В пасти безумия

Вечер. Такой же, как и множество других, проведённых в этом доме — камин, согревающий своим теплом, расставленные по дому свечи, окутывающие все вокруг мягким, тёплым полумраком и наполняющие все пространство игривым танцем теней, трубка, с исходящим от неё ароматным дымом медленно тлеющего кубинского табака, бокал крепкого коньяка, спокойствие и тишина вокруг. Никого и ничего больше — вечер, атмосфера, безмолвие и тишина. За окном уже стемнело, ночь медленно подкрадывалась к дому, бережно укрывая все вокруг своим тёмным покрывалом.
В окно настойчиво стучал ветер, напоминая о том, что где-то совсем рядом не так уютно и спокойно, как в этой комнате.
Малькольм Стивенс молча сидел, потягивая коньяк, изредка прикладывая к губам трубку, и думал. Несмотря на всю красоту и привлекательность этого вечера, он был для него одним из самых трудных. Всё дело в том, что он был писателем. А это очень каверзное занятие. Иногда слова будто сами собой ложатся на страницы книги, иногда — это мучительный, долгий и достаточно нудный процесс. Так было и в этот раз. Он придумал очередную историю — захватывающую, увлекательную, интересную. Но, написав половину, оказался в тупике и никак не мог решить, как дальше выстроить ход событий и к какому итогу подвести главного героя. Он составлял предложение за предложением, читал, менял несколько слов, вновь перечитывал написанное, добавлял ещё несколько деталей, вновь читал, стирал показавшийся безобразным текст. Неизвестно сколько времени прошло с того момента, как он сел за работу, по внутренним ощущениям, так целая вечность, он продолжал выстраивать свое произведение, как вдруг раздался звонок в дверь. Этот резкий звук, словно выстрел, ворвался в царившую в комнате атмосферу покоя. Выдернутый из своей рабочей меланхолии, Малькольм встал и пошёл открывать. Пока он шёл к двери в неё позвонили ещё раз. К его большому удивлению на пороге никого не было.

— Что за… Только и смог произнести он, поражённый обнаруженному обстоятельству. Ведомый крайним удивлением и непомерным любопытством, Малькольм вышел на крыльцо и начал озираться по сторонам. Никого. Не слышно было даже шорохов поодаль. Только ветер, изредка напоминающий о себе резкими порывами. С осознанием полной бесполезности пребывания на улице, он зашёл в дом. Будучи в полном недоумении и растерянности, он двинулся в комнату с мыслью о том, что глоток коньяка вернёт его в привычное состояние. Но едва он сделал пару шагов в направлении комнаты, дверной звонок вновь прозвучал, наполнив все вокруг своим резким, будоражащим дребезжанием. Словно дикий зверь, Малькольм рванул назад к двери. Достигнув заветной цели, распахнул её одним рывком… И с ужасом уставился в пустоту. За дверью никого не было. Всё, что ему оставалось — стоять и молча смотреть куда-то вдаль.
— Кто здесь, черт возьми?! — проорал он в никуда. Ответа не последовало. Взбешенный, он вновь зашёл в дом и, что было силы, хлопнул дверью. От этого резкого звука слегка заложило уши, но гнев сработал — страх больше не владел разумом. Вернувшись в комнату, Малькольм подошёл к столу и залпом осушил бокал с коньяком. Крепкая жидкость обожгла все внутри и отозвалась в голове и теле тёплой истомой. Он вновь сел за стол и стал перечитывать последние написанные строки, чтобы восстановить ход мыслей и сконцентрироваться на тексте.

