Конкретная дата

На железнодорожный вокзал небольшого городка Платон заехал случайно по пути на дачу, с которой должен был забрать маму, она гостила там у подруги. Вечером в пятницу чувствовал себя измотанным после трудовой недели, а утром так торопился, что только в дороге понял, что тетя Валя усадит пить чай с черничным пирогом, даст с собой корзинку смородины или клубники. Неплохо было бы докупить букет цветов к конфетам и бутылке коньяка для неё.
Платон свернул в сторону жёлтого здания с колоннами, в которое заходили люди с сумками на колёсах.
«Около вокзалов можно найти цветочный киоск», — подумал он и припарковался неподалёку.
Вышел, огляделся, киоск с надписью: «Цветы» располагался недалеко от рельсов, пройти к нему можно было через горбатый мостик над канавой или ручейком.
На этом мостике Платон и встретил цыганку.
— Ай, какой красавец! – воскликнула она. – Лапочка, давай тебе погадаю, ни копейки не возьму.
Платон знал: к его недурной внешности в это утро прилагался светлый костюм, который особенно шёл ему, жена заставила надеть, чтобы доставить маме удовольствие гордиться сыном. Потом уже ему сказали, что с цыганами не нужно заговаривать, а в то утро он подумал, что произвёл впечатление на смешную женщину в косынке малинового цвета, пёстром платье, блестящем ожерелье, и, почему-то, сером пиджаке поверх буйства красок, от которого резало глаза на летнем солнце. Ответил вежливо и уклончиво, как отказывал клиенту в банке:
— Очень жаль, но не имею возможности …
Платон уже спускался с мостика, когда услышал.
— Постой, бриллиантовый, насквозь тебя вижу. Полу сироток ты.
Мужчина застыл на секунду.
— Что такое полу сироток? – обернулся он. Понимал, что цыганка имела ввиду, но хотел проверить себя.
— Отца нет или матери.
В яблочко. Папа ушёл, когда Платону было около четырёх. Ещё года два он забирался на подоконник, сидел, ждал напрасно. Потом привык. С мамой было хорошо, но заметил, что, отличается от мальчишек, которых воспитывали отцы. Мама боялась потерять его, восставала против спорта, походов, поездок с друзьями и подругами на шашлыки.
Часто говорила:
«Подумай сам, правильно ли ты поступил».
Он думал, а другие в это время дрались, пробовали вино, тусовались с девчонками в подвале.
Привычка анализировать привела к мысли: мамина логика для мальчика не всегда подходит, ему не хватает мужчины – руководителя.
Гадалка заинтересовала его.
— Позолоти ручку, всё тебе расскажу, и прошлое, и будущее. Ты меня не бойся. По лицу вижу, несчастлив ты с женой, порча на тебе.
Толстые губы, большие зубы, один из них золотой, кожа неприятного серого цвета, чёрные глаза на выкате окаменели и исподлобья смотрят внутрь мужчины.
Секунда, и он ощутил приятную расслабленность, вялость и нежелание противиться приказам.
Губы бормотали что-то, уговаривали, чужая рука оказалась на плече Платона.
Сколько времени стояли на мосту, не помнил.
Разрушил колдовство гудок старого паровоза, который, видимо, перегоняли куда-то из депо, гудок оглушительный, перекрывший все звуки на вокзальной площади, сотрясший Платона, будто уши находились в каждой клетке его тела.
Мужчина вздрогнул, сделал неровный вдох, огляделся.
Стоит на мостике, в руках — айфон и семнадцать тысяч рублей, которые вытащил из кошелька.
Почему он заворачивает всё это в носовой платок и намеревается положить в ладонь ужасной женщины?
Резко развернувшись, Платон побежал к машине. Цыганка, последовала за ним.
— Нехорошо, что уходишь, я тебе и без денег, которые считаешь каждый день на работе, скажу: умрёшь в этот день, девятнадцатого июля, но не сейчас, а через пять лет и сын твой тоже будет полу сироток!
Озноб в спине, голова — чужая, с трудом заставил себя вставить ключ в замок зажигания, повернул, мерседес рванулся вперёд, оставив позади разъярённую женщину.
На даче у тёти Вали пожаловался на боль в голове, попросил разрешения полежать в свободной комнате на втором этаже. Хотелось помыться в душе, но не знал, как объяснить это пожилым женщинам, ведь полтора часа назад он был дома, не стал расстраивать мать рассказом о цыганке.
