Медицинский институт (Глава 2)

Ива собирала небольшую сумку, аккуратно укладывая вещи и книги в чемодан. Ольга Михайловна хлопотала на кухне, готовила провиант любимой дочке на первое время. Подружка Люся пришла помочь, но в итоге просто сидела на кровати и, весело болтая всякие глупости, разряжала напряженную обстановку. В комнату зашёл отец с очень серьезным видом.

-Иветта, если вдруг ты не поступишь, не вздумай реветь, и тем более, не вздумай бросаться во все тяжкие, оставаясь одна в городе! Сразу домой! Мы тут по-семейному решим все проблемы!

— Пап, не переживай. Первым делом я поеду и сменю имя.

Люся аж поперхнулась несказанными словами. Игорь Робертович, отец Ветки, выпрямился и строго посмотрел на дочь.

— Ты, я надеюсь, снова шутишь? Оля! Она опять!
Ольга Михайловна вытирая руки об фартук, вышла из кухни.

— Имя меняет?
-Да! Ива! Твоя бабушка очень бы гордилась сейчас! Мало того внучка носит ее имя, так еще и пошла по её стопам!- отец хлопнул ладошкой по столу.

Хотя, грозным его назвать можно было с большой натяжкой. Широкоплечий мужчина, с руками, привыкшими к тяжелой работе, покрытыми сухими мозолями. Круглолицый, с большими глазами и открытым взглядом. Степлой, дружелюбной улыбкой. Видимо этот открытый взгляд и ласковую улыбку приобрела от отца по наследству Ива. Волосы, когда то русые, стали совсем седые. Но эта седина очень к лицу была круглолицему Игорю Робертовичу. Он не был похож на худощавую сухенькую старушку Иветту Брониславовну, какой ее помнила Ива. «В соседа уродился», шутила бабушка. Но на самом деле, Игорь Робертович был точной копией своего отца. Деда Ива видела только на старых фотографиях.

— Я еще не пошла.
— Иветта Брониславовна была гениальнейшим хирургом! Прекрасным диагностом! Веееликооолепным (это слово отец нарочито протянул подольше) педагогом! Это великая честь — носить ее имя!

Всю эту пафосную речь Ива слышала каждый раз, как только заикалась о нелюбви к своему имени. В школе ее все называли Ивкой. Люська, когда подхалимничала и просила списать — «Ивушкой», мама — «Ивочкой», а Артем — «Веткой». Ну что за имя такое? Как порой хочется быть просто Светой-Машей, да пусть даже Марфой или Клавой. Но легендарная родственница наложила свой именной отпечаток, кажется на веки вечные. Ива твердо решила, что когда придет очередное время смены паспорта, она непременно это имя сменит…но осознание, что для всех знакомых она останется Ивушкой, раздражало.

— До Тамбова ехать ночь. Споезда встретит тетя Маша. Она обещала тебя приютить, пока будешь сдавать экзамены. Потом выбьем общагу. Но это потом… — Ольга Михайловна говорила монотонно и ровно, это означало, что она очень переживает. Ива тоже волновалась, но ее волнение носило больше эйфорический характер. Отец часто курил и давал короткие наставления, перебирая в записной книжке все свои знакомства и студенческие связи в Тамбове. Только Люська, как любопытная Варвара, сидела на диване, поджав ноги, и отчаянно совала нос везде, где этот самый нос пролазил.

— Тук-тук! Собираетесь? – в дверь, как ураган, влетел Артем. Люська резко подобрала живот, спустила ноги с дивана и выпятила вперед грудь. А грудь у Люськи, надо отдать должное, была значительно ярче Ивкиной.

— Ветка, у тебя во сколько поезд?

— В шесть. – Ива села за стол и не обращая внимание на царящую суету начала сверять собранные вещи с подготовленным заранее списком.
— Я тебя провожу, сумки донесу. Тёть Оль, а пирожки остались, чую пахнут. Или все Ветке сложили? Так она все равно не съест.

