Сон Разума Рождает Чудовищ
Никита Возрастные ограничения 18+
1.
Черт, в этом месяце первое место по праву принадлежит презервативам! Вонючим носкам и грязным майкам их теперь точно не догнать. Раньше такие неряхи хотя бы оставляли какие — то чаевые, а сейчас — пожалуйста. Вот тебе, Сара Вейдум, народная благодарность! — Стоя в безупречно чистом номере, горничная месяца, смотрела на использованный презерватив застрявший в щетке пылесоса. — Дава-а-ай, как бы ты ни оттягивала момент, милочка, тебе придется это сделать. — Она, выдохнув, сщурила глаза до маленьких щелок, рукой, естественно в перчатке, потянула за резиновое кольцо и на какой-то момент ей показалось, что оно поддалось, но, когда раздался треск, внутри нее все оборвалось. — «Сука! Сука Сука»! Ты не мог лопнуть. Ну не-е-ет же-е-е, тва-а-арь, — содержимое презерватива плавно стекало на пол, а также внутрь пылесоса, грозясь оплодотворить пылесборный мешок.
К глазам Сары неминуемо подбирались слезы, и она уже была готова заплакать, но, одернув себя, вспомнила, что сегодня на смену старшей горничной заступила «Мисс недотрах 1996 года», Клейн Мартуд, и, застав она Сару в истерике, непременно сделала бы ей выговор и плевать на эту мерзкую семенную жидкость, стекавшую на только что начисто вымытый пол. Людей, распускающих нюни на работе, Клейн Мартуд не очень — то жаловала и, насколько помнит Сара, любители поплакать в рабочее время вызывали у старшей горничной предвзятое отношение к их профессионализму на многие годы вперед.
-Пылесос! — В голове Сары раздался голос разума. — Нужно снять трубку, чтобы эта мерзость не попала внутрь мешка, — последовав этому голосу, Сара сняла удлинительную трубку и отправила ее под горячую струю воды в ванной комнате.
Тридцать четвертый, тридцать пятый, тридцать шестой, тридцать седьмой и тридцать восьмой номера — сегодня она хорошо потрудилась, и, после того, как с пылесосом было покончено, могла позволить себе выкурить одну сигаретку перед последним номером в этот дерьмовый день.
На курилке небольшого трехзвездочного отеля под названием «Джелли» Сара увидела завсегдатаих этого места — работниц прачечных. «Они хоть когда — нибудь работают?»- подумала Сара.
Она в этом очень сомневалась. Хотя курила редко, (от одной до трех сигарет в день), еще ни один ее отдых на курилке не проходил без постоянного гула этих куриц. Казалось, даже скорое приближение конца света, не помешает этим хлопчато-бумажным знатокам прервать обсуждение очередной сплетни, залетевшей через форточку и прошедшей путь через компанию таких же жадных до комеража женщин, чтобы после вылететь на просторы всеобщего обсуждения.
Вот и сейчас, по своему обыкновению, три женщины, дымя тонкими сигаретами и кивая острыми подбородками в такт рассказу своей коллеги, вот уже как пять минут яро обсуждали слишком уж тесное общение менеджера «СПА» с главным администратором службы приема и размещения.
Боковым зрением Сара заметила, что к курилке стремительно приближался Грейт Иствуд, ответственный за уборку шестидесяти пятилетний старик с двумя рядами золотых зубов, голубыми глазами и начальной стадии рака гортани. За собой он тащил небольшой ящик зеленого цвета, окрещенного всеми курящими работниками отеля- «помойкой на колесах».
По приближающейся вони Сара поняла, что ей пора работать.
Обычно все ее раздумья по поводу сложившейся жизни заканчивались примерно к полудню, тогда до окончания рабочего дня оставалось всего парочка номеров, и к этому моменту Сара уже начинала думать о предстоящем ужине со своими девочками и «куском дерьма», торчащим целыми днями перед телевизором.
Да-да, все было именно так, она уже давно перестала стесняться собственных мыслей, даже таких диких как унижение, пусть даже и мысленное, собственного мужа. А ведь паршивец был так мил: цветы, конфеты, бессонные ночи, побеги из родительского дома, свидания, секс под отрытым звездными небом и конечно же поцелуи под дождем. Что же еще нужно для мечтательной восемнадцатилетней дурочки, уже в то время денем и ночью пропадающей на сотнях однодневных подработках, помимо основной, сулившей, как казалось в то время, светлое будущее работы мечты.
Профессия юриста на тот момент так же обещала молодому Питу Грейну большое будущее и никому из его знакомых даже в голову не могло прийти, что уже через несколько лет они увидят некогда перспективного студента выгуливающим свою собаку в парке с парочкой бутылок пива, в то время, как остальные примерные мужья давно трудились на любимой работе в поте лица. Сокращение, внезапная смерть матери, проблемы с простатой из-за увлечения таблетками для половой активности в молодости, все это подкосило успешное будущее Пита. Сара прекрасно понимала его и поддерживала. До определенного времени. В какой-то момент, после трехлетней безработицы мужа, она начинала улавливать логику этой уже к тому моменту диванной гусеницы. Питу нравилось быть жертвой, к тому же никто его не осуждал, а наоборот подбадривали. И нашлось даже несколько болванов, предположивших, что виной нынешнему положению бедняжки Пита была сама Сара.
Так тянулись годы, все попытки тогда уже уволившейся с работы мечты учительницы поговорить с мужем насчет его затянувшейся меланхолии завершались скандалом, и ради двух появившихся на свет ее маминых дочек она оставила эти жалкие попытки достучаться до депрессивного супруга.
Сара зашла в лифт, нажала на кнопку пятого этажа и незаметно для себя в раздумьях прикоснулась к кольцу на безымянном пальце левой руки.
И ладно бы только муж, на него ей стало плевать, сразу же после появления прекрасных девочек близняшек, на любимой работе не оказалось больше места для учителя музыки. Директор школы, в которой два года проработала Сара, считал, что слишком сильная любовь детей к преподавателю и его предмету разлагает дисциплину и подрывает авторитет коллег. Родители беременной учительницы-горничной, узнав сразу о двух знаменательных событиях в ее жизни, ужаснулись и заняли крайне скептичную позицию относительно желания Сары оставить ребенка, ведь именно им по телефону дочь изливала те редкие переживания по поводу безделья мужа.
Сара так и не смогла забыть обидные слова матери прозвучавшие как гром среди ясного неба, задевающий больные отитом перепонки:
«И что, ты и твой отпрыск будете до скончания дней жить на твое жалование горничной, прислуживая этой тряпке?»
«Да уж, маньяк с ножом в переулке порой не так страшен, как такое отношение к твоему супругу (каким бы он ни был) двух твоих самых важных в жизни людей. Видимо, так и разрываются даже самые близкие родственные узы — в одночасье и бесповоротно.» — думала Сара.
Больше родители, примерные ученые — физики, залетевшую дочь не видели и ничего о ней не слышали, сама она не звонила, а они, во что бы то ни стало, решили прекратить общение с неблагодарной девчонкой и были рады отсутствию с ее стороны каких-либо попыток наладить общение. А когда заскочивший в гости очередной сосед как бы невзначай заводил разговор о их дочке, что в Плимуте, пытаясь выведать, подобно сплетницам в отеле, очередную скандальную для их улицы новость, Мистер и Миссис Вейдум рассказывали занимательную историю о том, как их дочь ушла в монастырь служить Богу, и вот уже на протяжение десяти лет ее душа и тело принадлежат только ему.
