Валькирия

Мы все приходим в этот мир чистым листом, не ведая и не осознавая ничего вокруг, но постепенно вбирая в себя все то, что нас окружает, что нас, хотим мы того или нет, формирует. И мы подчиняемся.
Может, кому-то это покажется странным, но я всегда ассоциировала рождение с изданием блокнота или ежедневника. Странно? — Может быть, но в этом что то есть. А почему нет? Книга для записей с множеством пустых страниц, которая будет заполняться по ходу жизни. Глава за главой, страница за страницей. Пока не получится целая история, пока чистого места уже не останется.
Мы все так живём — пишем свою историю, наполняя себя новыми и новыми идеями, знаниями, вбирая в себя опыт прошлого и стремясь навстречу будущему, постепенно выбирая один, наиболее значимый и интересный маршрут. Путь становления личности. Я сейчас говорю о призвании. Каждый в какой-то момент осознавал, что, среди огромной массы и разнообразия занятий, его влечёт в какую — то одну определяемую подсознанием сторону, к тому, что вызывает наибольший интерес. Именно так мы формируем себя, именно так делаем выбор. Не всегда единожды — кому то повезёт с первой попытки, кому-то придётся подождать, а кто-то до конца жизни будет пребывать в поисках, так и не найдя своего пути, но так усердно пытаясь.
А вы нашли дело своей жизни? По мне, так нет ничего лучше осознания собственной значимости, воплощения всего задуманного, становления собственной личности во всех отношениях. Это даёт ощущение гармонии, удовлетворённости самим собой. Лично я полностью реализована. И смело могу утверждать, что нашла дело своей жизни. Я сиделка в одном из крупнейших домов престарелых штата.
-Что?!?! — подумаете вы. Да, вы не ошиблись и не ослышались — сиделка в доме престарелых. Моя работа — уход за пожилыми людьми. Кому-то это покажется шуткой, кто-то брезгливо скорчит пренебрежительную гримасу, а кто-то подумает, что подтирание зада старикам не может быть делом жизни в двадцать пять лет… Ваше мнение — ваше право. Но реальность такова. Для меня нет ничего важнее заботы о человеке. Даже Конституция признает человеческую жизнь высшей ценностью общества. К сожалению, в наши дни старость не в цене. Старики никому не нужны. Отработанный материал, заочно списанный со всех счетов. Все с трепетом относятся к детям, ценят и боготворят юность, уважают зрелость, но почему-то ни во что не ставят старость. Хотя это такой же этап жизни, как и все остальные. И большинство дойдет до него, на себя примерит этот костюм, почувствует и пройдет все, что оно принесет. Старики — особый класс населения. Они по-своему интересны. Многие — потрясающие собеседники — у них за плечами такие истории… Целая жизнь, да что там, эпоха скрыта в их памяти. Эпоха прошлого, прожитого, давно забытого. Уход за ними — сродни уходу за старым садом — к этому нужно подходить с особой деликатностью и вниманием, ведь это своего рода последний поворот на пути, отделяющий нас от иной стороны мира, той, которую мы никогда не увидим при жизни.
С этими убеждениями я день ото дня отдавала всю свою душу любимой работе, и думала, что ничто на свете не сможет поколебать моей веры. Увы, все познается в сравнении.
Получив Государственную стипендию и приобретя статус самого крупного социального учреждения штата, наш дом престарелых стал оказывать услуги нуждающимся гражданам не только на условиях полного проживания, но и на стороне — непосредственно по месту проживания обратившегося. Для этого был в разы увеличено число сотрудников, организованы обучение и тренинги, приобретено новое оборудование. Руководство потратило кучу денег на развитие данного направления в сфере социальных услуг. Мы все с широко открытыми глазами смотрели в будущее и ждали новизны и перемен.
И перемены не заставили себя долго ждать. Особенно меня…….

Едва только закончилась наша стажировка, на стол мне легло досье одной пожилой дамы. Валькирия Вольфман. Старуха была неприлично богата, крайне педантична и придирчива, и готова была заплатить любую сумму, только бы все ее требования были услышаны и удовлетворены. Видимо, именно щедро обещанные за оказание услуг золотые горы так ударили в голову нашему шефу, что он, в свою очередь, не на секунду не задумываясь, выбрал меня для исполнения всех прихотей и пожеланий чертовски привередливой и богатой клиентки. Никому и мысли не пришло в голову о том, что живёт эта старая денежная шкатулка у самого чёрта на рогах, (если мерить расстояние привычным для нас километрами и милями) — небольшое поместье на окраине штата. Все покупается и все продается. Именно эта мысль не давала мне покоя последние несколько дней с того самого момента, как я получила данное задание. Меня продали. Продали за баснословные деньги, а я даже не знаю куда и кому. Образно, конечно, но все-таки. Делить жилье, еду, да и саму жизнь с абсолютно чужим и совершенно незнакомым человеком… Хоть и на время но все же… Какая она? Что любит? Чего не приемлет? Как она встретит и примет меня? А я? Как сложатся наши взаимоотношения? Сколько я там пробуду? — эти вопросы просто роились в моей голове.
— Сиделкой должна быть только молодая особа до тридцати лет, наличие высшего образования, полное отсутствие личной жизни, детей и вредных привычек обязательны — лилось мне в уши имитацией старческого дребезжащего голоса от лица моего коллеги Мартина. — Просто жду не дождусь приезда молоденькой жертвы, которую я буду заставлять подтирать свой старческий дряблый зад и бесконечно пилить: «Милочка, ставь мне тарелку на расстоянии в три сантиметра от края стола, а кружку на расстоянии четырех сантиметров с правой стороны от края тарелки. Милочка, открой окно — душно. А теперь закрой окно — мне холодно. Закрывай окно, я тебе говорю! В комнате же сквозняк! Ты что, хочешь моей смерти?! Хочешь, чтобы я слегла от пневмонии!? Я непременно пожалуюсь твоему шефу на издевательства!» — не унимался Мартин.
— Ну и засранец же ты! Как так можно!?
— А чего?! Вот увидишь — все именно так и будет. Верь мне — я дело говорю. Такие богачи вот так себя и ведут. Один только «перечень требований», что она выкатила чего стоит. Нормальный человек такого не попросит. Тут налицо психиатрический эпизод. Говорю тебе, бабка того, спятила к чертовой матери. А имя ее…
— А тут то что не так!?
— А ты произнеси вслух и прислушайся.
— Валькирия Вольфман…
— Ну....?
— Что ну?
— Не умеешь ты слушать.
