Том 2 Глава 8 (Глава 8)

4

Неприятно слать души прекрасные порывы людям серединного ума, непонятной доброты и пресной любви. Не сразу разберешься, что у тебя пустая кладовая души и нечего дать в чужие потемки души. Если ты сам сильный, бойся слабака. Этот слабак-середнячок вынудит тебя ползать по кругу жизни, и круг замкнется, когда ты обессилившая не скажешь: никто не жалеет меня. Многие спрашивают, что мне делать? Надо становиться крепче духом и умом. Черпать энергию из смеха ребенка, из сока грейпфрута, из холодного родника, из ста приседаний. Черпать силу из камня метеорита. Прыгать через костер на Ивана Купала. Ходить к роднику до рассвета и мыть ноги в росе. Ласкать себя розовым рассветом. Гладить коней на водопое. Заблудиться в топи болотной и не утонуть в трясине.

Влюбиться так чтоб потерять сознание. Молиться неистово как монахи, чтоб земля дрожала и люди замолчали. Простить и не заметить колкой зависти. Парировать снисходительные усмешки. Вокруг слабовольные людишки, которым сподручно притвориться слабым. Если ты зачат и рожден ты уже богатырь, ты и не подозреваешь, сколько духовной силы в тебе. Спроси своего слабовольного друга что он делает, чтобы быть крепче духом? Ты услышишь причины и оправдания, а не действие души. Чем питается и как оправдывается слабодушный? Он проживает там, где ему вольготно и не надо напрягаться. Он работает там, где ему платят зарплату. Он ест все подряд и без разбору; он лечится там, где бы не надо было лечится; он живет с теми, кто его нашел; он смотрит на то, что ему показывают за окном и по ТВ; он отдыхает там, где другие работают. Не связывайся с такими ничтожествами. Внутреннюю силу дай тому, кто ценит и понимает. Не бросай свой бисер перед свиньями. Отдай нежность и своё внимание тому, кто воздаст тебе в сто крат. Ищи в себе и развивай силу духа, культивируй получение энергии из святых и чистых источников. Слабые и безвольные люди часто оправдывают свою пассивность, обвиняя внешние обстоятельства.

Они избегают ответственности и довольствуются комфортом, не желая прилагать усилия для улучшения своей жизни. Помогать таким людям – значит только усугублять их слабость. Настоящая помощь заключается в том, чтобы дать человеку возможность стать самостоятельным. Искать надо друзей среди сильных и целеустремлённых. Поиск таких друзей может быть долгим и трудным, но он того стоит. Я счастлива что у меня появились такие приятные и обходительные друзья – родители Дени. Как-то легко и сразу я их полюбила без напряга. С ними рядом чувствуешь себя уверенно и спокойно. Им от меня ничего не надо. Они иногда поглядывают на меня, как будто высматривая во мне изъяны и грешки. А мне? Надо составить список что я жду от них. Но это же банкет за чужой счет. Они очень богатые и обеспеченные. Дени у них единственный сын. А я просто сбоку приложение бесплатное. За все приходится платить.

И мне придется платить – унижением и заискиванием перед родителями Дени. Придется унижаться перед ними. Даже мне через много-много лет придется платить папе и маме, когда они будут немощными и я буду за ними ухаживать, когда им будет девяносто лет. Плохо быть маленькой глупой девочкой. Но в шестнадцать лет уже простительно, есть шанс со временем повзрослеть и поумнеть, а еще набраться опыта, научиться на своих ошибках и обходить любимые грабли стороной. Но тут началась активная движуха нашего семейного прайда по комплектации мебелью нашего дома с красной крышей, хозяйкой которого я себя почувствовала, заглядывая в домовую книгу, где была я на первой странице. А новая мебель так вкусно пахнет. И новые простыни, наволочки приятно обволакивают и убаюкивают меня.
5

Как быстро все устаревает, либо вообще умирает, либо переходят в разряд скучной нафталинной архаики. Так что остаётся? Остаются портреты деятелей, которых никто не помнит. А еще череда перемен — черное становится белым и наоборот. Только вчера обнуленная соседняя страна была эталоном демократии. И вдруг за пару дней она стала изгоем. В чём дело? Дело в том, что приходят новые лидеры, новые идеи и старое моментально отмирает. И людишки временщики исчезают как комары однодневки.

Давно хочу написать картину «Государство-призрак». Не потому что я политикой интересуюсь. А потому что огромные ресурсы и энергия человеческая уходит на кормление государств монстров-призраков. Аллегорическая картина из Апокалипсиса. Рождается пушистый и ласковый зверь государство, но зачато это государство от ехидны и змея, а вынашивается государство в утробе гиены, воспитывается государство в серпентарии. Но государство — это люди. И люди сами создают себе ад на земле. Как бы картиной это изобразить? Государство-призрак. Государство-утопия. Страна изгоев. Страна дураков. Как у Босха, или у Брейгеля. Люблю изучать детали картин Босха, Брейгель ему подражает, но у него более реалистичные персонажи, тогда как у Босха это некие мифические существа и рожи из моих снов. Откуда он их знает? Наверно он был такой же больной на всю голову. Нет таких слов чтоб подобрать и описать обиду, злость, боль за шестьдесят миллионов граждан, которые строят непонятно что, воюют непонятно за что. И хотят не понятно, что. И верят не понятно во что. Если я, когда ни будь нарисую эту картину, то на ней будет предупреждение. Не уподобляйся этому. И не слушай своих вождей. И не иди за толпой, иди своей дорогой. Не прыгай на мостовой. Не участвуй в майданах. Не убивай невинных. Не запрещай говорить на русском языке. Не жди подачки от дяди Сэма. Не блудодействуй. Так все же написано в законе Моисея. Десять заповедей. Страна клятвопреступница. Десять Божьих законов преступила. Теперь она белая и пушистая, а все остальные виноваты. Триптих картина получится. Или диптих. Но обязательно с болью и с предупреждением на тысячу лет потомкам. Не уподобляйся этому. Винтаж снова входит в моду.

