраза. «Соседка этажом ниже». Жаль, никто сейчас читать не умеет. Прочтут двое, которые ни говорить, ни писать не могут. Калеки.

Мой роман – о калеках. О ходулях, о костылях. Нет, повесть. Да, повесть. О соседке этажом ниже. Сколько раз мне мама запрещала к ней ходить. Мама запрещает мне с Дени переписываться и думать о нем. Это они с папашей испортили нам жизнь на Волге. Дорогу проложили прямо через наш дом. Теперь, когда машина едет, дом трясется как от землетрясения. Приду к «соседке снизу» и тихонько сяду в мягкое кресло и молчу. И она молчит. Ни о чем не спрашивает. «Я же тебе говорила, что он испортит тебе жизнь», – подумала она. Сиротка мурлычет и думает то же самое. Я слушаю мурлыканье и слушаю, как молча они обе меня осуждают.

Надежда молчит, и я молчу. Час можем так сидеть и молчать. И есть в этом молчании свое очарование. Я бы описала это одним длинным словом – волшебно-гармонично-фантазийно-космическо-экстазное-внутренне-вселенное молчание трех родственных душ в период расставания одной из них, то есть меня.

***

Любовь – вот что крепко-накрепко держит тебя на плаву. Не пускай в свою жизнь скуку. Как только почувствуешь, что туман скуки надвигается, тут же устраивай себе небольшие праздники. Импровизированные дни любви скрасят тебе будни. И не важно, как ты будешь упражняться в любви, как культивировать в себе любовь будешь. Полюбишь облако глазами, почувствуешь нежность к дереву, заговоришь с ним.

Или поговори с собой, потому что ты не одна, вас много внутри, и ты многоликая. С каждой из своих личин выстрой доверительные отношения. Мышцы любви надо накачивать. Нравственность и духовность, если не подпитывать, – помирают быстро и исчезают в мгновение. Но Дени совершенно безнравственный.

Разве так можно строить? Можно так дороги без прослойки строить? Вот так строить можно? Так нельзя. Но так дешевле. Не может быть. Может не быть. Быть может, нельзя. Я позволяю ему любить себя. Продолжаю думать о нем. А он разрушил мою мечту. Разрушил мой дом. Касанием в толпе, улыбкой в письме, разговором во сне. Я все еще люблю тебя, я позволяю тебе любить меня. Но это неправильно. Я живу на краю вулкана, мой дом рушится. Моя мечта рассыпается. Капля за каплей, шепча, придумывая на ходу оправдания ему и себе.
Замирая и желая, смеясь и опасаясь, я иду к тебе, позволяю себе идти к тебе. Я ничего не боюсь рядом с тобой. Но верни мне мой дом. Тихий дом. С красной крышей. Ты подлец и негодяй. Вон из моего дома. Я его строила последние семь лет. И вот она награда. В одно лето ты пришел и все разрушил.

А я тебя любила. Разрушитель сердец. Тот, кого я ждала: свою тень, свою плоть, свою мечту – приходит и все разрушает. Порой мы сами не осознаем, что мечта – это всего лишь придуманный образ, слепленный из ожиданий и грез, фантазий и воображения. И ничего общего с реальной жизнью не имеющий. Надо быть трезвой. Ага. Сказать себе: «Нюта, не влюбляйся. Нюта, не шарь по чужим окнам. Не давай волю чувствам. Не мечтай. Не драматизируй. Не плачь. Не летай на шаре. Уйми дрожь в ладошах. Не распускай волосы. Держи себя в узде». Легко сказать, но сделать и заставить себя невозможно. Как невозможно выпрямить искривленное, утолить жаждущее, наполнить худое, удовлетворить неудовлетворенное женское сердце, иссохшее без любви.

Дени любит рассказывать про Африку. И все такое хорошее рассказывает. Какой-то рай на земле. И подумалось тут мне, что африканской цивилизации никто не помогал развиваться, кроме нас, русских. Никто не вез вакцину от чумы и гуманитарную помощь. И теперь мы им всем шлем. А судя по всему, в ту Африку сколько ни пошли – все мало будет. Потому как – а «нафига» им развиваться? Они спокойно могут сидеть на попе ровно, весело воевать друг с другом, радостно размножаться и ждать очередной гуманитарной помощи. И тебя же еще «мочканут» из привезенного дядей Сэмом «Калашникова». На редкость осмысленное занятие. Это скажу Дени, когда мы с ним в очередной раз встретимся.

Остывание

Прости, что не ответила на смс, – банально нет денег на телефоне, а выходить на улицу сегодня страшно не хотелось. Очень приятно было получить утром приветствие. Вроде бы, мелочь, ничего серьезного, но оказанное внимание бесценно. Вообще, у тебя есть удивительная способность – видеть в женщине женщину, даже если она далеко, даже если вы, фактически, незнакомы. Спасибо за это. Вчера был трудный день. Пятница – конец учебной недели, когда я совершенно выматываюсь. Всего несколько часов в день рисунок, графика, колористика (самые вредные краски), но эти несколько часов – соковыжималка.

День закончился феерической ссорой с Дени. Не могла уснуть до четырех утра. И вы знаете, утром, подойдя к компьютеру, я вспомнила фразу из письма: «Там моя героиня и герой совершают маленькие подвиги над самим собой, над обстоятельствами. Они трудятся над своей душой». Мы совершили этот маленький подвиг. Наговорили друг другу вчера всякого, как бывает, сгоряча. А утром попросили прощения. Для меня это еще куда ни шло, но вот для него… Впрочем, наверное, как для любого мужчины, например, мой папа так и не смог переломить себя, кажется, ни разу за всю жизнь – не извинялся передо мной, даже если был тысячу раз не прав.
Хотя, конечно, тень обиды осталась. Но это пройдет, я знаю. Ох, в общем, что-то я устала сопротивляться-упираться. Без друзей тошно, но как вспомню, с каким увлечением они ко мне влезли, как вспомню, как они обсуждали мою личную жизнь с людьми совершенно посторонними. Вот и верь людям после этого. Что странно, у меня никогда не было такого, чтобы человек, мне понравившийся, был ко мне равнодушен.