— Это как?
— Да женщины с такими именами пытали пленников в застенках концлагерей. Или летали на метлах во времена Великой Инквизиции.
— Гениально…
— А то!
— Да уж… Фантазии тебе не занимать.
— Ну так! — игриво подмигнул мне этот раздухарившийся клоун.
— А гордиться — то нечем…
— Прям — таки нечем! Слуууушай, а каково это?
— Каково что?
— Быть иииизбранной? — понизил голос почти до шепота Мартин. — Быть идеаааалом? — протянул он, стараясь звучать максимально пафосно и одновременно зловеще.
— Иди ты…
— Лааан, не злись. Я просто шучу. Сама все увидишь и сравнишь с моими впечатлениями. Потом посмотрим, кто был прав, а кто будет с сожалением говорить: «Надо было слушаться дядюшку Мартина» — съехидничал парень.
— Ну вот и посмотрим.
— Заметано.
Этим незатейливым диалогом и завершились мои трудовые будни в нашем хосписе. Меня ждало путешествие в неизвестный мне пригород и встреча с человеком, жизнь которого на определенный промежуток времени станет моей основной работой, занятием, частью собственной жизни. На сборы мне дали три дня. Я получила деньги на первый месяц пребывания у заказчика согласно установленным тарифам и отправилась в путь.
Поместье Валькирии располагалось в северной и самой отдаленной части нашего округа, и, несмотря на всю красоту здешних мест, богатство пейзажей и свежий воздух, считалось местом забытым и абсолютно не престижным для постоянного проживания. Население этого пригорода было немногочисленным. В основном — богатые снобы, имеющие здесь собственность для летнего отдыха и приезжающие лишь в разгар сезона. Коренного населения практически не осталось — в послевоенные годы многие покинули городок в поисках более цивилизованных мест и комфортных условий. Остались лишь самые преданные. Либо те, кому некуда было деваться. Одной из таких особ была Валькирия. Маршрут пролегал вдоль лесного массива и все десять часов ( и это при условии передвижения на машине) поездки я могла наслаждаться красотами местной природы, щедро одаривающей меня своими видами и очаровывающей яркостью красок.
С каждым пройденным километром я все больше волновалась в предвкушении встречи. Я представляла себе мою новую подопечную, место, в которое еду, мысленно проговаривала варианты приветствия, выбирая наиболее подходящий на мой взгляд.
— Да к черту все это бесполезное волнение — мысленно погнала я прочь навязчивое состояние тревоги, которое медленно, но верно начинало меня одолевать. В конце концов, есть спрос на услугу — есть ответное предложение, и я еду ту самую услугу оказывать. Только и всего. С этим бодрым настроем я въехала в поместье моей будущей подопечной. Я много раз видела разные особняки и старинные постройки, но даже подумать не могла о том, что место, в котором окажусь, может быть таким большим. Огромным, я бы даже сказала. Огромным, пафосным и величественным. Изящная лепнина, массивные лестницы, ажурные перила и резные баллюстрады — все это задавало должную атмосферу — атмосферу статусности, значимости и титула.
— Вы уверены, что привезли меня по нужному адресу? — робко спросила я водителя.
— Приехали — усмехнулся он мне в ответ. — Когда я прибыл сюда впервые, у меня было точно такое же выражение лица.
— Живут же…
— И не говори… Ну… Желаю удачи.
— Спасибо.
С этими словами я выбралась из машины, вытащила свой багаж и, проводя взглядом уезжающий прочь автомобиль, встала напротив огромного особняка и принялась разглядывать окна.
— Вы, должно быть, наша новая помощница? — раздался за спиной голос.
Повернувшись, я увидела рядом высокого мужчину лет пятидесяти. Черный строгий костюм, белая рубашка, строгие туфли. Слуга — подумала я.
— Да. Я приехала присматривать за мадам Валькирией Вольфман.
— Присматривать, значит… Ну-ну… — протянул незнакомец.
— Что-то не так?
— Нет. Все в порядке. Не обращайте внимания. Следуйте за мной.
Он повернулся и пошел в сторону входа в дом, я последовала за ним. Войдя внутрь, меня вновь накрыла волна чувств — удивление, смешанное с ощущением величия, гордости и восхищения. Такой обстановки я не видела даже в кино. Все выглядело настолько дорого, что страшно было даже подумать о размерах доходов этой мадам.
— Меня зовут Грэгори Альберт Франс. Можете звать меня просто Грэг.
— Седина в бороду, а все туда же. Посмотрите на него… Грэг… Надо же…. — пронеслось в голове. Но вслух я озвучила лишь: — Кейт Морисон. И протянула руку.
— Будем знакомы – пожал мне руку в ответ Грэгори. Я — адвокат семьи Вольфман. Хотя теперь правильнее, наверно, сказать — законный представитель мадам Вольфман, так как от этой семьи уже никого не осталось. Мой отец был лучшим другом её покойного мужа. Я веду все её дела и обеспечиваю её оставшиеся дни всем необходимым.
— Мой приезд это тоже часть программы обеспечения?
— Совершенно верно. Мадам Вольфман очень стара и нуждается в постоянном уходе и помощи.
— За этим я и приехала.
— Не сомневаюсь. Давайте для начала я покажу вам вашу комнату, а потом введу в курс дела. Устроит?
Я лишь пожала плечами в ответ.
Мы поднялись по огромной лестнице на второй этаж и двинулись по широкому коридору. С обеих сторон были резные двери, ведущие во множество комнат. Правда ни одна из них не была открыта. — Как в гостинице — подумала я.
Дойдя до нужной двери, Грэгори вытащил из внутреннего кармана пиджака увесистую связку ключей и, выбрав один, отпер её. Моему взору предстала никак не комната для обычного человека, каким я себя ощущала — музейный экспонат не иначе.
— Чего стоишь? Входи — произнёс адвокат. Видимо, по моему лицу он понял, что я удивлена.
— Это моя комната? — спросила я.
— А ты думаешь, я зачем тебя сюда привёл?
Переступив порог помещения, я оказалась окружена роскошью, богатством и величием: дубовый круглый стол, мужественно стоявший посреди комнаты на резиной массивной треноге в окружении четырех стульев такого же исполнения, мягкий ковёр, устилавший все пространство комнаты, явно ручной работы, кровать с балдахином, словно со страниц старой сказки про принцесс и королей, витражные окна с кованными решетками снаружи, громадные мягкие кресла, больше походившие на царский трон, на каждой стене висел старинный светильник, возле кровати стоял небольшой столик — более экстравагантной работы в мебельном воплощении я не встречала — он походил на какого-то жука, превращенного в стол злой колдуньей.
