О скоротечности жизни и том, что в ней случилось (Глава 1)

Лис
Вода прерывисто журчала, наполняя ванну. Зеркало запотело. Убедившись в этом, я вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. В лицо тут же ударил пар, окутывая горячим облаком. Стало жарко.
Если бы я выбирал супер способность, выбрал бы одеваться и раздеваться по щелчку пальцев. Серьезно. Это облегчило бы мне жизнь процентов на девяносто. Ладно, на восемьдесят шесть.
Вроде делать это в проверенном одиночестве за абсолютно точно закрытой дверью не должно быть  ни тревожно, ни страшно, ни стыдно. Тем не менее Чарли умудрился превратить этот процесс во что-то настолько невыносимое, что даже наедине с собой в ладонях появляется необъяснимая тяжесть. Руки немеют. Я непроизвольно дергаюсь будто действительно слышу тихий шепот на ухо:
-Раздевайся.
Чужое дыхание на шее, от которого по всему телу бегут мурашки. Прикосновения к коже холодных пальцев. На тот момент мысленно я уже стоял в храме на коленях и молился о том, чтобы завтра мочь встать на ноги.
-Чарли, пожалуйста.,- тихо произносил я, сам не понимая, о чем прошу. Это всегда может закончится чем угодно. Начиная уютными обнимашками и разрешением не идти завтра на работу, заканчивая возможностью оказаться запертым под ледяным душем на  неограниченный срок или, скажем, нехилой поркой.
"-Если ты ведешь себя как ребенок, то и наказывать тебя следует как ребенка."
Да уж. А ремни у него дурацкие максимально. Все из натуральной кожи, с металлическими вставками и цепями. Больно очень… Хуже только самостоятельно снимать с себя одежду, зная, что будет дальше. Или еще не зная, но абсолютно точно понимая, что ничего хорошего. Хотя нет… Тут я напиздел. Причем очень сильно. Хорошее было. И оно было слишком хорошим для человека, способного причинить столько боли. Он умел так заботиться, всегда интересовался мной, подбирать слова, мягко касаться, мог приласкать, поддержать. Мне раньше в такие моменты казалось, что это я с ума схожу. Не может тот, кто только что наносил удары, сейчас сидеть и с таким трепетным видом их обрабатывать. А вот может! Такие извращенцы существуют. И даже бывают неплохи. Иногда…
Сначала я очень бурно реагировал на его перепады. Кричал, пытался протестовать… А потом привык. Чарли к чертям поломал все мое понимание и восприятие мира, а я даже возразить не мог, ведь… он единственный, кто меня от этого самого мира защищает.
Переборов себя, я все же сбросил одежду и кинул кинул грязный комок в дальний угол комнаты. Надо бы постирать.
Я закрыл кран и в ванной воцарилась тишина. До слуха долетал лишь стук часов из гостиной. Шума машин или каких-либо еще признаков жизни с улицы тоже не наблюдалось. И неудивительно. В квартире установлена шумоизоляция.
Я опустился в горячую воду, прикрыл глаза. Стало спокойно. Легкий плеск воды от едва совершаемых движений, удобные бортики ванны. Вдоволь надумавшись обо всякой херне, я обнял колени и уткнулся в них подбородком. Чарли в такие моменты любил подходить и трепать меня по макушке, смеясь и саркастично спрашивая:
-О какой похабщине размышляешь на этот раз?
-Не суди по себе.,- обычно отвечаю я в такие моменты или что-то в этом духе. Из нас о всякой похабщине грезит явно он, а не я. Хотя… Зависит от того, что именно определяется под этим словом. Со словами модно играть по всякому. Этому тоже он меня научил.
Чарльз Эверетт Моррисон. Один из Четырех королей Колоды. Колода- крупнейшая преступная организация в США, а то и во всей Америке. Даже не знаю, можно ли это назвать мафией, но схожесть явно имеется. Свои законы, правила, традиции. Многое зависит от твоего происхождения, должности родителей и масти, хоть говорить об этом открыто не принято. Мол, у нас здесь не детский сад, чтобы все были осведомлены, кто чей папа. Хотя иногда не заметить их сходства было просто невозможно. Чарльз вылитая копия отца. Чарли уже нет. Все еще похоже, но уже не под копирку. Наверняка у меня слишком мало сведений, чтобы делать столь смелые заявления. Все же босса я не знаю от слова совсем. Да и, честно говоря, не горю желанием заниматься сбором данных для этой научной работы, так что имеем что имеем. А имеем мы мое субъективное мнение. Наслаждайтесь.
