Хроники Провинстауна. Собачий остров

История первая

Я

Мальтийская болонка в розовом ошейнике, пользуясь тем, что хозяин отвлекся, лакает из лужи. Хорошие манеры — не про собак, даже если ты стоишь три тысячи долларов и гадишь на экогазон. Пес остается псом. Хозяин «Челси» (на ошейнике стразами написано это имя, а парень явно не футбольный фанат) увлеченно треплется по телефону, оттопырив отполированный мизинец. Жара дикая, был бы я псом, я бы тоже не стал ждать, когда мне соизволят предложить воду из бутылки.
Я жду своей очереди в кассу. До отправления «Фаст Ферри» двадцать семь минут, а передо мной еще три человека. Болонка с хозяином — единственные, кто не выдает в окружающий мир агрессию. Им словно плевать, попадут они на корабль или нет.
В невзрачном окошке, обклеенном расписанием и графиком навигации, рыжая девушка-кассир с простой стрижкой тормозит как будто специально. Солнце бьет прямо на стоящих у кассы, а ей и дела нет!
Она только физически с нами. Ее способность принять деньги, выписать билет и дать при необходимости сдачу будто утрачены.
Видимо, вчера кассирша хорошо погуляла: голова грязная, иногда она ее почесывает, вызывая у меня чувство отвращения. Она будто чувствует, что раздражает присутствующих своей медлительностью и внешним видом, и втягивает шею в плечи:
— Прошу прощения, сэр, вы просили обратный на завтра, сэр?
— Нет! Я просил выписать мне чертов билет на ближайший паром с открытой датой на обратный!
— Прошу прощения! Минуточку, сэр.
Ее так жалко, что хочется убить.
Но кто тогда продаст мне билет? Сайт корабельной компании не позволяет оформить билет онлайн. Даже если ты приобрел его на сайте, стой, сукин сын, на солнцепеке в окошечко к рыжей девице с чесоткой. Кто-то в очереди не по погоде надушился сладким парфюмом, аромат смешался с запахом океана, с запахом поджаривающегося на солнцепеке мусорного бака без крышки и с запахами остальных стоящих в очереди.
— Можно поскорее?
Рыжая все еще не отпустила парня, который стоит первым к окошку.
— Да, сэр! Система зависла!
— Да что же это такое?! Я сейчас обгорю к чертовой матери!
Парня я вижу со спины. Нормальный раздраженный менеджер из белых воротничков. Плюс тридцать три, а он в рубашке и пиджаке. Жилистая шея и хорошая стрижка, русые волосы. На ногах брюки и замшевые ботинки. Бедный чувак. Его лица не видно: он, наклонившись под козырек кассы, всунул голову как можно дальше в тень, облокотившись руками о подоконник. Снял бы ты пиджак, парень, а то и до теплового удара недалеко! Мы поймем, если ты разденешься, и не осудим за пятна пота на твоей недешевой рубашке.
— Вы скоро?
— Да, сэр! Я стараюсь!
За мной еще четыре человека. Самый последний, похожий на Элтона Джона, подошел только что и, оказавшись наиболее приспособленным к бостонскому августу, раскрыл над своей круглой головой черный зонт-трость. Сохраняя спокойствие и находясь в искусственной тени, «Элтон» как ни в чем не бывало присел на свой большой стотридцативосьмилитровый железный чемодан и, достав из кожаной коричневой сумки зеленое магритовское яблоко, немедленно им захрустел.
— Все. Сэр! Вот ваш билет в ту сторону! Сейчас я займусь вашим обратным билетом!
— Боже…
Первый в очереди парень повернулся к нам, его розовое лицо отражало все, что он думает о рыжей из кассы и о сервисном обслуживании.
— Есть у кого-нибудь вода? Я сейчас взорвусь!
Стоящая за ним пожилая пара переглянулась. Один из них обошел своего товарища и залез в его рюкзак, а затем передал маленькую бутылку воды:
— У нас только с газом!
— Спасибо, господа! Я взорвусь!
Взяв крохотную бутылку, белый воротничок мгновенно открутил с нее крышку и вылил содержимое на свои крупные ладони, после чего опустил в них свое лицо. Остатки газированной воды он влил себе за шиворот и провел влажными руками по шее и волосам.
— Вы спасли мне жизнь! На корабле я немедленно верну вам воду! Главное —оказаться там поскорее!
Мужчины с рюкзаками заверили беднягу, что все это пустяки. Но, как верно заметил юноша, действительно хотелось бы оказаться скорее на корабле.
— Итак! Вот ваш билет обратно, сэр!
— Спасибо, мисс! Сколько с меня?
— Упс… — Рыжая почесала голову. — У вас есть студенческая карта?
— Нет!
— У вас есть карта «блэк эдишен»?
— Нет! Пожалуйста, мисс, просто скажите, сколько с меня!
— У нас акция, сэр! Для студентов и держателей карт «блэк эдишен»…
— У меня нет! Сколько с меня?
— С вас двести сорок долларов, сэр! Вы будете оплачивать картой?