— Устраивает? — внезапно прервал мое восхищение Грэгори.
— Вы еще спрашиваете…
— Понятно — улыбнулся тот в ответ. Тогда располагайся. Я подойду позже.
С этими словами он удалился, оставив меня в полном недоумении от всей этой внезапно на меня свалившейся красоты и роскоши. Я стояла посреди комнаты и не знала к чему подойти и, вообще, можно ли здесь что-то брать или даже трогать. Да что там трогать?! Смотреть-то, хоть можно!?
— Что ж, придется привыкать — нахально выдохнула я и… сама от себя не ожидая, со всех ног кинулась на кровать. — Вот это каааайф — протянула я, как только мое тело приземлилось на мягкий матрас. Вот это я понимаю — спальное место. Развалившись на кровати, я хаотично перемещала взгляд по предметам в комнате: кресло, стол, стулья, комод, еще один, тумбочка, еще одна, и там, и в углу, еще кресло…
— Так, прекрати немедленно! Встань, приведи себя в нормальный вид, поправь постель и разбери вещи — мысленно приструнила я свою внезапную развязность. Расправив на редкость приятное и тонкое покрывало и убедившись, что следы моего варварского вторжения на кровать полностью уничтожены, я взялась за привезенные с собой сумки. Успев выложить вещи лишь из двух, я услышала, как к комнате кто-то приближается. Это был Грэгори.
— Молодец, ты уже принялась за дело — проговорил он. Но, позволь прервать тебя и рассказать о том, что в ближайшее время будет твоим основным занятием.
— Конечно.
— Итак…
Жестом Грэгори указал мне на кресло, предлагая присесть для разговора. Мы подошли к двум стоящим друг напротив друга произведениям мебельного искусства.
— Разговор будет долгим, садись — произнёс адвокат.
Я медленно и осторожно начала опускаться на сидение. Вы себе даже представить не можете что это такое. Ты словно попадаешь в крепкие объятия чего-то могучего, великого и в то же время на редкость мягкого и уютного.
— Как ты уже поняла, тебя сюда пригласили для ухода за мадам Вольфман. Я лишь кивнула в ответ. Однако, все не так уж просто. Видишь ли, мадам Вольфман тяжело больна и ей требуется постоянная сторонняя помощь.
— Я понимаю.
— Думаю не до конца. Помощь во всем. С момента пробуждения до момента отхода ко сну. Во всем и всегда. Безукоризненно и безропотно. Что бы ей не понадобилось и не потребовалось. В любое время. Во всем.
-«Милочка, подотри мне мой дряблый зад» — зазвучал у меня в голове кривляющий старость голос моего шута- коллеги. — Чёрт бы тебя побрал, Мартин — пыталась я изо всех сил сдержать рвущийся наружу хохот. Но как же кстати пришла на ум данная нелепость!
— Хорошо, продолжил Грэгори — позволь мне рассказать тебе все, дабы ты имела максимально полное представление о том, что тебе предстоит увидеть и с чем иметь дело. Я повторила свой кивок согласия.
— Думаю, тебе не нужно объяснять, что такое мышечная атрофия? — произнёс Грэгори и посмотрел на меня.
— Конечно нет.
— Хорошо. Собственно, это и есть диагноз мадам Вольфман.
— Понятно.
— Этот недуг заподозрили еще в раннем детстве, но, сама понимаешь, в те времена медицина не была столь развита, как теперь, и врачи лишь наблюдали за прогрессированием заболевания, стараясь поддержать физическое состояние и облегчить жизнь бедняжке Валькирии. Но… Не помогало ничего — ни деньги, ни связи, ни положение в обществе. Мистер Вольфман, отец Валькирии, привозил в поместье лучших врачей. Лучших и почти со всего света — немцы, поляки, португальцы, швейцарцы… Здесь был настоящий международный консилиум лучших умов и светил медицины. Совместными усилиями недуг удалось затормозить и сдерживать на протяжении многих лет, но, увы, панацеи нет. Это факт. Можно отсрочить роковой удар хлыста болезни, но час расплаты рано или поздно пробьёт. Так было и с Валькирией. Она была активным ребёнком с едва различимым дефектом, юность также не была слишком сильно омрачена болезнью. Валькирия играла на гитаре, обожала ходить в походы, танцевала на молодёжных вечерах и почти ничем не отличалась от своих сверстников. Единственное, что он неё требовалось — внимание и забота о своём состоянии — ежегодное обследование и оздоровительные процедуры, а также постоянная физкультура были обязательны к выполнению. На одном из таких оздоровительных курортов она познакомилась со своим ныне покойным мужем. Казалось бы, все было хорошо, но… Сначала это была лишь постоянная не покидающая и не проходящая утомленность и усталость, потом к этому добавились слабость и дрожь в суставах, затем судороги, потеря чувствительности в конечностях… Финальным аккордом стала сдерживаемая, долгие годы дремавшая, но наконец-то вырвавшаяся наружу дегенерация мышечных тканей, причём настолько стремительно прогрессирующая, что невозможно было предугадать что откажет в следующий момент и к какому видоизменению физического состояния Валькирии придётся приспосабливаться на этот раз. Она прошла через всё — от случайно валившихся из рук предметов до полной потери способности пошевелить той или иной частью тела.
— Это ужасно — выдохнула я.
— Я опущу подробности про попытки вновь купировать развитие болезни и стабилизировать состояние организма, притормозив разрушение. Скажу лишь одно — их было великое множество, но, к сожалению, ни одна не принесла хоть малейшего облегчения. Сейчас мадам Вольфман прикована к инвалидному креслу, с трудом может держать в руках небольшие предметы, ест, пьет, передвигается с посторонней помощью. Да что там — все делает с посторонней помощью. Благодаря ей и живет. Скажу прямо и честно — за все это время в доме было множество сиделок и прочих слуг. Попроси меня назвать точное количество — я не смогу этого сделать по той простой причине, что частота их смены была запредельно высока.
— Я вас понимаю — подала я голос с соседнего кресла, дабы проявить вежливость и хоть как-то разбавить этот холодящий душу монолог.
— Отсюда, собственно, и тот перечень требований, который мы направили вашему руководству при поиске новой сиделки, когда очередная вышла вон.