Перечитываю Фицджеральда и Марселя Пруста под углом и в свете моих стилевых открытий и находок при написании моих полотен. Как-то странно — читаю книги — вижу картины. Когда пишу картины, нахожу нужные слова. Пишу картины не с натуры, а то что увидела в воображении. Так я лучше понимаю тайные приёмы, которыми пользуются авторы живописцы. Интересно изучать их стиль и убедиться, что мой стиль не похож ни на одного из них. И даже винтажные полотна прошлого века отличается манерой изложения от моего стиля. Это упорный труд выработка стиля. Ты можешь сказать, что мои полотна гуано. Но ты этого не скажешь.

Первое: ты не можешь определить, гуано мое полотно или нет. Второе: ты не желаешь пиарить ни мои картины, ни другое сомнительное гуано. Обычно потомки начинают ценить, то что современники не оценили. А ценится то что вечно, вне политики, вне моды. То, что важно на все времена. Посмотрела в оригинале Виктора Васнецова и Александр Дейнека в Русском музее. Долго смотрела. Придирчиво. Со скепсисом. С Пиететом и с восхищением. Поняла для себя – лица надо прорисовывать тщательно, скрупулёзно, а то через сто лет найдется такая же дотошная и шизанутая как я и будет придираться к моим лицам, что они невыразительные и все писаны под копирку как у Васнецова и у Дейнеки. Видимо для них важно было не портретное сходство, а послание к потомкам. У Васнецова русский дух передать потомкам. А у Дейнеки пролетарский дух передать потомкам. И при этом портретное сходство не важно и второстепенно. В такое время мы живем. Все подвергаем сомнениям и авторитеты для молодежи не авторитет. И то что вчера было эталоном сегодня для нас не является вечной ценностью.

Всегда так было. Меняются эпохи, вождей свергают, памятники уничтожают. Приходит новая поросль, утверждает новые веяния, насаждает эталоны красоты. Хорошо если в этом движении ты успеваешь за ритмами и тактами прогресса и не сбиваешься в холостые тупики творчества, где тебя не знают, не принимают и забывают на следующий день после знакомства. Искусство должно волновать и цеплять глубины сердца. Если обнаженным нервом и натянутой струной пишешь – это искусство. Если ремесленными привычными мазками – не жди реакции положительной, забудут и не оценят. Находится в восторженно-натянутом и обнаженном состоянии творчества постоянно это требует тренировки. Буду тренироваться.

6

Дальше оттягивать момент расставания не было сил. Все равно надо расставаться на один год. Зависимость от Нюты у Дени выражалась приливом сил при встречах, и упадком, когда он не видел ее неделю или две. Нюта действовала на него как наркотик или как энергетический напиток. Чем больше пьешь – тем больше хочется. Такая зависимость доставляла определенную радость и эйфорию. Каждая новая встреча сулила новые вожделенные эмоции, удовлетворение страстей. Но главное угадать ее движение души, полет мысли, предвосхитить и угадать биение сердца. И принести в мужских ладонях ей возвышенные чувства и тайные порывы духа. Он теряет пространство и время, когда она рядом, он не чует земли под собой, потому что она его воздух, она его вселенная, она его будущее. От нее особый аромат, у нее улыбка солнца, она как утренний рассвет свежа. И нет такой силы, которая вырвет ее из его сердца.

Дени назначил свидание на причале где погуще камыш. Он не знал, что скажет своей любимой. Не было сил, не было слов. Только тяжелый комок под сердцем. Нюта сразу все поняла по его виду, что это последняя встреча. Она не знала почему. Она твердо знала, что теряет любимого. Не было слез и истерики. Не было вздохов. Они молчали. В молчании родственных душ есть острая необходимость, когда слова не могут выразить боль сердца и томление духа.

Когда невозможно подобрать слова, потому что внутри такой страх потери смысла жизни, что любой звук, как медь звенящая и кимвал звучащий. Любовь в апогее и в перигее сходит с орбит, падает метеоритом об землю, оставляя выжженный след в душе, погасшее сердце и смятенный дух. Картины первого свидания пронеслись в голове у Нюты и Дени. Он взял ее за руку и поднес к своим губам. Что отдать своей любви? Отдать всего себя, бросить в ее объятия свою душу, силу юности, энергию духа, мужскую стать. Самые сокровенные движения и порывы материализуются в нежных сплетениях ладоней и пальцев. Прикосновение губ и дыхание сердца заполняет все пространство вокруг причала и до горизонта. И нет картины печальней на свете, чем два утомленных сердца на берегу Волги, которые прощаются со своей любовью.

— Ты уходишь?
— Да.
— Ты ко мне вернешься? Или навсегда?
— Я буду тебя любить вечно. Я вернусь за тобой.
— Ты будешь мне писать?
— Буду.
— Когда ты уезжаешь?
— Завтра на рассвете.
— Куда?
— Сначала в Конаково, потом в Москву, потом в Хабаровск.
— А ты?
— Я здесь до завтра. Завтра тоже уезжаю.
— Ты помнишь наши рассветы?
— Это лучшие моменты моей жизни.
— Как нам жить? Как мне жить без тебя?
— Я буду писать тебе каждый день. И звонить.
— Скажи мне что ни будь, любимый.
— Суженая моя. Любовь моя. Жена моя.
— Ты первый раз назвал меня женой. Один раз назвал невестой. Так кто я?
— Ты смысл моей жизни, ты это я. Ты мое отражение. В твоих глазах отражаюсь я Дени. Ты моя вторая самая лучшая половинка.
— Обними меня. И прижми крепче к сердцу. Не отпускай меня. Я умру без тебя.
— Помнишь нашу первую встречу?
— Я помню каждый день и каждый миг. Наши встречи. Ты сидишь и пишешь картины с мольбертом, а я любуюсь закатом, рассветом и тобой. И нет счастливее меня человека на всем белом свете.
— А помнишь, как я испугалась на кабаньей тропе, и вся дрожала от испуга, когда кабаниха с малышами нам дорогу перебежала.
— Ты и сейчас немного дрожишь, давай я тебя укрою своей ветровкой. — Всего один год, и я вернусь.
— Это так долго – один год. Я приеду к тебе. Ты где будешь служить?
— Далеко. Дальний Восток. Хабаровск.
— Я там ни ризу не была. Возьми меня с собой.