— Прекрасный вечер — раздался за спиной женский голос. В ту же секунду его выбросило из-за стола невидимой, жгучей, резкой волной слившихся воедино чувств — страха, волнения, удивления.
В углу комнаты стояла высокая фигура, облаченная в тёмное длинное платье, подобно тем, что носили в средневековье. Она не двигалась, лишь молча стояла, освещенная тёплым отблеском свечей, и смотрела на него, словно выжидая чего-то.
— Кто вы? — прохрипел обезумевший от страха писатель.
— Как!? Вы не узнаете меня? Какое разочарование.
— Как вы здесь оказались? — продолжил расспрос Малькольм, абсолютно не обратив внимание на то, что так и не был удостоен ответа на первый вопрос.
— Я здесь постоянно.
— Что вы несёте!? Назовите свое имя и объясните, как вы проникли ко мне в дом, иначе я вызову полицию и вас арестуют.
Женщина запрокинула голову и засмеялась. От этого смеха мороз побежал по коже.
— Я не шучу. Назовитесь или у вас будут большие неприятности.
— Тогда посмотри на меня — злобно прошипела она и рванулась к Малькольму. Он и моргнуть не успел, а её искаженное злостью лицо оказалось прямо перед ним и сверлило его уничтожающим взглядом. — Так посмотри же на меня и скажи мне кто я — медленно произнесла фигура.
Малькольм в одночасье лишился дара речи. Все, что он мог — неподвижно стоять и смотреть в её бездонные, злые глаза, не в состоянии даже пошевелиться.
— Всё пустое — вдруг проговорила женщина — ты не узнаёшь меня. Да и зачем это. Я лишь мелкая крупица в твоём мире. Давно забытая страница.
— О чем вы? — вдруг промямлил Малькольм.
— Карла. Меня зовут Карла. Карла Эванс, черт бы тебя побрал!!! — закричала она во весь голос. — Помнишь ли ты теперь?
— Как? — еле слышно произнёс Малькольм.
Она придвинулась к нему почти вплотную и медленно произнесла — Карла Эванс.
На лице Малькольма отразилось недоверчивое недоумение. — Вы сумасшедшая? Или просто начиталась моих книг и решили разыграть меня? Карла Эванс — имя героини в одной моей книге.
— Увы, безумство не моя стихия. Это больше по твоей части. Не веришь?! Так убедись в этом сам. С этими словами она вздернула руку вверх и положила её на плечо Малькольма. Но прикосновения не последовало. В голове промелькнула мысль о том, что эта чертовка попросту дразнит его. Увы, но кисть её руки растворилась в плече Малькольма. Опустив взгляд, узрев и осознав все это, Малькольм попятился назад с застывшим на лице ужасом.
— А, а… а.а… а… — едва мог выдавить из себя он.
— Ты меня создал!
— По… пом… пооо… мммогиите — едва слышно шептал Малькольм, отступая назад и постепенно вжимаясь в угол комнаты.
— От начала и до конца — продолжала наступление женщина. — Все. Абсолютно все — внешность, манера поведения, привычки, одежда, возраст, семья, люди вокруг- все было создано тобой. Придумано и написано тобой. Не уж то ли ты забыл мою историю!? Ту, в которую ты меня бросил — варварски, безжалостно. Неужели ты забыл как сначала разорил меня, обобрал до нитки, лишил всего — средств к существованию, семьи, друзей, близких, достоинства, самоуважения, репутации, положения в обществе — всего, сделал меня нищенкой, рабыней, потом уличной попрошайкой, а затем отправил догнивать в приюте для бездомных страдая от нужды, одиночества, унижения, побоев и болезней!? Помнишь ли ты, что ты со мной сотворил!?!? — прогремела она.