— Ну и дурак ты, Мартин! — вновь мысленно помянула я коллегу, как только вспомнила его издевки про пытки пленных, дурацкие прихоти и полёты на метле в исполнении мадам Вольфман, которые он, кривляясь изо всех сил, пародировал накануне моего отъезда.
— Отсюда и жалование, которое вы исправно будете получать за выполнение всей работы — продолжил говорить Грэгори.
— Простите, жалование? — удивилась я.
— Да, вы не ослышались — жалование. Тысяча долларов в неделю. Такова воля мадам Вольфман.
— Сколько?!
— Тысяча долларов. Вам этого недостаточно?!
— Вы не так поняли — принялась оправдываться я. Я не могу взять у вас ничего. Мне платят в моем учреждении. Перед приездом я получила деньги на проживание и я не……
— Такова воля мадам Вольфман — перебил меня Грэгори. Я поняла, что сопротивляться бесполезно и просто замолчала.- Итак, каждое Воскресенье я буду приносить Вам деньги. Это не обсуждается. Вашему руководству я ничего говорить не стану и вам не советую. Это ваши деньги. Поверьте, та работа, которая вот уже через некоторое время ляжет на ваши плечи того стоит. Договорились? — спросил он напоследок.
— Договорились — ответила робко я, чувствуя себя мошенницей.
— Теперь детали — произнес Грэгори, подводя черту этому затянувшемуся вступлению. Мадам Вольфман встает в шесть утра. Это значит, что ровно в шесть утра вы должны стоять на пороге ее комнаты. Ее нужно поднять, надеть на нее халат, посадить в кресло, отвезти в ванную комнату и помочь с туалетом и душем. Затем вы возвращаетесь в ее комнату, помогаете ей с причёской, макияжем, если она того захочет, одеянием и ждете подачи завтрака.
— Еду у вас кто-то готовит?
— Разумеется. Вас эта работа не коснется. Так же как уборка и стирка. На это в доме есть повар и прислуга.
— Понятно.
— Позже я вас с ними познакомлю.
— Хорошо.
— Вы помогаете мадам Вольфман с приемом пищи, если она не справляется самостоятельно, и составляете ей компанию за столом. Таких процедур у Вас четыре — завтрак, обед, полдник и ужин. Завтрак в семь тридцать, обед в двенадцать, полдник в три и ужин в семь вечера. Запомните эти временные точки, и ваш режим сразу выстроится.
— А что в промежутках?
— Хороший вопрос- выставил Грэгори вперед указательный палец. — В промежутках вы заполняете время мадам Вольфман своим присутствием и помощью. Из статичного и неизменного в ее распорядке только приемы пищи, все остальное… Все остальное зависит от ее пожеланий. Она может захотеть прогуляться в саду, посмотреть кино, послушать музыку, поспать, почитать газету или послушать как ей это сделаете вы. Множество вариантов. Ваша задача — узнать, чего она хочет и обеспечить ее этим составив компанию.
— А она нормально разговаривает? – не понятно почему спросила я.
— Абсолютно. Мадам в полном умственном здравии. Ее речь понятна и ясна, она абсолютно адекватна и все понимает. Бывают, конечно, моменты перепада настроения, повышенной утомленности или раздражительности — все-таки она не молода, и надо учитывать ее физическое состояние, но, данные явления редки. Единственное, что вызывает у нее злость — упражнения. Проклятые упражнения могут свести с ума кого угодно.
— Что за упражнения?
— На тренировку мелкой моторики рук. Это примитивные сгибания — разгибания кистей, пальцев, сжатие рук в кулак, удержание предметов и незатейливые манипуляции с ними. Но самое ненавистное — написание текста. Это она терпеть не может. Чертов карандаш так и норовит выскользнуть у нее из рук или начертить какую-то линию, испортив колоссальный труд, приложенный, чтобы на бумаге появилась жалкая иллюзия нормальной буквы или цифры.
Я лишь выдохнула в знак сожаления и понимания.
— Не переживайте. Вы обязательно привыкнете и со всем справитесь.
— Я постараюсь.
— Ну, собственно, в общих чертах я все рассказал. Пойдемте я познакомлю Вас с вашей подопечной.
С этими словами он встал и проследовал к выходу. Мне не осталось ничего иного, как подняться и пойти вслед за ним.
Мы вышли из комнаты и двинулись по длинному коридору. Правда путь был совершенно не длинный — минуя несколько дверей, Грэгори вдруг свернул к нужной, остановился и посмотрел на меня.
— Пришли — произнес он и толкнул дверь внутрь. Она бесшумно распахнулась, явив нашему взору огромную площадь комнаты хозяйки поместья. Это была такая же роскошная комната, как и та, в которую меня заселили — резная массивная мебель, ковры на полу, картины в дорогих рамах. В комнате пахло легким цветочным парфюмом и чем-то медицинским — запах не вызвал неприятных ощущений, но дал о себе знать как только я переступила порог. Я ожидала, что как только дверь распахнется, Валькирия сразу предстанет моему взору. Но я ошиблась — в комнате было пусто — никого.
— Мадам Вольфман — протянул Грэгори.
— Я здесь — раздался откуда-то сбоку тонкий голос.
Пройдя чуть вглубь комнаты, я увидела, что она имеет продолжение в виде прохода, обрамленного резной аркой, ведущего в еще одну комнату. — Видимо просто снесли стену, объединив обе комнаты — подумалось мне. Мне сразу вспомнилась моя поездка в Рим и экскурсии по императорским дворцам — в них были примерно такие же залы — длинные, бесконечные и роскошные.
В огромном кресле возле камина сидела маленькая фигура, больше напоминавшую карикатуру, нежели живого человека. Мадам Валькирия Вольфман предстала передо мной в образе человека-гармошки, или состарившегося гнома, или старушки-карлика, о каких рассказывают писатели-фантасты на страницах своих произведений. Господи, да кем угодно, но никак не человеком. За всю свою историю работы сиделкой я повидала множество недугов и их последствий. Я прекрасно знаю, что такое мышечная атрофия и во что она превращает людей — на моей памяти шесть таких пациентов. Но такое я видела впервые. На меня смотрела старая женщина лет восьмидесяти. Исхудавшее тело пребывало в сидячем положении. Было заметно, что от природы Валькирия была очень высокого роста — длинные согнутые в коленях ноги, несмотря на плотную ткань юбки, прикрывавшей их, и доходящей почти до пола, бросались в глаза даже на расстоянии. Левая рука лежала вытянутой тонкой плетью на подлокотнике, невозможно было не обратить внимание на кисть руки, свисавшую с него — невероятно длинные и тонкие пальцы не могли остаться незамеченными — я ни у кого не видела таких рук, короткий рукав блузки демонстрировал крупные темные вены, переплетающиеся под увядшей кожей. Несмотря на свое физическое состояние, Валькирия носила украшения, макияж и была аккуратно причесана. — Наверняка этот марафет — дело рук очередной прислуги. Убей — не поверю, что она сама в состоянии привести себя в порядок — подумала я.