Лифт остановился на третьем этаже, поместив в себе еще двух горничных. Они кивком поприветствовали Сару и помещение наполнилось усталым молчанием. Сегодня был тот самый день, когда ровно 20 лет назад наивная учительница пришла на подработку в отель «Джелли». Сама она об этом «дне рождения» ее карьеры горничной даже не догадывалась.
Белла Дайбер, подруга Сары и по совместительству ежегодная лучшая горничная месяца, уже как год лежала в могиле и, казалось, кроме Сары, ее теперь уже постоянное место обитания никто не посещал. Именно Белле много лет назад было поручено обучать еще совсем зеленую, неопытную, питающую огромное количество иллюзий насчет светлого будущего, молодую горничную. Саре понравилась эта приветливая и жизнерадостная девушкой, упорству которой мог позавидовать самый целеустремленный человек в мире. Белла была из того типа людей о которых говорят: «Все у нее выходит, как у Лани из-под копытца.»
Откладывать дела напоследок было не в духе этой девушки и поэтому ее частенько можно было застать на коленях, намывающую чей-то номер даже после того, как ее смена закончилась несколько часов назад.
И, оказалось, привычка идти до победного конца сохранилась в ней до самой смерти. Проработав девятнадцать лет в статусе старшей горничной, Белла Дайбер ушла из жизни в собственном доме, тихонько, никого не побеспокоив, перед сном скушав немного больше таблеток снотворного, чем требовалось женщине ее веса и склада ума. Всего каких-то 40 штук.
Совпадение или нет, но ровно в сорок лет она совершила этот роковой поступок. Семьи и друзей у нее не было, никто из ее окружения так и не смог понять странное влечение Беллы к женщинам. Сара была чуть ли не единственной подругой Беллы в жизни и даже после смерти, которая смогла зарыть глаза на ее небольшую особенность и продолжить нормальное общение. Лишь она одна знала, насколько раним был этот, как прозвали Беллу в отеле все те же сплетницы с острым подбородком и тонкими сигаретами, (которые они каждый день тушили в пепельнице чей-то души), озорной мальчик.
Мир. Вот и все, о чем мечтал наивный ребенок внутри худощавой Беллы. Сара сразу поняла это и влюбилась в этого человека. Мир без рамок, лжи, клейма, остающегося на всю оставшуюся жизнь, пусть и не так явно, как у дорогих породистых собак, но от этого становится обиднее вдвойне. На какое- то животное тратят в двое больше времени. Делают настоящее клеймо из раскаленного железа. А для тебя даже металла жалко.
Подруги часто, проводили выходные вместе, слушали пластинки, валяясь в уютном номере небольшого хостела, в котором с 20 лет жила Белла. Просто отдыхали от каждодневной несправедливости этого мира. Где-то после трех месяцев их знакомства слухи о нетрадиционной ориентации старшей горничной расползлись по всему отелю, каждая по-своему рассказывала историю о «лесбиянке Беллочке». Доходило до такого абсурда, что в своих сказках эти умалишенные дурочки говорили и о Саре, как о скрытой лесбиянке с мужем и детьми под боком. Естественно, только для прикрытия своих пилоточных ласканий на верхнем этаже отеля в номере… в компании старшей горничной.
«Ага, прикрытие. Начерта кому сдалось это вонючие, смердящее неделю назад надетыми носками прикрытие» — Смеялась Сара над этими лживыми выдумками сорокалетних скряг, выкуривая сигаретку в компании второй обвиняемой на старой курилке отеля «Джелли».
«Знаешь»,- сказала она тогда Белле, — «если общение с человеком, который меня понимает лучше собственного мужа, называется лесбийством, тогда я самая настоящая лесбиянка из всех лесбиянок, которым только довелось жить на этом свете. Держу пари, ты и в постели намного лучше этого жирного куска дерьма!» — И обе горничных тут же разразились громким смехом.
Теперь все это прошло, их вечера, которые так любила Сара, остались в прошлом, как и сама Белла. В отражении зеркального лифта Сара видела лишь уставшую горничную с двумя уже совсем взрослыми детьми, приросшим к дивану мужем и порванными презервативами.
2.
Двери лифта открылись, высоким писком оповестив его пассажиров о прибытии на пятый этаж. Сара вышла. Одни из самых шикарных апартаментов, насколько они могут быть шикарными в трехзвездочном отеле, находились на последнем шестом этаже. Здесь было всего три номера, и два из них простаивали годами. Люди просто не хотели жить рядом с местом преступления.
Историю о коллекционере, хранившем в номере «305» реликвии различных эпох, обладающих огромной ценностью в отеле «Джелли» слагали легенды. Но на деле все было намного проще выдуманных историй любительниц обвинить кого-то в лесбийских наклонностях. Энтони Уоткинс был убит в номере «305» в шестидесятые годы, очевидно в своих поисках перейдя дорогу серьезной мафиозной группировке. Вот и вся история. А сейчас в этот номер раз в год приезжает обычный писатель, используя его для отдыха и деловых встреч в отеле и которому, равно как и Саре, плевать, что произошло здесь в далеком прошлом, убийство или рождение новой жизни.
Томный приглушенный свет гармонично сочетался с оттенком бежевого цвета стен короткого коридора. Саре всегда нравилось здесь. Тишина. Шаги любого вновь вошедшего становились мягкими и легкими благодаря темному, почти новому из-за отсутствия народа, не примятому толпами человеческой обуви ковролину. Хозяин апартаментов Мэт Нелтон приедет лишь через несколько дней, а это значит, что Сара была сейчас здесь абсолютно одна. Она подошла к единственному окну, которое находилось как раз напротив номера «305» и полной грудью вдохнула чистый высотный воздух.
«И с каждым разом все это», — Сара окинула взглядом раму с индонезийским орнаментом, провела ногой, обличенной в рабочие балетки, по бархату ковролина, — «становится все обыденней.»
В былые времена, еще питавшая иллюзии насчет счастливого будущего девушка с длинной черной косой, могла часами проводить здесь время в компании белокурой Беллы или же в одиночестве, раз за разом рисуя в голове счастливые картинки. Танцевать босиком напевая песню «Wonderful! Wonderful!» часами напролет. И где же это все? Сара собрала всю свою горечь, перегнулась через небольшой подоконник и смачно харкнула на улицы небольшого городка «Неплс». Неужели все, чего она в этой жизни достойна, это вот таких вот мимолетных моментов отдыха? Сара не была с этим согласна, и что самое обидное, она уже толком и не знала, чего хочет. Идея, преследовавшая Сару на протяжение всей ее молодости о преподавании в высшем педагогическом учреждении, теперь казалась ей глупой, не стоившей выеденного яйца. И если уж совсем на частоту, Саре даже показалось, что она никогда и не хотела по-настоящему посвятить свою жизнь этой профессии. По щеке Сары Вейдум скатилась горячая, «скупая мужская слеза». Конечно же родители. Те, кто привели ее за руку в этот прекрасный мир. Она винила их, и осознание своего несправедливого отношения к ним накатило огромной лавиной чувств. Но Сара подавила их, как привыкла подавлять боль, копившуюся в ней изо дня в день. А затем просто вошла в номер «305» оставив окно и дверь открытыми настежь
3.
