Глава 16. "Бога здесь больше нет". (Глава 17)

Любовь победила, и Павел теперь искал свою красавицу-монахиню, спрятавшуюся под землей. Он толком не знал, где вообще может находиться этот подвал, но он был где-то в здании. Логично.
— Вера!
Если громко кричать ее имя, она может отозваться, тогда он найдет ее, и они убегут.
— Вера, где ты?
Проблема была в том, что она ни в какую не отзывалась. Дождь уже стихал, гроза давно закончилась. Значит, убежать будет несложно, особенно, если дождь перестанет идти совсем. Уткин выбежал из узкого коридора в небольшое помещение с деревянными полками. На полках стояли какие-то банки, от одного вида которых ему захотелось есть, и Павел вспомнил, что уже как минимум два дня перебивался только кофе.
— Вера! – снова крикнул он во мрачную темноту и наконец услышал то, что хотел.
— Я здесь! — Снизу раздался приглушенный голос.
Слава богу, он нашел ее. Подвал был прямо в этой комнате. Он посветил двумя свечами на пол и увидел небольшое отверстие в полу. Это и была дверь. Сестра Вера открыла, и он увидел ее лицо. От страха оно было еще прекраснее, как показалось Павлу.
— Спускайся, бегом! – прошептала та и потянула его вниз.
Журналист, неуклюже пошатнувшись, спустился вниз по старой скрипящей лестнице с прогибающимися под его весом ступеньками. В подвале пахло сыростью, гнилью и немного овощами. Есть захотелось еще больше.
— Из-за всего этого я проголодался.
— Здесь есть морковь и картофель.
Павел искренне ненавидел морковь, а картошку чистить тут нечем. Пришлось воздержаться. Когда они выберутся, он отведет ее в ближайшее кафе и накормит их обоих.
Помещение было не слишком большим. Их четырех свечей вполне было достаточно, чтобы осветить его полностью. Земляной пол и серые стены, в которых были отверстия для овощей. Лестница была деревянной, высотой до самого потолка, и упиралась в дверь.
— Сколько мы будем здесь сидеть? — спросил Павел, оглядываясь на сестру Веру, которая сидела на прохладном полу.
— Думаю, недолго. Наверняка они скоро найдут нас. – Обреченно сказала та, и опустила глаза.
— Зачем мы вообще пришли сюда? Чтобы умереть?
— Прости, что взяла тебя с собой, но я думала, что тут есть выжившие и им нужна помощь…
— Теперь мы оба умрем здесь, в церкви. – Павел начинал выходить из себя. Эта монахиня хоть и была красивой, но казалась такой наивной дурочкой!
— Будь рад, что умрешь в храме Господнем, а не под забором с бутылкой.
От этих слов ему легче не стало, и умирать ему тут не хотелось. Ему вообще не хотелось умирать.

Павел опустился на холодный каменный пол и прислонился спиной к твердой стене. Что-то неудобно упиралось ему в позвоночник, он постоянно ежился и ерзал на месте. Веру это нервировало, но она не подавала виду: Господь призывал к смирению, и осуждать других людей она не имела права, хотя иногда Уткин казался ей таким глупеньким, сродни маленькому любопытному ребенку, из-за своей любознательности постоянно нарывающемуся на неприятности. С потолка посыпалась пыль и штукатурка, и Павел, задержав дыхание, насторожился и стал прислушиваться: где-то далеко наверху слышались тихие, но отчетливые шаги. Внутри у него все похолодело. Это что, конец?
— Ты говорила, они не найдут нас так быстро.
Его шепот дрожал, а горло пересохло и саднило, отчего ему теперь захотелось пить. Неприятные ощущения теперь перерастали в резкую боль.
— Они и не найдут. Наверху нет больше источников света, мы взяли все свечи. Ты с первого раза заметил вход в подвал?
— Нет, — признался Уткин.
— Значит, и они не заметят. Успокойся и перестань накручивать себя. На, съешь морковь.
Вера протянула ему грязный овощ с комьями земли на нем, и Павел заметил, как у нее мелко дрожала рука. Он покачал головой и тяжело сглотнул. По полу рядом с ним проползал, извиваясь, маслянистый дождевой червь, такой неприятно-розовый и скользкий, что Павел невольно поморщился и, зажмурившись, пересел подальше.
Пламя свечей дрожало, играя тенями на холодных стенах подземелья. Павел постоянно боялся, что какой-нибудь случайный порыв ветра задует оранжево-красный огонь, и они уже не смогут спастись, хотя знал, что это невозможно, но страх все-таки брал свое. И где этот Виктор с его компанией? Неужели ему теперь придется все делать самому, без помощи более опытного коллеги? Уткин начинал снова злиться. Он чувствовал, как внутри закипает и дымится мрачная злость и отрешенность, он уже сжимал руки в кулаки и наблюдал за тем, как белеют костяшки. Спокойствие и равнодушие Веры начинали выводить его из себя. Какого черта они сидят в этом подвале, пока наверху бродит стая мертвых монашек? Он рывком поднялся на ноги и, пошатнувшись, успел облокотиться на стену, задев рукой какую-то коричнево-зеленую слизь. Павел отдернул ладонь и незаметно вытер о джинсы. Надо было действовать, надо было что-то отчаянно предпринимать, надо было спасаться, а не сидеть здесь, взаперти, и ждать какого-то божьего чуда!
— Бога нет. — Тихо, почти про себя сказал Уткин и нахмурился.
Вера подняла голову и посмотрела на него темно-зелеными глазами, в которых плясали искры огня.
— Ты прав. Бога здесь больше нет.

