Глава 14. "Монахиня". (Глава 15)

Его напарники уехали уже полчаса назад, но такси так и не пришло. Уткин отчаялся и решил пойти пешком, на уставших и затекших руках неся бесчувственную Ростову. Она иногда приходила в себя, но потом опять отключалась – заражение, видимо, уже пошло. Конечно, через отверстие в руке было видно все, что находится внизу. На секунду Павлу это показалось даже каким-то до нелепости смешным, но он отбросил эти мысли, и теперь его это стало по-настоящему пугать. Нести полумертвую девушку с пробитыми насквозь руками было действительно жутко. В голове пронеслась мысль: «А если проедет полиция? Они подумают, что я виноват, а она не докажет, потому что вообще без сознания. Что же делать?» Теперь Уткин, крадучись, шел, пугаясь каждой проезжающей мимо него по дороге машине, но одновременно надеясь, что это все-таки его запоздавшее такси.
Молнии на небе сверкали все ярче и чаще, сопровождаемые резкими и оглушающе-громкими раскатами уже близкого грома, что тоже пугало его. В детстве Павел по случайности стал свидетелем того, как молния попала в человека, и тот мгновенно умер. Возможно, из-за этого он такой трус. Хотя, трусость и осторожность — это разные вещи.
Судя по табличке на краю разбитой дороги, он уже покинул город и теперь шел по трассе, а вокруг него стояли лишь высокие старые деревья, клонившиеся верхушками к земле под напором прохладного ветра. Впереди показалась какая-то маленькая черная фигура, но Павел подумал, что бредит, и в темноте фигура неожиданно исчезла. Уткин уже спокойно выдохнул и посмеялся над собой за такие галлюцинации, но молния появилась на небе снова, осветив дорогу, и на секунду ему снова показалась тот самый черный силуэт, но уже гораздо ближе.
«Что за черт?», — растерянно подумал Уткин и непроизвольно замедлил шаг, перекинув тело Ростовой себе на плечо.
Пройдя еще немного, он понял, что эта фигура — человек. Павел хотел было свернуть в лес и тихо уйти, но увидел, что это была девушка. Она шла именно на него, но чего она хотела и кем была?
Павел остановился и стал ждать, когда она сама к нему подойдет. Девушка ускорила шаг и оказалась уже достаточно близко, чтобы Уткин понял, что она все еще довольно молода, но на ее лице наложили отпечаток усталость и тревога. Было видно, что она пережила что-то неожиданно-страшное, что подкосило ее.
— Человек! — прошептала она и упала в траву, не в силах сделать еще несколько шагов.
Павел осторожно положил застонавшую Ростову на землю и подбежал к девушке. Та все еще была в сознании, но совершенно без сил.
— Что с вами? — испуганно произнес он, осматривая ее беглым взглядом и не находя никаких повреждений, помимо маленьких царапин на лице.
— Все сразу… Вы должны помочь…
Девушка показалась ему симпатичной, но под слоем пыли и грязи, что она набрала, дойдя до сюда, пряталось что-то еще более красивое. Он обязан помочь этой красавице.
— Чем я могу помочь тебе?
Девушка посмотрела в его заботливые, но испуганные серые глаза и присела.
— В Православный храм пришел Дьявол…
— Что…
— Да. Мертвые монахини, кровь… Всюду кровь, Господи… – она залепетала, и разобрать слова было практически невозможно, так что Павлу на мгновение показалось, что она находится в шоковом состоянии и просто бредит.
— Так, миледи, мне нужно отвезти эту девушку в больницу, а затем…
— Нет! Помощь нужна сейчас, пока сестра Ехидна…
— Подождите. Вы — монахиня?
Она моргнула. В свете молнии Павел увидел ее темно-зеленые большие круглые глаза, как у маленького ребенка. «Да только за эти глаза ее уже можно полюбить», — пронеслось у него в голове, и Уткин улыбнулся.
— Да.
Впереди он увидел свет фар. Такси.
