Глава 15. "Любовь или обман?" (Глава 16)

Павел медленно и неуверенно прошел вперед монахини и спросил:
— Это шутка, да? – В его голосе сквозила невинная надежда.
— Что?
— Здесь нет никого. Только куча крови и бардак.
Сестра Вера с укоризной посмотрела Паше в глаза, покачала головой, затем отвела взгляд и прошептала:
— Посмотри везде, мне надо помолиться за умерших сестер.
— Но тут…
— Я видела то, что видела. Тебя здесь не было. – Отрезала девушка и отвернулась.
— Тогда куда делись все монашки? – Уткин не сдавался, и теперь говорил даже с каком-то издевкой в голосе, который звенел, отражаясь от голых серых церковных стен.
Сестра Вера промолчала и села на колени. Павел понял, что тут ему делать больше было нечего. Пусть себе молится, а он походит по церкви, может, и правда что-то найдет, в чем Уткин, конечно, был совершенно не уверен. Он взял свечу со стены и пошел по мрачным и запутанным коридорам. В церкви было промозгло и холодно, и Павел чувствовал, как начинают замерзать руки, хотя их должно было согревать пламя горевшей у него в руках свечи. Хотя на улице и шел дождь, ему больше хотелось бы быть там, чем тут, внутри. Складывалось такое навязчивое и странное ощущение, что здесь уже очень давно никого не было, да и сама церковь больше походила на заброшенную, чем все еще несущую службу. Тогда зачем эта девушка позвала его сюда? Чтобы убить? Возможно, эта монашка из тех, кто уже пытался это сделать. Звучит логично, если учитывать, что один из священников наверняка с ними. Павел беспокойно и резко оглянулся, встревоженным взглядом осматривая коридор, который он уже оставил позади себя. За ним никто не шел, значит, сестра Вера и правда сейчас молится. А, может, это было просто уловка, чтобы заманить его сюда, чтобы его убили другие, не она?
Одна из дверей в коридоре была заманчиво, но устрашающе открыта. Павел сначала вздрогнул, увидев ее, затем все-таки решился зайти туда: в конце концов, здание выглядело абсолютно необитаемым. Это была келья какой-то монахини. Она была в довольно хорошем состоянии, чистой и прибранной, но темной и пустой. На подоконнике одиноко и уныло стояла потухшая свеча. Павел понял, что делать тут нечего, и решил пойти к монашке обратно в зал для молитв.
Найти путь туда было не так легко, как выйти оттуда. Уткин не помнил, куда именно он сворачивал, но спустя какое-то время все же нашел сестру Веру, сидящей на коленях и усердно шепчущей молитву. Ее брови были угрюмо нахмурены, а глаза крепко зажмурены. Она была похожа на ребенка, прячущегося ночью под одеялом от того, что тень на стене была похожа на причудливого и опасного монстра.
— Хватит! — крикнул Уткин, раздраженный всем происходящим и видом монахини в целом, но та продолжила молиться, казалось, даже не услышав его слов.
— Я сказал: хватит! — его голос почему-то дрожал, а на лице выступили крохотные капли пота.
Мрачный зал освещали всего лишь пара чадивших свечей, остальные уже давно догорели.
— Пожалуйста, остановись и послушай меня…
Сестра Вера задумчиво подняла голову и долго, неотрывно смотрела Павлу в глаза. Теперь его пугали ее бездонный темно-зеленый, немного детский, взгляд.
— Тихо… — прошептала она наконец.
— Что…
Он замолчал и тоже прислушался. Где-то слышалось гулкое рычание.

Уткин оглянулся и посмотрел на тот коридор, куда недавно ходил сам. Звук доносился не оттуда, а из других коридоров, где он пока еще не был, и за что сейчас мысленно благодарил Бога.
— Что это? — спросил он, подойдя ближе к сестре Вере.
Незаметно усмехнувшись злорадной улыбкой, она поднялась встала рядом с ним.
— То, о чем я тебе говорила, а ты не верил.
— Монахини?
— Да. Мертвые.
По телу журналиста пробежали мурашки. Ему хватило одного раза. Он больше не хочет встречаться с этими демонами.
— Их можно сжигать. Кидай в них свечи.
Сестра Вера подошла к стене и сняла еще две свечи. Теперь у них было по одной в каждой руке.
— Нам этого может не хватить, если их много.