— Садись, оболтус! – Ольга Михайловна по-матерински, шутя, щелкнула Артема полотенцем по ногам.
Мгновенно на столе появился самовар, беленькие чашечки из любимого маминого набора и целый разнос с пирожками. Единогласно было принято решение отложить сборы и устроить чаепитие. Тем более все вещи, книжки и гостинцы для тёти Маши были тщательно упакованы.
****
Артем тащил тяжелый чемодан Иветты по перрону. Поезд прибывал через 30 минут. Отец давал инструкции по поведению в вагоне, а Люська, прицепившаяся к провожающей процессии «хвостом», из любопытства разглядывала витрины киосков «РОСПЕЧАТЬ».

— Чего ты туда наложила, кирпичи что ли? – пыхтел Тёмка.
— Банально, Тём. Ты же знаешь, там конспекты и книги.
— Зачем ты их столько прешь? Там что, на весь Тамбов ни одной библиотеки?
— Артём, ты или не ной или отдай чемодан, тебя вообще никто не просил с нами идти.

Иветта раздражалась на Артема, не потому что он ныл. Ныл он как раз частенько, по делу и без дела. Она боялась дороги, боялась большого города, в котором была только пару раз, да и то с отцом по каким-то делам. Боялась не поступить и не оправдать свои надежды и ожидания близких. И в тоже время, боялась поступить. Ведь тогда придется там жить, ко всему привыкать, да и учиться не просто. Тоска гундосила в груди «пошли домой», еще настырнее Тёмки с чемоданом. Но самоконтроль, воспитанный в девушке с детства, не позволил страху проявить себя.
На самом деле чемодан для Артема не был такой уж тяжелый. Просто он оставался, а Ветка уезжала. А если 17 лет жить рядом, душа в душу и не расставаться дольше, чем на неделю, разлука казалась удручающе невыносимой.
Раздался гудок поезда. Суетливые прощания, объятия… и вот уже Иветта машет рукою с другой стороны окна из плацкартного вагона.
Когда огни станции перестали мелькать за окном, сменились пейзажами колхозных полей, Ива легла на верхней полке и зажмурилась.
Перед глазами было темно, оранжевые круги всплывали как мыльные пузыри. Странно, но мыслей не было.
Внизу загремели сумки, гвалт голосов заставил Иву открыть глаза и заглянуть вниз. Тучная женщина с огромными сумками вплыла в купе, не прекращая возмущаться на все, что попадалось под ноги. Бросив сумки, она затащила за воротник в купе двух мальчишек примерно 11 и 14 лет.

(Таскать за воротник 14-летку врят ли под силу хоть одной матери, если он не законченный рохля — Прим.Ред. Ответ автора: А мальчишки в руках мужеподобной мамашки были именно такими- худенькими тщедушными рохлями).

Отчитывая безмолвных сыновей, она распоряжалась, кому куда сесть, кому куда встать, куда положить каждую из многочисленных сумок. В общем, суету тётка развела по чище, чем на базаре. «Хорошо еще, что ехать только ночь», подумала Ива, и снова зажмурилась.
Ночь прошла удивительно быстро и тихо. Станция Ивы была раньше, чем станция тётки, и она учтиво разрешила старшему сыну помочь попутчице выставить чемодан на перрон. Гудели поезда, народ сновал туда-сюда, стараясь не опоздать на свой поезд, или торопясь встретить прибывших гостей. Тётю Машу Иветта видела только один раз, года четыре назад, когда она приезжала в гости к маме. Они дружили со студенческих времен, и очень гордились таким долгосрочным союзом.
Ольга Михайловна и тётя Маша сидели до полуночи на веранде, пили домашнее вино, приготовленное папой (он им очень гордился и всегда держал несколько бутылочек для гостей). Но вот как выглядит тётя Маша не в халате и тапках, Ива совсем не представляла, осталось надеяться, что у тёти Маши с узнаванием малознакомых дочек подруг лучше, чем у самой этой дочки.

— Ива? – девушка обернулась и увидела маленькую пышненькую женщину с широко распахнутыми голубыми глазищами. Точно! Это тётя Маша! Такие глаза трудно забыть, в какой халат ее не переодевай.