— Так, миледи, сейчас вы со мной поедете в больницу и расскажете все, что у вас там случилось.

Павел встревоженно смотрел через зеркало заднего вида на Веру, которая уложила голову Ростовой себе на колени и непроизвольно задумчиво гладила ее спутавшиеся темные волосы. Ее темно-зеленые глаза подернулись мрачной пеленой, и девушка продолжала видеть перед собой хаос, творившийся в монастыре, своих бедных умерших сестер, Вера жалела их даже зная, что они теперь были прислужницами Дьявола, но не по своей собственной воле.
Спустя полчаса такси остановилось у здания Ярославской областной больницы, Уткин поспешно кинул водителю пару мелких купюр на приборную панель и вышел, чтобы снова взять бессознательную Ростову на руки. Немного пошатываясь, Вера старалась успеть за новым знакомым, уже поднимающимся по ступенькам больницы и ногой открывающим стеклянную дверь. Монахиня помогла ему войти и позвала сонный персонал. У нее никак не укладывалось в голове все произошедшее: умершие, а затем воскресшие сестры, распятая в заброшенном доме девушка, какой-то молодой человек, которому она рассказала о церкви и ее местонахождении, вдруг он представляет для нее потенциальную опасность? Вера дернула плечами, скрытыми черной монашеской рясой, и стала наблюдать за тем, как тело Ростовой увозит в реанимацию какая-то молодая медсестра.
— Арина! — Уткин громко окликнул ее, и медсестра, вздрогнув, оглянулась.
— Нет времени на разговоры, у нее инфекция!
— Передай Светлане и Виктору, а они обязательно сюда придут, что я уехал в село Скалино, в церковь! Запомни, Скалино!
Арина лишь коротко кивнула и теперь уже побежала, разгоняя неповоротливые носилки впереди себя. Пара мужчин открывала перед ней двери, ведущие в темную комнату реанимации с блеклой лампой под потолком и мигающими приборами, издававшими неприятный писк. Уткин обернулся и посмотрел в уже так полюбившиеся ему темно-зеленые глаза испуганной и грязной Веры, которая жалась к стене больницы, усталая и изможденная, и сказал:
— Придется потерпеть, миледи. Едем.

Таксист ждал их на улице и, когда они вышли, завел двигатель синего жигули. Павел до конца не понял, зачем она едет туда снова, но, видимо, девушка не теряла надежды на то, что там еще можно кому-то помочь. В связи с тем, что эта ситуация очень похожа на все события, происходившие в Вологде и Ярославле, Уткин согласился поехать с ней. Вдруг он найдет там что-то нужное для расследования, потом расскажет об этом напарникам и станет по-настоящему знаменит, и все будут благодарны ему за то, что он раскрыл такое опасное и сложное дело! «Ну, а еще, потому что она красотка», — сказал он сам себе и удовлетворенно улыбнулся, кинув на сестру Веру быстрый, немного смущенный, взгляд.
В машине играла приятная музыка, а точнее песня группы «Руки вверх». Сейчас эта группа была очень популярна и отводила неприятные мысли Павла о смерти в сторону. Тяжело думать хоть о чем-то хорошем, когда вокруг тебя происходят такие ужасные, не поддающиеся нормальной логике, вещи. Павел посмотрел на сестру Веру, которая до сих пор была в черной ночной одежде. Она глядела в окно, покрытое серыми разводами от грязной тряпки, на ночное темное небо, затянутое облаками, и о чем-то думала.
«Конечно, она не думает обо мне», — подумал Уткин и, поморщившись, усмехнулся. Как вообще такие мысли пришли к нему в голову? Как можно было сейчас думать о любви? И вообще, она вряд ли будет с ним, она ведь монахиня. Он понапрасну надеется. Но все же Павел посмотрел на нее, неумело взял ее руку в свою и сказал:
— Все будет хорошо.
Сестра Вера с испугом посмотрела на него и даже не улыбнулась.