— Так не бывает — прохрипел забившийся в угол Малькольм. -Ты… Ты… Ты не существуешь!!!
— Еще как существую. Ты же меня видишь. И слышишь. Значит я есть — язвительно заявила Карла.
— Ты всего лишь мой вымысел — вдруг осмелев, начал он подбирать хоть какое-то объяснение происходящему безумию.- Это я, я тебя придумал. Тебя нет. Ты только персонаж на страницах моего романа.
— Будь ты проклят! Ты и твоя чертова писанина. Да, ты прав, я лишь результат твоей больной фантазии. Но я есть. И мне плохо. Черт тебя возьми, из-за тебя плохо. Это ты сгубил мою жизнь, превратив из хорошего человека, из порядочной уважаемой женщины в уличную дешевку, а затем в заживо гниющий ходячий труп! За что? Неужели твой скудный, развращенный деньгами и славой мозг не смог придумать для меня более достойной участи?! За что ты так со мной поступил?
— Я не… я… я… — несвязно бормотал Малькольм.
— Всякий раз, когда кто-то читал эту гнусную пакость, я круг за кругом, вновь и вновь проходила и переживала весь этот ад.
— Я….я… я… я…
— Хватит! — рявкнула женщина. Когда ты писал, у тебя не было и тени жалости ко мне. Ты просто придумывал разное и выливал все эти помои на страницы своей книги. Чертов писака! Бумагомаратель! Сколько тебе заплатили за мои мучения?
Малькольм смотрел на нее обезумевшими глазами. Это была единственная эмоция, которая ему удавалась в тот момент. Стоять, смотреть и ждать. Ждать либо окончания этого жуткого представления, либо собственного конца. Он не понимал, что из этого он хотел больше.
— Бесславный финал. Ты помнишь? Именно этими двумя словами ты выстроил мне дорогу в пропасть. Малькольм лишь кивнул в ответ. — Откуда в тебе вся эта жестокость? Сколько же ты душ загубил? Мы же ни в чем не виноваты…
— Мы? — одновременно жалобно, безнадежно и удивлённо произнёс Малькольм.
— Ах да, совсем забыла, я пришла не одна. Надеюсь, ты помнишь остальных? Малькольм лишь судорожно вздохнул.

— Думала никогда не дождусь этой минуты — раздался где — то в полумраке хриплый голос.
Малькольм дёрнул головой в направлении звука и замер, парализованный ужасом и неизвестностью. Он стоял, всматриваясь в тёмный угол комнаты и ждал. Он чувствовал каждый удар собственного сердца, слышал каждый свой вздох, чувствовал, как кровь прилила к голове и глазам. Внезапно в нос ему ударил на удивление знакомый, но достаточно резкий сладковатый запах. Так пахнет мясо, жарящееся на открытом огне — костром и сладостью. В углу, откуда раздался этот голос, что- то двинулось. Малькольм застыл от ужаса, едва он понял, что к нему приближается…
Из темноты комнаты вышла изуродованная, изувеченная, полусожженая женщина. Её кожа была почти полностью обуглена, за исключением некоторых крошечных участков, на которых зияли кровавые, ярко алые раны уцелевшей от огня плоти. Кое-где виднелись оголенные кости, одна сторона челюсти оскалилась в закостенелой улыбке, череп был покрыт какой-то угольной коростой. Изувеченное тело местами прикрывала обугленная, истлевшая, прилипшая намертво ткань, по всей вероятности ранее служившая платьем. Фигура шаркала сгоревшими ногами и медленно подступала к писателю. С каждым шагом горелый запах все сильнее и сильнее обволакивал все вокруг.
— Не приближайся ко мне — простонал Малькольм. Не ннннадоооо. Непри… приб… при… б… ллиж… ай… ссяя… а… аа… пожалуйста…
— Отчего же? — едва разборчиво проговорила фигура. — Я давно ждала этой встречи. Помнишь, что ты для меня придумал? Малькольм лишь стоял и смотрел на неё в упор. — Колдунья — так ты меня назвал. Тебе было забавно и весело наделять меня неземной силой. Во мне ты воплотил все свои детские мечты. Тебя привлекало и манило все потустороннее. Разум жаждал мистики и чудес, и вот ты создал меня — бесстрашную колдунью, творящую чудеса и исцеляющую людей. Тебя также интересовала история и многие события давно минувших дней. И вот, в один миг ты слил все воедино, связал две ниточки в тугой узел, посмертную петлю, из которой для меня не было выхода. Ты любишь историю… Рассказы про рыцарей, гонения ведьм, дела Великой Инквизиции, турниры, светские рауты и все такое… Так вот послушай теперь мою. Знаешь, каково это умирать в двадцать лет? Молодой, красивой, полной жизни и желания жить? Знаешь, каково это — гореть заживо? Знаешь, что я чувствовала, когда языки пламени подступали к моему телу? Знаешь, что происходит с человеком в эти страшные минуты? Нет, ничего ты не знаешь… Но я расскажу тебе. Ты слышишь, как трещит древесина под прожорливым натиском огня, как жар заволакивает тебя с головы до ног, как тлеют и дымятся волосы, горит и намертво прилипает к телу одежда, как вздувается, лопается и расползается кожа, как каждый нерв сокращается, заставляя тебя извиваться в судорогах и конвульсиях, безжалостно стегая хлыстом боли, страха и осознания собственной гибели. Последнее, что ты чувствуешь и помнишь — запах жареного мяса, в которое ты постепенно превращаешься. Знаешь, сколько раз я переживала эти муки? Много, много, очень много раз. Каждый раз, когда кто- то открывал этот проклятый роман, все повторялось вновь и вновь, с новой силой. Круг за кругом. Посмотри же теперь на меня. Я — воплощение твоей фантазии. Как и обещала, я рассказала тебе о своей истории, теперь я тебе кое — что покажу. Ты сотворил меня колдуньей, смотри же что я умею.