К причалу шли двое рыбаков и Дени с Нютой пошли прогуляться по набережной в обнимку, чтоб сказать что-то очень важное перед разлукой. В молодости и юности никто не знает свою судьбу, но они верили в свою судьбу и в свою любовь, как верят в то что завтра взойдет солнце, что папа и мама вечно будут жить. Как верят в то что любовь побеждает и не устает. И что расставание только укрепляет любовь. Они не знали, что будет через двадцать и тридцать лет. Но они твердо были уверены, что через двенадцать месяцев они снова встретятся.

Первое письмо от Дени.
Я радуюсь тебе, как радуется листва дождю и тёплому солнцу. Для этого мне нужно стать летним, тёплым дождём и пролиться каплями в твои протянутые ладони. По твоим щекам и лицу я разольюсь июньским дождем. Я хочу ласкать тебя всю, но ты вдруг отгораживаешься от меня зонтом. Это ничего, утешаю себя я. Ты просто не узнала меня, и я стану солнечным лучиком. Я приду к тебе на рассвете и загляну в твоё окно. Я буду нежно ласкать твою бархатную кожу и согревать своим теплом твоё тело. Ещё немного, и ты проснёшься в моих объятиях. Но ты вдруг протягиваешь руку к окну и задёргиваешь плотную штору. И тогда я стану листвой на деревьях.

Я буду рассказывать тебе о своей любви тихим шелестом в раскидистых ветвях. Тебя будут омывать мои слёзы дождя и согревать мои лучи солнца. Я подарю тебе тень и укрою от полуденного зноя, а когда неожиданно налетит гроза, я не дам тебе промокнуть. Придёт осень и лучи солнца скроются в тёмных тучах. Дождь станет холодным и сменится колючим первым снегом. Порывистый ветер будет рвать на части твою душу, разносить по пустынным замёрзшим просторам и поднимать в серое осеннее небо. Я сделаю тебе свой лучший подарок. Я постелю золотой осенний ковёр к твоим ногам и растворюсь в воздухе чуть уловимым запахом дыма сгорающих листьев и спелых яблок.

Неповторимым ароматом осени. Грустной песней клина курлыкающих в небе журавлей. Однажды морозным утром, кутаясь в шаль ты выглянешь в окно и увидишь белый саван снега. И вдруг тебе очень захочется летнего дождя и тёплых ласковых лучей солнца. Я никак не могу рассказать, как радуется листва дождю и тёплому солнцу. Чуть-чуть сегодня ты грустна, и находишься в ожидании праздника. Этот праздник придет чуть позже. Ты стоишь у окна и мечтаешь. Вот, сейчас он подойдет, коснется плеча, и тебе станет так легко, радостно, покойно. Но он еще далеко. В твоих мечтах, в дальней дороге, в небытии твоего подсознания. Он еще в зародыше теплого комочка где-то там под сердцем. Он еще не оформился в четкий образ. И что-то грудь волнуется, не хватает воздуха.
На мгновение закрываешь глаза — картина четкая, резкая, яркая. Вот он идет тебе навстречу и улыбается, с широко раскинутыми руками, виновато протягивает огромнейший букет из тридцати трех цветов: хризантемы, розы, ромашки, герберы. Ты вдыхаешь их аромат, открываешь глаза. Да. Ты также стоишь у окна и ждешь чуда. Но оно еще аморфное, движущееся, струящееся. Цепляешься руками за портьеру, как за спасительную нить, соединяющую тебя и его. А его все нет. Его силуэт растаял, как иней на холодном стекле. Берешь трубку телефона, чтоб позвонить кому-нибудь, наугад, лишь бы избавиться от тревожной пустоты, уносящей в бездну. Пальцы осязают пустоту, они шевелятся, как будто играя на арфе. Губы безмолвно шепчут слова: приди, я жду. Милый. Ну, позвони. Мне так плохо. Хочу только услышать твой голос. И вдруг, тишина разрывается его звонкими шагами и ты слышишь его родной голос:
— Любимая Нюта. Я пришел к тебе. Я с тобой. Жди меня. Я скоро вернусь, любимая.

7

Скрыть прошлое, притвориться, что прошлого не было – казалось бы, проще не придумаешь. Но вины моей в этом нет, или так мне хотелось думать, что виноватая не я. Только вот вина, как пуля, всё равно найдёт свой путь. Боль вины пришла неожиданно, в ранний час. Я проснулась, словно птица в клетке. А птица в чём виновата? Невыносимая боль. Нужно дышать ровно, это пройдёт. Только вот отпустит ли оно, оставив вместо себя пустоту, огромную дыру вины, пронзающую мою середину. Может, так же Христа пронзили копьем, и у него тоже была дыра в груди, как у меня. Но мы дышим. Вдохнули все, что могли, радуясь, что мотор выдержал, вытянул нас, вдохнули и открыли глаза. Боль и страх отступили. Меня потрясло благородство христианского сознания. Впервые столкнулась с таким. Ну, почти впервые. Ведь мои обе Надежды – глубоко верующие люди. Но в их мысли я не проникала. И о вере мы с ними не слишком много говорили, хотя и они иногда поражали меня до глубины души своим отношением.