— Здрасте, тёть Маш. Да, это я. – на душе как то сразу успокоилось от присутствия знакомого человека в совершенно незнакомом городе. Тётя Маша подхватила Иву под руку и проворно поволокла сквозь толпу к автобусной остановке. При этом она болтала без умолка, устраивая экскурсию прямо на ходу, даже правильнее сказать, на бегу. В автобус запрыгнули почти чудом. Дома мелькали, сменяясь витринами магазинов. Иветта почти не слушала рассказчицу, но старалась часто-часто кивать, как будто очень прониклась очередной историей. Автобус был битком набит пассажирами так, что становилось нечем дышать. Рабочий день был в самом разгаре, но народ куда-то спешил и торопился. Наконец тётя Маша засуетилась, а это означало, что пора сходить с автобуса.
Квартира маминой подружки была на третьем этаже 16-ти этажного дома. Иветта никогда еще не видела такие высокие дома, и от восхищения, задрав голову, открыла рот.

— Ну, чего встала?! Пошли уже, мне еще на работу бежать, я только на часик отпросилась, тебя встретить.- Мама рассказывала, что тётя Маша работала в каком то очень хорошем ателье, по пошиву одежды. Вообще была мастерицей экстра класса. Могла сшить пальто, да так, что от магазинного не отличить! Даже лучше. И платья она шила сама. Себе, и соседям. Правда из подворованного в ателье материала. «Каждую копейку в дом», — говорила мама. Хотя, зачем ей были нужны эти «лишние копейки», мама не понимала. Детей у тёти Маши не было, и про родню Ива как-то не слышала. Хотя, особенного значения это не имело. Главное — она приютила будущую студентку.
Квартира была очень похожа на свою хозяйку. Словно маленькая шкатулка рукодельницы, была светлая и вся в необыкновенных тканях. Торшер, обтянутый светлым материалом, диваны, застеленные гобеленовыми покрывалами, тяжелые плюшевые шторы ярко-зеленого цвета. Кажется, именно из таких штор Скарлет О'Хара шила себе платье, подумала Ива. В углу на небольшом столике, заваленном кучей лоскутков, стояла машинка «зингер». Квартира была однокомнатная с маленькой кухней, но очень чистой и уютной.
— Ну всё, давай отдыхай, а я побежала. Там борщ в холодильнике, грей и ешь. – тётя Маша испарилась из квартиры, как будто ее и вовсе тут не было.
Ива прошла по комнате, ноги ступали бесшумно по жесткому паласу. На кухне она села за крохотный, как игрушечный, стол и выглянула в окно. Высоко… а что же там, на 16 этаже. Тошнота подкатила к горлу – она побаивалась высоты. В детстве даже на дерево залезть не могла. Тёмка дразнил ее, когда еще были малышами, а когда стал постарше, пытался лечить, затаскивая на чердак своего дома, или садился на перила мансарды, свешивался в низ. Сердце Ивы выскакивало из груди, она плакала. Фобию так побороть и не получилось. Снова неприятно замутило от нахлынувших воспоминаний. А может просто пора поесть! Она вспомнила про борщ и мамины пирожки в сумке. Распаковав гостинцы, Ива сложила пирожки на большую тарелку, а баночки с солеными огурцами поставила на пол. Запах пирожков, заполнив квартирку, сразу напомнил о доме.
Вечером тётя Маша постелила гостье на раздвижном кресле-кровати и велела не зажигать свет после «отбоя». В гостях не поспоришь. Хозяйка улеглась на диване и погасила свет, но её начал мучить жгучий интерес о происходящем в Бологое, «как там Оленька поживает». Уж лучше бы был «отбой», подумала Ива, заплетающимся языком отвечая на многочисленные вопросы тёти Маши.