— Да!
Белый воротничок протянул кассиру карту.
— Cэр, — снова почесалась кассирша, — но ваша карта, она — «блэк эдишен»!
— И что? Просто снимите с нее деньги и отпустите меня, мисс!
— Если вы заполните анкету, cэр, то у вас будет скидка, и тогда ваши билеты будут стоить двести двадцать долларов. Подождите, я схожу за бланком.
Вся очередь, кроме жующего яблоко «Элтона», тяжело вздохнула.
Мальтийская болонка напряглась и зашла лапками в лужу. Ее хозяин, видимо, почувствовал натяжение поводка и отвлекся от телефонного разговора:
— Челси! Девочка, ну ты чего? Иди сюда, там «фу».
Челси обиженно взглянула глазами-бусинами из под густых бровей и пошлепала из лужи к хозяину. Он, объяснив происшествие c Челси и лужей невидимому нам собеседнику, продолжил вполголоса говорить о своем.
— Я не буду заполнять анкету! Проведите операцию, мисс, пожалуйста, и я просто пойду! — Белый воротничок, на счастье очереди, решил не экономить двадцать баксов.
— Хорошо, сэр! Как вам угодно! Но хочу заметить… — Рыжая налила себе в кружку воду из кулера, стоящего рядом с кассовым аппаратом, и сделала глоток.
— Хочу заметить, сэр, что экономия составила бы двадцать долларов!
Даже с моей точки было видно, что при слове «двадцать» у нее выпучились глаза — тем самым она обозначала большой размер экономии. Также я увидел, как вздулась жила за ухом у белого воротничка. Едва сдерживаясь, он процедил:
— Я понял, мисc. Спасибо! Но мне не надо.
— Как знаете!
Рыжая наконец вставила карту в терминал, и кассовый аппарат обнадежил меня приятным звуком вылезающего чека.
— Хорошей поездки! — сказала рыжая, возвращая белому воротничку банковскую карту.
Он молча отошел от кассы, потянув за собой черный кейс-пилот.
— Еще раз спасибо за воду, господа! Увидимся на борту!
— Всегда пожалуйста! Обращайтесь! — ответили оба пожилых и подвинулись к окошку для оформления своих билетов.
C пожилыми рыжая справилась гораздо быстрее, и настал мой черед с ней общаться. Приблизившись к окошку, я так же, как и все, засунул голову под козырек, чтобы слегка передохнуть от солнца. Оказавшись вплотную к кассе, я обратил внимание, что в маленьком офисе медленной кассирши стоит фигурка манэки-нэко и висит деревянная резная картина с русалкой из Старбакса. На спинке офисного стула висит сумочка из текстиля, яркая, как солнечная аратинга, три отделения внутри и цепочка с возможностью прицепить такой же «вырви глаз» кошелек.
— Чем могу помочь, сэр?
— Мне билет только туда. На ближайший!
— Нужен ли вам обратный билет?
— Нет!
— Хочу вас предупредить, что у нас акция…
Я перебил ее:
— Только билет туда, спасибо, мисс! Я не студент и у меня нет карты «блэк эдишен», плачу наличными! Спасибо, мисс!
Рыжая снова почесалась, грустно посмотрела на протянутые мной купюры и вжала голову в плечи:
— Боюсь, сэр, у меня не будет сдачи…
— Так! Сейчас!
Набрать двадцать девять долларов мелочью непросто. Я выгребал мелочь из кошелька, из карманов шорт, из кармана рюкзака. На блюдце для мелочи лежал двадцать один доллар. Восемь не хватало.
— Что же делать? — запаниковал я.
— Вам придется сходить и разменять, сэр — за углом есть пончиковая.
«Пончиковая» меня не устраивала. Не для этого я жарился двадцать минут на тридцатитрехградусной жаре.
— Я могу тебе докинуть, а ты угостишь меня на корабле чем-нибудь, а? — Хозяин Челси пришел мне на помощь, не отвлекаясь от разговора по телефону.
— Буду признателен!
— Нет проблем, дружище! Подержи поводок!
В одно мгновенье в моей руке оказалась розовая шлейка. Челси растерянно наблюдала за хозяином, старательно выгребавшем мелочь из двух отделений набедренной сумки и собиравшем остатки по карманам своих легких льяных брюк.
— Держи, дружище! Ровно восемь баксов. — Собачник высыпал на блюдце для мелочи монеты, и рыжая немедленно принялась их пересчитывать.
— Спасибо, ты очень выручил!
— Да нет проблем! Челси, иди ко мне, дамочка!
Я передал собачнику поводок с белым пушистым существом. Челси прижалась к ногам парня.
— Лерой! — опомнившись, я протянул собачнику руку, которую тот немедленно пожал, подтянув поводок к запястью:
— Чарльз, но можно Чипи!
— Увидимся на борту, ага?
— Ага! Спасибо тебе! До встречи, Челси!
Из вежливости и благодарности к Чипи я нагнулся и погладил болонку по пушистой голове. Она незамедлительно лизнула мою руку.
Проходя от кассы к причалу, я обратил внимание, что «Элтон» достал второе яблоко, на этот раз красное.