В нос ударил насыщенный аромат лаванды, и Сара сию же секунду поняла, что номер, в котором ей следовало убираться, был вымыт до блеска не один раз после отъезда мистера Нелтона. Горничная предугадала такое развитие событий еще до прибытия лифта на нужный ей этаж. За многие годы работы в отеле она привыкла не задавать лишних вопросов, тем более, несущих за собой головную боль. «Будь я помоложе», — подумала Сара, — «эта сучка получила бы одну из самых долгих сцен, устроенных горничной на тему бесцельной уборки чистых номеров, и получила бы еще одну жертву для громкого выговора». Но нетушки. Сара уже не та наивная душа, кой была каких-то двадцать лет назад и не позволит себе стать грушей для битья у какой- то зазнавшейся выскочки, чья жизнь настолько идеальна, что элементарный пердеж для ее семейки является признаком УЖАСНОГО тона. Во всяком случае, так она думала.
К своему удивлению, Сара поняла, что настроение ее улучшилось, чистота в последнем на сегодня номере означала, что теперь до окончания рабочего дня ей оставалось всего лишь ничего не делать.
Она оглянулась. Все вещи мистера Нелтона находились на своих местах: многочисленные махровые рубашки лежали двумя чистыми и выглаженными стопками, тридцать три коллекционных шляпы, к которым всем девушкам, хоть как-то участвующим в уборке номера, запрещалось прикасаться даже взглядом и портфель из натуральной, с годами потрескавшейся кожи лежал на столе за чем то установленным по личному указанию владельца номера в центре комнаты. Сара невольно вспомнила совсем не добрые шутки все тех же «отелевских повитух» по отношению к этому вполне приличному и даже интеллигентному человеку средних лет.
«Он, наверное, жуткий извращенец и такой огромный стол нужен ему, чтобы на нем трахать своих малолетних поклонниц.»
Сару передернуло. От этих воспоминаний несправедливого галдежа воняло сыростью и падалью настолько сильно, насколько могут вонять мысли. Она перевела взгляд с действительно огромного дубового стола, (наверное, единственный правдивый факт, слетавший с уст этих балаболок) на то, как ей показалось, единственное, что было нужно в такой непростой момент, уставшей женщине ее возраста.
Номер «305» был вымыт тремя горничными за два месяца по нескольку раз. Чистая кровать, блестящий паркетный пол, ванная, готовая принять в свои покои чуть ли не королеву Англии и безупречно отполированный фарфоровый трон, готовый усадить на себя зад Папы Римского. Особенностью отеля «Джелли» было наличие в каждом номере, даже самом бюджетном, бутылки вина, виски или шампанского. По обыкновению каждый гость отеля при въезде в номер обнаруживал на левой тумбочке от кровати подарок с воодушевляющей запиской: «Приятного отдыха! Надеюсь, ваши чаевые будут так же щедры, как наше гостеприимство.»
К слову, качество приветственного подарка росло пропорционально этажам в отеле.
Конечно, столь наглой мысли о распитии спиртного напитка в рабочее время Саре и в голову не могло прийти, но это не мешало ей в тот самый счастливый момент глоток за глотком поглощать не самое дешевое пойло, рискуя нарваться на неприятности.
«Насрать! Увольнение? Пффф… Увольте меня из этой жизни, сукины дети!»
Сара разулась, позволив своим любимым, от работы мозолистым ногам немного расслабиться, прошлась, как балерина, на носочках к самой огромной кровати во всех номерах отеля и упала с кошачьей грациозностью, не позволив бутылке «White Horse» вылететь из трясущихся рук.
«Видела бы меня сейчас Белла», — подумала она и к горлу сразу же подкатил ком горькой скорби, — «Да-а-а, чертовы суки, я это сделала.»
Сара поднесла горлышко бутылки к губам, выпила и неожиданно для самой себя швырнула это «лекарство» в стену напротив, с которой на нее, чего сначала горничная даже не заметила, взирал портрет хозяина номера. К слову, такое искусство стоило примерно сорок пять годовых жалований Сары.
Минут пять она тупо таращилась на прорезанный осколком разлетевшейся бутылки холст. Непомерно дорогой, созданный специально на заказ портрет теперь вполне мог пойти обратной стороной на черновик художнику.
«Твою Мать!» — Сара в спешке ринулась к испорченной картине, не заметив осколков стекла, заботливо разбитой ею бутылки минуту назад.
Хруст и продолжительный крик девушки наполнил комнату. Сара зажала рот рукой и теперь ей удалось лишь тихо всхлипнуть. От резкой режущей боли девушка упала на колени, ломая под собой остатки стекла, больно впивающихся в кожу, брызгая струйками алой крови. Она сквозь слезы украдкой кинула взгляд на результат ее отдыха, но не заплакала, наоборот, ее лицо просияло и в ту же секунду, не обращая внимания на жгучую боль, горничная встала голыми ногами с мозолистой подошвой на битое стекло и с диким для женщины ее типа выражением лица отправилась в ванную комнату.
Если бы в этот момент, хоть кому-нибудь из окружения Сары Вейдум удалось наблюдать ее, то человек, знающий хотя бы косвенно эту ответственную горничную, незамедлительно покрылся бы гусиной кожей и вызвал 911. Но, к сожалению Сары, и к счастью случайных очевидцев, в это время в пятницу после полудня у большинства горничных пересменка, а это могло означать только одно: сейчас в номере «305» не может быть никого, кроме уставшей женщины.
4.
«Копам придется потрудиться», — взгляд Сары упал на упакованную одноразовую бритву фирмы «Джиллет», лежавшую в уголке раковины. Она прошла по холодному кафелю небольшой ванной комнаты, пачкая его собственной кровью, заметив зеркало. Подойдя ближе, она еще больше улыбнулась, всматриваясь в отражение уставшей но радостной женщины. Провела рукой по бессовестно непослушному локону, сбежавшему со строгой дульки на макушке. Сара решила избавиться от нее, распустив, и заодно скинула донимавшую ее столько лет черную форму прислуги. Покрутившись возле зеркала еще минуту, наслаждаясь собственным телом в красивом женском белье, она странно хихикнула и с бритвой в руке вышла из ванной, — «Оооо, теперь я знаю, как сжечь тебя, сука, скоро ты выйдешь из этого сраного тела»
Обнаженная и сексуальная для своего возраста женщина средних лет с бритвой в руках что-то разглядывала в туалетной комнате. Спустя пару минут, она появилась с новым выражением лица, переменившимся с радости на крайне больное восхищение, помимо бритвы еще одним спутником этой дамы было средство для прочистки унитазов. Она с любовью прижала их к груди, как мать прижимает новорожденное дитя, а затем устремила взгляд на махровое дизайнерское покрывало, застилавшее кровать, которая так нравилась Саре.
Положила своих «детей» на пол и стянула покрывало с кровати дубового массива, выкрикивая, будто обвиняя его в чем-то, разные ругательства.
Качество постельного белья в номере «305» по личной просьбе хозяина отеля было на высшем уровне — плотным и качественным и покупалось исключительно у проверенных торговых марок. Каждая горничная, конечно же, знала об этом, также, как и о том, что в любом номере можно было найти парочку дополнительных комплектов для совсем уж неряшливых гостей, любивших пакостить по ночам. Стоит отметить, что в детском возрасте Сара была очень находчивой и с фантазией у девочки было ничуть не хуже, чем у старшеклассников, из-за чего вся ее школьная жизнь была окутана нотками недоверия и предрассудков. Вот и сейчас, стоя полуголая, истерзанная осколками дамочка была поглощена недавней, но на самом деле давно пришедшей к ней в голову идеей. Она удивлялась своей трусости и нерешительности на протяжение стольких лет. А ведь попытки к ее реализации она предпринимала неоднократно, все время прерываясь на решающем моменте. Но теперь в ее глазах не было и тени сомнения. Она твердо решила покинуть этот мир, да при этом так насрать ему в тарелку, чтобы он, как и Сара в свое время, захлебнулся горем.