С женой не имел привычки быть откровенным, она похожа на зеркало: он чему-то удивляется, и она тоже, он боится или гневается, и она вслед за ним. Не интересно. Зеркало искривлённое и хитрое.
Дома, перед сном, прикинул:
«Вероятность угадать, что у человека в моём возрасте нет отца или матери – одна вторая, одновременно с этим, вероятность угадать, что у меня сын, а не дочь, – уже одна четвёртая, а намёк на то, что считаю деньги, а, значит, работаю в банке, делает вероятность крайне малой. Что касается семейной жизни, так у всех с ней проблемы. Обманщицей ли была представительница кочевого народа или настоящей ведьмой?»
Стал погружаться в сон, вдруг, сердце провалилось куда-то от жуткого страха, как от рёва паровоза, но звука не было.
Он закричал, сел в постели. Ощутил страшное возбуждение, перевалился на сторону жены.
Давно, вернее, никогда, у них не было такого секса.
Потом приснилось, как цыганка проклинает его, и, словно, в микрофон, звучит дата смерти.
Утром подумал, что айфон надо было, конечно, оставить себе, но семнадцать тысяч, всё-таки, отдать гадалке.
Страхи и кошмары повторялись.
Ровно через год, девятнадцатого июля, проснувшись в отеле Барселоны, где отдыхал с женой и сыном, понял, вдруг:
«Осталось четыре года».
Вечером сказался больным, отправил их в ресторан. Оставшись один, в ноутбуке распределил денежный запас на три части.
Первая – на обучение сына в Англии, ему нельзя жить с матерью, когда останется без отца.
Вторая – маме, она наверняка, переживёт его, но не на долго.
Жене оставил немного, с такими данными, как у неё: никогда не спорить, повторять, как эхо, последнее слово собеседника, обязательно прицепится к кому-нибудь.
Первая часть не достаточна, за оставшиеся четыре года может не набрать необходимую сумму, придётся застраховать жизнь.
Не смог сдержать слёзы, жаль стало маму, сына и себя.
Прошёл ещё год. Они отдыхали на Кипре. Всё вокруг было для него временным и, поэтому, неинтересным. Чёрная представительница нечистой силы продолжала навещать во сне, заставляла испытывать нечеловеческий страх и сексуальное возбуждение.
В голову пришла мысль: «отдать долги», раз так случилось, что конец жизни ему известен.
Совесть давно подсказывала, что на первом и главном месте – Наталка. Когда они с мамой втроём решили, что рано заключать брак в 20 лет, Наталка, по взаимному соглашению, избавилась от ребёнка, а потом и от них с мамой, хотя оба молодых человека знали, что мама права.
Не уверен Платон в том, что оказался однолюбом, возможно, не нашёл ещё человека, который был бы так же интересен ему, как она.
Женился в 30, когда решили с мамой, что время пришло.
На ком?
Мама сказала: «На невинной девушке».
Новогодний корпоратив длился в коттедже на озере с сауной неделю. Из всех, предложивших себя, сотрудниц, охотниц за перспективным женихом, Лариса оказалась невинной, если это слово подходит к особе, согласной со всем, что он с ней делал, с первой минуты знакомства.
Приходя домой, он, шаблонно раздвинув губы, «переступает» через женщину, встречающую его, она называется женой. Ему подают еду, расспрашивают о работе, но кот Мика имеет на него больше прав, чем Лариса. Кот позволяет себе прыгнуть на колени, усесться на плечо хозяина и переехать на этом плече из гостиной в спальню.
Если бы спросили Платона, во что была одета супруга и как причёсана, не вспомнил бы.
Поискал и нашёл в интернете институт, где Наталка, кандидат наук, преподавала на филологическом факультете, подождал конца лекции на углу дома, сделал вид, что встретились случайно.
— Привет Наталка!
— Какой сюрприз, — ответила женщина, осипшим после занятий, голосом. Никакого волнения в лице.
— Как живёшь?
— Хочешь спросить, как обхожусь без тебя?
«До сих пор стыдно того, что произошла когда-то», — мелькнула мысль.
— Мой брак – ничто. Сожалею, что предал тебя.
— Тогда предал меня, а теперь жену, — она направилась к своей машине, упрямая, неожиданная, неразгаданная, умеющая быть податливой так, как нужно ему.
Эта встреча напомнила, как школьником стоял на остановке, ждал автобуса, но он шёл в парк, притормозив, поехал дальше, обдав брызгами из лужи.
Планировал встретиться с одноклассниками и однокурсниками, но свидание с Наталкой показало, что, если до этих пор они не собирались вместе или делали это без него, он может получить комья грязи не от одного, а от целой вереницы автобусов.