Чипи

Карл всегда опаздывает. Это не иначе как генетическое заболевание. Его мать опоздала на крестины собственного сына, затем на похороны второго мужа, затем на свадьбу старшей дочери. У нее пригорают пироги, она даже из гостиной до кухни умудряется «запоздать» со словами: «Ой, я что-то припозднилась!» Она говорит это, всплескивая руками, словно разбивает яйцо. А на лице — ни капли сожаления или раскаяния, она даже не притворяется, что исправится и начнет следить за временем.
Тем не менее это ее единственный недостаток. У Карла их больше.
Сегодня мы уезжаем в отпуск, если он не опоздает.

На причале заняты все скамейки. До отправления Fast Ferry остается семнадцать минут. Посадку еще не объявили. Солнце жарит так, что лужа от подтекающего лотка с мороженым испаряется на глазах. Толстый продавец мороженого — испанец неопределенного возраста мается, старается лечь плотным телом на стекло лотка, чтобы захватить весь холод себе.
Мы тут все маемся от жары: и испанец, остающийся здесь до вечера, и парни, которые через два часа будут прохаживаться по американской загогулине Кейп-Кода, чтобы ближе к ночи оказаться в прохладе клубов и баров, а к утру наладить свои отношения с помощью «приглашенной звезды» или самостоятельно.
Как настоящий папаша, я радуюсь, что успел после пробежки отвезти Челси к грумеру в Бэк-Бэй. Теперь у нее совсем не выставочная шевелюра, зато она похожа на щенка и ей не так жарко. Кажется, увидев себя в зеркале после работы стилиста, Челси несколько расстроилась. Еще бы, короткая стрижка не способна скрыть лишний вес. «Не налегай на собачье печенье, дамочка, и будет все тип-топ», — сказал я. В отличие от многих наших знакомых собачников, мы не делаем из Челси ребенка. У нас нет не только коляски, но и костюмов для нее. Единственная прихоть — это разноцветные поводки. Когда я гуляю, то беру либо розовый, либо алый, а Карл предпочитает черный или коричневый — тем самым выражая свою брутальность, вероятно. По субботам он ходит на собрание парней в коже. По воскресеньям мы с его матерью встречаемся в церкви, и почему-то глаза отвожу я, а не Карл.
Пока мы с Челси стоим в очереди к кассе, чтобы обменять онлайн-билеты на бумажные, мне звонит Нана из отдела внеэфирного промо. Как и всякая незамужняя карьеристка до тридцати лет, она ужасная болтушка. Я только поддакиваю. Перед нами в очереди симпатичный парень в шортах в стиле Индианы Джонс. Кажется, его напрягает происходящее вокруг. Кассирша не шевелится, все на нервах. Но меня очередь успокаивает: она дает шанс Карлу успеть на корабль.
В начале очереди стоит интеллигентная пожилая пара «профессоров»: оба в светлых спортивных пиджаках, рубашках и одинаковых мокасинах. У одного седая эспаньолка и блестящая лысина, у второго на голове шляпа и борода в стиле «я старый голландец, я много дымил на своем веку». Думаю, Карлу было бы интересно познакомиться с такими стильными стариками, тем более что на одном из них явно дорогой, хоть и скромный кожаный рюкзак. При мысли, что Карл на своих встречах по субботам тусит с таким вот «профессором», я невольно улыбаюсь. Вообще, глядя на пожилые пары мужчин и женщин, женщин и женщин, мужчин и мужчин, я неизменно думаю о трех вещах: встречу ли я такой почтенный возраст именно с Карлом, успокоится ли он к этому возрасту и кто из нас раньше откинет коньки.
«Профессора», получив билеты, пошли на паром, тот, что был с эспаньолкой, проходя мимо нас с Челси, сказал ей: «Какая прелесть» и подмигнул мне. Когда же у нас перестает стоять на молодых? И как же хороши советы на «гей точка ком»: собаки в самом деле помогают заводить новые знакомства, становясь своеобразными проводниками между нами.
Нана продолжает ныть и жаловаться на дуру из рекламного отдела, на ужасные цены в ее фитнес-клубе и говорит, что ей надо перебраться в Лос-Анджелес, потому что там бы к ней (она говорит «к нам», подразумевая, что я тоже должен следовать за ней по карте страны) относились как к богине, а не как к дерьму. Я понимаю, почему у Наны все через жопу: и солнце не то, и работа не та, и воздух не тот — она одинока. И секса у нее не было уже год. Одиноким в северных городах всегда тяжелее, никто не согреет твои ноги под одеялом в ноябре. И жирный суп с картошкой и сливками никто не поставит на прикроватный столик, если вдруг одинокий заболеет. Тем более женщина-карьеристка, которая со всеми ругается и вздергивает бровь, едва что нибудь пойдет не так, как ей хочется.
— Нана, — говорю я, — надо прощаться! Карла все нет, мне надо позвонить ему!
— Конечно-конечно, голубки, чао! — говорит она и кидает трубку, словно это не я слушал ее целых двадцать четыре минуты, то и дело поддакивая.
Парень впереди меня — «Индиана Джонс» — ищет мелочь по карманам, мне хочется с ним познакомиться, и я помогаю ему. Он представляется Лероем, и я беру с него слово, что он угостит меня на пароме. Я верю, что он не уйдет в отказ: такие серьезные ребята никогда не подводят. Пока мы болтаем, ухитряюсь пропустить два звонка от Карла.
— Ты где? — перезваниваю тут же, как Лерой отходит.
— Бегу! Взять тебе пончиков? Тут пончиковая на углу!
— Нет! — при мысли о приторно сладком пончике я даже морщусь.
— Хорошо!
Мы с Челси стоим в тени с билетами на руках. Люди встают со скамеек и выстраиваются в очередь на паром. Испанец-мороженщик с надеждой смотрит на оставшихся в очереди: может, кто-то захочет освежиться? «Купите мороженое, вашу мать!» — явственно читается у него на лице. Но никто не покупает. Лужа у холодильника практически полностью высохла.
Челси начинает скакать, и я смотрю туда, куда повернулась ее белая пушистая голова с высунутым языком: навстречу к нам уверенной походкой идет Карл, держа в одной руке чемодан, а в другой — гигантскую розовую коробку с пончиками.