Машина остановилась на самом въезде в село. Уткин специально сказал остановиться здесь, чтобы не создавать лишнего шума среди людей, живших здесь и, по всей вероятности, уже бывших в курсе того, что творилось в церкви. А, может, они, как ни в чем ни бывало, просто тихо и мирно спали в своих старых деревянных домах, даже не подозревая о том, что прямо вокруг них, по этой узкой улочке, ходит Дьявол.
Павел суетливо расплатился, и они с Верой поспешно вышли из машины.
— Приятной ночи, — сиплым голосом сказал водитель, неприятно улыбнувшись.
Хотел бы и Павел улыбаться в эту ночь.
Машина медленно развернулась и уехала, и наконец снова начался дождь.
— Идем, скорее, — прошептала сестра Вера, дернув Уткина за рукав.
Она побежала впереди него под дождем, показывая дорогу, и он видел, как мокрое монашеское платье прилипает к ее телу. Оно было идеальной формы. Гром заставил его, вздрогнув, отвлечься от разглядывания и перейти к делу.
Храм снаружи выглядел очень даже неплохо, если учитывать, что там произошло внутри. Его деревянные стены были покрашены в белый, уже немного выцветший, цвет, крыша в черный. Наверху под лунным светом немного поблескивали небольшие колокола. На улице не было никаких трупов, даже запаха не ощущалось. Паша подумал уже, что его обманули и затащили в ловушку, но, зайдя внутрь, он понял, что отчасти то, что ему рассказала сестра Вера, было правдой.
Внутри все еще горели тусклым пламенем свечи, капая воском на пол и освещая большой молитвенный зал. Внутри церковь казалась больше, чем снаружи. На полу и стенах было много крови, кое-где лежали оторванные конечности, но, что самое главное, не было ни одного трупа.

Виктор, тяжело дыша, старался как можно быстрее передвигаться по мрачному и темному лесу, почти непроходимому. Где-то он слышал, что подобные чащи могут вырасти только на месте, где захоронено множество мертвых тел. Ему стало не по себе от мысли, что он сейчас может буквально бегать по земле, пропитанной смертью. Где-то справа чуткое ухо полицейского уловило почти незаметное движение и тихий шорох. Снегирёв схватился за верный пистолет и, вытянув руки, резко развернулся. От его неожиданного движения из кустов что-то выпорхнуло и он, не раздумывая, нажал на спусковой крючок. Когда облачко пороха медленно рассеялось, Виктор попытался всмотреться в то место, куда только что выстрелил. Это была ворона. Тихо выругавшись, Виктор еще немного побродил по лесу, обдирая руки о колючие растения и цепляясь ногами за корни вывороченных из земли старых деревьев, и решил, что ничего он тут больше найти не сможет: преступница скрылась. Ей повезло, иначе, если бы она оказалась сейчас где-то здесь, у Снегиёрва даже не дрогнула бы рука, когда он направил бы на нее свое оружие.
Детектив вышел из леса тем же путем, каким и зашел туда, и то, что он увидел, на мгновение даже ослепило его. Амбар горел. Точнее, уже догорал. Яркие отблески пламени плясали перед глазами, в воздухе чувствовался запах едкого черного дыма, пыли и чего-то паленого. Виктора затошнило, когда он подошел ближе и увидел лежащую на обугленной и выжженной траве Светлану, лицо которой было немного опалено и запачкано сажей и копотью. Из небольшой ранки под глазом сочилась темная кровь. Над ней склонился Анатолий и быстрым взглядом окинул подошедшего Виктора. Ани рядом с ними не было.
— Где девочка? — выпалил Снегирёв, одной рукой за воротник кожаной куртки поднимая Анатолия. Мужчина молчал, глядя исподлобья на молодого полицейская с расцарапанным лицом и пропитанной кровью рубашкой. Запутавшиеся темные волосы были мокрыми от пота и лезли в глаза. Анатолий почему-то почувствовал ненависть к этому парню.
Виктору пришлось повторить вопрос, оставленный без ответа.