С этими словами фигура замолчала, пристально уставившись на Малькольма. На какое — то мгновение время будто бы замерло. Но только не для самого писателя. Словно по волшебству его резко дернуло, все мышцы разом напряглись, острой иглой кольнуло каждый нерв его тела, ему резко стало невыносимо жарко, перед глазами все расплылось, стало трудно дышать. Последнее, что он отчётливо помнил — то, как потерял равновесие и упал на колени.
— Ос… осс… — пытался выговорить Малькольм — ос… ст… сс… осс… ттанооовви это. Пожж… пожжжа… ааааа луйста — выдыхал он задыхаясь.
— Ну будет вам! Будет! Вы так его убьете. Он нам нужен живым. Ещё не все посмотрели ему в глаза. Довольно, мисс Крафт. Я все понимаю, но давайте соблюдать правила этикета — прозвучал совсем рядом низкий мужской голос.
Малькольм слегка приподнял голову и взглянул наверх. Его мучения слегка отступили. Тело больше не жгло невидимым жаром.
— Кто вы? — едва выдохнул он. Перед ним стоял высокий мужчина в строгом чёрном дорогом костюме. Малькольм смог до мелочей разглядеть его начищенные лакированные туфли и аккуратные стрелки на обеих штанинах брюк.
— Роберт Милз — токсидермист. Помните такого?
Малькольм закрыл глаза и кивнул от безысходности. Он помнил.
— Осмелюсь заметить, но в моем случае вы превзошли сами себя по изощренности и жестокости.
— Пожалуйста… — дрожащим голосом проговорил Малькольм, поднимаясь с колен.
— Ну почему же — возразил Роберт — я бы хотел представиться. Вашими усердными трудами я явил себя миру сущим чудовищем. Неудачник и одиночка по жизни, я все же хотел обрести типичное семейное счастье. Я искал, искал, искал….Пока окончательно не потерял надежду. Но выход есть всегда. И я его нашёл. Я наполнил свой дом людьми, которых мне так не хватало. Они приняли меня таким, какой я есть. Полюбили и приняли. Я собрал себе семью из случайных встречных, попавшихся мне на глаза волею случая и обречённых мной же на мучительную смерть. Токсидермист — это не только род занятий. Это образ жизни. Думаете, легко мне было потрошить людей словно рыбу, купленную на воскресном рынке? Думаете, мне нравилась моя роль палача? Или зверя? Голодного зверя, в вечном поиске новой жертвы. Каково это мучить живых, невинных людей, слышать, чувствовать их боль, слезы, мольбы в то время как ты безжалостно вырываешь из них жизнь, рвешь в клочья их тела и души? Так вот знай — это омерзительно. Я проклинаю себя за каждую каплю крови, пролитую ими от моей руки, каждый упавший с их головы волосок. Ненавижу и проклинаю. Но я ничего не выбирал. Меня таким создали. Ты создал. Подумать только — я делал чучела из живых людей. Чучела… Ловил, убивал, обрабатывал… и расставлял по собственному дому. Каким же психом нужно быть, чтобы додуматься до такого…

