После

Как же хорошо! Чертовски хорошо! Я свободен. Больше ничто меня не держит, ничто не сковывает, ничто не мучает. Я свободен. Абсолютно свободен. Все позади — боль, мучения, ожидания, слезы, страх. Это теперь в прошлом, будто и не касалось меня никогда. Мне очень хорошо. Эта легкость… Поистине волшебная легкость. Как же она замечательна! Я наполнен ею доверху, вобрал ее в себя без остатка. Я свободен. И я мертв. Увы, но это случилось. Я мертв, как бы скорбно это не звучало. Мертв телесно, но все еще здесь — в этом бренном мире. Свободен от оболочки, служившей мне телом все прожитые годы.

Как же это странно. Пугающе странно, я бы посмел сказать. Всю жизнь я думал о том, что такое душа, как это — умереть, что происходит после? Думал, и сам страшился своих мыслей, ибо никогда не решался приоткрыть для себя этот таинственный занавес и заглянуть за кулису. Даже и думать не смел тогда, что узнаю истину, сам на себе испытаю все ранее неизведанное, манившее и пугающее меня. Всего лишь вопрос времени, как оказалось. И вот мое время пришло. Пробил мой час. Я дождался. Это удивительно и уникально. Не только потому, что это есть и это возможно, но еще и потому, что понять это и побывать здесь возможно только шагнув за Ту самую грань. Фатальную грань, словно острый нож разрезающую все на две части — Живое и Мертвое. Два мира, безжалостно разделяющих нас на До и После.
А ведь я счастливчик! Говорят, умереть во сне — воистину Дар свыше. Меня одарили! А я и не заметил… Я просто шагнул из себя, в миг разорвав единство духа и тела, будто стащив с души телесный сосуд, служивший ей хранилищем и повседневной оболочкой, как много раз при жизни стаскивал с себя одежду вернувшись домой с работы. Раз и все — я уже не участник жизни, а сторонний наблюдатель. Зритель, если подобное определение уместно в данной ситуации.

Смотрю на себя, и не могу поверить, что это совсем недавно было мною — это жалкое тело — бледное, обездвиженное, замершее в неуклюжей позе на койке больничной палаты. Неужели это я?! Мне казалось, я выгляжу иначе — более мужественней что ли. Я не брит, на мне растянутая пижама, у меня немытая, растрепанная голова и нечищеные зубы. Никогда не позволял себе пребывать в таком состоянии. Максимум с утра — по дороге от кровати до ванной, чтобы вновь принять опрятный облик. Да уж, трудно следить за собой если ты слегка мертв… Поразительно, как поменялось мое отношение к этому. Удивительно, но меня это больше не беспокоит. Может потому, что меня уже нет… Я теперь что-то иное. Просто пока еще здесь. Хотя, какая теперь разница! Для моей телесной оболочки все уже кончено.Сейчас меня кто-нибудь обнаружит и начнется стандартная процедура. Процедура утилизации — так я это все называл. Дорогостоящая бюрократическая волокита в перемешку с горем, слезами, скорбью и застольем. Ну что ж, теперь моя очередь получить данную услугу.

Ну вот, началооось. Барышня, ну что ж так орать то?! А еще медсестра. Это всего лишь мертвое тело. Ты что, трупов не видела? Ну вот, так то лучше. Стихла. Давай, сбегай за старшими. Приведи кого — нибудь нормального.
Буквально за считанные минуты в палату сбежались люди в белых халатах, заполнив собой все свободное пространство, вытеснив своим присутствием всю воцарившуюся пустоту и одиночество. Одиночество моей души. Я с отвращением смотрел как они, словно стая голодных стервятников возле добычи, окружили ранее принадлежавшее мне тело. Меня двигали, переворачивали, поднимали веки, светили в глаза карманным фонариком, вертели из стороны в сторону голову. От вида этой мертвой беспомощности и беззащитности того, что раньше считалось мною мне стало не по себе. Я понимал, что это лежащее на кушетке тело уже не я, ибо я был рядом. С холодным ужасом наблюдал за происходящим. Теперь это лишь остаток, мои последние частицы, которые скоро превратятся в прах. Мне здесь больше нечего делать.
Мне жутко захотелось покинуть это место. Совсем не хотелось наблюдать сцену расправы над собственным, пусть больше и не принадлежавшим мне телом.