Медицинский институт располагается по улице Советской, № 93 в учебном корпусе № 1 Тамбовского государственного университета имени Г. Р. Державина. Двухэтажное здание, выходящее фасадом на главную улицу города, было построено по проекту известного архитектора А. П. Брюллова и являлось памятником архитектуры XIX века. Приемная комиссия уже начала свою работу. Абитуриенты, стайками и поодиночке, сновали по мраморным ступеням. Кто пришел сюда не впервые, входили в тяжелую дверь, как знатоки, гордо задрав нос. Робкие «новобранцы» тянули ручку с ужасом надвигающейся стихии. Как будто недра массивного здания сейчас поглотят всяк туда входящего. Иветта относилась к новобранцам и потому не стала нарушать традицию блаженного ужаса. Прохладный ветерок подул навстречу, приветливо зашевелил выбившуюся из косы прядь волос. Документы она уже отнесла и вот назначен день первого экзамена по химии. Иветта готовилась к вступительным испытаниям несколько лет, поэтому химия с биологией перестала быть жуткой жутью, тем более именно эти два предмета Ива очень любила. Вот математика с русским языком холодили руки гораздо сильнее. Химия была решена легко и непринужденно, девушка приободрилась. Следующими были ненавистные русский с математикой. Биология оставалась «на сладкое». Самым страшным в биологии было то, что принимали экзамены сразу несколько профессоров, заслуженных врачей Советского Союза. Именно они заваливали основную массу поступающих, благодаря чему возле кабинета рыдало больше всего абитуриентов, заливая конспекты слезами. Входили по пять человек, брали билет и садились готовиться. После фразы «кто готов» среди молодых людей происходило несколько инфарктов, парочку инсультов, а у особенно чувствительных даже легкое недержание мочи. Ива взяла билет: «К какому доказательству эволюции относится закон Ф.Мюллера и Э.Геккеля». Вопрос для Иветты оказался простым, она взяла ручку, потом положила ее назад, прочла второй вопрос. Странно, совсем недавно она упоенно читала книгу, где тема именно этого вопроса открывалась в полном объеме. Даже строчки из этой книги тут же всплыли перед глазами. Третий вопрос был более медицинский, и содержал в себе строение сердечнососудистой системы. О! Просто подарок судьбы! Еще с бабушкой они рисовали на листочке строение желудочков и предсердий. Ива могла с закрытыми глазами глубокой ночью рассказать эту тему.
— Может, кто готов? – устало спросила худощавая женщина, лет 60, про которую уже Ива разузнала — это доктор медицинских наук, профессор, кардиолог, Галина Васильевна Стриженова.
По шороху в аудитории стало ясно – будущие студенты втянули шеи.

— Можно?- не очень уверено встала Иветта. Удивленные брови на лицах приемной комиссии взмыли вверх. Они ведь спросили просто так, никто так рано еще ни разу не срывался с места для демонстрации знаний. «Выскочка!», мелькнула мысль у приемной комиссии, и все приготовились «валить бедолагу».

-Да, конечно, пойдемте. Прибавим бальчик за храбрость. – поддержал седой мужчина с острой бородой клинышком. — Что ж, Трофимова И. дерзайте!
Ива прочитала первый вопрос, и сразу же на него ответила. Мужчина с бородой заглянул в пустой листочек, лежавший перед девушкой. Остальные экзаменаторы повторили это движение и переглянулись.

— Хорошо, — заинтересованно сказал второй мужчина из комиссии, помоложе, с густой шапкой волос. Позже Ива узнала, что это вирусолог, разговаривающий чаще на латыни, чем на русском. – Дальше что у вас?

Второй вопрос девушка так же спокойно и уверенно отчеканила, как по написанному. Профессора оживились, начали прощупывать явную зубрилку дополнительными вопросами. Но отличница не плавала, не терялась, и попытки завалить были больше похожи на интеллектуальную беседу. Услышав третий вопрос, Галина Васильевна, подняла глаза от документов, стала внимательно слушать – тема была ее. Иветта все-таки взяла ручку, щеки ее пылали румянцем, она начала разукрашивать свой ответ рисунком. Галина Васильевна периодически перебивала, уточняла и переспрашивала, с тем же увлеченным интересом наблюдая за движениями ручки по листку. Когда ответ был окончен, Ива замолчала, посмотрела на профессора кардиологии своим прямым спокойным взглядом – рентгеном. В аудитории повисла гробовая тишина. Даже было слышно, как муха билась в окно туалета, в конце коридора.

— Мда…Трофимова И.! Удивили! Давно я не встречала такого увлеченного человека. Сразу видно, вы не просто учите, вы понимаете каждое слово. Какое направление вы хотели бы выбрать, в случае поступления? Но я уверена вы уже в числе студентов, согласны коллеги? – коллеги дружно закивали, как китайские болванчики.

— Я мечтаю быть хирургом… но мне сказали, что слабые женские руки никак не подходят. – Ива как бы стесняясь, спрятала ладони за кафедру.

— Знавала я одну женщину с сильными руками хирурга… откуда вы к нам, Трофимова И.? Ира?
— Иветта… — почти шепотом сказала Ива и еще сильнее залилась румянцем. Всё, сейчас начнется, подумала она.