В правой руке женщина пыталась удержать книгу. Видно было, что это давалось ей с огромным трудом — пальцы были искривлены в надрывном усердии, кисть напряжена и неестественно изогнута дабы обеспечить возможность держать предмет в удобном, насколько это было возможно, для чтения положении. Верхняя часть туловища производила впечатление повреждения, полученного в результате механической сдавливания — от шеи до таза я лично насчитала два волнообразных изгиба позвоночника. — Так не бывает — пронеслось в голове. Однако, глаза подтверждали обратное — это было наяву. Невооруженным взглядом было видно, что даже пребывание в сидячем положении, имея под собой статичную опору, дается ей с великим трудом. — Еще бы! Попробуй тут расслабиться, когда тебя почти завязало в узел — пронеслась в голове мысль, словно ответ на увиденное.
— Вы не устали, мадам Вольфман? — участливо спросил Грэгори.
— Не больше обычного отозвалась Валькирия. Доброго дня, милочка — перевела она на меня свой взгляд. — Ну наконец то, Грэгори. Наконец-то у меня появилась нормальная девчачья сиделка. Радуйся, зануда-адвокат — теперь тебе не придется красить и одевать меня. Что ты за помощник — даже не в состоянии чулки нормально натянуть. А лифчик?! Ну что тут вообще сложного!? — звенел у меня в голове издевательский голосок Мартина, кривляющего Валькирию перед моим отъездом.
— Будь ты проклят, Мартин! — погнала я прочь дурацкие иллюзии, боясь засмеяться в голос и, тем самым, опозориться прямо на пороге. Подумать только, одно слово «милочка» в миг опять явило в памяти моего коллегу-идиота.
— Добрый день — отозвалась я, судорожно думая о том, была ли замечена эта пауза, во время которой в моей голове творилась та спонтанная иллюзорная ментальная вакханалия? Надеюсь, они оба ничего не заметили. Или заметили, но списали все на первую встречу и волнение. Я человек тут новый – чудить мне пока можно.
— Вы, наверное, устали с дороги? – продолжала Валькирия. Грэгори показал вам вашу комнату?
— Все нормально, мадам, не беспокойтесь – отозвалась я на эту удивившую меня вежливость. Да, мне предоставили шикарную комнату. Спасибо вам за теплый прием.
— Пустое – произнесла Валькирия. Рада, что вам нравится. Это лишь жалкая компенсация того, что вам придется посмотреть в моем исполнении.
— Это моя работа – не нашла иных слов я.
— Это не является гарантией отсутствия отвращения – парировала Валькирия. Жизнь бок о бок с больным человеком сведет с ума кого угодно.
— Я – стреляный воробей – улыбнулась я в ответ.
— Ну вот и проверим. Помогите — ка мне встать — с вызовом вскинула голову Валькирия, насколько полу-парализованное тело это позволило.
Я, не растерявшись, пошла к ней, пододвинув на пути инвалидное кресло, дабы было куда её пересаживать и протянула руку. — Держите меня за руку, а я помогу вам подняться — произнесла я. Валькирия без малейшего колебания отдала книгу стоявшему рядом Грэгори и сдавила протянутую мной ладонь. Сила этого рукопожатия не могла остаться незамеченной. — И откуда в таком тщедушном теле такая мощь!? — удивилась я про себя. Дальше все было делом привычки — слегка приподняв ее из сидячего положения, в котором она пребывала, и обхватив ее со спины (Господи, что же с нами делает болезнь — кричал мой рассудок в тот момент, когда все мои тактильные ощущения были сконцентрированы на деформированном костном каркасе тела), я ловким поворотом пересадила Валькирию в инвалидное кресло. Она была лёгкой, практически невесомой. — Такая крепкая рука и такая хрупкая стать — подумала я. Несмотря на то, что за годы своей работы я неоднократно встречала таких людей, в этот момент я чувствовала себя так, будто смотрю на это впервые. Видно было, каким трудом дался ей этот поворот — тело, и без того изогнутое недугом, напряглось каждой своей мышцей. Было ли ей физически больно или нет я не знаю — она не издала ни звука. Меня вдруг охватила безудержная жалость к этой старушке. Правду говорят — каждый случай уникален, каждый пациент — особенный. Нельзя привыкнуть к этому, каждый раз ты будешь пропускать все через себя и душа будет отзываться — ноющей, терзающей мозг болью сострадания и осознанием собственного бессилия перед натиском и властью болезни. Так было и со мной. В этот раз и во многие другие.
— Карета подана, бодрым голосом и с широкой улыбкой произнёс Грэгори, прерывая поток нахлынувших на меня мыслей. — Куда прикажете, мадам? — не унимался адвокат.
— Вези меня в сад — усмехнулась Валькирия в ответ.
— Как скажете, мадам — отозвался адвокат и ловким движением развернул Валькирию в инвалидом кресле в направлении выхода. Я пошла рядом.
Мы двинулись по коридору в абсолютном безмолвии, лишь скрип колёс инвалидного кресла сопровождал нас. Я успела заметить, что мы шли в противоположном направлении — не тем путем, каким Грэгори привёл меня. Словно прочитав мои мысли, адвокат произнёс: — Сейчас я покажу вам съезд для кресла-каталки. Как ты уже видела, в доме много лестниц — таскать по ним Валькирию или пустое кресло тебе не придётся — это не ипподром для скачек.
— Грэгори… — полу-усмешкой, полу-укором прервала его Валькирия.
— Я просто называются вещи своими именами, мадам — ответил тот. Так вот… В задней части коридора на каждом этаже есть выход к спуску. Ну вот, собственно, мы и на месте. Мы остановились перед массивной резной дверью. Выйдя из-за кресла, Грэгори распахнул дверь. Взору предстало широкое пространство с нисходящим полотном, вымощенным плиткой, которое и было тем самым спуском вниз.
— Вот этой дорогой вы будете выходить в сад, когда мадам Вольфман захочет прогуляться — произнес Грэгори и посмотрел на меня.
— Понятно — отозвалась я в ответ. Мы стояли и молча смотрели вниз по спуску.