Как бы я хотел сейчас оказаться где- нибудь ещё. Мне вдруг вспомнился сквер возле института, в котором я учился. Особое место, чарующее своей красотой. Там я проводил все свободное время, туда бежал в трудные минуты. Моя отдушина.
Только я подумал об этом, и, словно по волшебству, я осознал, что стою в том самом сквере. Вот скамейка, на которой я обычно сидел — совсем ветхая стала, вот мой дуб, мой тихий, могучий, молчаливый слушатель, с которым я делился своими мыслями и переживаниями. Он много обо мне знает. Как же давно это было. Аллеи все те же, такие знакомые и родные. Все как раньше. Я словно вновь стал тем молодым человеком, который и душой и телом рвался в это место, часами бродил по аллеям или сидел на скамье возле могучего старого дуба и мысленно говорил с ним.

Дети бегают. Прекрасная беззаботная пора. Чудесное время. Помню как мы с друзьями также резво носились друг за другом. Степку помню и Витька. Мои дружбаны. А ещё Леха с нами был, и Кирюха. До чего же мы были озорными. Вечно где то лазили. Мать мне всегда говорила, что меня только с собаками искать. Мать… Интересно, почему я за все это время даже ни разу о ней и не вспомнил. И не подумал даже. Ни о ком не думал. Хотя всех помню. И родителей и брата и друзей и коллег. Всех помню. Только не готов пока на них смотреть.
Хочу на наше место. Куда мы с пацанами купаться ходили. Где я Леху плавать учил, или топил скорее, уже не помню, что у меня больше получалось. Помню только весело было…

Как же здесь замечательно. Воздух свежий, водой от земли пахнет. Рекой нашей пахнет. Воооон туда мы за кувшинками плавали, когда девчонки просили. Почти ничего не изменилось. Только мостик наш сгнил. Время ничего не жалеет. И меня не пожалело. Куда черт меня нёс в тот день!? Куда я так гнал? А, главное зачем?! Всё теперь. Приехал.

Неспокойно мне. Тяжело. Тянет что-то, а что понять не могу никак. Интересно, сколько я уже тут. Время больше на до мною не властно. Из больницы наверно уже сообщили про меня. Все, наверно, уже знают. Дома теперь готовятся. Дом…

Ничего себе сколько людей. Никогда бы не подумал, что ради меня соберётся столько народу. Да тут почти все, кого я вообще знал. И я лежу. В гробу посреди комнаты. Гроб красивый. Деревянный, лаковый. Сгниет, правда ваша красота. Быстро сгниет. Одет я как-то странно. Кто на меня этот костюм надел?! Он мне никогда не нравился. Ну хоть причесан. Лучше чем в больнице было. Помню как костюм себе на работу купил. На работу. Кто бы подумал, что и на похороны.
Все подходят, говорят как они меня уважали. В лицо сроду бы никто такого не сказал. Ну что ж, говорите, раз так положено. Интересно даже послушать. Все равно вы так не думаете.
Только родные по настоящему скорбят. По ним видно, что не притворяются. Но, не нужно это. Мне легко теперь. Я свободен, слышите меня!??? Нет, вы не слышите. Жаль, что не слышите. Вы бы так не терзались. Если бы вы только знали, что я с вами.
Кто-то ещё пришёл. Священник… Да ладно, неужели вы серьёзно!?? Ну мааам, ну это вот зачем ещё? Я же не верил… Сначала костюм, теперь это… Все как в детстве. Как мама скажет, так и будет. Эх, забавно было бы сейчас топнуть ногой и раскапризничаться хотя бы из за костюма… Вот ведь жуть была бы.