Я растерялась, когда передо мной предстал совершенно новый для меня мир — сознание верующего человека. Для меня было шоком, что Алик Миллер постоянно думает о Боге, о том, как Он расценит его дела, мысли. Как то, что он делает, отразится на его загробной жизни. Как важно для него, чтобы Бог был в его душе. Вся его жизнь, каждая минута, любая мысль, чувство, — всё связано с Богом. Всё его сознание наполнено чувством Бога. Вся жизнь расценивается, отталкиваясь от заповедей. Глядя на него, я начала читать Библию, хотелось поддерживать духовные разговоры с ним. Здесь в Свердлово, Юрьево Девичье захожу в сумасшедше красивые соборы и читаю молитвы.
Некоторые батюшки даже мне кивают головой как старой знакомой. Всегда на вопрос, верю я или нет, я хмурюсь и отвечаю, что верю и перевожу разговор на другую тему. Я верю. В Христа, в космос, в себя, в волшебников и фей. Я без проблем представляю, что всё написанное в Библии было в реальности. Что есть ад и рай. Ангелы. Но. Конечно, во мне есть что-то святое, где-то в районе сердца. Там что-то такое светлое и доброе, благодаря которому я всё-таки считаю себя верующей девушкой. Как будто там какой-то свой Бог. Бог света и добра. Бог любви и милосердия. Может я умерла, и моя бренная душа мечется в этом грязном несовершенном мире и не может попасть туда, куда попадают души после смерти? Но верю в загробную жизнь. Это, наверное, единственное, в чём я уверенна.

Что я буду жить вечно. И что душа моя вечно будет путешествовать во вселенной среди планет и метеоритов. Я долго сопротивлялась учебе на годичных курсах. Мама с папой тоже. Все обстоятельства были против моей учебы на годичных курсах живописи, ваяния и зодчества. Но у меня было два серьезных аргумента за. Во-первых, это одна из лучших художественных академий, после которой выпускников охотно принимают во всем мире. А во-вторых, меня берут без конкурса. Убедить саму себя слезами и уговорами мне удалось, тем более что Дени пообещал учиться вместе со мной, когда вернется со службы.

Я люблю учиться и, вероятно, буду учиться до ста лет. Моя любознательность не знает границ. Я русская до мозга костей, пусть будет так, даже если у меня есть еврейские и польские корни. Я выросла на русском волжском молоке, на тверских просторах и живописи, на изящной русской литературе. Но мне также нравится учить английский язык — его ритм и жесткость. Я обожаю читать в оригинале Джека Лондона и Конан Дойля. А Большая Британская энциклопедия в оригинале — это моя любимая находка, причем она доступна в электронном виде для студентов нашей академии. В то же время мне приятно сидеть в библиотеке и листать фолианты с золотым тиснением.

Я люблю этот уникальный сладковатый запах старой бумаги и целлюлозы. Особенно в кабинете у Белы. Язык не поворачивается называть ее мама. Мама Дени – так можно называть. Но моя мама, это моя мама. Это святое. Если мне удастся успешно завершить диплом и практику, то после защиты на экзамене Академии живописи, ваяния и зодчества у меня будет несколько путей, как и хотелось всегда — создать свою галерею, довести свой английский до совершенства или остаться в Загорье и стать матерью кудрявых детей от Дени. Ну я же вернусь. Еще и Дени ко мне вернется. Вдвоем веселей. Да, есть над чем подумать. Ну я пока не буду думать. Подумаю, когда придёт время выбирать — к концу учебы. Ужасно расстроилась, побывав на перформансе в Центре современного искусства, потому что перестала что-то понимать в искусстве. То есть это уже для меня какое-то привычное состояние – не понимаю.

Не потому что глупая, а потому, что сегодня состояние понимания иное, чем вчера, или завтра. Я приходила туда несколько раз смотреть Рене Магритт. Запуталась окончательно — не могу понять, то ли там два разных Магритта, то ли он такой мастер перевоплощаться. Один — тот, который мне понятен. А второй — такой мягкий, ранимый. Мастер перевоплощения. Смотришь сегодня – одно. Завтра это будет другое. Простые обыденные вещи. Силуэт, рама, портьера. Вчера это было. Сегодня то же самое, только смыслы иные, глубокие, философские. Картина «Искусство общения» это разговор при помощи каменных блоков шрифтов. Я думала об этом, а теперь и увидела. Камни разговаривают. Надо уметь слушать, читать, понимать их язык. И язык художника понимать. Каменный язык художника – бред какой-то Нюта ты несешь. Не фантазируй. Лучше нарисуй картину, чтоб на тебя так же шли как идут на Рене Магритта. Надо больше двигаться. Не лежать, не сидеть, не стоять, а двигаться, чтобы всё во мне заново заработало.
Утром пришло новое сочинение на литературный конкурс «Сказка о камне» от отправителя Веник.

Сказка о камне.

Жил был камень. Камешек как камешек. Тысячи таких живут и бродят по свету, и этот бродяга бездомный путешественник. Не повезло ему. А может и наоборот повезло, что он долго жил в коробке с драгоценностями, где темно-темно, тесно и такие же камешки в бок толкают. Лежит себе камень в темноте, толкает своих сородичей троюродных, полудрагоценных и безродных, как вдруг стало светло и два пальца выхватывают наш камень на свет Божий. Камень зажмурился от яркого света и вдруг увидел сначала своего нового хозяина, а потом и оценщика, который придирчиво искал изъяны в его каменной родословной. Камень запротестовал и стал извиваться, вырываться из лживых пальцев оценщика и упал, закатился под половицу хозяйского дома, откуда его уже не достать никакими щипцами. Оценщик поискал нашего героя с лупой ползая на коленках, но так и не нашел его, к тому же он торопился и махнул рукой.

— Грош ему цена на рынке в праздничный день, — сказал на прощанье оценщик, и тем самым нанес оскорбление камню, не оценив его драгоценные благородные кварцевые свойства. Лежит себе наш камень между половиками, но недолго. Собака хозяина начала лапами с когтями скрести пол и грубо тканые половики, наступила на камень, и он оказался втиснутым между ногтями хозяйской собаки. Ох и вонючее пристанище находиться в лапах собаки, ничего более странного и страшного в судьбе этого камня еще не было.