Может быть Чарли и прав. В этой позе зажатого ребенка действительно в голову приходят не самые праведные мысли.
Ибо я снова пялюсь на этот комок грязной одежды в углу ванной и думаю. Примеряю разные выводы друг на друга и соотношу их с реальностью.
Странная штука, но после того, как с меня слетает последняя тряпка становится невероятно спокойно. Дальше уже плевать и на обнаженное тело, и на раскрытую как на ладони душу, и на хищный взгляд, что впивается в кожу острыми шипами, заставляя жмуриться и краснеть. На туго связанные запястья и на то, что будет дальше. На боль в том числе. Просто похуй.
Безусловно, так было не всегда. Первые пол года, а то и год я пытался сопротивляться, если это можно так назвать. Язвил, прятал слезы, пытался хоть как-то прикрыться. Его это только забавило, если не сильнее заводило.
Это повторялось десятки, сотни, тысячи раз. Широкий стол из черного дерева. окно в пол, завешанное бархатными шторами. Веревка, больно впивающаяся в запястья. Он всегда затягивал туго. Так, что руки затекали. Что дышать было невозможно. Холодный белый свет как в операционной. Все холодное. Воздух в комнате и чужие руки. О том, что я еще жив свидетельствует лишь нескончаемая боль. Она льется потоком соленой воды из моих глаз. Мерзкие слезы. Его язык касается моей щеки. Бледные губы расплываются в ухмылке.
-Сладко.
-П-прекрати.
-Заткнись.
Сдавленный всхлип. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не зарыдать в голос. Зажал бы рот руками, если бы те были свободны, а так ладони лишь зло сжимаются в кулаки. Он смеется. Ему смешно. А мне больно. Очень больно…
-Хватит! Я тебе не игрушка, чтобы выдерживать все то, что придумает твой извращенный мозг! Отпусти меня меня! Отпусти…
Резкий рывок руками. И такой же резкий удар по лицу. Хотя если подумать, не такой уж и неожиданный.
-Я кажется попросил тебя помолчать.
-Попросил? Что-то я не слышал от слова «пожалуйста».
Он склоняет голову на бок и с ядовитой усмешкой произносит.
-Пожалуйста, не рой себе могилу. Не заставляй меня делать то, чего я изначально делать не собирался.
-Заставляешь здесь только ты.
Он усмехается. В глазах плещется злая тьма. У Чарли они прям черные. Такие, что зрачков не видно, если не приглядываться. Не в сила смотреть в них, я упарываюсь в татуировку на скуле.
-Не игрушка, говоришь? Ошибаешься. Причем очень сильно. Кому ты нужен? Если ты исчезнешь, кто это заметит? Кто за тебя вступится? А? Что-то этот кто-то не торопится выходить из тени.
Я молчу, тяжело дыша. Мне нечего сказать. У меня нет такого человека. Не было на тот момент. А сказать что-то надо. Если замолчу, сдамся. Он воспримет это так, будто я сдался. Мне этого допустить никак нельзя.
-Я сам себе нужен! Сам себе! А ты просто…
Чарли раздраженно цокает языком скорее для вида.Зажимает мой рот рукой и, приблизившись, затыкает поцелуем. Сейчас то в этом ничего удивительного нет, а тогда… Мы редко целовались. Мы вообще были едва знакомы. Сразу после прикосновения губ последовал удар по щеке. Чтоб не расслаблялся. Мне даже со временем смешно с этого стало.
-Перестань орать. Голова болит.
-Голова у него болит. Бухать как черт, голова у тебя не болела?
Да, иногда я нем подобную хуйню, чтобы отвлечься. Как будто мне было дело, сколько он пьет, сколько есть и сколько комаров его покусало.
Когда открытую агрессию пресекают, неосознанно переходишь на пассивную. А он позволял мне это. Я вообще всегда делал ровно столько, сколько он мне позволял и так бесился, когда понимал это. Лучше бы не понимал. Почему-то когда узнаешь о чем-то, напрочь забываешь, как чувствуешь себя до того, как узнал. Вот даже примерно вспомнить не можешь, как ты жил в мире без этой информации. Будто из винограда сделали вино, совершив необратимый процесс, но при этом сам виноград спросить забыли, хочет он этого или нет. Просто взяли и сделали. Довольно мерзкий поступок если подумать. Настоящее насилие. Вид человек делает это сам с собой, с ним это делает жизнь, ну и другие люди…
Он приподнимает мой подбородок. Проводит большим пальцем по нижней губе. Руки холодные, только что морозными узорами ещё не покрылись. Затем спускает ниже и немного сжимает горло.