Три узла безупречной плотной простыни длиной примерно в четыре этажа были мастерски связаны ею, спустя минуту. Она вышла в тихий коридор, пачкая мягкий приятный ковролин свежей теплой кровью. Саре настолько нравилось это чувство, что она издала нечто похожее на вожделенный стон. Батарея находилась прямо под подоконником. Она сделала пять узлов с одного конца простыни, привязав его к батарее, пару раз дернула, убедившись в прочности подумав: «Господи, этот узел прочнее чем все годы наших отношений с этим смердящим уебком», — и, не оглядываясь по сторонам, легкой походкой направилась обратно в номер «305», таща за собой другой окровавленный конец простыни. Алкоголь начинал действовать, и от этого в ее глазах появились красные огоньки, подчеркивая взгляд чудовища, пробудившегося в ней после стольких лет жизни в заточении.
5.
«Раз — и все твои проблемы улетучились», — Сара привязала другой конец чистой крахмальной простыни к собственной шее, и затянула узел потуже.
«Два- и вот ты уже летишь», — подняв с пола своего старшего ребенка — очиститель для туалета, она открутила колпачок и, понюхав жидкость, запах которой напомнил ей запах новой резины или только что открытого маркера, сделала несколько глотков. Ее внутренности сдавил жгучий спазм, перед глазами поплыло, и в любом другом случае она, возможно, свалилась бы в обморок, но сейчас ее телом управляло нечто другое — то, что породили в ней люди. Муж, родители, первая учительница, ее непослушные девочки. Теперь новая Сара перестала врать себе, окончательно признав, что эти две дрянные девчонки изрядно подпортили ее жизнь и уже начали медленно убивать свою. В отличие от той послушной мамочки, что молчала, даже когда находила у старшей Маолли сигареты, алкоголь и странного вида таблетки, новая Сара, решила быть честной перед собой хотя бы последние в ее жизни пять минут. Это уже была не та Сара, падающая ничком после приема этого «живительного» напитка. У того, что пробудилось в ней мгновение назад были совсем другие планы. Впервые она точно знала, чего хочет в жизни и, может быть, еще пару лет назад это осознание сподвигло ее на перемены в почти утраченной жизни, но сейчас было слишком поздно, и Сара хотела от нее лишь одного.
«Три — и дорога так легка», — она подняла с пола свое младшенькое дитя с пятью наточенными лезвиями «Джиллет» и, с силой надвив, словно за руку повела его вдоль запястья на левой руке. Живот издал звук, оповестивший хозяйку о своей кончине. Лезвие шло вдоль руки, растворяясь в теплой гуще жидкости. Саре нравился ее цвет, и приятный металлический запах напоминал детство, когда злобного вида соседская шавка догоняла девочку раньше, чем та успевала перелезть через забор, оставляя на ногах следы своих дворняжских клыков и пуская алую кровь. Она невольно потянулась к зарубцованной коже на левой ноге и произнесла, глядя в пустоту стеклянными глазами: «Ну, что-о-о, дружок? И кто теперь выиграл? Кого это у нас зарыли за амбаром едва мне исполнилось пятнадцать? »
Настало время для руки номер два, и Сара с легкостью взяла свое дитя в левую руку, отдающую все тем же приятным запахом детства и без раздумий вскрыла вены от запястья до локтей на правой руке. Слезающая кожа накладывалась спиралью, и Сара сразу подумала о мороженом и об этих мелких уродах, живущих там за окном, что много лет назад, в школьные годы, отбирали его у «зазнайки».
В это время желудок Сары издал очередной молящий звук и по ее ноге потекла багровая жидкость с металлическим запахом. Она улыбнулась. Но сознание не потеряла.
«Четы-ы-ы-ре… Пора кое кому убраться… Беллочка… твоя самая большая лесбиянка идет к тебе.»
К моменту, когда был сделан первый шаг, пол в номере «305» уже пропитался багровой жидкостью, воздух наполнился вонью от испражнений, а Сара успела почистить зубы своим младшим ребенком с именем «Джиллет». Она последний раз проверила узлы на шее, плюнула кровью, и с криком побежала. Прямо в коридор. Через открытую дверь. В распахнутое настежь окно. Вслед за ней тянулась ее прямая кишка. То, что было в этой женщине без труда запрыгнуло на подоконник улыбнулось остатками зубов со стертой эмалью и осколком бутылки с ее былого праздника вспорола живот. И верно в эту же минуту должна была упасть замертво, но то, что породила эта жизнь среди умников и настоятельных советчиков не собиралось останавливаться на самом решающем моменте. Сара не упала, она подобрала конец кишки, в руке стало скользко. Прыгнула. Ощущение прохлады и внутренней чистоты возникло в ее голове, так же резко, как крик хозяина номера, находившегося тремя этажами ниже. Сара почувствовала, как они натянулись. Она где-то читала, что у самоубийц, выбиравших такой способ, происходили невольные испражнения. То, что сейчас было в Саре Вейдум очень на это надеялось, а еще оно почувствовало возбуждение и в экстазе облизнуло губы.
Громко и четко оно провизжало: «Чтоб вы все утонули в моем дерьме, подонки! К черту этот гребаный мир с этими гребаными мудаками! Вы застыли в окаменелом говне, подонки! Я вою! Вою от счастья и плачу от радости!* А вы, вы… Кровь как водопад текла с губ Сары: С вашими погаными рожами и гребаной работой иди… иди… те в… жопу к своей дол… дол… баной… се… се… мье, в которой вас лю… любит лишь долбаный кот… и пото… Му… чт… Ты… с… ка… ео… кормишь!
А потом… Потом все закончилось. Крики, стоны, что-то свалилось к парадному входу отеля, чуть не убив Грейта Иствуда, подметавшего листья в компании начальной стадии рака гортани. Это были всего лишь внутренности уставшей женщины.
В номере „305“ осталось только огромное пятно крови и испражнений, простыни, тянущиеся до 3 этажа и заканчивающиеся петлей, в которой было вскрытое, выжженное и уставшее тело одной из лучших горничных отеля „Джелли“.
А еще остались вы. Те, из-за которых все это произошло и происходит по сей день. Возможно не столь кроваво, страшно и наглядно, но, поверьте, это происходит. И я уверен, что прочитав это, вы подумали: „Что за херня?“ К таким историям я не имею никакого отношения. Я в меру справедливый, добрый и наполненный любовью к этому миру человек. Но задумайтесь. Навязывая свое видение „правильной“ жизни, не становитесь ли вы палачом? Не спотыкаетесь ли вы о чье-то почти безжизненное тело, лежащее на полу, благодаря таким же „знающим“ как и вы людям? Не чувствуете ли металлический привкус на своих губах?
Да?
Тогда, мне кажется, вы уловили мою мысль, и это победа. Для меня и, в первую очередь, для вас, ведь пока мы живы, все еще можно исправить.
Нет?
Тогда я только что пообщался с ни о чем не подозревающим убийцей, ткнув тебя носом в сырой кладбищенский перегной, в котором в деревянных ящиках покоятся разлагающиеся жертвы убийц подобных тебе. Ты можешь быть их родителем, другом, коллегой по работе — не важно. Вот что действительно важно: ты здесь, а они там, мертвы вместе с твоим гребаным самоутверждением за их счет, без которого твоя хваленая любовь к миру была бы невозможна.