Я
На верхней палубе уже расположилось несколько человек. Чемоданы поставлены на железные полки, работник парома пристегивает их кожаными ремнями. Обращаю внимание, что большая часть чемоданов моего дизайна, этот факт радует.
Занимаю четвертый ряд, спиной к носу парома, лицом к океану и Бостону. На первых двух рядах лицом ко мне сидят представители квир-сообщества. Парень с выкрашенным в ярко-зеленый цвет ирокезом и блестящим зеркальным маникюром в бирюзовой футболке в обтяжку. Он полный, и принт футболки в виде розовых медуз выглядит несколько ненатурально в сочетании с его животом и стройными ногами, которые он демонстрирует чересчур короткими для его возраста (ему на вид не меньше тридцати пяти) ярко-голубыми шортами с синими осьминогами. Оглядываюсь на полку для чемоданов и пытаюсь представить, с каким именно пришел этот парень. Выбор невелик, но, скорее всего, с ярко-синим, дизайн которого делал я, либо с саквояжем из коричневой кожи не моего дизайна.
Рядом с Попугаем (так я про себя называю парня с зеркальным маникюром) сидит пожилой мужчина с бородой-эспаньолкой, прижимая к груди кожаный рюкзак. Дизайн отличный и, к сожалению, не мой. С нижней палубы поднимается второй пожилой. В руках он держит два пластиковых стаканчика с белым вином. Второй мужчина подсаживается к тому, кто прижимает к себе отличный рюкзак. Вместе они более узнаваемы — это та самая парочка из очереди за билетами. Их чемодан я прекрасно помню, цвет «синий океан» серии «пегас-55» стоимостью четыре тысячи долларов. Не удивлюсь, если они профессора медицины или рантье. С чемоданами такой стоимости обычно летают частными самолетами, а не катаются в общем пароме.
Пожилая парочка смотрит на меня, я на них, взгляды неловко пересекаются, и мне приходится сказать:
— Скорее бы уже поехали!
Они переглядываются, и тот, что с эспаньолкой, предлагает:
— Не желаете выпить с нами вина?
— Схожу за ним!
Мне скучно, поэтому я охотно встаю со своего места и спускаюсь на нижнюю палубу к бару. Внизу гораздо больше людей, чем на крыше парома. Все уже успели накатить и перезнакомиться. Хочется остаться здесь, но я обещал старикам вернуться. Бармен — накачанный пуэрториканец с пирсингом на правой брови и глазами как у потерявшегося теленка, спрашивает:
— Коктейль? Колу? Вино?
— Вино! Белое, стакан, пожалуйста!
— Может быть, сразу бутылочку? — подмигивает бармен.
— А давайте! Беру бутылку.
Поднявшись обратно на крышу, я вижу, что Попугай уже вовсю щебечет с обладателями дорогого чемодана.
— Привет! Я Том!
— Лерой!
— Я — Майкл Стронски, а это мой супруг Гарри, — говорит старик с эспаньолкой.
Гарри тоже носит бороду, но более крутую и развязную. Разливаю вино в стаканчики, «попугай» Том шлепает себя по голым ляжкам и говорит, что сбегает за коктейлем.
— Две минуты, господа, и, обещаю, мы с вами посплетничаем!
Том уходит, оттопырив руку, как будто на ней висит сумочка, при походке он виляет бедрами. Ну и типчик!
— Чем занимаетесь, Лерой? — расспрашивает меня Гарри.
— Я дизайнер.
— Как интересно! А дизайнер чего?
— Гарри, как невежливо! Не хотите — не рассказывайте! Гарри любопытен, как старуха, — Майкл не перестает прижимать к себе рюкзак и выглядит как дама на вокзале, которая боится быть ограбленной.
— Никаких секретов от вас, господа: я дизайнер багажа!
— Да что вы?! Какая интересная профессия! — Гарри смотрит на полку, где стоит их «пегас-55».
— И в какой фирме, если не секрет?
— В самой известной! — Гарри пристально смотрит на меня, поэтому я осекаюсь и добавляю: — Из демократичных!
— Великолепно!
— А вы? Вы чем занимаетесь?
Майкл поднимает со лба очки. У него прозрачные голубые глаза с тонкими красными прожилками и небольшой папилломой у нижнего века, руки в коричневую крапинку. Ему лет семьдесят, если не все сто.
— Знаете, уже ничем! Но раньше я преподавал английскую литературу… Так, знаете ли, то там преподавал, то тут…
— Он скромничает! — вступается за мужа Гарри. — Он профессор английской литературы, очень умный и очень ученый.