— А я в порыве гнева зарубил топором всю свою семью и раскидал фрагменты их тел на заднем дворе дома только потому, что они не давали мне денег на очередную дозу и пытались засунуть меня в клинику на принудительное лечение — прозвучал совсем рядом молоденький голос.
Из темноты выступил юноша.
— Трой Морган — произнёс Малькольм глядя на этого парнишку.
— Баааа! — воскликнул подросток — какая честь! Господа, похоже, я пока единственный, кого он признал! Завидуйте. Хотя, признаться честно, было бы крайне печально, будь оно иначе. Ты же начинал свою карьеру с истории про меня. Именно моя подростковая жестокость, наркотическая зависимость и чудовищный поступок принесли тебе первые деньги и славу. Именно моя жизнь растоптанная, оскверненная, легла в надёжный фундамент блестящей карьеры великого писателя Малькольма Стивенса.

— А меня он превратил в инвалида — колясочника, заживо гниющего от гангрены волею нелепого случая оказавшегося запертым в доме. И бросил умирать в одиночестве, не оставив ни единого шанса на помощь и спасение — выехал сидя в инвалидном кресле из темноты престарелый седовласый мужчина.

— А меня он сделал людоедом. Пятнадцать лет. Пятнадцать долгих лет я терроризировал свой городок, убивал и ел людей. За это время я сожрал около сотни человек. Вдумайтесь, господа — сотню живых людей. Сто невинных душ было зверски растерзано моими руками. Я готовил еду из людей. Как ни в чем не бывало. Разделывал человеческое тело на фарш, вырезку, наборы для супа и горячего. Любил готовить и, честно признаться, мастерски это делал. Ел сам и приглашал гостей, раздавал эту «еду» бездомным. И никто не жаловался — донеслось надрывно из темноты комнаты.

— А я служил палачом при тюрьме. Знаете, чем я занимался всю свою жизнь — рубил головы заключенным. Каждый день. Год за годом. Великая сила средневекового правосудия. Черт бы взял твою душу, проклятый любитель исторических событий — прогремела вышедшая из темноты высокая коренастая фигура. До сих пор слышу этот ужасный звук отрубленной головы, и её гулкий и глухой удар о землю, когда дело уже сделано. Как с этим можно жить…

— Сколько вас здесь? — пробормотал Малькольм вполголоса.
— А что, ты разве не помнишь, скольких ты искалечил? — хором отозвалось в ответ. Нас здесь двадцать два.
— Но я написал больше. На моем счету гораздо больше произведений.
— Здесь только твои жертвы. Тех, чьи судьбы ты не изуродовал ты, видимо, не интересуешь. Они счастливо существуют в своих ванильных мирках и им не о чем беспокоиться. Здесь только мы — отбросы твоей бурной фантазии и великого таланта.
— Простите меня — мучительно выдавил из себя Малькольм. Простите, если сможете.
— Поздно. Это уже пустое — отозвалась толпа. — Ничего уже не изменить. Мы — свершившееся действие. Мы созданы и мы существуем. Пусть на страницах твоих жалких книг, но все же. Нас знают, нас помнят. Многие, к сожалению.
— Чего же вы хотите? — испуганно спросил Малькольм, с ужасом ожидая возможного ответа.
— Неужели ты не понимаешь, почему мы здесь сегодня?
— Нет — искренне отозвался писатель.
— Мы пришли попрощаться. Сегодня твой день.
— Подождите… О чем вы?
— Нет. Это ты подожди. Скоро настанет время и ты все увидишь.
— Вы пришли, чтобы убить меня? Поквитаться?
— Какой же ты все-таки глупый! Мы — продолжение тебя. Мы связаны, понимаешь? Ты сам — порождение зла и жестокости. Все у тебя в голове. Все оттуда. Это ты нас создал. Не наоборот. Мы не можем тебя убить. Мы просто пришли попрощаться.
— Господа, время вышло! — раздался из темноты чей-то голос. — Час пробил. Пора.
— Что!? — ужаснулся Малькольм. Но его уже никто не слышал. Вся толпа двинулась прямо на него.
— Останоооовитесь — закричал он.
Один за другим они проходили сквозь него, словно сквозь портал. Портал в неизвестность. Один за другим. Пока все разом не прекратилось. Всё стихло. Малькольм открыл глаза — никого вокруг. Он стоял совершенно один в тёмной комнате. Даже свечи погасли. Звенящая тишина окутала все вокруг.
— Вы ещё здесь? — крикнул в пустоту Малькольм. Никто не ответил. — Странно, почему вокруг так темно и тихо, так пугающе пусто? — подумал он. — Ощущение, будто я не дома… — Эээй, есть тут ещё кто-нибудь? — позвал он, выйдя из комнаты. Но его встретила все та же темнота. Лишь темнота, пустота и тишина были ему ответом… Безмолвным ответом, окутавшим все вокруг…