И никто, не в праве сказать тебе, что это плохо.
Черт, в этом месяце первое место по праву принадлежит презервативам! Вонючим носкам и грязным майкам их теперь точно не догнать. Раньше такие неряхи хотя бы оставляли какие — то чаевые, а сейчас — пожалуйста. Вот тебе, Сара Вейдум, народная благодарность! — Стоя в безупречно чистом номере, горничная месяца, смотрела на использованный презерватив застрявший в щетке пылесоса. — Дава-а-ай, как бы ты ни оттягивала момент, милочка, тебе придется это сделать. — Она, выдохнув, сщурила глаза до маленьких щелок, рукой, естественно в перчатке, потянула за резиновое кольцо и на какой-то момент ей показалось, что оно поддалось, но, когда раздался треск, внутри нее все оборвалось. — «Сука! Сука Сука»! Ты не мог лопнуть. Ну не-е-ет же-е-е, тва-а-арь, — содержимое презерватива плавно стекало на пол, а также внутрь пылесоса, грозясь оплодотворить пылесборный мешок.
К глазам Сары неминуемо подбирались слезы, и она уже была готова заплакать, но, одернув себя, вспомнила, что сегодня на смену старшей горничной заступила «Мисс недотрах 1996 года», Клейн Мартуд, и, застав она Сару в истерике, непременно сделала бы ей выговор и плевать на эту мерзкую семенную жидкость, стекавшую на только что начисто вымытый пол. Людей, распускающих нюни на работе, Клейн Мартуд не очень — то жаловала и, насколько помнит Сара, любители поплакать в рабочее время вызывали у старшей горничной предвзятое отношение к их профессионализму на многие годы вперед.
-Пылесос! — В голове Сары раздался голос разума. — Нужно снять трубку, чтобы эта мерзость не попала внутрь мешка, — последовав этому голосу, Сара сняла удлинительную трубку и отправила ее под горячую струю воды в ванной комнате.
Тридцать четвертый, тридцать пятый, тридцать шестой, тридцать седьмой и тридцать восьмой номера — сегодня она хорошо потрудилась, и, после того, как с пылесосом было покончено, могла позволить себе выкурить одну сигаретку перед последним номером в этот дерьмовый день.
На курилке небольшого трехзвездочного отеля под названием «Джелли» Сара увидела завсегдатаих этого места — работниц прачечных. «Они хоть когда — нибудь работают?»- подумала Сара.
Она в этом очень сомневалась. Хотя курила редко, (от одной до трех сигарет в день), еще ни один ее отдых на курилке не проходил без постоянного гула этих куриц. Казалось, даже скорое приближение конца света, не помешает этим хлопчато-бумажным знатокам прервать обсуждение очередной сплетни, залетевшей через форточку и прошедшей путь через компанию таких же жадных до комеража женщин, чтобы после вылететь на просторы всеобщего обсуждения.
Вот и сейчас, по своему обыкновению, три женщины, дымя тонкими сигаретами и кивая острыми подбородками в такт рассказу своей коллеги, вот уже как пять минут яро обсуждали слишком уж тесное общение менеджера «СПА» с главным администратором службы приема и размещения.
Боковым зрением Сара заметила, что к курилке стремительно приближался Грейт Иствуд, ответственный за уборку шестидесяти пятилетний старик с двумя рядами золотых зубов, голубыми глазами и начальной стадии рака гортани. За собой он тащил небольшой ящик зеленого цвета, окрещенного всеми курящими работниками отеля- «помойкой на колесах».
По приближающейся вони Сара поняла, что ей пора работать.
Обычно все ее раздумья по поводу сложившейся жизни заканчивались примерно к полудню, тогда до окончания рабочего дня оставалось всего парочка номеров, и к этому моменту Сара уже начинала думать о предстоящем ужине со своими девочками и «куском дерьма», торчащим целыми днями перед телевизором.
Да-да, все было именно так, она уже давно перестала стесняться собственных мыслей, даже таких диких как унижение, пусть даже и мысленное, собственного мужа. А ведь паршивец был так мил: цветы, конфеты, бессонные ночи, побеги из родительского дома, свидания, секс под отрытым звездными небом и конечно же поцелуи под дождем. Что же еще нужно для мечтательной восемнадцатилетней дурочки, уже в то время денем и ночью пропадающей на сотнях однодневных подработках, помимо основной, сулившей, как казалось в то время, светлое будущее работы мечты.
Профессия юриста на тот момент так же обещала молодому Питу Грейну большое будущее и никому из его знакомых даже в голову не могло прийти, что уже через несколько лет они увидят некогда перспективного студента выгуливающим свою собаку в парке с парочкой бутылок пива, в то время, как остальные примерные мужья давно трудились на любимой работе в поте лица. Сокращение, внезапная смерть матери, проблемы с простатой из-за увлечения таблетками для половой активности в молодости, все это подкосило успешное будущее Пита. Сара прекрасно понимала его и поддерживала. До определенного времени. В какой-то момент, после трехлетней безработицы мужа, она начинала улавливать логику этой уже к тому моменту диванной гусеницы. Питу нравилось быть жертвой, к тому же никто его не осуждал, а наоборот подбадривали. И нашлось даже несколько болванов, предположивших, что виной нынешнему положению бедняжки Пита была сама Сара.
Так тянулись годы, все попытки тогда уже уволившейся с работы мечты учительницы поговорить с мужем насчет его затянувшейся меланхолии завершались скандалом, и ради двух появившихся на свет ее маминых дочек она оставила эти жалкие попытки достучаться до депрессивного супруга.
Сара зашла в лифт, нажала на кнопку пятого этажа и незаметно для себя в раздумьях прикоснулась к кольцу на безымянном пальце левой руки.
И ладно бы только муж, на него ей стало плевать, сразу же после появления прекрасных девочек близняшек, на любимой работе не оказалось больше места для учителя музыки. Директор школы, в которой два года проработала Сара, считал, что слишком сильная любовь детей к преподавателю и его предмету разлагает дисциплину и подрывает авторитет коллег. Родители беременной учительницы-горничной, узнав сразу о двух знаменательных событиях в ее жизни, ужаснулись и заняли крайне скептичную позицию относительно желания Сары оставить ребенка, ведь именно им по телефону дочь изливала те редкие переживания по поводу безделья мужа.
Сара так и не смогла забыть обидные слова матери прозвучавшие как гром среди ясного неба, задевающий больные отитом перепонки:
«И что, ты и твой отпрыск будете до скончания дней жить на твое жалование горничной, прислуживая этой тряпке?»
«Да уж, маньяк с ножом в переулке порой не так страшен, как такое отношение к твоему супругу (каким бы он ни был) двух твоих самых важных в жизни людей. Видимо, так и разрываются даже самые близкие родственные узы — в одночасье и бесповоротно.» — думала Сара.
Больше родители, примерные ученые — физики, залетевшую дочь не видели и ничего о ней не слышали, сама она не звонила, а они, во что бы то ни стало, решили прекратить общение с неблагодарной девчонкой и были рады отсутствию с ее стороны каких-либо попыток наладить общение. А когда заскочивший в гости очередной сосед как бы невзначай заводил разговор о их дочке, что в Плимуте, пытаясь выведать, подобно сплетницам в отеле, очередную скандальную для их улицы новость, Мистер и Миссис Вейдум рассказывали занимательную историю о том, как их дочь ушла в монастырь служить Богу, и вот уже на протяжение десяти лет ее душа и тело принадлежат только ему.