— Что нам делать? — спросил Уткин, чувствуя дрожь в ногах и всеми силами пытаясь ее унять, чтобы сестра Вера этого не заметила. Ему так хотелось казаться бесстрашным.
— Нам надо спрятаться.
Она повела его по коридорам, освещая путь свечами. Он был тут. Куда же она его ведет? В келью? Нет, там не спрятаться от зла. Особенно от такого…
— Куда мы?
— В подвал.
Подвал! «Какая прекрасная идея», — саркастически подумал Павел и усмехнулся. Если их найдут, то наверняка убьют. Из подвала им не выбраться. Оттуда совершенно некуда бежать. Она ведет его в потенциально опасное место.
— Я туда не пойду! – Уткин остановился и застыл на месте. — Ты хочешь нас убить?
— Что?.. – монахиня оторопела и дернула его за руку, но тот не сдвинулся.
— Что слышала. Думала, я доверю незнакомке свою жизнь?
— Делай что знаешь, идиот.
Девушка мгновенно ударила себя по губам. Она не должна была так говорить, но он просто вывел ее из себя.
Паша увидел, как она пошла дальше по коридорам и скрылась за поворотом.
— Иди-иди, — злобно прошептал он в темноту.
Свечи согревали его руки, но по телу снова пошла дрожь, когда он понял, что звуки приближались. Надо прятаться. А лучше просто-напросто уйти отсюда и бежать, куда глаза глядят. Вернуться в Ярославль, в больницу, где работает Светлана, и дождаться ее приезда там, а потом все рассказать и объяснить. А эта монашка пусть сидит в своем подвале, раз не понимает, что это верный пусть к неминуемой гибели от этих демонических чудовищ.
Павлу всегда казалось, что в церкви одному находиться опасно. Втроем еще ничего, но одному…
Уткин двинулся назад, к залу молитв, как вдруг из темноты появилась монахиня. Свечи осветили ее красные клыки и глаза. Лицо было бледное, совершенно мертвое. Она хотела накинуться на него, уже раскрыла пасть, обнажив острые кровоточащие клыки, но Уткин быстро побежал обратно. Открыл дверь попавшейся кельи и вбежал туда. Ему крышка.

Уткин закрыл дверь на замок и приставил к ней деревянный стол. Конечно, рано или поздно ее выломают, но к этому времени он убежит. Через окно. Да! Павел поставил свечи на подоконник и зажег третью, которую нашел там же. В келье стало светло, но от этого не легче. Смерть стояла прямо за дверью. Что странно, монашка не пыталась ее выбить. Пока. Свет попал на окно, и Паша увидел там решетки.
— Черт! — выругался он так громко, как позволил его голос сделать это. Наверно, сестра Вера даже из подвала услышала его. Как там эта красотка, интересно? Уже мертва или удача пока еще на ее стороне? Паша, конечно, уже успел немного влюбиться в нее, но был не таким глупым, чтобы верить, кому попало. Ее точно там найдут, в этом чертовом подвале, и убьют. Эти монашки не дуры.
Дверь зашевелилась. Что же делать? Через окно не выбраться, выход только через дверь, а там эти демоны. Внезапно в центре двери монашка пробила кулаком отверстие. Какие же они неестественно сильные! В отверстие она попыталась засунуть голову, но поняла, что оно слишком маленькое. Тогда сделала еще одно. Голова пролезла, и монашка клыками прогрызла еще немного, когда Павел взял свечу и кинул ее в дверь. Она вместо со столом полыхнула мгновенно, как и голова монашки. Чудовище запищало и сразу отстранилось от двери. Но для нее уже было поздно. Монахиня загорелась полностью и упала на пол, извиваясь, подобное ядовитой змее, однако, огонь не уходил.
Уткин подождал, пока яркое трескучее пламя слегка утихнет и пулей выбежал из кельи. Мертвец был не в состоянии побежать за ним, но Паша знал, что таких монашек тут еще много. Значит, все, что говорила сестра Вера – все-таки правда. Он должен найти ее и помочь. Здесь нет живых монахинь, поэтому надо как можно быстрее спасаться и уходить. Если, конечно, получится.