Новый год отметили в Финляндии, стране Снежной королевы. Подумал о том, как мало осталось у них с сыном праздников.
Весной поехал навестить друга, жившего в Германии. Проститься.
В трактире Мюнхена обсуждали качество пива, жареных колбасок, тушёной утки с яблоками, свиной голени. «На пороге вечности» Платону разговор показался глупым.
«Не напрасно ли я теряю здесь время, когда дней осталось на перечёт?»
Друг спросил, здоров ли он.
«Вот, именно, здоров, и умирать не хочется», — подумал Платон.
За два года до злосчастной даты понял, что человек не может исполнить всё задуманное, если ему известно точное время ухода, это сбивает с толку, в голове начинается свистопляска.
Решил оставшиеся время провести для собственного удовольствия.
Заглянул в бордели, чего не позволял себе раньше. Удовлетворения не получил. Оргазм для него был испорчен мыслью:
«Сколько их ещё осталось?»
Попробовал пить, но это не доставило удовольствия. Мама ли тому виной или сам, поленился анализировать.
Болезни больше не пугали, как и вопросы продления жизни, поэтому бросил пейнтбол по субботам, бассейн два раза в неделю перед работой и поездки с семьёй на природу по воскресеньям.
Постарел, ссутулился, лежал дома на диване, просил не беспокоить.
На ужин требовал пиццу и пирожные. С детства любил мучное и сладкое, раньше сдерживал себя, теперь это не имело смысла.
Располнел, стал бледным, несколько неряшливым. Жизнь завершалась.
Последний июль они с женой проводили на туристической базе, расположенной на берегу громадного, как море, озера.
От отдыха за рубежом отказался: вдруг, пророчество фурии исполнится, пока летят в самолёте, тогда из-за него погибнет много людей.
По утрам делал вид, что ловит рыбу, тупо смотря в воду на шевелящиеся водоросли, ожидая «своего» часа. Рядом стояла бутыль «Архыза». Уже год, наверное, он пил много, даже по ночам.
Семнадцатого июля ему показалось, что немеют руки и ноги, к вечеру ощущения стали явными.
«Думал, что умирать больно, а оказалось, я просто остыну», — пришло в голову.
Восемнадцатого утром не встал с постели, лежал на спине, смотрел в потолок, Девятнадцатого Лариса обратилась к нему, он не откликнулся, и она вызвала «скорую».
Платона отвезли в больницу.
Пришёл в себя. По палате двигалась длинноногая женщина в джинсах, коротком белом халате с пушистыми волосами.
«Жена», — вспомнил он.
Наблюдая её со стороны, как с «того света», подумал:
— Красивая. Если бы она не предложила себя в первые минуты знакомства, не согласилась бы сразу выйти замуж за человека, которого, почти, не знает, мог бы её полюбить. Как любой мужчина, он – охотник, добычу нужно преследовать, добиваться. Неинтересно подбирать то, что валяется под ногами. Мама, давая советы, этого не учла, она же женщина.
Спросил слабым голосом:
— Который час?
— Десять, — быстро подошла к койке, поправила одеяло.
Он помнил, что девятнадцатого днём был жив, а теперь — утро.
— Какое число.
— Двадцать первое.
— Не может быть! Не ошибаешься?
— Нет, конечно, ты куда-то торопишься? На этот день назначена встреча, дорогой? – хлопая глазами, показала ему беспокойство.
— Почти, — ответил он и подумал: «Встреча с богом».
— Что со мной?
— Диабет, придётся ограничиться специальной диетой и стрессы убрать, — плохо разыгранное сочувствие на лице, яко бы, любящей женщины, — наверное, много работал перед отпуском?
Платон не ответил. Роковой рубеж пройден.
«Сука, — подумал о цыганке, — обманула, надругалась над моей психикой, аферистка».
С этого дня он засыпал спокойно, чувство страха прошло, чертовка не являлась больше во сне, действие гипноза закончилось.
Вышел из больницы, вдохнул полную грудь воздуха:
«Жив. Сорок один год — не так уж много. Не слишком ли часто зомбировали меня женщины? Осенью отправлю сына в Англию, разведусь с Ларисой, надеюсь без маминого участия найду ту, с которой будет хорошо. Старушка пребывает в таком возрасте, что сама нуждается в советах. Сколько мне отведено времени, не известно. Чудо жизни заключается ещё и в том, что дата окончания её остаётся открытой».