Лифт остановился на третьем этаже, поместив в себе еще двух горничных. Они кивком поприветствовали Сару и помещение наполнилось усталым молчанием. Сегодня был тот самый день, когда ровно 20 лет назад наивная учительница пришла на подработку в отель «Джелли». Сама она об этом «дне рождения» ее карьеры горничной даже не догадывалась.
Белла Дайбер, подруга Сары и по совместительству ежегодная лучшая горничная месяца, уже как год лежала в могиле и, казалось, кроме Сары, ее теперь уже постоянное место обитания никто не посещал. Именно Белле много лет назад было поручено обучать еще совсем зеленую, неопытную, питающую огромное количество иллюзий насчет светлого будущего, молодую горничную. Саре понравилась эта приветливая и жизнерадостная девушкой, упорству которой мог позавидовать самый целеустремленный человек в мире. Белла была из того типа людей о которых говорят: «Все у нее выходит, как у Лани из-под копытца.»
Откладывать дела напоследок было не в духе этой девушки и поэтому ее частенько можно было застать на коленях, намывающую чей-то номер даже после того, как ее смена закончилась несколько часов назад.
И, оказалось, привычка идти до победного конца сохранилась в ней до самой смерти. Проработав девятнадцать лет в статусе старшей горничной, Белла Дайбер ушла из жизни в собственном доме, тихонько, никого не побеспокоив, перед сном скушав немного больше таблеток снотворного, чем требовалось женщине ее веса и склада ума. Всего каких-то 40 штук.
Совпадение или нет, но ровно в сорок лет она совершила этот роковой поступок. Семьи и друзей у нее не было, никто из ее окружения так и не смог понять странное влечение Беллы к женщинам. Сара была чуть ли не единственной подругой Беллы в жизни и даже после смерти, которая смогла зарыть глаза на ее небольшую особенность и продолжить нормальное общение. Лишь она одна знала, насколько раним был этот, как прозвали Беллу в отеле все те же сплетницы с острым подбородком и тонкими сигаретами, (которые они каждый день тушили в пепельнице чей-то души), озорной мальчик.
Мир. Вот и все, о чем мечтал наивный ребенок внутри худощавой Беллы. Сара сразу поняла это и влюбилась в этого человека. Мир без рамок, лжи, клейма, остающегося на всю оставшуюся жизнь, пусть и не так явно, как у дорогих породистых собак, но от этого становится обиднее вдвойне. На какое- то животное тратят в двое больше времени. Делают настоящее клеймо из раскаленного железа. А для тебя даже металла жалко.
Подруги часто, проводили выходные вместе, слушали пластинки, валяясь в уютном номере небольшого хостела, в котором с 20 лет жила Белла. Просто отдыхали от каждодневной несправедливости этого мира. Где-то после трех месяцев их знакомства слухи о нетрадиционной ориентации старшей горничной расползлись по всему отелю, каждая по-своему рассказывала историю о «лесбиянке Беллочке». Доходило до такого абсурда, что в своих сказках эти умалишенные дурочки говорили и о Саре, как о скрытой лесбиянке с мужем и детьми под боком. Естественно, только для прикрытия своих пилоточных ласканий на верхнем этаже отеля в номере… в компании старшей горничной.
«Ага, прикрытие. Начерта кому сдалось это вонючие, смердящее неделю назад надетыми носками прикрытие» — Смеялась Сара над этими лживыми выдумками сорокалетних скряг, выкуривая сигаретку в компании второй обвиняемой на старой курилке отеля «Джелли».
«Знаешь»,- сказала она тогда Белле, — «если общение с человеком, который меня понимает лучше собственного мужа, называется лесбийством, тогда я самая настоящая лесбиянка из всех лесбиянок, которым только довелось жить на этом свете. Держу пари, ты и в постели намного лучше этого жирного куска дерьма!» — И обе горничных тут же разразились громким смехом.
Теперь все это прошло, их вечера, которые так любила Сара, остались в прошлом, как и сама Белла. В отражении зеркального лифта Сара видела лишь уставшую горничную с двумя уже совсем взрослыми детьми, приросшим к дивану мужем и порванными презервативами.
2.
Двери лифта открылись, высоким писком оповестив его пассажиров о прибытии на пятый этаж. Сара вышла. Одни из самых шикарных апартаментов, насколько они могут быть шикарными в трехзвездочном отеле, находились на последнем шестом этаже. Здесь было всего три номера, и два из них простаивали годами. Люди просто не хотели жить рядом с местом преступления.
Историю о коллекционере, хранившем в номере «305» реликвии различных эпох, обладающих огромной ценностью в отеле «Джелли» слагали легенды. Но на деле все было намного проще выдуманных историй любительниц обвинить кого-то в лесбийских наклонностях. Энтони Уоткинс был убит в номере «305» в шестидесятые годы, очевидно в своих поисках перейдя дорогу серьезной мафиозной группировке. Вот и вся история. А сейчас в этот номер раз в год приезжает обычный писатель, используя его для отдыха и деловых встреч в отеле и которому, равно как и Саре, плевать, что произошло здесь в далеком прошлом, убийство или рождение новой жизни.
Томный приглушенный свет гармонично сочетался с оттенком бежевого цвета стен короткого коридора. Саре всегда нравилось здесь. Тишина. Шаги любого вновь вошедшего становились мягкими и легкими благодаря темному, почти новому из-за отсутствия народа, не примятому толпами человеческой обуви ковролину. Хозяин апартаментов Мэт Нелтон приедет лишь через несколько дней, а это значит, что Сара была сейчас здесь абсолютно одна. Она подошла к единственному окну, которое находилось как раз напротив номера «305» и полной грудью вдохнула чистый высотный воздух.
«И с каждым разом все это», — Сара окинула взглядом раму с индонезийским орнаментом, провела ногой, обличенной в рабочие балетки, по бархату ковролина, — «становится все обыденней.»
В былые времена, еще питавшая иллюзии насчет счастливого будущего девушка с длинной черной косой, могла часами проводить здесь время в компании белокурой Беллы или же в одиночестве, раз за разом рисуя в голове счастливые картинки. Танцевать босиком напевая песню «Wonderful! Wonderful!» часами напролет. И где же это все? Сара собрала всю свою горечь, перегнулась через небольшой подоконник и смачно харкнула на улицы небольшого городка «Неплс». Неужели все, чего она в этой жизни достойна, это вот таких вот мимолетных моментов отдыха? Сара не была с этим согласна, и что самое обидное, она уже толком и не знала, чего хочет. Идея, преследовавшая Сару на протяжение всей ее молодости о преподавании в высшем педагогическом учреждении, теперь казалась ей глупой, не стоившей выеденного яйца. И если уж совсем на частоту, Саре даже показалось, что она никогда и не хотела по-настоящему посвятить свою жизнь этой профессии. По щеке Сары Вейдум скатилась горячая, «скупая мужская слеза». Конечно же родители. Те, кто привели ее за руку в этот прекрасный мир. Она винила их, и осознание своего несправедливого отношения к ним накатило огромной лавиной чувств. Но Сара подавила их, как привыкла подавлять боль, копившуюся в ней изо дня в день. А затем просто вошла в номер «305» оставив окно и дверь открытыми настежь
3.