— Нужно уходить, — сказал он, глядя ей в глаза.
— Уходить???
— Нельзя здесь оставаться.
— Да ты сума сошел! – Вскрикнула сестра Вера и, поднявшись с пола, подошла к Уткину.
— Нельзя отсюда уходить. Это единственное место, где мы еще можем спрятаться!
— Нет! Мы должны бежать отсюда. – Павел стоял на своем, упрямствуя и не желая сдаваться.
— Если мы побежим, тогда они побегут за нами.
Павел задумался. Она права. Монашки не глупые, хоть и мертвые. Они найдут их, если те побегут. Что же делать?
— Может, заманить их в ловушку? – задумчиво спросил Уткин и через мгновение просиял.
— Ловушку?
— Да! Их можно поймать всех в одно место и сжечь.
Теперь задумалась сестра Вера. Заманить их будет сложно, но реально. Куда? В самой церкви нет места, куда бы можно было их запустить, придется искать на улице.
— За церковью есть сарай. Туда можно их заманить, но гореть он вряд ли будет.
— Да, дождь его намочил…
— Можно лишь…
— Что?
— Под крышей есть чердак, там у нас много сена и сухих веток, они предназначаются для растопки. Топить тут уже, конечно, некому и незачем, можно использовать их.
Павел помолчал. Идея хорошая, но на чердак идти слишком опасно. Это значит, что сначала им надо подняться туда, взять достаточно сена и веток, затем побежать в сарай, кинуть их там и потом искать этих демонов. Вариант не лучший, но единственный.
— Что ж, быстрее будет, если я соберу монашек, а ты тем временем принесешь в сарай свечи и сено. Ты уверена, что справишься? – обеспокоенно спросил Уткин, заботливо посмотрев на сестру Веру. Та кивнула.
— Думаю, да.
Паша кивнул и начал осторожно лезть вверх по лестнице. Сегодня он попытается победить демонов.

Вера тихо и осторожно опустила крышку, открывавшую вход в подвал и отряхнула длинный подол черного, теперь грязного и местами порванного в обвисшие клочья платья, и посмотрела вслед уходящему крадущейся походкой Павлу. Почему-то ей хотелось смеяться, глядя на его комически пригнувшуюся фигуру и вертящуюся по сторонам голову, когда тот прислушивался к звукам, исходящим из разных комнат здания. За окнами шумели деревья и травы, и поэтому расслышать что-то, кроме их неразборчивого шепота было довольно проблематично. Вера отвернулась и пошла в противоположную сторону, к лестнице, которая вела на чердак. А, может, оставить этого чудака на произвол судьбы и пусть разбирается с этими исчадиями Ада, как хочет? Ей-то, в принципе, нет до него никакого дела, она не обязана ему помогать. Единственное, что она должна сделать, так это спасти свою собственную жизнь. Так почему она должна тратить силы и на спасение кого-то другого, хотя знает, что при этом может сама умереть? Вера хмурилась и чесала кончик носа. Темные глаза блуждали по помещению, беспокойно заглядывая за каждый поворот и бессмысленно блуждая по стенам, разглядывая иконы. С картины на нее укоризненно смотрел Иисус, и Вера почувствовала укол совести, который тут же сменился разочарованием. «Ты должен был помогать мне, и где Ты сейчас?» — мысленно спросила она, глядя прямо в лицо строгого Иисуса, но тот молчал и только смотрел на нее исподлобья. Вера отмахнулась от иконы и быстрее устремилась к лестнице. Скрипучие ступеньки прогибались под весом девушки и издавали тихие, страдальческие стоны. Она мысленно проклинала их за тот шум, что они создавали, и пыталась как можно более осторожно ступать дрожащими ногами, чтобы остаться незамеченной. Где-то вдали внезапно грянул гром, и Вера дернулась, отчего чуть не упала и вынуждена была схватиться обеими руками за перила. Гроза уже прошла, откуда гром? «И это Твой знак, хочешь сказать?» – подумала девушка. Она злилась. Бегом, не обращая внимания на шум, поднялась на чердак, расположенный прямо под крышей, и, открыв дверь, наступила в лужу дождевой воды, которая протекала сквозь старые доски и мерно капала, действуя Вере на нервы. Если солома промокла, то можно было уже ни на что не надеяться. Свечи не смогут зажечь сырое дерево, а, значит, она погибнет вместе с этим Павлом. «Возомнил себя героем», — раздражалась Вера, пока складывала сухую шуршащую солому в подол платья. — «И как я это отсюда вообще унесу? Может, и правда бросить все и сбежать, пока не поздно? Нет, нельзя. Господь завещал мне помогать ближнему своему. А, к черту этого ближнего моего, откуда он взялся на мою голову!» Вера зажмурилась и ударила себя ладонью по губам. Нельзя, нельзя даже думать о таком. Девушка быстрее стала загребать солому дрожащими руками и, подхватив кипу травы под мышкой, ногой открыла дверь чердака и снова стала, шатаясь, спускаться по лестнице. На улице снова прогремел гром. «Да иду я, Иисус, иду уже», — устало подумала Вера и юркнула в темный коридор.