— Пожалуй, с ветерком — выдохнул резко адвокат, прервав внезапно повисшую паузу и рванул с места, увозя вниз Валькирию. К моему великому удивлению, женщина не издала ни малейшего звука, с ее стороны не последовало ни малейшего знака протеста или выражения негодования подобного рода обращению. — А старушка-то знает толк в развлечениях — подумала я. Они быстро удалялись от меня, мне ничего не оставалось как пойти вслед за ними – не стоять же истуканом. Спуск представлял собой гладкое вымощенное плиткой полотно, по краям которого были установлены кованные перила. Грэгори уже свез Валькирию вниз и они оба смотрели на меня в ожидании когда я их догоню.
— Как вам поездочка? – обратился адвокат к Валькирии.
— Потрясающе – отозвалась она живым, радостным голосом.
— Рад, что доставил вам удовольствие, мадам.
— Простите, а мне тоже придется выполнять эти скоростные номера? – решила я вступить в беседу.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, милочка – улыбнулась и подмигнула мне Валькирия.
— Пойдемте дальше – произнес Грэгори и покатил кресло по мощеной дороге, бравшей начало сразу после спускового полотна.
Пройдя немного, мы оказались перед воротами, ведущими в сад. Нас встречали и приветствовали массивные кованные узоры холодной металлической красоты. Грэгори вышел из-за кресла и отпер громадную щеколду. – Добро пожаловать в сад мадам Вольфман – протянул он тихим голосом. Лицо его при этом озаряла великодушная улыбка. То был вовсе не сад. Никак не сад – декорации какого-то фантастического фильма про потусторонний мир. Центральная аллея была окаймлена могучими дубами, выстроившимися друг за другом в стройный неприступный ряд. Массивные искривленные ветви сплетались между собой, создавая прочную ограду. Дух захватывало от этих громадин. За дубовыми стражниками кое-где мелькали вишневые деревья и яблони. Мы шли по мощеной дорожке, а я то и дело озиралась по сторонам, пытаясь разглядеть все до мелочей, запомнить каждую ветвь, каждый образ. Меня не покидало чувство, будто за мной кто-то пристально наблюдает, словно это не деревья вовсе, а люди, заточенные в ствол дуба, обреченные веками стоять и сторожить путь.
— Валькирия, мне кажется наша новая гостья под впечатлением от сада – раздался рядом со мной голос адвоката.
— Он не может не произвести впечатление — едва слышно отозвалась она. Я рада, что вам нравится.
— Ещщеее бы – промямлила я, напрочь забыв обо всем на свете.
— Этот сад был заложен еще моим прапрадедом. Это наша фамильная ценность. Он многое повидал, многое пережил. Это все то немногое, что у меня осталось и чем я по-настоящему дорожу. Этот сад и дом.
— У вас еще есть я – протяжно и слегка комично выдал Грэгори.
— Ты главная ценность – живо ответила Валькирия. — Но давай оставим эти разговоры, нас ждут. Неприлично тратить время на эти пустые слова.
— Конечно, мадам. Идемте.
С этими словами Грэгори покатил коляску с сидевшей в ней Валькирией. Я вновь пошла следом в ожидании какого-то знакомства. Мы молча шли по вымощенной тротуарной плиткой дорожке. Впереди нас ждали трое – две женщины и пожилой мужчина. Приветствую Вас, Господа! – живо произнес Грэгори и протянул мужчине руку.
— Рады видеть вас – отозвался пожилой человек, протянув Грэгори руку в ответ.
— Позвольте представить Вам нашу гостью – произнесла Валькирия и посмотрела на меня, давая понять, что дальше — моя очередь говорить.
— Кейт Морисон – произнесла я, слегка наклонив голову в общем приветствии.
— Нора Форман – горничная.
— Эмили Бланж – повар.
— Трой Брук. Садовник – поочередно представился каждый из стоящих перед нами.
— Ну что ж, раз мы уже познакомились…. Господа, введите Кейт в курс всех дел, а я пока покатаю Валькирию по саду – с этими словами Грэгори удалился, увозя сидевшую в кресле мадам Вольфман. Я же осталась стоять и смотреть на представленных мне людей.
— Что еще сказать? Добро пожаловать! – улыбнулась мне мадам Бланж. Я тоже ответила улыбкой.
— Не волнуйся, дорогая, ты со всем справишься – положила мне руку на плечо мадам Форман. – Мы все тебе расскажем и будем помогать ухаживать за Валькирией. Признаться честно, мне очень понравились эти люди. Такие простые, добрые и открытые. Они приняли меня как родственницу, которой не было долгое время, и которая наконец-то вернулась в родной дом. Говорят же, что первое впечатление всегда самое правдивое и точное. Не стоит пренебрегать им или игнорировать его. Не знаю, как именно это работает, но в большинстве случаев наше первое восприятие человека отражает его истинную сущность. Эти люди как-то сразу расположили меня к себе. Они стали для меня проводниками в мир Валькирии Вольфман, рассказали о том, что она любит, а что нет, какие предпочтения имеет в музыке, прозе, поэзии, кулинарии, научили меня помогать ей в передвижении по дому, саду, в утренних процедурах, одевании, отходе ко сну и приемах пищи, ежедневных упражнениях и простом времяпрепровождении, объяснили как вести себя в случаях перепадов настроения у их подопечной. Да что говорить – всему. Абсолютно всему.
Поначалу все это давалось мне с большим трудом, несмотря на то, что у меня уже был опыт ухода за подобными людьми. Я нервничала, расстраивалась по пустякам, боялась огорчить или обидеть Валькирию, разочаровать ее, смущалась и стыдилась каждый раз, когда Грэгори вручал мне конверт с оговоренной еще на собеседовании суммой, чувствуя себя какой-то мошенницей или воровкой. Жизнь вошла в совершенно новую колею и потекла по ранее неизвестному мне течению. Порой бывало очень трудно. Морально трудно. Валькирия, несмотря на все свое великодушие и доброту, была дамой весьма крутого нрава. Порой просто неуправляемой. Она могла выйти из себя по любой мелочи, будь то выскользнувший из рук карандаш или капля чая, попавшая на подол платья за завтраком. В такие моменты мне казалось, что у нее скрытые, но весьма серьезные проблемы с психикой. Это видели и остальные. Доставалось всем, кто в неудачный момент оказывался в поле зрения. Особенно мне запомнился троекратный стук костыля в стену, которым она призывала подойти к ней в комнату.