Профессор Стронски хихикает:
— Я профессор, да! А Гарри — доктор экономики, доктор на пенсии.
— Прекрасно! Рад с вами познакомиться, профессор и доктор!
На верхнюю палубу приходит Чипи, Челси и суровый мужик-викинг с чемоданом моего дизайна и розовой коробкой. Мальтийская болонка кидается ко мне как к родному, ее резкое движение пугает профессора, и он вжимается в рюкзак. Я смотрю на бицепсы викинга, которые он намеренно подчеркивает майкой без рукавов и небрежно замотанной вокруг шеи легкой курткой. Cуровый и загорелый, выше меня на голову, на нем отличные кроссовки из последней коллекции Nike. За таким будешь бегать — не догонишь.
— Эй. Дамочка! Перепугаешь народ, держи себя в руках, моя принцесса, — говорит Чипи и машет мне рукой. — Вы тоже решили на воздухе побыть, да, Лерой?
— Ага! Присоединяйтесь! — Я показываю на бутылку.
— Обязательно!
Суровый мужик бросает на нашу троицу взгляд и, оценив, что двое пожилых не представляют опасности, хмурит брови только на меня.
— Карл, это Лерой! — говорит Чипи, закидывая чемодан на полку. — Он новый поклонник Челси. Должен ей восемь баксов!
— Карл. — суровый мужик протягивает мне руку, потом знакомится с Майклом и Гарри.
У Карла очень крепкое рукопожатие. Такими руками можно ломать черепа, раскалывая их как половинки грецкого ореха. Хотя ему, думаю, под силу и кокос располовинить.
— Хотите пончиков? — Карл поднимает с кресла розовую коробку и распахивает ее жестом фокусника. В коробке двенадцать разных пончиков: в глазури розового, коричневого, белого цвета, с начинкой и без, с цветной обсыпкой и просто с пудрой.
— Есть у вас салфетка, Карл? — спрашивает Гарри.
— У меня есть! — Чипи уже несет рулон бумажного полотенца.
Гарри отрывает четыре полоски. Одну кладет на колени, вторую заправляет за воротничок, третью прячет в карман, а четвертую заносит над раскрытой коробкой.
— Ну-c, молодые люди, какой же выбрать?
— Какой на вас смотрит! — предлагаю я.
— Тревожно думать, что пончик может смотреть на меня, — хохочет Гарри.
— Бери низкокалорийный! — подсказывает Майкл. — Это самый простой, без глазури, без начинки.
— Пудровый. — Гарри так и замер с салфеткой над коробкой и смотрит на пудровый пончик. Трогательный старик, любящий сладкое. Мы все тоже затаили дыхание и ждем, когда же он приступит. На сиденье рядом со мной резко падает Попугай Том, наклоняется и хватает пудровый пончик блестящими зеркальными пальцами. Пудра тут же обсыпает его бороду, оставляя на ней след седины.
— Отлично! То что надо! Он буквально смотрел на меня!
Том опрокинул тело на кресло и жует, оттопырив надкушенное колечко пончика. Еще и хвастается, негодяй.
Карл сдвигает брови и передает розовую коробку мне в руки:
— Я за пивом! Чарльз, ты будешь?
— Пока нет, — говорит Чипи, которому совершенно не подходит имя Чарльз.
Гарри рассеянно берет пончик с розовой глазурью и хлопает Майкла по колену.
— Давай мы будем считать низколорийным вот этот. М?
На верхней палубе появляется белый воротничок из очереди. Он расстегнул первые три пуговицы рубашки, и розовая шея теперь особенно отличается от остального тела. Все-таки парень обгорел. Свой серебристый чемодан моего дизайна он с легкостью закидывает на самую высокую полку и, пристегнув его ремнями, несколько раз дергает их, проверяя, точно ли выдержат.
— Это молодой человек, который чуть не взорвался, — хихикает Майкл.
Гарри оборачивается, я тоже, хотя приметил его сразу же. Белый воротничок смотрит на нас, прижимает два пальца к виску и показывает рукой: мол, одну минутку. Затем он спускается на нижнюю палубу, куда только что скрылся от нас викинг-Карл.
Капитан парома дает сигнал к отбытию. Такой звук, словно в деревню приехал магазин на колесах и сейчас начнется бойкая торговля. Попугай Том гладит себя по коленкам, вытирая остатки пудры. Майкл положил голову на свой дорогой рюкзак, Гарри доедает розовый пончик.
Через несколько минут мы начнем путешествие в Провинстаун.
Интересно, где и какое яблоко сейчас грызет «Элтон»?