Ну началооось. Запел… А ещё этот ладан. Гнетущий запах похорон.
Ну что вы плачете то все?!!! Брат, неужели и ты туда же!?! Кто мне всегда говорил не смей распускать сопли!? А сам… Да ты и вправду ревешь… С ума сойти! Ни разу не видел как ты плачешь. Да не ной ты! Нет меня внутри этой куклы в костюме. Отец, мать и вы не ревите. Ну что такое…

Вы меня любили. Очень любили. Я это чувствую. Сейчас чувствую. И она любила. Та, что стоит сейчас справа от гроба и смотрит в упор. Только признаться боится в том, кто она и зачем сюда сегодня пришла. И поверить боится, хоть и видит все это вживую. Не получилось у нас, но она пришла. Все равно пришла проститься. Удивительно. А, я и не знал тогда, что так сильно ей был дорог. Не знал. Или просто не хотел замечать. Теперь знаю. Хотя кому это сейчас нужно!?
Вот и другие подоспели. Сейчас повезут. Интересно куда. Немного времени и я получу ответ ещё на один вопрос, не дававший мне покоя в юности — где будет моя могила? Пришло время узнать. Двое крепких ребят ловко подняли гроб и понесли к выходу. Действительно, лучше вынести это из комнаты — это место для живых. Мама перед выходом зажгла свечу перед иконой. Квартира опустела.
Никогда бы не подумал, что мне доведется посмотреть на собственные похороны.

Да тут целый стадион! Вот что значит одноместный номер с подселением. На весь наш дружный колхоз значит места хватит. Нигде покоя от вас не будет. И туда рано или поздно ко мне припретесь. Лааадно, зато не скучно. Мы прибыли на кладбище где мне уже было уготовано место в зияющая черная земляная дыра на огромном участке, предназначенном для семейного захоронения. Земля разверзлась в ожидании моего тела, чтобы скрыть его и тем самым стереть навеки мой след с лица своего.
Все вновь разрыдались. Как это, однако, странно, смотреть на себя со стороны. Я привык видеть это тело в отражении, живое, подвижное, но не восковую разодетую как на парад фигуру.

Да опустите вы этот ящик уже в землю! Нет меня там. Нет, я вам говорю! Не слышат. Бесполезно.
Ну вот опять началось. Ну что вы так убиваетесь. Мне легче. Не плачьте вы! Ну что такое!? Всегда не любил прощаться. А это прощание — особенно жуткое. Последнее. Мать еле оторвали от гроба. Отец еще как то держится. Брат расквасился вновь. Странно, но я не разделяю их горя. Совсем не разделяю. На удивление самому себе, я не страдаю с ними. Мне легко.

Потом Она подошла. На грудь мне розу положила. В руках что-то держит. Кольцо. То самое. Мое кольцо. Ёёёёлкииии, это как же время летит!!! Я про него забыл совсем. А ведь говорила, что выбросила его. Обманула. Видимо просто зла на меня была тогда. Вот и соврала в сердцах, чтоб уколоть побольнее. Хранила. Все эти годы то кольцо хранила. И помнила меня. Помнила. Как же я дурак тогда не понял, не увидел, не заметил ничего. Дурак. Теперь то что уж. Конец всему. И мне конец. Так и не любил меня никто кроме нее. Никто не любил. Да и не полюбит уже никто. Кончено все.

Этот стук. Гвозди в гроб вколачивают. Ловко так у них получается. В землю меня ставят. Началось. Грохот земли, бьющейся о крышку гроба. Один угол скрылся из виду. Потом еще кусок, и еще. Потом полностью все скрылось. И только земля в яме пребывала и пребывала. Пока холм не образовался и крест не воткнули. А на кресте имя мое. Как странно это. Вот и нет меня больше. Лишь земли холм. И только она — земля, вобравшая меня в себя, поглотившая, скрывшая меня целиком знать и помнить будет ибо я в ней частично растворился. Как же это… Вот и еще одна угасшая жизнь в земле вечный приют обрела. Моя…

А она все стоит. Молча стоит. Даже слезы не проронила, но чувствую, больно ей сейчас. Очень больно. Я все испортил. Я. Только я один. Больше винить некого. Но ничего. Я все исправлю. Пусть ты и не заметишь меня, не увидишь, не почувствуешь. Я рядом буду. Со всеми вами рядом. Помогать буду, оберегать, защищать чем смогу и как смогу. Я с вами останусь. Быть может в этом мое было предназначение. Ангелом хранителем вам стать… И по земле ходить. Даже После…

Я наблюдал за тем, как вся прибывшая процессия медленно начала свое шествие к выходу с кладбища. А я все оставался на своей могиле и словно завороженный смотрел на крест с простенькой табличкой. Громов Константин Алексеевич 05.01.1975 — 25.06.2018

Человек после смерти обрекший себя на вечные скитания по бренной земле во имя любви…