В нос ударил насыщенный аромат лаванды, и Сара сию же секунду поняла, что номер, в котором ей следовало убираться, был вымыт до блеска не один раз после отъезда мистера Нелтона. Горничная предугадала такое развитие событий еще до прибытия лифта на нужный ей этаж. За многие годы работы в отеле она привыкла не задавать лишних вопросов, тем более, несущих за собой головную боль. «Будь я помоложе», — подумала Сара, — «эта сучка получила бы одну из самых долгих сцен, устроенных горничной на тему бесцельной уборки чистых номеров, и получила бы еще одну жертву для громкого выговора». Но нетушки. Сара уже не та наивная душа, кой была каких-то двадцать лет назад и не позволит себе стать грушей для битья у какой- то зазнавшейся выскочки, чья жизнь настолько идеальна, что элементарный пердеж для ее семейки является признаком УЖАСНОГО тона. Во всяком случае, так она думала.
К своему удивлению, Сара поняла, что настроение ее улучшилось, чистота в последнем на сегодня номере означала, что теперь до окончания рабочего дня ей оставалось всего лишь ничего не делать.
Она оглянулась. Все вещи мистера Нелтона находились на своих местах: многочисленные махровые рубашки лежали двумя чистыми и выглаженными стопками, тридцать три коллекционных шляпы, к которым всем девушкам, хоть как-то участвующим в уборке номера, запрещалось прикасаться даже взглядом и портфель из натуральной, с годами потрескавшейся кожи лежал на столе за чем то установленным по личному указанию владельца номера в центре комнаты. Сара невольно вспомнила совсем не добрые шутки все тех же «отелевских повитух» по отношению к этому вполне приличному и даже интеллигентному человеку средних лет.
«Он, наверное, жуткий извращенец и такой огромный стол нужен ему, чтобы на нем трахать своих малолетних поклонниц.»
Сару передернуло. От этих воспоминаний несправедливого галдежа воняло сыростью и падалью настолько сильно, насколько могут вонять мысли. Она перевела взгляд с действительно огромного дубового стола, (наверное, единственный правдивый факт, слетавший с уст этих балаболок) на то, как ей показалось, единственное, что было нужно в такой непростой момент, уставшей женщине ее возраста.
Номер «305» был вымыт тремя горничными за два месяца по нескольку раз. Чистая кровать, блестящий паркетный пол, ванная, готовая принять в свои покои чуть ли не королеву Англии и безупречно отполированный фарфоровый трон, готовый усадить на себя зад Папы Римского. Особенностью отеля «Джелли» было наличие в каждом номере, даже самом бюджетном, бутылки вина, виски или шампанского. По обыкновению каждый гость отеля при въезде в номер обнаруживал на левой тумбочке от кровати подарок с воодушевляющей запиской: «Приятного отдыха! Надеюсь, ваши чаевые будут так же щедры, как наше гостеприимство.»
К слову, качество приветственного подарка росло пропорционально этажам в отеле.
Конечно, столь наглой мысли о распитии спиртного напитка в рабочее время Саре и в голову не могло прийти, но это не мешало ей в тот самый счастливый момент глоток за глотком поглощать не самое дешевое пойло, рискуя нарваться на неприятности.
«Насрать! Увольнение? Пффф… Увольте меня из этой жизни, сукины дети!»
Сара разулась, позволив своим любимым, от работы мозолистым ногам немного расслабиться, прошлась, как балерина, на носочках к самой огромной кровати во всех номерах отеля и упала с кошачьей грациозностью, не позволив бутылке «White Horse» вылететь из трясущихся рук.
«Видела бы меня сейчас Белла», — подумала она и к горлу сразу же подкатил ком горькой скорби, — «Да-а-а, чертовы суки, я это сделала.»
Сара поднесла горлышко бутылки к губам, выпила и неожиданно для самой себя швырнула это «лекарство» в стену напротив, с которой на нее, чего сначала горничная даже не заметила, взирал портрет хозяина номера. К слову, такое искусство стоило примерно сорок пять годовых жалований Сары.
Минут пять она тупо таращилась на прорезанный осколком разлетевшейся бутылки холст. Непомерно дорогой, созданный специально на заказ портрет теперь вполне мог пойти обратной стороной на черновик художнику.
«Твою Мать!» — Сара в спешке ринулась к испорченной картине, не заметив осколков стекла, заботливо разбитой ею бутылки минуту назад.
Хруст и продолжительный крик девушки наполнил комнату. Сара зажала рот рукой и теперь ей удалось лишь тихо всхлипнуть. От резкой режущей боли девушка упала на колени, ломая под собой остатки стекла, больно впивающихся в кожу, брызгая струйками алой крови. Она сквозь слезы украдкой кинула взгляд на результат ее отдыха, но не заплакала, наоборот, ее лицо просияло и в ту же секунду, не обращая внимания на жгучую боль, горничная встала голыми ногами с мозолистой подошвой на битое стекло и с диким для женщины ее типа выражением лица отправилась в ванную комнату.
Если бы в этот момент, хоть кому-нибудь из окружения Сары Вейдум удалось наблюдать ее, то человек, знающий хотя бы косвенно эту ответственную горничную, незамедлительно покрылся бы гусиной кожей и вызвал 911. Но, к сожалению Сары, и к счастью случайных очевидцев, в это время в пятницу после полудня у большинства горничных пересменка, а это могло означать только одно: сейчас в номере «305» не может быть никого, кроме уставшей женщины.
4.
«Копам придется потрудиться», — взгляд Сары упал на упакованную одноразовую бритву фирмы «Джиллет», лежавшую в уголке раковины. Она прошла по холодному кафелю небольшой ванной комнаты, пачкая его собственной кровью, заметив зеркало. Подойдя ближе, она еще больше улыбнулась, всматриваясь в отражение уставшей но радостной женщины. Провела рукой по бессовестно непослушному локону, сбежавшему со строгой дульки на макушке. Сара решила избавиться от нее, распустив, и заодно скинула донимавшую ее столько лет черную форму прислуги. Покрутившись возле зеркала еще минуту, наслаждаясь собственным телом в красивом женском белье, она странно хихикнула и с бритвой в руке вышла из ванной, — «Оооо, теперь я знаю, как сжечь тебя, сука, скоро ты выйдешь из этого сраного тела»
Обнаженная и сексуальная для своего возраста женщина средних лет с бритвой в руках что-то разглядывала в туалетной комнате. Спустя пару минут, она появилась с новым выражением лица, переменившимся с радости на крайне больное восхищение, помимо бритвы еще одним спутником этой дамы было средство для прочистки унитазов. Она с любовью прижала их к груди, как мать прижимает новорожденное дитя, а затем устремила взгляд на махровое дизайнерское покрывало, застилавшее кровать, которая так нравилась Саре.
Положила своих «детей» на пол и стянула покрывало с кровати дубового массива, выкрикивая, будто обвиняя его в чем-то, разные ругательства.
Качество постельного белья в номере «305» по личной просьбе хозяина отеля было на высшем уровне — плотным и качественным и покупалось исключительно у проверенных торговых марок. Каждая горничная, конечно же, знала об этом, также, как и о том, что в любом номере можно было найти парочку дополнительных комплектов для совсем уж неряшливых гостей, любивших пакостить по ночам. Стоит отметить, что в детском возрасте Сара была очень находчивой и с фантазией у девочки было ничуть не хуже, чем у старшеклассников, из-за чего вся ее школьная жизнь была окутана нотками недоверия и предрассудков. Вот и сейчас, стоя полуголая, истерзанная осколками дамочка была поглощена недавней, но на самом деле давно пришедшей к ней в голову идеей. Она удивлялась своей трусости и нерешительности на протяжение стольких лет. А ведь попытки к ее реализации она предпринимала неоднократно, все время прерываясь на решающем моменте. Но теперь в ее глазах не было и тени сомнения. Она твердо решила покинуть этот мир, да при этом так насрать ему в тарелку, чтобы он, как и Сара в свое время, захлебнулся горем.