Чипи

На пароме система пандусов — это настоящий кошмар, тащить чемодан приходится, словно тебе шесть лет и ты идешь по шпалам с бидоном пятилитрового молока. Дружелюбная Челси старается познакомиться со всеми проходящими людьми, на лестнице, ведущей на верхнюю палубу, нас с ней чуть не сбивает тип с бородой Толстого и волосами русалки. Он бежит вниз как подросток, опираясь на перила и таким образом перелетая на три ступеньки. Замечаю, что зеленый ирокез этого типа так обильно полит лаком, что там вполне могут застревать насекомые.
— Ну, ну, полегче! — говорит ему внизу Карл, в которого он едва не врезается.
Наверху сразу замечаю Лероя в компании «профессоров». Прямо идиллия. Интересно, он едет с кем-то или один? И если один, то что он ищет в Провинстауне?
Факт, что я уже с кем-то знаком, напрягает Карла. Несмотря на то что мы переживаем семейный кризис, так называемый «кризис семи лет», Карл все равно ужасный собственник и ревнует меня даже к парковым дружкам Челси. На деле волноваться должен в нашей паре не Карл. Это он высокий сильный блондин, привлекательный и смелый, как сын Одина Бальдр.
Когда он не на взводе и уравновешен, не бьет тарелки и не пинает горшки с цветами во дворе, когда он не делает все, что может делать человек с неконтролируемым гневом, он — супер. Даже по субботам, когда я остаюсь с Челси дома, а он уходит на встречу «кожаных парней». Меня кожа не привлекает, у меня нет никакого фетиша, только хобби: я бегаю, выращиваю декоративные тыквы и томаты, и хожу на прогулки с Челси. То, что Карл мне изменяет, знают все. Но никто не знает, что последний год я тоже изменяю ему. В это не поверит никто и никогда, ведь я образец терпения, добродетели и идеальный супруг. Я не хожу на собрания чуваков в черных кожаных штанах с выпирающим, как у танцоров в русском балете, настоящим и подкладным естеством. Не напиваюсь в клубах и не ночую в соседних с ними мотелях. Я изменяю иначе, и я устал это делать. О разводе я сообщу Карлу в отпуске, в нашем ресторане на берегу океана, где мы провели две недели после свадьбы.
А потом мы с Челси переедем жить к такому же ботану, как мы.
Хватит с меня красавчиков.
— Да, Челси? — спрашиваю вслух.
Она виляет хвостом и доверительно смотрит на меня.
Пока Карл ходит за напитками, мне нужно обустроить переноску для дамочки. На пароме может изрядно болтать, и помощница ветеринара предупредила, что лучше пластиковой клетки с одеялом и ремнями для крепления к креслам для собачек небольших пород и не придумать. Укладывая одеяло в контейнер для Челси, я обращаю внимание, что за мной, не отрываясь от беседы со стариками, наблюдает Лерой.
Он хорош. Но мы уходим с Челси к другому парню.
Капитан парома дает сигнал к отбытию. Все занимают места. Я любуюсь стариками Гарри и Майклом, который продолжает, словно ребенка, сжимать рюкзак. На вторую палубу заходят два моих мужчины. Скоро бывший и скоро будущий. Я поднимаю голову к небу, чтобы не выдавать эмоций, но мое кресло находится под крышей, оттого мне достается только кусок железа и имитация зарядки для шеи.
— Держи!
Карл вручает мне стаканчик с пивом, пластик с мутной желтой жидкостью и неприятным запахом. Оказывается, на пароме все дают только в пластике. Для меня напитки и еда теряют свое очарование, когда отсутствует должная сервировка. Из вежливости и уважения к Карлу и его стараниям делаю глоток. Он чувствует себя героем, конечно же. Он же спустился, постоял в очереди и принес. Он добыл. Он хороший. Живи мы два с половиной миллиона лет назад, Карл обязательно бы побил себя в грудь и издал клич, обозначающий «Карл хороший! Карл сильный! Карл молодец!». Сегодня же он лишь покровительственно хлопает меня по плечу таким образом, чтобы как можно больше людей увидели, кто в нашей паре есть кто. Я — доходяга с мелкой болонкой, он — спортивный здоровый мужик, позаботившийся обо мне. Жест моего мужа замечает Лерой. Он подмигивает мне и чокается по воздуху. Очаровательный парень, надо с ним обязательно куда-нибудь сходить сегодня вечером.

Паром отходит от города. Здания из стекла и бетона блестят на солнце. Господи, как я люблю уезжать!

Я

На вторую палубу вернулся здоровяк с крепким рукопожатием и «Элтон» с причала. В тот момент, когда мы общались с стариками про современные тенденции в дизайне багажа, я заметил взгляд Чипи. Это был взгляд человека в замешательстве и выборе.
За двадцать девять лет своей жизни я видел немало таких взглядов — в основном в ночных гей-клубах. Там, прячась за алкоголем, амфетаминами и кокаином, красивые и талантливые, некрасивые и неталантливые, разные в общем-то мужчины от двадцати до пятидесяти лет никак не могли принять себя как они есть и нуждались во взглядах других. Они напоминали мне дворняжек на благотворительной выставке: «Люби меня! Я хороший! Я верный! Забери меня, забери меня!» — вот о чем были эти вечеринки по большей части. Остальное было про животный секс как в последний раз, про секс, где нет места не то что чашке чая, но и времени узнать имя. Секс как галочка, после которой один травмирован, а второй продолжает ставить галочки до тех пор, пока однажды не обнаружит себя без презервативов и виагры идущим по Дорчестеру в поисках ножа или кастета, в поисках многоточия после бесконечных галочек. Геи вообще любят себя наказывать. Даже за поступки, которыми гордились бы в двадцать пять, они корят себя в сорок.
Попугай «Том» включил музыку и вывел ее в колонку. Наш паром отбывает под Мадонну. Под кого же еще? Я вспоминаю, как это было несколько лет назад.
Мы на диско, на мне майка из резины в облипку, я молод, и живот еще не надо втягивать и даже не надо качать пресс. Танцую четыре раза в неделю. Меня узнают фейсконтрольщики и не узнают консьержи в общаге. Четыре раза в неделю ору вместе с остальными гуттаперчевыми парнями «I like New York!» и надеюсь встретить Опру или Мадонну в одну из таких ночей.Чтобы просто выпить с ними по коктейлю и умереть.
Сил у меня хватает только на то, чтобы выйти из клуба на рассвете и застегнуть ширинку. Я был горд собой за каждую ночь, которую не помню. Сейчас это вызывает недоумение.
Попугай «Том» двигает руками в такт музыке. Колонку он зажал между ног в шортах с осьминогами. Майкл и Гарри смотрят на исчезающие под брызгами воды высотки Бостона.
Я смотрю в другую сторону, высматриваю «Элтона».
Мне хочется попросить у него яблоко.