-Как? – глаза Галины Васильевны стали похожи на блюдца, ей даже пришлось снять очки, чтобы они не мешали смотреть на девушку.
-Иветта Трофимова… — чуть громче произнесла Ива.
— Откуда имя такое? Прибалтика? – заговорил профессор-вирусолог. Но Ива не успела ответить.
— А бабушку вашу, простите, как звали?

Вот чего боялась Ива! Сейчас начнут ее сравнивать, или еще хуже, наоборот, везде прощать и поощрять, благоговея перед памятью великой бабушки. Сердце забилось чаще.
— Иветта Брониславовна… — одними губами, не поднимая глаз, выговорила Ива.
— Ах вон оно что…ну надо же… — Галина Васильевна потерла подбородок указательным пальцем, на котором, как на крючке, висели очки. – Знаете что, Иветта, а вы рассмотрите вариант выбрать направление кардиологии, я буду рада видеть вас у себя на курсе. А на счет хирургии, мы посовещаемся, правда, коллеги? – и коллеги вновь послушно закивали.
Когда двери кабинета закрылись за спиной будущей, студентки Галина Васильевна заговорила.

— Когда-то давно я была ассистенткой у ее бабушки. Я была совсем молодая, а она опытная и очень умная. Все что я знаю сейчас, это благодаря ей…мда…вот так судьба! Я училась в Калининграде, а Иветта Брониславовна преподавала у нас в институте. Войну прошла… не думала, что когда то буду учить ее внучку. Да еще и в Тамбове! Вот судьба…

Ива вышла из кабинета на ватных ногах. Сердобольные друзья по несчастью (или по счастью), тут же набросились на нее с расспросами, начали совать носовой платок, стакан с водой, у кого-то даже оказался нашатырный спирт, таблетки валерианы и капли корвалола. Надо же, какие предусмотрительные!

— Завалили?? – громким шепотом хрипели в ухо.
-Да вроде нет, просто разнервничалась… — оправдывалась Ива, прорываясь сквозь любопытную толпу на улицу. Очень хотелось бежать. Дышать катастрофически было нечем.
На воздухе мысли начали потихоньку укладываться в голове. Результаты будут примерно через месяц. А значит можно сворачивать ночевки у тёти Маши и ехать домой. На всякий случай нужно будет заглянуть в медучилище в Дмитриевке, чтобы не потерять год, если не зачислят в институт. Хотя Галина Васильевна почти убедила Иву в том, что она поступила.

Дома встречали Иву как победительницу Бородинского сражения. Тётя Маша опередила с новостями. Позвонила маме. Без умолку, рассказывая и приукрашивая историю поступления «замечательной девочки». Родственники и друзья, собравшиеся за праздничным столом, сыпали поздравлениями. Ива возмущалась, мол, результатов еще нет, поздравлять рано. Но родителей было не унять. Тёмка пил вино впервые за столом со взрослыми, и развеселившись, начал рваться в клуб на поиски приключений. Люська от употребления алкоголя воздержалась из солидарности с Ивой, а когда родня достигла градуса веселья, девчонки ушли в сад сплетничать.
Люся поступила заочно в пединститут. Она не могла оставить одну маму, которая часто мучилась давлением. Люся боялась, что в ее отсутствие не успеют вызвать «скорую». Да и лишние деньги совсем не мешали в семье, поэтому работа в детском саду была очень своевременная.

— Я не успела Артема спросить, куда он, в техникум пошел, или остался в нашем ПТУ?
— Мне кажется, он у нас на токаря остался, не поехал никуда. – Люська хлопнула по ноге, расквасив жирного комара – Тьфу, пакость! Пойду руки помою!
Подружка ускакала в дом, а Ива осталась на садовых качелях одна. Трещали сверчки, одуревшие от летнего воздуха. На пруду, за деревней лягушки распевали свои брачные серенады, стараясь перекричать друг друга. Полная луна заливала сад, везде пахло цветущей «ночной красавицей». Соловей пел песни совсем рядом, наверное, свил гнездо на любимой папиной яблоне. Лето — любимое время года Иветты. Можно не думать об учебе, шляться по поселку с девчонками до поздней ночи, петь песни Анни Вески и Боярского, и коверкать язык под неподражаемого Джо Дассена. И смеяться. Над всем, со смыслом и без. Да, любимое, беззаботное время!