Виктор и Светлана в темноте приближались к полицейскому участку, почему-то крадучись и немного пригнув спины: так на них действовала атмосфера непроглядной ночи, мрак которой вокруг освещали только мутные отблески придорожных фонарей и резкий свет фар изредка проезжающих мимо шумных автомобилей. Немного поодаль, позади, шел Анатолий, привычно держа руки в карманах своей кожаной куртки и закусив нижнюю губу. У него на лице уже отросла щетина, и мужчина чувствовал, как она колет ему шею. Светлана чувствовала себя преступницей. Она убила своего собственного ребенка. Да, это из-за нее маленькая невинная Аня сгорела заживо в этом чертовом амбаре где-то на краю леса. Именно из-за ее медлительности, слабости и беспечности прервалась жизнь маленькой девочки. Она никогда не сможет себя простить. Ей больше не за чем жить, и она не заслуживает жизни, как всякий убийца: а Светлана была твердо уверена, что она им является. Каждый родитель был готов отдать жизнь за своего ребенка, а у Светланы все получилось как-то наоборот. Все выходило неправильно, не так, как должно было быть, и женщина полностью винила в этом себя. Ей хотелось сдаться и хотелось спать. Уснуть, чтобы не проснуться больше никогда. Она всерьез задумалась над этим, но ее мысли прервал оклик Виктора.
— Не смей, — обычно вежливый, он теперь не смотрел на разницу в возрасте и перешел на «ты». — Не смей даже думать о том, чтобы сейчас сдаться, ты слышишь меня? Мы идем мстить, и это будет жестоко. Возьми себя в руки. Эта история еще не кончилась.
Светлана глубоко и прерывисто вздохнула. Ей было все равно. Смерть дочери сломала женщину. Она обернулась на Анатолия, человека, который был причиной того, что Светлана не смогла спасти своего ребенка, но не испытала к нему никакой злости. Скорее, разочарование и горечь. Усталым взглядом она проводила Виктора, поднимавшегося по ступенькам к дверям ярославского отделения полиции и остановилась снаружи.
— Охранник на посту. Нас пропустят.
Снегирёв придержал дверь и пропустил женщину, захлопнув вход прямо перед лицом Анатолия. В свой кабинет он его не пустил, оставил стоять и ожидать в коридоре: мужчина не возражал и оперся о выбеленную стену, скрестив руки на груди. За закрытой дверью своего кабинета Виктор взял Светлану за плечи и легонько встряхнул.
— Мы сейчас возьмем эту чертову книгу и поедем в больницу. Паша с Ростовой уже должны быть там. И пожалуйста, подумай о том, как будет прекрасно возмездие. Это жестокое чувство, но тебе больше ничего не осталось. Это твоя дочь погибла, и ты не имеешь права оставить это просто так. Ты сама отомстишь всем, кто причинил боль ей и тебе. Ты меня поняла?
Светлана посмотрела на коллегу мутным взглядом голубых блуждающих глаз и кивнула.
— Я отомщу.

Старое трухлявое такси медленно петляло по улицам ночного спящего города, как ни просил Виктор водителя поторопиться. Тот, казалось, его даже не слышал: невидящие глаза, цвет которых сложно было разобрать в темноте, вяло наблюдали за дорогой и изредка на поворотах смотрели по сторонам, нога на педали непроизвольно чуть подергивалась, а левая рука свисала из распахнутого настежь окна, через которое задувал в салон машины неприятный осенний ветер. Радио тихо гудело, усталые дикторы лениво передавали прогноз погоды на завтра, но Виктор не разобрал ни одного слова, сказанного сквозь мелкие зернистые помехи. Наконец, перед ними показалось здание главной больницы Ярославля, и Светлана подала голос:
— Остановите около центрального входа. Сколько?
Водитель что-то невнятно промямлил в ответ, и Светлана наугад вытащила из кармана джинсов пятидесятирублевую купюру и бросила на коробку передач.
— Спасибо.
Захлопнув дверь машины, женщина обернулась и посмотрела на ряд горящих ласковым теплым светом окон на втором этаже: там ординаторская. Арина, наверное, не ушла, хотя Светлана говорила ей взять отгул. Упрямица. И кто теперь, интересно, руководит операциями, если не Привалин? Лисичкина резко открыла стеклянные двери и порывисто вбежала внутрь больницы. Дежурная медсестра, имени которой она и не помнила, остановилась и поздоровалась.
— Привозили девушку в полицейской форме с травмами рук?
На секунду медсестра задумчиво потупила взгляд, но потом утвердительно кивнула.
— Она в реанимации, туда никого не пустят. Надо подождать.
— Кто оперирует?
— Шувалов. Ассистирует Гришина.
— Приведи мне ее сюда, быстро.