Долго ли, коротко ли камень доставлял неудобства хозяйской собаке, да вот время вышло гулять, и как только они очутились во дворе, камень выкатился из цепких собачьих ногтей, и наш герой-камень покатился под дерево. И наступила ночь, а утром камень очнулся от писка.
— Пик, пик, тиви, — кричал кто-то. Камень огляделся – и жуть парализовала его блеск и геройство. Внизу где-то была земля, а он валяется в гнезде какой-то серой пичужки. И этот писк как назойливая муха. Когда один птенец пошевелился, камень попал в щелочку и начал падать вниз. Ему было очень жутко и интересно. Ведь он никогда в жизни не летал. Жутко было ему потому что он думал о своей близкой гибели, а интересно, потому что никогда в жизни не летал и дух захватывало от полета. Мелькают ветки, мелькают листья, солнце скрылось в облаках. Летающие камни — это восьмое чудо света. Если вы увидите летающий камень – берегитесь. И, о чудо! Он не разбился, потому что упал на листву.

А когда камень упал, камни ведь иногда падают с неба, не правда ли? Место падения камня было совсем рядом с лавкой сапожника. Он увидел, что сапожник держит какую-то деревянную штучку с железным концом. И он вдруг почувствовал, что здесь ожидаются большие неприятности, а так хочется украшать корону королевы или быть ограненным в перстне у принца. Сапожник работал молотком усердно и часто. Чувствовалась сапожная сноровка по смыслу бития и бытия, которую жена сапожника не разделяла, так как считала, что он стучит не часто, и большую часть времени не стучит, а спит в сапожной мастерской. А ей нужны новые туфли и платье к празднику. Вот она идет и наклоняется чтоб поднять этого красавца.
— Дайка я тебя расцелую, дорогой ты мой.

Это мне польстило. Теперь я у нее за пазухой. Послушайте. Вы когда-нибудь были под грудью у мадам жены сапожника? Нет. Не были. А зря. Преприятное это занятие находится между двумя бугорками мягкими. Правда она милашка, но ей надоело проверять на месте ли я и она меня закрепила в свое каменное ожерелье. Вот это ожерелье огромное размером с грецкий орех каждый камень. А я самый маленький оказался в ее колыхающейся как корабль на волнах груди. Естественно, как леди она любит порхать как бабочка, и в очередном порхании я отвалился от ее ожерелья, но она даже не заметила пропажи. Поскольку она порхала энергично, я так же энергично отскочил в плетеную корзину проходящей мимо мамаши. Мамаша с двумя дочерями подростками снаряжалась в дорогу и хлопотала, чтобы что-то не забыть, ведь на ней такая ответственность – путешествие на корабле. Села она в свою каюту, а этот корабль направлялся в Британию, разложила свои котомки и достала корзину и увидела меня.

— А ты здесь как оказался? — спросила она.
— Захотел попутешествовать, — соврал я.
— Ну-ка, полезай в коробку с драгоценностями, — сказала мамаша и положила камень в свой несессер в каюте у задраенного люка с правого борта корабля.
Камень смотрел сквозь задраенный люк на проносящуюся мимо воду океанов и морей. Там плавали и летали маленькие рыбки, как в воздухе. И вдруг появилась акула. Разинула пасть, камень потерял сознание от страха, ему показалось, что сейчас его проглотит это страшное чудовище, которое страшнее молотка сапожника.

А на борту оказалась кошка неизвестного хозяина, который забыл кошку на предыдущем рейсе из Британии. И она прижилась. Кошка зашла в каюту к мамаше с двумя дочками и легла под задраенным люком. Как вы знаете, кошки любят солнце, кухню и молоденьких мамаш. И вот как вы сами догадываетесь, пригревшись на окошке она уснула и во сне потягивалась и зевала. Наверно ей приснилась очень вкусная еда. И пока она потягивалась и зевала, огромная волна накренила корабль, несессер упал, и камни покатились в каюте. Кошка вскочила, заметалась и камень запутался в ее шерсти ведь он же маленький, а кошка большая. Когда она увидела спущенный трап на землю, ей показалось, что там зашевелилась мышь. Бросившись по трапу в до гонки за мышью, она потеряла дорогу, и из ее шерсти выпал камень. Место, где упал камень — это отмостка заброшенного дома в рыбацком порту, где кишмя кишели всякие тараканы, насекомые и всякая всячина заморская, от которой камню не было никакого покоя, а только одно расстройство.

— Лучше уж бы я в подметках был или меня съела акула, чем в обществе этих заморских паразитов заканчивать свою жизнь.
Камню хотелось музыки, фейерверка, праздника. Хочется украшать чью-то серую жизнь. Принести улыбку и счастье одинокой девичьей душе. Какой-то джентльмен с тросточкой, случайно увидел камень на мостовой и положил в карман своего фрака. Он был главный полицмейстер из охраны Букингемского дворца, и все его звали Алекс. В Букингемском дворце королева Елизавета II давала бал по случаю дня рождения ее Величества. Этот джентльмен Алекс, должен был охранять покой, имущество королевы. Когда он приехал во дворец, камень очень удивилась множеству огней. Никогда он не видел такое множество свечей в канделябрах, лампочек и фонариков.

Среди танцующих пар – дам и кавалеров была видна вдали зала разодетая королева Елизавета II. Он сначала подумал, что это не королева, а подумал, что это на троне лежит одежда. Но потом он внимательно рассмотрел и окончательно убедился, что это королева. А этот ком одежды оказался королевским шутом. На балу было так весело, что камню тоже захотелось танцевать, но в кармане у джентльмена было тесно. Когда кончился бал все огни погасли Елизавета II ушла с трона, а джентльмен тоже ушел с бала, потому что ведь не обязательно же оставаться одному в пустом и темном дворце, надо было осмотреть комнаты, не загорелось ли что-нибудь.
Камень пролежал в этом кармане, наверно, один д
ень, но ничего не помнит, потому что проспал. На следующий день джентльмен Алекс с тросточкой чистил свой фрак, и из кармана выпал наш герой – камень. Алекс посмотрел, что выпало из кармана. На полу лежал я. Он поднял меня и пристально посмотрел, и понял, что я путешественник и веселый рассказчик. Он положил меня во внутренний карман и подумал: «вот будет радости моим детишкам, когда я зажгу рождественскую свечу и на вершине будет этот камень как звезда». Был Сочельник и собралась вся родня. Дети разыграли рождественский вертеп и пели Госпел. Наступила очередь рождественских подарков. Алекс достал из кармана камень и сказал.