Это касается и дружбы, и не скажу любви – влюбленности. Может быть, это связано с крайней моей избирательностью и даже привередливостью, о которой я как-то уже писала. Только тут влюбилась так, что сама от себя не ожидала. Доводы рассудка чаще всего остаются не услышанными. Я знаю, что мужчину надо заинтриговать, дать ему соскучиться по тебе, но… Ох, время, время. Скорее бы прошли эти две недели. Бросить писать я, оказывается, не могу. Мне почти физически не хватает этого ощущения, когда ты выпускаешь свои мысли в пространство.
Я всегда стараюсь в своих текстах создать настроение, я люблю рисовать словами широкими мазками, но смотреть на эти картины в темном углу, в полном одиночестве, уж очень тоскливо. Посмотрим, что с этим делать, хотя, должна признаться, некоторые клубочки мыслей я предпочла бы никогда не доставать из корзины – их яркость больно режет глаза. А откровенность моих фантазий может шокировать и принизить мои достоинства перед низменными инстинктами страстных похотей. Что-то там написано про похоть очей и гордость житейскую в Библии. Дени мне иногда рассказывает наизусть цитаты из Библии, когда мы болтаем по телефону.

***

Как приятна взаимная симпатия, как приятен спокойный, доброжелательный диалог, как приятно радовать и радоваться. Как приятно писать тебе письмо, зная, что ты ждешь, как хорошо потом получать ответ на свои мысли и движения души. Особенно приятно мне писать тебе сегодня – в благостном умиротворении после бурь последней недели.

Как-то вдруг успокоилось все, как-то вдруг нежданный покой пришел. Вчера и сегодня подолгу разговаривала с тобой так хорошо, так спокойно, так тепло. Иногда смешно подумать: как мало надо человеку для счастья. Как мало надо девушке для счастья – чтобы ее ценил, уважал и любил парень. Ох, слишком много у меня сегодня восклицательных знаков. Впрочем, это ведь лучше меланхолических многоточий и безликих, а иногда безнадежных точек. Вчера сделала подарок нам. И это было огромной радостью и чудом для нас обеих.

Так хорошо знать, что человек улыбается благодаря тебе. Мы закрыты на все замки, мы скрыты от всего мира, мы недоверчивы. Но мы учим друг друга разговаривать. Мы учимся понимать друг друга. Через боль, через обиды, через скандалы. Но эти скандалы не становятся тупиком, они – наша мучительная дорога к доверию. Признаться, я не знаю, чем закончатся наши отношения. Впрочем, всегда есть только два пути развития: все или ничего. Ни на что другое я не согласна. Середнячок в таких делах – не для меня. Я безумно любопытна – как маленький ребенок. Не могу противиться твоему желанию сделать мне подарок. Хочу, чтобы ты знал: общение с тобой – уже подарок для меня. Мне очень приятны эти молчаливые разговоры.

Письмо от дедушки.

Здравствуй, Нюта. В первых строках моего письма желаю тебе отменного здоровья и отличного настроения. От мамы я узнал, что ты в больнице после месячного недомогания. Я тоже месяц лежу в больнице пятьдесят два, это рядом с Кристиной, соседний дом, так что я два раза хожу к ним в гости каждую неделю, иногда три раза. Вспоминаю, когда мне было четырнадцать лет и я лежал в больнице с гландами две недели. Я там в палате перечитал много книг. И даже читал те книги, которые нам рекомендовали как внешкольное чтение по программе русской литературы и истории.
Я настолько хорошо знал содержание, что потом легко сдавал экзамены и писал сочинения. А потом, уже в армии на службе, я читал много классических произведений зарубежных авторов. И когда поступал в институт, эти знания, почерпнутые из книг, мне очень пригодились. Ты меня спросишь – а читаю ли я сейчас? Нет, не читаю. Есть причины. Первая – не попадаются достойные авторы, вторая – я очень много снимаю и делаю ролики для Фейсбука, ВК, Ютуба. Даже не имея компьютера, лежа в палате, я на мобильном приложении InShot монтирую, озвучиваю ролики. К концу двадцать четвертого года мне предложили вступить в Союз писателей.

У меня вышло три книги в разные годы, и я намеревался писать еще четвертую книгу, так как у меня есть наброски-черновики. Но я понимаю, что душа не горит, глаза не блестят и нет вдохновения. Я помню то состояние полета и вдохновения, когда я писал первую, вторую и третью книгу. А сейчас этого волшебного состояния нет. Так что, если ты хочешь написать картину или роман, это надо делать в очень высоком полете духа, мысли и воображения. А я знаю, что ты очень талантливая девушка. И все, за что берешься, у тебя получается на отлично. Твоя картина висит у меня на самом видном месте, и я всегда восхищаюсь твоим талантом художника. Ты вдохновенная, удивительная и красивая. Немного подлечись и догоняй учебную программу. Много читай, рисуй, общайся с подругами. И про дедушку Колю не забывай. Я тебя очень люблю и молюсь за тебя, чтоб Господь даровал тебе исцеление от твоего недуга, и мы опять будем вместе праздновать Новый год и Рождество.

Любящий тебя дедушка Коля.