Гильгамеш (Глава 4)

В трансляторах на небесах лежали все живыми в вечной смерти люди, но не снимали о том фильмы в Голливуде. Толстяк за толстяком на небе и земле так оставался мертвецом. Материи всё продавали, ядов производство идёт оптом.
Какая технология! Контейнерное производство! И пусть даже меня так осуждает общество!
Для холода, агонии и просто для иронии. Купи себе посовершенней пытки инструмент твоей Судьбы иронии.
И мода нарастала, а Гильгамеш проявлен: люди во путах гравитации как души мертвецами стали.
И прозябал их разум: мыслить тяжело. Им нужно только секс и всё… До них это дошло.
И унижения кошмар всех поразил: устроили им неизбежность размножения скота, чтоб вид себя не истребил.
Ведь при садизме даже люди умирают, а тут им сделали как АД: рожай насильно, но тебя я для услады унижаю.
И унижая умирали тоже там, так как своими силами решили наслаждаться этим там.
И Гильгамеш пространством сжатый вокруг тел только спасти живое от такого ужаса хотел.
Искусственный рефлекс адские мучения… Здесь только агония в преодолении спасение. Феномен этот – Гильгамеш. Живое умирать не может. Нет выживание, нет жизни, да и жить оно уже не может.
И в парадоксе проявляется в проклятье вера. И крови жаждут в суициде от отчаяния в вере. А мозг отказывает и идут параличи. А люди воют в крахе, что не спасены. Они спасением решили в вечности при Гильгамеше и остаться: там жить, там в страхе половыми органами, чтобы не покинуть это и соприкасаться.
А это гравитационное кривое проявление: с транслятора в них радиация им создаёт смятение. Они здесь вожделеют и не знают страха. Они от этого шизеют в боли жажды мук агонии и Ада. Они во суициде даже не жалеют, что мертвы. Им человеком больше только не рождаться бы.
Проходят дни мучений. Очухиваются и далее живут без угнетений. Теряется у них от жизни от того и яркость: без боли и агонии любой испытывает слабость. Все люди просто мазохисты в этом суть. Но если уж потеря гнёта есть, его уж не вернуть.
И горы сожалений остаются: избитые в истериках и вьются. Они испытывали боль и без неё ломает их. От унижения такого простой люд поник. Однако в этом жизнь – раз изменения имеются, имеется спасение. И ничего особенного в том, что ломка после болевого проявления.
И радость Франкенштейна проникает в небо: счастливого им Гильгамеша и расцвета, и звезды опять на небе.
Без боли и смертей природа не спасёт вообще ни одного: нужно принять такие жертвы в бое все за одного. Они воскреснут снова и не пищей, а людьми. Они не будут и забыты: ими полны ваши крови дни.
Они были слепы и в вечной ночи изоляции искали только выход из такой манипуляции, но их звезда под клапаном, а в безысходности безумия трупы вновь и вновь в трансляторах под ноль. Конвейер прямо мяса сделан: останови поди подачи люда кровь. Раз и в углу с ума сошёл – всех убивать опять пошёл. Два и опять такой ещё. И всех туда в трансляторы. А что они хотят ещё? При осознании слепоты им вечность ночью проявилось и человек в агрессии и страхе просто, что его и нет, и убивает: даже женщина в любви искоренилась.
Он думает что мёртв, и, если не убил, он в вечности распада тьмой останется. Как мир.
Не надо тьмы бояться – она всюду нам. Бояться темноты. Когда тебя не видно, это изверга кошмар. Надо подкрасться мягко, к батарее привязав, и быстренько ему напомнить всё, что он узнал о Небесах.
А Небеса ему и явятся собой в реальности этой же самой тьмой, сказав живому существу: «Ууууу! Ууууу! Я заберу тебя с собой!» Когда ты видишь монстра – надо просто изучать. Надо поинтересоваться хоть, что ему надо, чтобы тебе встрять. Когда явилась пропасть – надо прямо к ней и прыгать, но не падая. Потом выслушивать придётся тоже всё о том, какие все в России гады мы.
Наш друг есть то, что есть для нас и зло. Раз были мы чисты, то надо принять по вежливости и своё говно.