— Я спросил: где Аня? — он чувствовал, как внутри него закипала злость. В амбаре не было никого, так почему они оставили ребенка умирать внутри дома, охваченного яростным огнем? Светлана не позволила бы своей дочери умереть. Значит, Анатолий ей помешал.
— Она осталась в доме. Мы не смогли ее спасти.
— Вы не смогли спасти ребенка?! У вас была куча времени, чтобы до разрушения дома помочь ей выбраться оттуда, почему вы не сделали этого? Или для тебя твоя подходящая к концу жизнь была важнее жизни ни в чем не повинного ребенка?
В прищуренных карих глазах Виктора сверкали холодные отблески искреннего презрения. Он смотрел прямо в лицо Анатолию, не отводя взгляда, и мужчине даже стало поневоле жутко. Но он сжал кулаки и подошел к парню вплотную и тихо, четко выделяя каждое слово, рычащим хриплым голосом сказал так, что у Снегирёва пробежали мурашки по спине:
— Мы не могли пройти в амбар, он разрушался. Девочка так или иначе погибла бы.
Позади зашевелилась на шуршащей траве Светлана и медленно приподнялась на локтях, испуганными глазами озираясь вокруг. Ее взгляд упал на черные обуглившиеся доски амбара, на догорающее яркое пламя, все еще издававшее тихий треск, и внезапно ее голубые глаза потеряли всякий намек на чувства. Вяло подняв голову на двух мужчин, с беспокойством смотревших на нее, она шепотом сказала:
— Конец.
— Нет, Светлана, это не конец. Мы отомстим за вашу дочь. — Виктор пытался поднять ее на ноги, но женщина совершенно обмякла и даже не пыталась приложить хоть какие-нибудь усилия, чтобы встать. Ее глаза были абсолютно сухими и пугающе безразличными. Так обычно проявляется наивысшая степень горя. Умершая дочь забрала с собой все эмоции, которые когда-либо могла испытывать ее мать. Светлана потеряла смысл своей жизни. Так ради чего, ради кого ей теперь вставать, куда-то идти, чем-то заниматься? Все потеряно. И это ее вина.
— Светлана, это не ваша вина, — Виктор, казалось, читал ее мысли. — Вставайте, и мы уйдем отсюда.
— А зачем уходить? — апатично и вяло ответила вопросом на вопрос Лисичкина и вытерла сажу с щеки. Царапину под глазом щипало.
Снегирёву начинало это надоедать. Он не терпел пессимистичности в людях, такой слабохарактерности и безволия, не позволяющей даже шагу сделать после первой же потери. «Жизнь — это не фильм со счастливой концовкой», — вспомнил он слова Уткина и рывком поставил Лисичкину на ноги, тряхнув за плечи так, что у той хрустнули шейные позвонки.
— Если ты сейчас раскиснешь, то потеряешь еще больше, чем уже потеряла. Неужели тебе хочется оставить это просто так, не наказанным? Очнись, твою дочь убили, и ты знаешь, кто это сделал! Убийца ходит где-то недалеко. Почему бы тебе просто не наплевать на все остальное и не отомстить? Аня не заслужила такой ужасной смерти, как и ее убийца не заслуживает права быть помилованным. — Светлана не реагировала, и Виктор ударил ее по лицу, чтобы та пришла в чувство. — Ты меня слышишь? Иди и собственными руками убей того, кто позволил себе убить твоего ребенка.
Женщина посмотрела на Виктора и выпуталась из его рук. Пятерней поправила грязно-белые волосы, одернула кофту и в последний раз оглянулась на дом, где была погребена ее дочь. Виктор прав. Она не имеет права раскисать и страдать. Смерть Ани заслуживает отмщения, и она сделает все ради своей дочери. Те, кого ты любишь, никогда не умирают. Они вечно живут в твоем сердце.
— Уходим. — Отрезала Светлана, снова посмотрев на Виктора. Ее глаза излучали благодарность, и детектив коротко кивнул ей, выказывая свою поддержку. — Не на что здесь больше смотреть.