Чипи

На двадцатой минуте путешествия нас начало кидать о волны. Челси забилась в угол клетки, ее тошнило. Карл брезгливо посмотрел в ее сторону. Без слов было понятно, что мыть и убирать за ней придется мне.
Пиво из моего стакана вылилось на палубу. Я вцепился в оба поручня и смотрел на Лероя. Он продолжал держать одной рукой стакан с вином, которое выливалось ему под ноги, а второй рукой он цеплялся за кресло. Майкл и Гарри склонили головы над рюкзаком и держались за поручни. По лицу стариков было видно, что им очень страшно. Карл встал и, чуть покачиваясь, пошел вниз, пробурчав: «Пшел за пивом».
Паром кидало. Палубу заливало водой, и я думал только о том, что нам ехать еще семьдесят минут. И тут рядом со мной плюхнулся Ник. Мой любимый толстый смешной доктор-ветеринар Ник.
— Ты как?
— Не очень. Челси тошнит. Меня тоже.
— Да, шатает нас изрядно. Но это нормально, мы идем с большой скоростью.
— Мне нехорошо…
— Осталось потерпеть час. Я пойду, пока не вернулся Карл. Держись.
Опираясь на спинки кресел, Ник проследовал обратно к своему месту. Мое состояние не позволяло даже голову повернуть в его сторону. Паром снова швырнуло, затем снова. А затем я потерял сознание.
Очнулся в мокрой одежде, лежа на пароме, который продолжало бросать из стороны в сторону. Над моим лицом, вцепившись в ножки от сидений, на коленях стояли Ник и Лерой.
— Карл? — спросил я.
— Он еще внизу, — ответил Лерой.
Нас снова швырнуло, в глаза и на губы попали соленые капли. От соленого ожога я заплакал.
— Давай-ка вставать, Чипи! Давай-ка, дорогой наш! — Ник попробовал подтянуть меня под мышками.
Мне хотелось лежать. Так было спокойнее. Повернув голову набок, я увидел, как по палубе, словно брошенные каким-то ребенком салазки, катается розовая коробка с пончиками.
— И раз! Два!
Лерой и Ник вдвоем подняли и усадили меня в кресло. Сами сели по обе руки от меня. Тут нас снова швырнуло, подкинуло, и мы увидели, как волна ударила в спину Майклу, он сполз под кресла, отпустив рюкзак.
Лерой ползком стал двигаться в сторону упавшего, в то время как Гарри кричал: «Рюкзак! Помогите найти рюкзак!»
Я видел, как рюкзак прокатился под ногами у парня с зеленым ирокезом, тот был бел от страха, не слышал, что происходит вокруг, из-за наушников, сидел с закрытыми глазами, вцепившись в подлокотники с такой силой, что костяшки пальцев у него аж побелели.
— Рюкзак!!!
Гарри схватился за сердце. С моего места были видны только ноги Майкла, торчащие из-под кресел.
— Он там! — крикнул я как можно громче и показал пальцем в угол, который заливало водой.
— Старик туда не дойдет. — Ник взял меня за руку и похлопал по плечу. — Я сам схожу разыщу.
Пока Лерой доставал Майкла, Ник шел, комично расставив руки. Такими изображают толстых канатаходцев. Воспользовавшись тем, что никто не обращает на меня внимания, я проверил время. Нам оставалось еще более пятидесяти минут этой неприятной поездки. Карла так и не было, зато по лестнице с нижней палубы грациозно, насколько это позволяла ситуация, взбежал парень из очереди.
— Багаж не заливает? — Он сел рядом со мной и посмотрел на багажную полку, где среди чемоданов стояла и пристегнутая клетка с Челси.
— Нет, но выбивает из рук!
Я кивнул в сторону искавшего рюкзак Ника и Лероя, который по-прежнему пытался поднять Майкла.
— Ему помощь не нужна?
— Нужна, думаю! Точно нужна. — Я хотел оправдаться перед парнем с розовой шеей. — Но я не могу, я потерял сознание меньше пяти минут назад.
— Понятненько.
От его тона мне стало немного стыдно за свой вестибулярный аппарат.
Он снял пиджак и, кинув его мне на колени, элегантно пошел по скользкой палубе. Паром снова швырнуло, но парень, чьего имени я не успел узнать, словно серфингист, спружинил ногами и продолжил двигаться к цели. Пока Ник ползал в поисках рюкзака, незнакомец и Лерой наконец вытащили Майкла и усадили его, продолжая придерживать. Оба старика были ужасно расстроены, еще бы: не каждый день ты валяешься на полу и не можешь встать. Я как никто понимал их чувства.
Голова Ника между тем появилась между пустыми креслами, а затем он, подняв руку, продемонстрировал рюкзак, c которого ручьем стекала вода.
Ник смелый и добрый. Поэтому мы с Челси уходим от Карла к нему.
Из рюкзака выпало что-то крупное и круглое и покатилось в противоположный угол, и в этот момент незнакомый парень из очереди закричал, указывая влево на океан:
— Смотрите! Смотрите!
Все повернули головы.
В океане, по которому трясся наш паром, огромный голубой кит пускал фонтан, заныривал обратно под воду, показывая хвост, а затем снова появлялся, демонстрируя свою силу и могущество.
Я, Лерой, Ник и «белый воротничок» замерли, и никому из нас даже не пришло в голову достать телефоны, чтобы снять видео. Паром замедлил ход, трясти перестало. Майкл и Гарри по-прежнему сидели обнявшись, как сросшиеся грибы. Парень с зеленым ирокезом так и не открыл глаз. А потом Ник крикнул: «Это урна! Матерь божья! Урна!», и Гарри вскочил со своего места и побежал по палубе как умалишенный.