Павел Уткин прислушивался к каждому шороху. Ему нужны были абсолютно все монашки без исключения. Пришлось заходить в каждую комнату, во все коридоры и залы. «Никогда вот не представлял себе, что буду специально искать их», — подумал он, как вдруг услышал гром. Дождь, к счастью, уже закончился, а гроза давно ушла, но почему-то сейчас он услышал именно гром. Что это? Знаки Бога или Сатаны? Если он умрет сегодня, то будет всю оставшуюся вечность проклинать своего начальника, который отправил его снять репортаж о «загадочной смерти» двух монашек. Как оказалось, их было не две, а в другом городе еще пять, да и смерть у них была такая себе. Яд. Ну кто так убивает в наше время? Разве что женщины. Внезапно ему вспомнилась та рыжая бестия, которую он чуть не убил. Он так и не узнал ее имени. Первое его убийство, а он даже не знает, как ее зовут… Она ведь наверняка умерла там. Не сразу, но умерла. Он был в этом уверен.
Повернув в очередной коридор, Паша заметил, что в конце стояли три монашки. Они стояли к нему спиной. Он стал думать незамедлительно. Две свечи, три монашки. Их можно убить сейчас, не загоняя в сарай. Что ж, раз… Два…Тр…
Он не успел досчитать, монашки повернулись на два и кинулись на него.
— Вот же черт!
Паша кинул одну свечу им навстречу и побежал обратно. Конечно, они побегут за ним, но он не должен попасться. Ему нужно ведь поймать остальных. Сколько их тут вообще? Может, всего три… Хотелось на это надеяться.
Выбежав в небольшой зал, Уткин увидел всех остальных. Их была чертова дюжина. Все они стояли около окна, но, когда увидели его, побежали прямо навстречу.
Единственная свеча освещала путь. Дверь на улицу вела та, которую загородили монахини. Некогда решать. Паша разбежался и прыгнул в окно. Стекла разлетелись вдребезги, издав отвратительно громкий звон, при этом снова прогремел гром. Последний. В этот вечер грома больше не было.
Благодаря свечам он увидел сестру Веру. Она бежала к деревянному сараю, в котором было одно единственное окно. Их выход.
— Вера, быстрее!!! – срывающимся и охрипшим голосом крикнул, запыхавшись от бега, Уткин.
Она повернулась и увидела, что он бежит к ней.

Сестра Вера быстро забежала в сарай и кинула все ветки и сено на пол. В сарае также были сухие предметы, и их тоже можно было поджечь. Отлично. Дверь она оставила открытой, и внутрь торопливо забежал Павел.
— Сейчас мы либо умрем, либо спасемся, что довольно-таки логично.
Она молчала.
На улице было видно, как монашки бежали с дикими воплями прямо к сараю.
— На счет три ты поджигаешь свечами пол, а я пробиваю окно. Мы выпрыгнем в него.
— Хорошо.
Монашки приближались.
— Раз.
Она взяла три свечи.
— Два.
Воск уже начинал капать на пол. Мертвецы забежали в сарай. Все. Их было больше десяти. Они бежали прямо на них.
— Три!
Свечи упали на сено. Дом загорелся ярким пламенем. Дверь по-прежнему была открыта. Монашка вцепилась в руку Павлу.
— Отцепись, тварь!
Он ударил в ее окровавленную челюсть, и та отстранилась от него. Локтем он разбил стекло и быстро выпрыгнул. Веры не было видно. Монашки напали на нее.
— Вера!
— Помогите! – истошный крик той заставил внутренности Павла сжаться.
Уткин нашел камень на земле и бросил в окно, но попал в стену. На звук монашки обернулись. Вторым камнем он попал в глаз другой монашке. Вера использовала этот момент и выпрыгнула в окно. Ее ночное платье было порванным, кое где горел угол ткани. Она быстро его потушила и побежала к двери.
— Помоги!
Паша и Вера навалились на дверь. Она закрылась. Вера достала ключ и провернула его в замке. Сарай заперт.
Благодаря сухой основе сарай загорелся и был весь в пламени. Через окно монашки пытались прорваться, но тщетно. Их сила тоже не помогла. Огонь мешал им выбраться.
— Сегодня мы не умрем, — с одышкой сказала сестра Вера, целуя перстень на пальце в виде креста.
Паша кивнул и увидел, как из ее носа пошла кровь.
— Что…
Она закатила глаза и упала на землю.