– Игрушки не разговаривают.
– указательный палец прижимается к моим губам, как жест. Приказ замолчать. В этот момент мне хотелось его откусить., – по-твоему я хочу все это слушать? Думаешь, у меня кляпа нет?
– Ты что? Уверен, что есть. А если нет, то ты наверняка что-нибудь придумаешь. В твои фантазии я уж точно не сомневаюсь., – Твой взгляд и криво усмехаюсь.
Когда тебе запирают в комнате под пятью замками, первая реакция – разбежаться и со всей дури долбануться башкой об железную дверь. По крайней мере если ты человек импульсивный. Это очень тупо. И ты вроде понимаешь, что это очень тупо, но всё равно делаешь это, Потому что больше ничего сделать не можешь. Хотя это даже не решение. Просто защитная реакция. А потом забиваешься в угол и вместо того, чтобы плакать, начинаешь ржать как ненормальный с того, как всё хуёво. И и только когда проржешься и проревешься, начинаешь думать, принимать правила игры. И тогда твоя воля рассыпается на части…
– И что теперь? У меня нет вообще никакого права голоса?
Чарли ухмыляется, когда соображает что её пытаюсь с ним торговаться, а затем хмыкает. Будто действительно задумывается над моим вопросом. Несколько секунд я удивлённым моргаю, не верю в происходящее. Он меня слушает. Решаю надавить сильнее.
– И так будет всегда? А ты не обнаглел? Ты уже делаешь со мной что хочешь, трогаешь как хочешь, вкалываешь что хочешь и при этом ещё и бьешь. Раз вальтами так обращаются?
Я тогда решила сделать упор на правила. Подумал, что он сын босса, должен уважать местные порядки. Нихрена он не уважал и не уважает до сих пор. это был промах. Впрочем, обошелся не так дорого. Отделался лёгким испугом. Удивительно с учётом того, какой бред я сморозил в картине мира Чарли, а он рассмеялся и потрепал мои волосы. К ним он всегда проявлял дивные милосердие.
– Мимо, лисёнок. Вообще мимо. Не на то давишь.
Это прикосновение заставило проглотить ком вставший поперёк горла. Физическое насилие – это буквально меньшее, что он может сделать. нет, не меньше. Скорее самая банальная очевидное, понятное. Мне понятно, что с ним делать. Что делать с ссадинами, синяками, порезами и ожогами. Со сломанными костями при усилии тоже разберусь. Будет зависеть от тяжести увечия, но всё же.
Что делать с морями эмоционального насилия, которые он на меня вёдрами льет, не без понятия. Куда все это девать? Куда деваться? Как так получилось, что вся эта боль была со мной даже когда его рядом не было?
И это нежно прикосновение к волосам. У меня было ощущение будто он прямо сейчас, минуя череп, переп плетёт ниточки мыслить так, как ему нравится. Выкинет всё ненужное. Его, если верить Чарли, там очень много. Хотя по его задумке возможно мне вообще мозги не нужны. А тут сейчас пытаюсь ими пользоваться. Это тоже ошибка? Нет. Чарли как никто ненавидит тупых людей и тупость в целом, поэтому нет. Я должен думать.
«Ненавижу поклоняюсь. Если бы люди не тупили, у меня бы не было работы». Как-то он пошутил так, допивая вторую бутылку вина. красного полусладкого. Такого же, как венозная кровь. Артериальная чуть светлее. Ох, сколько же он её вых хлебал. И той и другой. Сколько при этом смех и колких фраз пустил, поднимая тосты все кругом смеялись и он тоже, но это знаю, что ему не было смешно. Ни хрена ему было не смешно. Я видела его искренне улыбку и легче лёгкого отличие от фальшивой. Сейчас. А тогда я ещё ничего не видел, не знала и не понимал. отчаянные щах хоть какую-то подсказку в чёрную глазах, я видел лишь холодное безразличие с хищным огоньком. Вот и все его и искренность. Вот и вся моя учесть.
– Подумай ещё.
– Я не знаю…
– Помочь?
– Ты просто так не помогаешь, так что сразу называй цену.