***
— Давай шевелись, нам ещё гостиную и прихожую описывать. И так торчим тут полдня…
— Да ладно тебе. Когда ещё удастся побывать в таком доме. Ты посмотри, какая красотища кругом. Как в музее.
— Слушай, великий ценитель прекрасного… Займись — ка делом. Пиши давай: в углу комнаты на полу обнаружен труп мужчины. На вид лет пятидесяти — пятидесяти пяти. Видимых признаков насильственной смерти при первичном визуальном осмотре не обнаружено. Кожные покровы лица и шеи синюшние, синяков, ссадин и кровоподтеков нет, кровоизлияния в склеры глаз не обнаружено, слизистые чистые, без повреждений, одет труп в……
— А ведь легендарный был человек. Талантливый писатель. Я читал его — поистине классные вещи. Захватывает.
— Ну не знаю… Его часто хаяли в прессе за жесть и чернуху. По мне так жутковато. Мастера ужасов отдыхают рядом с ним. Я читал несколько его романов — кровь в жилах стынет.
— А мне нравится. Я люблю поострее.
— А протокол осмотра писать ты любишь?
— Книжки круче — усмехнулся старлей.
— Пиши давай, литературовед. Труп находится в горизонтальном положении, лицом вниз. Одет труп в халат, завязанный на узел спереди. На правой ноге — силиконовый сланец, лев…
— Интересно, отчего он умер?..
— Вскрытие покажет. А так, на первый взгляд… посмотри на натюрморт на столе и предметы вокруг — в нем не меньше пол литра коньяка, а ещё эта трубка… Гремучая смесь, я тебе скажу, не каждое сердце выдержит. Да и не мальчик уже. А может и ещё чем баловался. Денег то немерено.
— Да нууу… Не похоже…
— Ты писать будешь или нет?!?!?
— Да погоди ты… Дай окунуться в богему.
— Куда окунуться? Ты что, совсем очумел? В унитаз пойди окунись. Может разум то просветлеет. Он не простой — богемный.
— Ребята, вы с телом закончили? — прервал задушевную беседу ещё один полицейский. Пора бы уже выносить. В морге нас ждут. Сегодня шестая бригада дежурит — обещали вскрыть без проволочек.
— Нет ещё. Сейчас старлей насладится прекрасным, и, аккурат после этого, вновь продолжим.
— Ладно — заржал коп и вышел.
— Ничего ты не понимаешь. Мы его последние зрители. Чего ты взъелся? Он — легенда, не то что ты…
— Слуууушай, а давай я вас вдвоём оставлю, а? А сам пойду, пообедаю пока вы пообщаетесь. Потом расскажешь что да как. Глядишь, и автограф получишь. Соглашайся. Эксклюзив, мать его…
— Я тебе оставлю. Совсем что — ли?
— Тогда заткнись и пиши: одет труп…