Я

Чипи оказался слабым. Упал в обморок, едва начался шторм. Мы с «Элтоном» привели его в чувства, но затем свалился Майкл. В общем, прийти на верхнюю палубу было плохой идеей: никакого тебе созерцания, одна только игра в спасателя Малибу.
После того как мы с «Элтоном» организовали порядок, в океане появился кит. Роскошный, огромный, пугающий своими размерами и игривым настроем. Мы все смотрели на него открыв рты, пока «Элтон» не завопил:
— Это урна! Бог мой!
Тогда Гарри, который минуту назад трясся от страха за Майкла, поднялся с места и стал бегать по парому. Он кричал: «Где?! Где?!» Добежал до «Элтона» и вцепился в его плечи. «Элтон» растеряно отдал Гарри рюкзак, тот бросил в него взгляд и не увидел то, что ожидал. Лицо его стало красным. В это время паром снова набрал скорость, и нас подкинуло.
Мимо меня прокатилась урна из крематория, которую я поймал, выставив ногу. Серебристую металлическую урну для праха — вот что так оберегали Майкл и Гарри. Вот что хранил в себе их дизайнерский рюкзак.
Я поднял ее и машинально вытер о футболку.
Все смотрели на меня.
— Это кто? — спросил «Элтон» у стариков.
Майкл, подперев подбородок руками, горько заплакал, а Гарри молча протянул ко мне руку: мол, давай сюда. Я осторожно передал старику урну. Старик поставил ее на колено и положил на круглую крышку голову.
— Это мальчик, — сказал Майкл, а затем повторил: — Мальчик. Наш лабрадор.
Так нам стало понятно, что мальчик, находящийся в урне, при жизни писáлся с большой буквы и что Мальчик — это пес профессора и его мужа.
Во время этого признания капитан, словно почувстовав мелодраматический накал на верхней палубе, сбавил темп.
Паром плавно заходил в порт.

***

Вечером мы встретились всей компанией на пляже.
Чипи и Карл с профессорами и «белым воротничком» уже были на месте, когда пришел я.
Майкл и Гарри представили нас:
— Это Лерой, это Макс.
— Макс — обгоревшая шея, — уточнил он про себя.
Я посмотрел на протянутую белую руку и пожал ее. На ощупь ладонь «воротничка» была как зефир. Удивительное ощущение: кожа человека в твоих руках, особенно когда она совершенно иная, чем весь его образ. Пока я зависал в размышлениях о несоответствии внешности белого воротничка с обгоревшей кожей и подумывал задать вопрос о марке лосьона для рук, которым он пользуется, на пляже появились Том и «Элтон».
Попугай Том, как истинный пижон, надел черные шлепки и шорты. О том, что произошло на верхней палубе, пока он слушал музыку и молился, ему рассказал «Элтон» по дороге в отель.
Оказалось, что Том выбрал те же четыре звезды, что и парень с яблоками, и в ближайшие две недели им предстояло завтракать вдвоем.
«Элтон», которого, как оказалось, звали Ник, тоже пришел на пляж в трауре (если, конечно, можно назвать трауром черную, облегающую не самые выгодные формы футболку фирмы «Адидас») с трогательным букетом полевых цветов.
Когда все собрались, мы встали в круг. Майкл и Гарри обняли урну. Каждый из них сделал это не менее четырех раз.
— Ты был хорошим, Мальчик! — воскликнул Гарри.
— Лучшим! — подтвердил Майкл.
Мы помолчали.
После этого прах лабрадора улетел в океан, и мы пошли всей толпой в пляжный бар.
Там, за широким деревянным столом, вытряхнув из мокасин и шлепок песок, мы заказали то же, что и старики — по графину сангрии на пару.
Я, Макс, Чипи, Карл, Том, Ник, Гарри и Майкл чокнулись разноцветными стаканами.
Солнце одарило нас розовым сиянием океана. Где-то там был тот самый кит и теперь еще и пес.
Из бара доносился джаз, и отзвуки музыки смешивались со стрекотанием кузнечиков. Я знал, какой багаж нарисую завтра.