— Хотите я вам расскажу историю этого камня?
— Да. Хотим.
— Ну, тогда слушайте.
…Жил был камень. Камешек как камешек. Тысячи таких живут и бродят по свету, и этот бродяга бездомный путешественник. Не повезло ему. А может и наоборот повезло, что он долго жил в коробке с драгоценностями, где темно-темно, тесно и такие же камешки в бок толкают…
На этом заканчивается история камня. Его закрепили на рождественскую вершину елки, и все дети сказали друг другу «С Рождеством».

Второе письмо от Дени.

Дорогая Нюта. Не буду сентиментальничать, а лучше расскажу и напишу тебе о солдатской жизни в гарнизоне. Меня как изобретателя и конструктора определили в инженерный полк механиком к майору Мелехову, а он главный сапер инженер в полку. И ему нужен был такой покладистый механик как я. Определили меня быстро, так как майор знал где и кого искать. Зимовали мы в казармах. Хотя на одну неделю нас вывезли на сборы в палаточный городок на зимние учения. Ничего особо примечательного со мной не происходило, но к концу апреля нас увезли на починку подвесной канатной дороги к детскому летнему лагерю в горах. Конец апреля и начало мая здесь уже очень тепло и жили мы в палаточном городке вместе с гражданскими. Они обслуживали детский летний лагерь. Вернее, смена детей еще не заехала, но подготовка к приему детей шла полным ходом. Я как механик изобретал очередной сложный механизм лебедки для натяжения тросов подвесного моста переправы. Командиром у нас был старший сержант Некрасов Илья. После учебки. Молодой и красивый. В него сразу влюбились две поварихи молоденькие из гражданских. Одна из них решила, что он должен на ней жениться, а когда получила отказ выпила лекарство целый коробок. Ее быстро откачали и отвезли в больницу, а Некрасову дали кличку Жених.

Речь о другом. Хочу написать тебе об бестелесном ангеле хранителе. Вот так вживую я ангела видел в первый раз. Ты же знаешь, что в нашей семье бережно хранятся все христианские традиции. И об ангеле Хранителе я слышал от мамы и от папы много раз. Но встретил его впервые здесь на службе. В теплую майскую ночь в горах высоко шел дождь, и реки набухали в верховьях, а мы монтировали переправу подвесного моста в середине течения, ближе к городу. На деревьях уже распустились первые бледно зеленые листья. Ночью нас никто не стережет, сержант и караульные дремлют, а я пошел вдоль речки прогуляться. Неуемная и беспокойная речка шумит, звезды блестят, воздух пьянит и хочется петь. Я и запел, да так что не услышал, что речка шуметь стала сильнее.
Я ступил ногой на свою же конструкцию натяжного пешеходного моста и встал ровно посередине моста, вглядываюсь в темные провалы ревущей реки. Мощность сурового потока увеличивалась постепенно, хотя, как мне показалось недолго я так стоял в середине подвесного шаткого моста. Из темноты бурлящей реки появились очертания какого-то дерева или мачты, который стремительно приближался к подвесному мосту. В следующее мгновение меня как будто подбросило в верх, меня кто-то поднял из разрушавшегося моста, подвесной мост затрещал, тросы оборвались, а я оказался на берегу. Я увидел очертания ангела с крыльями над висячими тросами. Он повисел над разрушенным мостом еще два мгновения и потихоньку исчез в темноте. Я там же на берегу упал на колени и поблагодарил Господа за то, что в нужный момент он послал мне ангела хранителя и спас от верной гибели.
Я вспомнил еще некоторые случаи из своей жизни, когда ангел хранитель меня спасал, но то были неявные признаки присутствия ангела моего. Папа учил меня плавать в пять лет. Мы были на отмели, я стоял крепко ногами на песчаном дне и смотрел на папу. Он на какое-то время отвернулся, а я стал тонуть и барахтаться. Вдруг кто-то схватил меня и швырнул на песчаную отмель. Я посмотрел на папу, но он так же смотрел в другую сторону. Я так и не понял кто меня вытащил тонущего. Еще раньше в три года я любил лазить по деревьям. Ну там, где дерево, там и электрический столб. Я полез на электрический столб. Высоты нисколько не боялся. Пока лез вверх смотрел вверх. Добрался до верхушки и глянул вниз и заплакал – страшно стало. Вспомнил, что здесь электричество есть. Побежали за взрослыми чтоб меня снимать со столба. Но вдруг я оказался на земле, как будто кто-то меня снял со столба и опустил на землю. Я не помню ангела тогда. Но сейчас вспоминаю, это точно мой ангел хранитель меня сберег. Милая Нюта. Пусть твой ангел Хранитель сбережет тебя как меня сберег. Скучаю по тебе. Твой Дени.