– Ого, ты все же кое-чему научился. В этот раз делаю скидку. Я уже получил то, чего хотел.
– Правда? Что-то я этого не заметил.
Если что, я был без понятия, что за игру мы начали. Они всегда как-то начинаются без моего ведома и вот, оказывается что я уже в неё играю.
Правила придумываются также быстро, как и меняются и Чарли не всегда считают нужным меня них уведомить, а когда всё же снисходит до нас настолько приземлённые ерунды, говорит не всё, оставляя пустые поля для тех самых «но». Узелков среди расставленных нитей. Подвохов. Он не врёт, просто выворачивает все так, как ни одному вменяемому созданию в жизни в голову не придёт. А потом «мог бы и догадаться». Нет, сука, не мог. Выстроить мысли в такую логическую цепочку физически невозможно!
Тем не менее я должен был это сделать. Сориентироваться на минном поле, как-то понять правила, как-то следовать им, потому что скорее всего они будут невыносимые и не наступить на мину. То есть не разозлить Charlie не слишком раззадорить его. Это вообще два самых страшных его состояния. В обоих случаях будет рвать на куски. В место не оставит ни на душе, ни на теле.
– Что ты получил? Что такого я сделал, чтобы ты… Что?
– Принял правила и задал правильный вопрос. Уже два.
– Два… А какой был первый?
– Подумай. Если вспомнишь, я дам ответ.
Зашибись. А теперь мне нужно вспомнить абсолютно все свои слова, которые прозвучали как вопрос за последние час. И желательно точные формулировки, потому что доеб будет производиться до всего. Чарли словами вертит как хочет. Впрочем, как людьми. Всех и все на одном месте, блять. для того, чтобы это понять достаточно сыграть с ним разок в карты. В обычного дурака. Это когда ты сидишь с пятью картами и думаешь, выкидывать тебе последнего козыря или не выкидывать, а у него три дамы вышло ещё в начале, осталось только бубновая и вероятно она у тебя, две восьмёрки вышло две партии назад, так что оставшиеся две тоже у тебя. Из девяток остались только трефовая, а из вольтов не вышел только пиковый. То есть козырный. А у него козырное шестёрка козырный король. Свой козырный туз я истратил на даму, положившись на удачу. Надеясь, что король выпадет мне или что он вообще уже вышел, но что-то не случается. Я со злость отшвыривая карты и обессилено кладу руки на стол. Шах и мат. И похуй, что это не шахматы. Мат всё равно будет как только я вспомню, что мы играли на желание.
– Право голоса., – Словно вреду пролепетал я, даже не задумываясь. не покидает ощущение, что для Чарли это слишком просто, но тем не менее звучит как правильно ответ. И это подтверждается кивком головы., – Что, угадал? Не слишком ли просто для тебя?
– Для меня слишком, но мне пришлось убить кучу времени чтобы до тебя дошло.
– Заканчивай с оскорблениями и переходи к сути дела., – Парировал я., – Хотя… Мне казалось, что ты уже ответил на этот вопрос. Сам же сказал. Игрушки не разговаривают
– Я не закончил.
– По-моему закончил. Уже даже не один раз.,— Я лукаво ухмыльнулся. Тяжело держать лицо, когда по твоему бедру стекает сперма а руки уже… Передала чёртовой верёвкой, но иначе никак. А то провалишься в бездну чёрных глаз и больше никогда не выберешься., – Ну заканчивай, раз не закончил. В какую ещё обертка запихнешь слово «нет»?
– Да.
Мне потребовалось полминуты, чтобы понять, что именно «да» я так и не понял. Тут даже вопросы не было.
Он, увидев замешательство на моем лице, смеется и чпонбкает меня по носу как маленького ребенка.
– Игрушки не разговаривают, но для любимой игрушки я могу сделать исключение.
– А не подскажешь, с каких пор я в статусе любимой?
—С первой минуты. Ты мне нравишься.
Прозвучало так неожиданно, что я чуть не крякнул, боюсь представить как же живётся его обычным игрушкам. Подозревал, что никак.
– Ебать… И что прикажешь делать с этой новостью?
– Здрасте приехали. Мне теперь из-за тебя твои ходы продумывать? Ну уж уж нет уж уж уж. Так неинтересно.
Я склоняюсь голову набок и смотрю выжидающе-вопросительно. закусываю губу. Типа секси. Он довольно хмыкает и ухмыляется. Раз у меня есть привилегия, буду ими пользоваться.