Три узла безупречной плотной простыни длиной примерно в четыре этажа были мастерски связаны ею, спустя минуту. Она вышла в тихий коридор, пачкая мягкий приятный ковролин свежей теплой кровью. Саре настолько нравилось это чувство, что она издала нечто похожее на вожделенный стон. Батарея находилась прямо под подоконником. Она сделала пять узлов с одного конца простыни, привязав его к батарее, пару раз дернула, убедившись в прочности подумав: «Господи, этот узел прочнее чем все годы наших отношений с этим смердящим уебком», — и, не оглядываясь по сторонам, легкой походкой направилась обратно в номер «305», таща за собой другой окровавленный конец простыни. Алкоголь начинал действовать, и от этого в ее глазах появились красные огоньки, подчеркивая взгляд чудовища, пробудившегося в ней после стольких лет жизни в заточении.
5.
«Раз — и все твои проблемы улетучились», — Сара привязала другой конец чистой крахмальной простыни к собственной шее, и затянула узел потуже.
«Два- и вот ты уже летишь», — подняв с пола своего старшего ребенка — очиститель для туалета, она открутила колпачок и, понюхав жидкость, запах которой напомнил ей запах новой резины или только что открытого маркера, сделала несколько глотков. Ее внутренности сдавил жгучий спазм, перед глазами поплыло, и в любом другом случае она, возможно, свалилась бы в обморок, но сейчас ее телом управляло нечто другое — то, что породили в ней люди. Муж, родители, первая учительница, ее непослушные девочки. Теперь новая Сара перестала врать себе, окончательно признав, что эти две дрянные девчонки изрядно подпортили ее жизнь и уже начали медленно убивать свою. В отличие от той послушной мамочки, что молчала, даже когда находила у старшей Маолли сигареты, алкоголь и странного вида таблетки, новая Сара, решила быть честной перед собой хотя бы последние в ее жизни пять минут. Это уже была не та Сара, падающая ничком после приема этого «живительного» напитка. У того, что пробудилось в ней мгновение назад были совсем другие планы. Впервые она точно знала, чего хочет в жизни и, может быть, еще пару лет назад это осознание сподвигло ее на перемены в почти утраченной жизни, но сейчас было слишком поздно, и Сара хотела от нее лишь одного.
«Три — и дорога так легка», — она подняла с пола свое младшенькое дитя с пятью наточенными лезвиями «Джиллет» и, с силой надвив, словно за руку повела его вдоль запястья на левой руке. Живот издал звук, оповестивший хозяйку о своей кончине. Лезвие шло вдоль руки, растворяясь в теплой гуще жидкости. Саре нравился ее цвет, и приятный металлический запах напоминал детство, когда злобного вида соседская шавка догоняла девочку раньше, чем та успевала перелезть через забор, оставляя на ногах следы своих дворняжских клыков и пуская алую кровь. Она невольно потянулась к зарубцованной коже на левой ноге и произнесла, глядя в пустоту стеклянными глазами: «Ну, что-о-о, дружок? И кто теперь выиграл? Кого это у нас зарыли за амбаром едва мне исполнилось пятнадцать? »
Настало время для руки номер два, и Сара с легкостью взяла свое дитя в левую руку, отдающую все тем же приятным запахом детства и без раздумий вскрыла вены от запястья до локтей на правой руке. Слезающая кожа накладывалась спиралью, и Сара сразу подумала о мороженом и об этих мелких уродах, живущих там за окном, что много лет назад, в школьные годы, отбирали его у «зазнайки».
В это время желудок Сары издал очередной молящий звук и по ее ноге потекла багровая жидкость с металлическим запахом. Она улыбнулась. Но сознание не потеряла.
«Четы-ы-ы-ре… Пора кое кому убраться… Беллочка… твоя самая большая лесбиянка идет к тебе.»
К моменту, когда был сделан первый шаг, пол в номере «305» уже пропитался багровой жидкостью, воздух наполнился вонью от испражнений, а Сара успела почистить зубы своим младшим ребенком с именем «Джиллет». Она последний раз проверила узлы на шее, плюнула кровью, и с криком побежала. Прямо в коридор. Через открытую дверь. В распахнутое настежь окно. Вслед за ней тянулась ее прямая кишка. То, что было в этой женщине без труда запрыгнуло на подоконник улыбнулось остатками зубов со стертой эмалью и осколком бутылки с ее былого праздника вспорола живот. И верно в эту же минуту должна была упасть замертво, но то, что породила эта жизнь среди умников и настоятельных советчиков не собиралось останавливаться на самом решающем моменте. Сара не упала, она подобрала конец кишки, в руке стало скользко. Прыгнула. Ощущение прохлады и внутренней чистоты возникло в ее голове, так же резко, как крик хозяина номера, находившегося тремя этажами ниже. Сара почувствовала, как они натянулись. Она где-то читала, что у самоубийц, выбиравших такой способ, происходили невольные испражнения. То, что сейчас было в Саре Вейдум очень на это надеялось, а еще оно почувствовало возбуждение и в экстазе облизнуло губы.
Громко и четко оно провизжало: «Чтоб вы все утонули в моем дерьме, подонки! К черту этот гребаный мир с этими гребаными мудаками! Вы застыли в окаменелом говне, подонки! Я вою! Вою от счастья и плачу от радости!* А вы, вы… Кровь как водопад текла с губ Сары: С вашими погаными рожами и гребаной работой иди… иди… те в… жопу к своей дол… дол… баной… се… се… мье, в которой вас лю… любит лишь долбаный кот… и пото… Му… чт… Ты… с… ка… ео… кормишь!
А потом… Потом все закончилось. Крики, стоны, что-то свалилось к парадному входу отеля, чуть не убив Грейта Иствуда, подметавшего листья в компании начальной стадии рака гортани. Это были всего лишь внутренности уставшей женщины.
В номере „305“ осталось только огромное пятно крови и испражнений, простыни, тянущиеся до 3 этажа и заканчивающиеся петлей, в которой было вскрытое, выжженное и уставшее тело одной из лучших горничных отеля „Джелли“.
А еще остались вы. Те, из-за которых все это произошло и происходит по сей день. Возможно не столь кроваво, страшно и наглядно, но, поверьте, это происходит. И я уверен, что прочитав это, вы подумали: „Что за херня?“ К таким историям я не имею никакого отношения. Я в меру справедливый, добрый и наполненный любовью к этому миру человек. Но задумайтесь. Навязывая свое видение „правильной“ жизни, не становитесь ли вы палачом? Не спотыкаетесь ли вы о чье-то почти безжизненное тело, лежащее на полу, благодаря таким же „знающим“ как и вы людям? Не чувствуете ли металлический привкус на своих губах?
Да?
Тогда, мне кажется, вы уловили мою мысль, и это победа. Для меня и, в первую очередь, для вас, ведь пока мы живы, все еще можно исправить.
Нет?
Тогда я только что пообщался с ни о чем не подозревающим убийцей, ткнув тебя носом в сырой кладбищенский перегной, в котором в деревянных ящиках покоятся разлагающиеся жертвы убийц подобных тебе. Ты можешь быть их родителем, другом, коллегой по работе — не важно. Вот что действительно важно: ты здесь, а они там, мертвы вместе с твоим гребаным самоутверждением за их счет, без которого твоя хваленая любовь к миру была бы невозможна.
И никто, не в праве сказать тебе, что это плохо.
Рецензии и комментарии 0