8
А где мой ангел хранитель? И что такое рай? Мой рай. Рай — это как? С кем. С чем? В какой ипостаси? Ну, не скучный рай как его рисуют классики Тинторетто, Босх, Рубенс и другие малоизвестные художники. Или как рай изображают в протестантских иллюстрированных детских Библиях. Рай моей души. Рай моего сердца. Какая картина имела бы успех? Первое – оригинальность. Изобразить так как я вижу, и никто никогда не видел. Насколько рай реалистичен? Для меня он осязаем. Но это не ангелы. И не трон Господа Саваофа. И это не райские кущи и не райская жизнь и не райские яблоки. И это точно не гобелен райские птицы, поющие райскими голосами в райских кущах и садах. Второе – я там буду внутри. Значит это будет мой автопортрет в раю. Третье — это будет рай сердца, рай души, рай торжества высокого духа Нюты, которая достигла гармонии с собой, со вселенной и с любимыми.
Какими выразительными средствами зафиксировать высокое состояние райского чувственного сада. Значит рай — это чувства, это состояние. Это не физическое безделье и созерцание красот неземных и паразитическое потребление непонятного разлива счастья, от которого начинается оскомина, так как безделье – прямой путь к ропоту и к греху. Рай это состоянии созидания и причастности к большой работе на общее благо. Когда труд в радость и созидание естественное продолжение твоего эго. Раз так, значит труд — это рай, безделье — это ад. Но в аду грешники трудятся. Они трудятся над вызволением себя из ада. Но и в раю они будут как в аду, потому что душа должна трудится и день и ночь, и день ночь.
Тогда изображу я рай следующими мазками. Чистый холст, голубой, дымка, марево бело-голубое. Сад с плодами. Нюта с циркулем, с инструментами живописца, вдали златые врата и ступени, которые Нюта рисует. И подпись «Рай внутри тебя». А как же быть с библейским раем? Там другое описание рая. Но Библия нам дана для творческого воображения и для того чтобы сопоставить все факты, параллелизмы и сноски и нарисовать то что соответствует Библии. На самом деле я лукавлю. Рай — это Дени и дети, которые у нас будут. Это мой рай. Личный рай. Могу ли я молиться на этот рай? Могу. Господи благослови моего Дени. Береги его от увечья, от несчастного случая, от годины лихой. И дай ему доброе сердце. Так что же будет в картине Рай? Получается Дени, я и дети? Это мой рай. Семья это и есть рай на земле. Как все просто. И не надо ничего изобретать. Ад – когда нет семьи. Рай, когда вся семья счастливая.

Пришло письмо от Бороды на литературный конкурс о Камнях. Читаю текст.

Побивающие камни.

Известняковый камень и доломитизированный известняк Елеонской горы издавна служил отличным строительным материалом для многочисленных домов Вифагии и близлежащих селений ортодоксов евреев. Но были еще камни другие. Их искали, собирали и хранили особо. Их называли «Громовые стрелы Иеговы». Появление камней стрел Иеговы окутано тайной за семью печатями и о регулярности пополнения запасов камней знают только раввины. Правоверные евреи не задумывались о том, какой размер у них, где они добываются, как и кто их перевозит. Они как в северных странах песок в гололед расположены в самых нужных местах и в нужном количестве и скрыты от любопытных глаз.

Обычный турист или гость Вифагии или Вифании и не заметит эти хорошо замаскированные горки камней. Об этом знают только доверенные лица. Известковые горы Елеонского кряжа отделяются от Иерусалима долиной реки Кедрон. На прилегающих к Кедрону склонах горы расположено огромное кладбище, самым древним могилам которого около трех тысяч лет. Многие люди из разных концов земли приезжают в Иерусалим незадолго до своей смерти специально для того, чтобы быть похороненными именно здесь, на склоне Елеонской горы.

Фрум Зенофор родился в Вифании на юго восточном склоне Елеонской горы в трех километрах на восток от кладбища. И сколько себя помнит с младенческого возраста он смотрел как мастера высекают надгробия для кладбища из местного известняка. Работа не сложная, кропотливая и приносит стабильный заработок. Он даже ухитрялся иногда заработать, когда находил мацеву-камень нужного размера и по закону Торы раздавал на похоронах. Мацева-камни не дают демонам и големам проникнуть в могилу к умершему. При раздаче камня надо было произнести «ц’рор хаХайим», что значит связан узами. И за это тебе давали ассарий или геру, которых едва хватало на еду и на одежду. Сколько себя помнит Зенофор носит он один и тот же ешиве-халат из самой дешевой ткани без подкладки — для занятий в школе Микрэ и для домашней работы по хозяйству.

Родители дали ему самое главное – крепкое здоровье и крепкий дух ортодокса. Вырос он к восемнадцати годам худощавым человеком с крепкими бицепсами. Не совсем красавец и не добрый молодец, но вполне пригодный выполнять простую и несложную работу за скромное жалованье. Как настоящий Бен Тора Харедим он рассчитывал на одну из свободных вакансий при синедрионе. Родители нашли ему эту вакансию и отправили прямо к первосвященнику. Рабби Элиэзер бен Азария осмотрел его скромную одежду и велел прийти завтра, но в более опрятной одежде Талит катан, и не в сандалиях на босу ногу.
На следующий день Рабби увидев Зенефора в подобающей одежде провел его в неосвещенную каморку на заднем дворе синагоги и предложил ему померять его новую рабочую одежду. Брюки гольфы еалб-гойэн как рабочая спецовка сразу понравились Зенофору, хотя были чуть-чуть велики на размер больше. Его распирало любопытство. Какую работу он будет выполнять. Раби Эллизер произвел осмотр нового своего подчиненного, усмехнулся и произнес.

— Нормально. Подойдет. Будешь собирателем и хранителем священных стрел Иеговы. Я тебе расскажу где собирать и где прятать камни. Получать будешь одну драхму за две ячейки камня. И самое главное. Камни надо собирать, сортировать, в соответствие с принятыми стандартами и размерами. Ну вот такой размер как мой кулак — стандарт. Как два кулака вместе взятые твой и мой тоже стандарт. Размер с женскую ладонь. Размером с детский кулак должно быть мало – не больше двадцати. Не стандарт — это мелкие камешки как яйца и крупные камни как арбузы. Это не стандарт стрел Иеговы.