Тук тук тук…… Бегу к ней в комнату……
— Да, Валькитрия. Вам что-то нужно? А она молчит, улыбается и смотрит на тебя с издевкой. Иногда раз пять за ночь…… А ровно в шесть утра я должна была стоять у нее на пороге в полной готовности начать новый день. День, полный чудес, эмоций и приключений. Иногда такие состояния были спонтанны и быстро проходили, иногда террор длился днями напролет. Порой она извинялась и корила себя за все ее выходки, порой просто делала вид, будто и не было ничего. Было всякое, но я не жаловалась. Это моя работа. Я сама ее выбрала и знала, на что я иду.
Так было и в тот раз………

Новое утро встретило меня ярким солнечным лучом, живо рвущимся в окно моей комнаты и весёлым щебетанием птиц. Едва я открыла глаза, жизнь заиграла яркими красками, щедро одаривая меня летним теплом и наполняя радостью. Однако, несмотря на все это утреннее великолепие, я понимала, что как только я выйду из комнаты, все повернётся в абсолютно противоположную сторону. Каким будет этот день? Порой мне не хотелось даже думать о том, что ждёт меня за дверью комнаты Валькирии Вольфман. Но, это был мой профессиональный долг, моё призвание и я обязана была его исполнять. Выполнив ряд стандартных утренних процедур, я, как обычно, вышла из своей комнаты и направилась к Валькирии. Она встретила меня сухой натянутой улыбкой и пристальным взглядом. Только переступив порог, я поняла, что моя подопечная не в лучшем расположении духа.
— Доброе утро, мадам – произнесла я. Она просто кивнула в ответ. — Как вы себя чувствуете?
— Сносно – коротко отозвалась Валькирия.
— Как вам спалось?
— Как обычно.
— С чего вы бы хотели начать утренний моцион?
— С чего угодно. Хоть с черта! – резко огрызнулась старуха. Я стояла, и молча смотрела на нее в ожидании, что этот гнев вскоре остынет и мы вернемся к конструктивному диалогу, а, может быть, на смену ему придёт иная эмоция, которая повернет эту неловкую ситуацию в другую сторону. Увы, Валькирия одарила меня лишь скупым приветствием и этим выпадом. Больше она не проронила ни слова.
— Тогда я предпочту сначала вас одеть, отвезти в ванную, ну а затем мы подберем вам наряд на день, приведем волосы в порядок и отправимся завтракать – определила я порядок действий, стараясь быть максимально дружелюбной и вежливой.
— Делай что хочешь — каким — то злым шепотом отозвалась старуха.
— А день только начался…… — мысленно представила я, что может ждать меня дальше, раз все началось столь «милым» диалогом. Однако я была приятно удивлена тем, что во время утренних водных процедур Валькирия не проронила ни слова. Единственным знаком недовольства было ее неимоверно сильное сжатие моей руки. Это было действительно неприятно. Порой мне хотелось стряхнуть с себя вредную старуху и высказать ей все, что я думаю по поводу ее скверного характера, но…… Это были лишь эмоции, и в реальности я бы никогда не позволила себе опуститься до подобного поведения. Но, в отличии от меня, Валькирия была иного мнения на этот счет… Словно вымещая на мне злобу за свое примерное поведение при умывании, одевании и причесывании, она решила компенсировать это за завтраком.
– Увы, сегодня у всех выходной и в вашем распоряжении только я, так что не судите строго – весело произнесла я, усаживая ее за стол и придвигая к ней тарелку с завтраком – четырьмя сырниками с творожным кремом и кружкой кофе с молоком. Она смотрела на тарелку и молчала. Я не могла понять, что именно выражает данное молчание – недовольство, брезгливость, а может что-то еще. – Вам помочь с едой?
— Сама справлюсь – резко осекла меня Валькирия и потянулась за вилкой. Видно было, что ей с трудом удается даже просто держать прибор в руке, не то чтобы владеть им. Кое-как оторвав кусок сырника, Валькирия сунула его себе в рот и принялась жевать.
— Вкусно? – спросила я. Ответа не последовало. Я, стараясь не обращать внимания на гадкое настроение старухи, села напротив нее и принялась за свои сырники. Вместе со вторым куском вилка выпала из рук Валькирии и звякнула при ударе об пол. Я тут же вскочила из-за стола и кинулась к ней.
– Сейчас, Валькирия – произнесла я и, подняв вилку, двинулась к раковине, чтобы вымыть ее. Она ждала моего возвращения с прибором с негодующим видом. Выхватив у меня вилку, она яростно принялась раздирать тело сырника. Но руки не слушалась. Вилка вновь упала на пол. Я вымыла ее снова и подала ей опять, вытерев пол от следов еды. Она опять ее уронила. Я снова пошла к раковине. Опять. Потом опять. И вновь…… В очередной раз, когда я стояла и мыла столовый прибор за спиной послышалась какая-то возня. Повернувшись, я увидела как Валькирия, изогнувшись всем своим и без того изувеченным телом достала из стоявшей на столе чаше небольшой багет и откусила его.
— Вальк…..- лишь успела произнести я, осознав, что откушенный кусок застрял в горле женщины. Она затряслась, закашлялась, бросила остаток булки на пол и, обхватив горло обеими руками, стала судорожно глотать ртом воздух, которого все сильнее и сильнее не хватало. Я подбежала к ней и, три раза ударила ее по спине в надежде, что это сработает, и она выплюнет злосчастный кусок. Это не помогло. Тогда, стараясь зафиксировать ее в одном положении, я сунула ей пальцы в рот, в попытках извлечь проклятую булку. Увы, это было плохой затеей – Валькирия давилась моими пальцами, извивалась в моих руках, ее глаза налились кровью и заслезились, кожа на лице стала пунцовой. А я все старалась нащупать ту булку. В какой –то момент она дернулась всем телом, словно ее ударило током и замерла у меня на руках. А я все продолжала лезть своей рукой ей в глотку…… Я не сразу поняла, что она мертва. Как только до меня дошло это обстоятельство, я как-то машинально отбросила ее от себя. И она упала на пол, а я осталась стоять возле нее и смотреть на ее обездвиженное тело не смея шевельнуться.
— Плакали мои денежки — вдруг выдохнула я, продолжая смотреть на мертвое тело Валькирии. Не знаю, почему именно эта крамола первой пришла в голову и была озвучена… Видимо, под воздействием стресса и испуга разум полностью отключается, пуская все мыслительные и экспрессивные процессы на самотек. Вы когда – либо кололи себе палец? Это мерзкое ощущение стороннего острого предмета, жалящего вас, влезающего под кожу. Оно несравнимо ни с чем. Уверена, каждый знает, что это такое. Но тот страх…… Его не сравнить ни с каким уколом даже самой острой иглы. Это сродни тому, как тысячи игл разом воткнули в ваше тело – в голову, лицо, руки, спину…. Всюду. Также было и со мной.