– Дашь подсказку?
– Ты без меня прекрасно справляешься.—Он снова потрепал меня по волосам и задумчиво хмыкнул. приложил палец губам, веля слушать. Не то чтобы я планировал делать что-то другое., – Не злоупотребляй. У тебя может и есть право голоса, но влетать тебе будет сильнее других.
Невольно вздрогнув, я закрыл глаза и подавил в себе вспышку гнева. В конце концов всё самое страшное, что могло случиться уже случилось. Усмехнулся от того, как все плохо и прошептала одними губами:
«А ты сейчас ты меня то поле с ромашками вытолкнул и в святой воде искупал»
На болезненно смешка он сильнее сжимает горло, оттягивает за волосы. Как будто мысли читает.
– Хэй! За что?..
– Будешь со мной спорить?
– Чего?! Я не говорил этого! даже не заикался!
– Но подумал.
– Подумал…
Отпираться было бесполезно. Только сильнее прилетит.
Мне теперь, блядь, даже думать нельзя о чем захочу?! Не делать, а даже думать! заебись блядь…
– Спорить будешь или нет?
– Не буду…
– Вот и славно.
Отпускает и снова гладит по волосам. Я в ожидании приговоры сжимаю кулаки. Вдыхаю сквозь сжатые зубы. Он убирает прядь со лба, касается щеки. Черт, что он та ми высматривает? Наверное, страх… Или ещё что-нибудь из того, чем он питается и обязательно потом запьет красным вином или свежей кровью.
– А теперь… Раз у тебя сегодня рот не закрывается, вставай на колени. Сегодня глотаешь.
Скрип двери, шорох карт, звук новой открытый бутылки, запах спиртного и дорогущего одеколона, сигареты шепот вслед, затёкшие руки, колени в синяках, латинский язык. Звонки в 3 ночи, балконы кривая усмешка. Удар под дых. Пуля в лоб. Переплетение пальцев. Шрам на ребре ладони. Тряпка по волосам. Вот рованный знак пиковым масти на щеке и… Да.
«Ты как всегда ударишь первый, даже если это в ответ».
Моя фраза. Мои слова. И как я в это вляпался? Все начиналось с расстегнутой пуговицы на рубашке. Или резко стянутой футболки. Тут без разницы.
Вспоминаются слова Чарли на недавней
посиделке.
«Многие люди отчаянно требуют выбора, но как только им торжественно вручают этот самый выбор, ошарашивают его в страхе и прячутся в угол. Каждый человек очень боится сделать что-то не так. Принять неправильное решение. При этом смириться с последствиями этого самого решения проще простого, хотя бы потому что в большинстве ты никогда не узнаешь, что оно было неверным. А если все же узнаешь, думать об этом будет уже бессмысленно. А тот, кто увидит – сядет и убьется на месте. Лучше только безвыходной ситуации. Поныл, пострадал, побыл свои глаза героем и пережил. Ну красота же. И ничего делать не пришлось.»
В ответ на это я возразил:
«– Пережить – это тоже выбор. можно и умереть.»
Чарли ухнулся и сделал глоток. Так неторопливо, как греческий философ.
– Верно. Так тоже можно, но не многие даже задумываются над этим, не говоря уже про действия. Человек настроен на жизнь. Это вшита в него по умолчанию из за выбор не считается. многие просто страдают и живут, потому что так надо. Хотя никому это на самом деле не надо. Просто люди боятся смерти.
– А человека, который совершил самоубийство, ты считаешь слабым или сильным?
На мой вопрос он рассмеялся и выпил залпом оставшуюся в стакане жидкость.
— Затрудняюсь ответить, если честно. Я много думал об этом. Жизнь- не высшее благо и не всегда стоит держаться за нее. Скучная жизнь хуже смерти. Как по мне, человек совершивший суицид, просто принял решение, отличающиеся от решения большинства. Просто сделал свой выбор который есть всегда.
Выбор есть всегда… По истине детская фраза, но Иисус Чарли она прозвучало как откровенное издевательство. Вместо того, чтобы столкнуть обрыв заставляет самостоятельно шагнуть туда. Будто по своей воле или реально по своей… Я так и не понял. Я вообще ничего не понял и не понимаю до сих пор. Знаю только, что это не закончится. Будет повторяться вновь и вновь. Снова и снова. Пока не… Не знаю что.