— А сколько всего должно быть камней?
— Не меньше чем сто камней в одном схроне. Причем эти схроны должны быть скрыты от всеобщего обозрения. Но расположены должны быть на дорогах, ведущих из города. Зенофор стал смотрителем и собирателем камней с жалованьем подмастерья, но он и этому был рад, так как питался весьма скудно и нерегулярно. Ассарий и геру он будет отдавать родителям, а драхму себе оставит. Он надеялся, что жалованья хватит ему на пропитание и что это очень легкая работа, но в первый же день он столкнулся с неожиданным для себя препятствием. Нужного калибра камней нет.

Повсюду на склонах есть либо мелкая галька, либо огромные скальные валуны размером как овца или собака. На берегу Галилейского озера там много камней круглой овальной формы и нужного калибра. Рабби Элиэзер бен Азария говорил о тех окатанных камнях, что они очень далеко, и ему лучше подумать, как научиться колоть местные камни. Надо сказать, что известняк хоть и мягкий камень, но прожилок у него нет и очень тяжело его расколоть. Известняки белые, кремовые и палевые, плотного строения, мраморовидные и доломитизированные на первый взгляд мало чем отличаются, но он сразу понял, что лучше колются выветренные кремовые известняки с небольшими прожилками. Зенофор попробовал расколоть большой камень на мелкий стандартный размер с кулак. Но если бить камень о камень ничего не получится. Значит нужно бить молотком. Он знал где кузнецы куют молотки и пошел к мастеровому за молотком.
В долг кузнец не хочет ковать молоток. Пришлось наняться к нему на работу и таскать воду, уголь и руду. Так за пять дней он заработал себе на молоток для колки камней. Кузнец сделал тесальный молоток с заостренным одним концом. И приделал деревянную ручку. Так Зенофор стал каменотесом. И освоил параллельно теску строительных блоков. Теперь он был и заготовщик стрел Иеговы, и заготовщик строительных известковых кирпичей. Он использовал для этого воду, дерево, камень, нить, лук, тростник и железо. Луком и нитью он сверлил отверстие в камне сверлом-тростником и посыпал кварцевый песок с водой, чтоб абразив лучше сверлил камень. Вбивал в отверстия деревянные клинья и заливал водой. От воды клинья разбухали и камень трескался по нужной линии разлома. Камни у него получались согласно Торы: эбен-газит дольный камень, обтесанный лишь с одной стороны; эбен-пинна угловой камень, обтесанный с двух сторон и эбен псифос камень шашечный, обтесанный с четырех сторон. Нужно было для начала расколоть на мелкие фрагменты, чтоб придавать нужную форму.

Он подсмотрел, что камни соединялись глиной, асфальтом, известью и гипсом. Зенофор хотел бросить работу сборщика и хранителя стрел Иеговы, потому что начал делать еще изваяния, скульптуры. У него случился первый шок и нервный припадок через два года, когда ему исполнилось двадцать лет. К тому времени он один собственноручно заготовил тридцать три схрона вдоль Вифагийской и Вифанийской дорог в окрестностях Иерусалима. Он вдруг увидел истинное предназначение этих камней. Он чуть не упал в обморок. Его камнями хасиды забили до смерти человека из Вифсаиды. Так вот кто он теперь? Теперь он причастник злодейства и смерти. Ему хотелось сразу все бросить и уйти с этой работы, так как это было противно всей его натуре. Пока он боролся смятенным духом, в это время апостол Стефан разговаривал с Рабби Элиэзер бен Азария об Иисусе, учеником которого был Стефан. Рабби Эллизер, знал, что еврей Иисус был обманщиком, но у него много последователей евреев и этот еретик Стефан один из них. Надо положить конец этим ересям.

— Ты еврей. Должен почитать Тору, закон и храм.
— Ты раббе и твои люди с необрезанным сердцем и ушами. Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы.
— Ты богохульствуешь. – Взять его. – крикнул Раббе своим подчиненным харедимам.

Фраза Стефана «Необрезанные уши» задела его больше всего. То, что правоверный еврей проходит обряд обрезания, знают все, но этот еретик и отступник посягнул на святое. Как можно сказать «необрезанные уши»? Что он имеет ввиду? Уши видно. А обрезанную крайнюю плоть не видно. Толпа разъярённых харедимов поволокла Стефана за город к горе камней, которую заготовил Зенофор.

Когда Стефана побивали камнями Зенофор стоял в стороне и видел, как бросающие камни снимали с себя одежды и клали у ног Савла. Он не стал дожидаться конца этого самосуда и молча удалился в пустыню и стал отшельником скульптором, так как чувствовал и свою вину в побивании камнями невинного человека. Сначала у него никто ничего не брал, так как его скульптуры-бюсты были примитивные и грубо тесанные без яркого выразительного лица потому что он самоучка. Но некоторые маски умерших знатных патрициев ему удавалось высекать правдоподобным сходством с оригиналом.

Он заказал у кузнеца дополнительно троянку и тесала разного калибра для тески камня. По мере взросления его мастерство росло и вскоре ему пришлось брать подмастерьев, чтобы те выполняли грубую и тяжелую работу отсекания более твердого материала. А он выполнял завершающие работы портретного сходства и мускулатуры лица и тела из гранита и мрамора. К шестидесяти годам силы у него иссякли и Зенофор начал ближе интересоваться христианским вероучением.
Еще живы были апостол Иаков и Иоанн. От них он узнал о крещении и спасении души. И от них он крестился в Кедроне. И высек в камне первое в мире распятие. Изваяние креста с распятым Иисусом выполненное в камне Зенофором находится теперь в Тиволли в музее Гая Мецената покровителя искусств, близкого друга императора Августа. Я имел возможность в этом году посетить этот удивительный город Тиволли и записать эту историю от экскурсовода, очаровательной и эрудированной итальянки Моники, чтоб представить вам этот рассказ на конкурс о камнях. Не знаю насколько она созвучна вашей заявленной теме «Расскажите историю о камне». Вот вам история о первом в мире каменном изваянии креста с распятием Христа скульптора Зенофора. Подпись Борода.