— И что теперь делать?! – прострелила остатки разума паника. – Что теперь будет!? — Чертова булка!– промелькнула в голове спонтанная мысль. — И зачем я поставила эту тарелку с хлебом на стол?! А что бы я сделала? Ничего. Вредная бабка абсолютно не хотела меня слушать! Не привязывать же мне ее к стулу!?..
— Твою мать, что ты несешь?! Какая булка?! – крикнула я сама на себя. Открой глаза – перед тобой труп! Труп твоей подопечной! И ты с ней – один на один. Признаться честно, после данной встряски разум немного встал на место. Собрав последние силы, я пошла в комнату к телефону.
– Полиция, скорая, Грэгори – именно таков был мой поочередный список звонков. Но, подойдя к аппарату и схватив трубку, я поняла, что абсолютно не знаю по каким номерам звонить и кого вызывать в чужом городе…
— Чеееерт! – выругалась я. Немного приведя себя в чувства, я трясущейся рукой набрала оставленный мне адвокатом номер, и стала с замершим сердцем слушать протяжные гудки. С каждым из них страх все больше и больше охватывал меня.
— Алло – словно гром среди ясного неба раздался в телефоне голос Грэгори.
— Грэгори! – выкрикнула я что есть силы.
— Что случилось? – тревожно спросил адвокат.
— Валькирия, Грэгори!
— Что с ней?
— Она…
— Не молчи. Что такое?
— Валькирия… Она…… Господи Боже!
— Да что у вас произошло, говори немедленно — проорал адвокат.
— Она мертва — еле слышно прохрипела я в телефон.
— Что?! — отозвался он полу-вопросом, полу-удивлением.
— Мы завтракали. И…
— Черт тебя возьми — гаркнул Грэгори в трубку. Хватит мямлить! Соберись и скажи, наконец, в чем дело! К моему удивлению это возымело действие.
— Она была в плохом настроении с самого утра. Не знаю, что на нее нашло, но эта нервозность и несдержанность…. Ей все не нравилось. Все ее злило.
— Дальше.
— За завтраком Валькирия разнервничалась еще больше. Приборы… Она никак не могла справиться с приборами. Я пыталась ей помочь, но она начала злиться, настаивала на том, чтобы есть самостоятельно. Она никак не могла справиться с вилкой, та постоянно падала у нее из рук. Пока я в очередной раз мыла ее, она схватила хлеб и откусила корку…
— Дальше.
— Она проглотила ее. Та застряла в горле. Грэгори, я… Я… Я не успела ничего сделать — разрыдалась я в трубку. Я только кинулась к ней, но она уже давилась хлебом и задыхалась. Она сначала кашляла, потом стала трястись и задыхаться. Я пыталась помочь, но… Я не смогла ничего сделать.
— Куда ты ещё звонила?
— Никуда. Я не знаю никаких городских номеров здесь.
— Я скоро буду — ответил он и отключился, а я уставилась на тихо пикающую трубку телефона. Спустя несколько секунд я вспомнила про Валькирию. Точнее, про ее труп — медленно остывающий, одиноко лежащий на полу в огромной столовой комнате. Это заставило меня резко обернуться. Не знаю, почему, но мне показалось, что сзади кто-то сверлит меня пристальным взглядом. Но никого не было. Я стояла и безмолвно смотрела на дверь, ведущую в комнату, ту комнату, которая стала последним пристанищем бедной Валькирии.
-И что теперь делать? Скоро ли он приедет? Что с ней сейчас происходит? Как выстроится ситуация в дальнейшем? Что теперь будет с моей работой? Она лежит на полу. Одна, там, в той комнате. Мертвая. Лежит на полу… — в голове, словно карусель, проносилась череда вопросов, ответов на которые у меня не было, образов, которые застряли в мыслях острой занозой и стояли перед глазами. Я и сама осталась в той комнате, воззрившись на мертвое тело Валькирии Вольфман.
Все, что я могла — молча стоять, уставившись в одну точку и перебирать в голове хаотично всплывающие мысли. В какой-то момент я поняла, что держу в руке ручку двери, ведущей в столовую.
— Как я сюда дошла? Не помню. Меня словно окутала пелена беспамятства, словно морок поглотил меня на какой-то момент. Потянув дверь на себя, я открыла столовую и моему взгляду вновь предстала Валькирия. Мне не было страшно, противно, жутко при виде ее скрюченного, сжавшегося в посмертной судороге тела. Я просто стояла и смотрела на нее. Она показалась мне еще меньше, чем при жизни, еще жалостливее и беспомощней. Она лежала на боку, волосы, собранные с утра в аккуратную прическу, растрепались и небрежно лежали вокруг головы выбившимися прядями, руки и ноги были подобраны к животу, отчего положение тела вызывало еще больше жалости, платье задралось и открыло взору синюшние, сухие, очень худые ноги в сползших чулках, одна туфля валялась в стороне от тела, вторая была надета на ногу лишь носком. Видимо она соскочила в тот момент, когда я отшвырнула от себя ее мертвое тело. От былой элегантности, чувства стиля и грациозности не осталось и следа. Я подошла ближе и взглянула на лицо Валькирии – мимика расслаблена, глаза полу-прикрыты – больше не было страха, напряжения, борьбы за жизнь. Посмертное умиротворение заключило Валькирию в свои объятия.
— Вот он – финал каждого – подумала я, всматриваясь в лежащий на полу труп. Где ты его встретишь, когда к нему придешь и как перейдешь Черту…… Никому не известно. Хочется сделать это красиво, достойно, но, увы…. Кому- то суждено распластаться на полу и ждать пока придут люди для исполнения последнего ритуала. А ведь ты была когда-то молода и красива, веселилась, любила, чего-то хотела…. Жила.
-Теперь это уже в прошлом – шептала я вполголоса сидя на корточках возле Валькирии и пристально вглядываясь в ее лицо. Подумать только, больше нет нужды ни в чем – нет больше распорядка дня, обязательных процедур и занятий, одевания, причесок и макияжа, выбора гардероба и прочих женских штучек. Нет ничего. Вдумайся только. НИ ЧЕ ГО.

Резкий звук хлопнувшей внизу двери вернул меня из моего философского путешествия. ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)