Лисичкина приказным тоном раздавала указания, втянувшись в родную больничную атмосферу. Ее лицо приняло выражение привычной серьезности и строгости, голубые глаза засверкали в свете ярких жужжащих ламп.
— Сядьте здесь и ждите. — Светлана указала на жесткие лавочки с перегородками, выполнявшими роль подлокотников, и мужчины нехотя опустились на синие кожаные сиденья, по краям из которых лезла через обивку старая желтая вата советских времен. — Я пойду навстречу Арине. Иначе эта медсестра ее никогда не приведет.
— Я здесь, — из-за спины раздался знакомый высокий голос, и Светлана, взмахнув распустившимися кудрями волос, обернулась. Арина подошла к ней поближе, оставив позади себя запыхавшуюся и обиженную медсестру. — Операция проходит успешно, заражение крови не успело начаться, хотя инфекция проникла в организм. Иммунитет ослаб, но она выкарабкается. По крайней мере, так мне сказал Шувалов…
— Хорошо. Парень, который ее привез, где он? В ординаторской или рядом с реанимацией сидит? — Лисичкина суетилась и от этого раздражалась и злилась на саму себя. Но перевозбуждение сменило апатию, и женщина ничего не могла с этим поделать: типичный признак тяжелого стресса.
— Нет, он уехал. Кажется, в какую-то деревню… Не могу вспомнить названия, забегалась здесь…
Светлана яростно посмотрела на Арину, и у той внутри все похолодело.
— Как это ты не помнишь? Он сказал тебе место, куда едет или только название населенного пункта? Сейчас стой здесь и вспоминай, что он сказал тебе, когда вошел внутрь.
Гришина сделала было движение, чтобы куда-то пойти, но Светлана остановила ее, взяв за руку.
— Вспоминай.
Медсестра напряглась и почувствовала, как височная вена завибрировала на лбу. Чертов парень, что он ей сказал? Спустя минуту раздумий, Арина расслабилась и нахмуренные брови радостно поднялись наверх.
— Скалино, боже, он уехал в Скалино, село, в православный храм. С ним была девушка какая-то, в черной одежде.
Виктор поднялся со своего сиденья.
— Монашка.
Лисичкина многозначительно посмотрела ему в глаза и, коротко, но не без благодарности, кивнув Арине, направилась к выходу на улицу.
— Спасибо за информацию, возвращайтесь к работе. — Сказал за нее Виктор и, сказав Анатолию оставаться внутри, следом за Лисичкиной вышел из больницы.
Арина проводила их взглядом и, когда их размытые фигуры скрылись в бездне ночи, остановившись на крыльце больницы, тяжело вздохнула и ушла в реанимационную. Остаток ночи ей предстояло провести без сна.

Виктор быстрым движением левой руки пятерней поправил волосы, развевающиеся на прохладном ветру. В окнах больницы попеременно загорался свет, и это мерцание отвлекало его внимание. Звезды подмигивали с высоты иссиня-черного неба, и где-то вдалеке пролетел самолет, наполнив прозрачную тишину неприятным гулом, от которого вибрировало в голове и закладывало уши. Светлана, стоя рядом с ним, пристально вглядывалась в никуда, думая о чем-то своем. Теперь она яростно желала отомстить за свою дочь, ведь вечным страданием никому не поможешь: так был ли смысл убиваться, если у нее был шанс совершить справедливое, как она считала, возмездие? Странно, что убить человека ей предлагал сотрудник полиции, но она не придала этому должного внимания. Он просто хочет помочь.
— Мы должны уехать в Скалино, разумеется. Что он вообще там забыл? — тихо сказал Виктор, оглядываясь на тонкий серп луны, подозрительно и игриво выглядывающего из-за серых туч. — Но Ростову мы здесь оставить не можем.
— Почему? Здесь о ней позаботились бы.
— Она ценный сотрудник. Тем более, не стоит забывать о том, что здесь случилось с Привалиным. Его в клочья разодрали. Думаете, это место теперь забыто? Они могут вернуться. Ее нельзя здесь оставлять одну.
— Она не одна, тут врачи. — Лисичкина пыталась возразить: бедная девушка итак настрадалась, зачем тащить ее с собой в место, где змеями кишит опасность?
— Врачи хорошо помогли Привалу избежать его печальной участи?
