Очень злой собкор

КАРАРУЧКА – это очень просто. Это когда с одной стороны карандаш, а с другой – авторучка. КРОССДЖИ – это такие клёвые джинсы с пришитыми к ним кроссовками. Очень удобно кстати. МОРЧИПШОК – и не какое это не экзотическое животное! А самая настоящая вкуснятина. Пальчики оближешь! Мороженое с чипсами, и всё это густо политое шоколадом.
Ну, а теперь наша непосредственная история. Однажды Собкор пасся на лугу. Пасся самым натуральным образом. Потому что это ни какой не собственный корреспондент журнала «Веселые картинки», а такое животное большое с рогами, с очень острыми зубами, злое и кусучее. А потому на лужайке его, Собкора, держали на цепи. Когда кто-нибудь подходил близко, он начинал лаять: «Гав! Гав! Гав!» и старался укусить за ногу. Вечером приходила хозяйка и на цепи отводила Собкора домой. На заборе, за которым они жили, была прибита такая табличка, на которой очень хорошо художником был нарисован Собкор и было написано под его портретом «Очень злой Собкор». Хозяйка доила Собкора и уносила молоко в дом. А Собкору выносила косточку, всякие объедки со стола, бросала ему охапку сена. Всю ночь Собкор грыз косточку, жевал сено и звонко лаял, если кто-нибудь проходил мимо их двора.
Однажды к ним в калитку постучали. Хозяйка вышла и увидела высокого худого мужчину с очках «лектор» и сандалиях на босу ногу.
— Дико извиняюсь! А у вас и в правду живет очень злой собкор?- спросил он.
— Да,- ответила хозяйка.
— А могу ли я увидеть его?
— Нет, сейчас он пасется.
— Понимаю! Понимаю! – закивал мужчина. – Собирает материал.
— Да,- согласилась хозяйка. – Он только этим и занимается целыми днями. – А вечером я его дою.
— О! – воскликнул мужчина. – Представляю, как это интересно! А вечером, значит, я могу застать его дома?
— Конечно, только вечером и ночью. А днем он пасется.
— Понимаю! Понимаю! Не мы профессию, а профессия нас выбирает. Ну, что ж! Тогда до вечера!
Вечером мужчина с лекторскими очками вновь постучался в калитку.
— Пожалуйста, проходите!
— Надеюсь, на этот раз я застал собкора дома?
— Конечно же!
— Я бы желал поговорить с ним,- сказал мужчина и зашагал к дому.
— А он у нас не дома!- крикнула хозяйка.
— Как не дома? Вы же только что сказали, что он дома.
— Да дома, но не в доме.
— Понимаю! Так сказать, дышит свежим воздухом на лоне природы.
— Ага!- кивнула хозяйка.
— И где же у вас это лоно?
— Чего? – переспросила хозяйка.
— Где собкор-то, спрашиваю?
— А! так пойдемте! Вот тут под навесом. Я ему косточку бросила. Так он и грызет ее. Любит, подлец, косточки грызть.
— И перемывать! – хохотнул мужчина.
— Не! На счет этого он у нас не способный. Какое там перемывать! Это я могу. А он нет. Это же не человек.
— Конечно! Это пишущий агрегат.
— Как вы сказали? Извините!
Хозяйка подставила ухо к его лицу.
— Я сказал: пишущий агрегат.
— Какие-то странные у вас слова, гражданин хороший!
— Обыкновенные слова! Просто в школе нужно было учиться, как следует, а не записки писать и про подружек сплетничать.
— Да ничего я такого не сплетничала! У меня даже по ОБЖ за одну четверть четверка была.
— Ну, ладно! Ладно! Ведите меня к собкору!
Мужчина нетерпеливо затряс головой.
— Сколько же можно меня турусами на колесах кормить?
— Как вы сказали?
— Да ладно уж! Вам всё равно этого не понять!
«Странный он какой-то,- подумала хозяйка. – Какими это трУсами на колесах его нельзя кормить? Или трусАми? И переспросить-то неловко».
— Вот он наш Собкорушко!
Собкор поднял голову от кости, оскалил желтые клыки и зарычал на незнакомца.
— Это что еще такое?
Мужчина попятился назад.
— Да за кого вы меня принимаете?
— А вы, извините – подвиньтесь, не представились. Я так и подумала, что вы покупатель. Ищите себе Собкора получше.
— Ну, да! Это так! Поскольку я генеральный редактор самой читаемой в городе газеты «Желтая утка».
— Ох вы, меченьки мои! – всплеснула хозяйка руками.
— Зачем же вы на забор повесили табличку «Очень злой собкор»? А я вижу, что тут какой-то урод, страшилище! И вообще непонятно что! Рожищи – во! Клычищи – во! Да еще и вымя до самой земли.
— Да какой же он урод? Сами вы урод! – обиделась хозяйка. – Да знаете, что после таких слов я вам его ни за какие деньги не продам? А сколько он у меня молока дает!
— Не знаю и знать ничего не желаю!
— Ах даже как! А я вот возьму и спущу сейчас Собкора с цепи на вас!
— Да я на вас тогда пожалуюсь!
— А у меня в милиции кум. Он мне задолжал пятьдесят рублей.
— А я совсем не в милицию!
— А куда?
— А туда! Вот так! В союз журналистов заявление напишу, что вы на генеральных редакторов самой читаемой в городе газеты монстров с цепи спускаете. Там вас!
— Ах, вон оно даже как! А ну-ка идите марш с моего двора!
— Да и уйду!
И мужчина очень быстро пошел к калитке, потому что Собкор начал лаять еще злее, и цепь его натянулась, как тетива на луке или как струна на гитаре. Или как поверхность хорошо надутого воздушного шарика перед тем, как он лопнет. И мужчине подумалось: «А что если одно из звеньев цепи окажется слабым и цепь порвется, ведь я тогда не успею добежать до калитки. И этот монстрим вцепится мне в глотку. И всё! Аля-улю! Нет больше генерального редактора!»
Уже выскочив за калитку, мужчина погрозил кулаком и крикнул:
— А табличку-то смените! Здесь нужна такая табличка: «Очень злые урод и уродица!»
— Ах, вон вы даже как! – завопила хозяйка и схватила увесистую палку, которой она гоняла Собкора на лужок и с лужка.
Однако мужчина, генеральный редактор самой читаемой в городе газеты, был уже от нее за тридевять домов.