— Мы можем оставить с ней Анатолия, он…
— Нет! — карие глаза Виктора злобно сверкнули, с укором и недопониманием посмотрев на удивленную Светлану. Такого жесткого тона она еще не слышала от Снегирёва: его и без того низкий голос стал еще ниже, даже с какой-то хрипотцой. — Он позволил твоей дочери умереть, не забывайся!
— Но он помог мне ее найти!
— И что? Помог найти и не дал тебе ее спасти, когда она заживо горела в этом чертовом амбаре!
Светлана пристально посмотрела на молодого человека, лицо которого побледнело в свете луны.
— Он спас меня. Толя не дал мне напрасно умереть в огне, вероятно, вместе с Аней: не думаю, что я смогла бы ее оттуда вовремя вытащить. А теперь, благодаря ему, у меня хотя бы есть возможность отомстить.
— Все совсем не так, как тебе кажется. — Задумчиво протянул Виктор и, сокрушенно покачав головой, обернулся на двери больницы. — Пойдем, заберем отсюда Ростову и покончим с этим.

— Нет, нет и еще раз нет! — Щеки неповоротливого и толстого Шувалова раскраснелись и расцвели, как пионы весной. Он нервно поправлял на себе тугой галстук, стягивающий его полную дряблую шею и дергал плечами, чтобы накинутый на его спину белый халат не упал на пол.
— Поймите, нам нужна эта девушка, и это срочное дело! — Светлана пыталась убедить врача выписать Ростову, которая только-только начала отходить от наркоза после операции.
— Вы с ума сошли? Ее иммунитет снижен до критичных показателей, она только что перенесла операцию на обе руки, ее, черт подери, распяли, занесли инфекцию, и вы хотите, чтобы я вам выдал ее на руки? Ни в коем случае. Мне дороги жизни моих пациентов не меньше моей репутации, как врача. Вы представляете себе, что будет, если я ее отпущу? Что я скажу начальству, вы подумали? Что я ему скажу? «Я отпустил эту девушку, потому что мне так приказала Лисичкина, психиатр»? — Он специально выделил это слово, чтобы Светлана смогла осознать ничтожность своего профессионального положения. — Я отказываюсь.
Виктор подошел поближе, оставив Анатолия одного сидеть на лавке и наблюдать за скандалом. Медсестры собрались в кучку и, похожие на озябших синичек, о чем-то шептались, опершись на стойку регистратуры.
— Вы, наверное, помните, что здесь случилось с Привалиным? — тихим, вкрадчивым голосом спросил Снегирёв, вплотную подойдя к Шувалову и заглянув в его маленькие свинячьи глазки. Тот, тяжело сглотнув, кивнул. — Хотите, чтобы это повторилось снова? Может быть, хотите, чтобы это произошло теперь именно с вами? Я сомневаюсь, что вам по нраву пришлась бы такая идея, не правда ли? Я легко мог бы это устроить. Видите того верзилу позади меня?
Шувалов испуганно посмотрел за спину Виктора и поймал на себе угрюмый взгляд Анатолия, смотревшего на него исподлобья. На щеке у него розовел свежий шрам. Шувалов замялся.
— Но, поймите, я врач, я не могу…
— Вас волнует не жизнь пациента, а ваша репутация. Разве я не прав? Если вы не выпишите девушку, я обещаю, что больше беспокоиться о репутации вам не придется. Надеюсь, мой намек был вам понятен?
Шувалов начинал сдаваться. Время нелегкое, потерять работу ему совсем не хотелось бы: надо чем-то кормить свою большую семью, жену и детей, содержать их, платить за учебу старшего сына. В конце концов, что было лучше: выписать девушку и получить выговор или штраф от начальства, или лишиться не только заработка, но и жизни?
— Боже мой, хорошо. Я заполню бумаги и выпишу девушку. Это будет на вашей совести.
Виктор ухмыльнулся жестокой холодной улыбкой.
— Это мудрое решение.
Светлана удивленно наблюдала за молодым человеком. «Великолепный манипулятор», — женщина накручивала на палец волосы, пока наблюдала за тем, как Шувалов быстро уходит в свой кабинет за документами. — «Обычно такими качествами обладают хорошие убийцы. Неужели это и есть его настоящая сущность?»
Снегирёв обернулся к ней и лучезарно улыбнулся. И куда делся этот хладнокровный и злой мужчина с блеском жестокости во взгляде карих глаз?
— Этот прием всегда работает.
Светлана улыбнулась ему в ответ, но на душе у нее почему-то было неспокойно.