Деи
Возрастные ограничения 18+
Его удар о землю с точностью до тысячной доли секунды совпал со страшным ударом каменной глыбы из космоса. Пройдя через плотные слои атмосферы и потеряв небольшую часть своей прежней массы, астероид с силой врезался в землю, чтобы заставить содрогнуться все вокруг в радиусе до тысячи километров. Невообразимый грохот взрыва прокатился по вставшей на дыбы от ударной волны суше. В одно мгновенье будто ад разверзся, изрыгая огонь и сумасшедшие разрушения. Поднявшиеся в воздух бесчисленные тонны пыли закрыли солнце непробивными для его лучей слоями, погрузившими полыхавшую в едином глобальном пожаре землю во мрак.
Но многие успели подготовиться к наступившему хаосу и спрятались глубоко под землю. Успел подготовиться и Деи. Это он устроил судный день. Это он использовал накопленную силу, направив ее в небо. То была могущественная сила, темная и яростная. Сила вливалась в него с каждым часом, с каждой минутой его существования; Деи сам открылся ей, и открылся намеренно. Однажды так должно было произойти, весь вопрос заключался во времени.
И не вся заключенная в нем сила была потрачена на удар из космоса. Она продолжала заполнять его даже когда Деи призывал астероид на фатальную для Земли орбиту, он не терял контакта с темной и яростной энергией ни на миг. Она просто была бесконечной. Она была и в катакомбах, ставших для спасшихся людей убежищем. Для Деи же она стирала все физические преграды и расстояния, поэтому ему не составило никаких усилий проникнуть в подземный город и докончить то ради чего был устроен весь нескончаемый хаос. Не для того Деи призвал астероид на Землю, чтобы кому-то посчастливилось избежать гибели и более-менее надежно укрыться. Ничто не могло остановить бушующей в Деи ярости. Он был подобен самому Дьяволу, против которого у людей не имелось защиты. Люди сами того хотели, принеся питавшую его силу с собой под землю. И Деи не щадил никого, будто ненасытный зверь, жаждавший полной расправы над жертвой. Он ненавидел всех тех чьи жизни так легко отнимал в своем неистовстве.
Тупые, ленивые, лживые, подлые и никчемные – люди давно утратили свое право на жизнь. В бункере он видел их такими какими они были на самом деле, не утратившими своего уродства ни на грамм. Все это были рабы, жалкие и отвратительные, владевшие богатствами некогда окружавшего их мира, и безнадежно зависимые от него. И вот они, убогие ничтожества, вздумали вырваться прочь, освободиться и подчинить окружающий мир своей воле. Отделившись друг от друга по физиологическим признакам, воспринимаемым как нечто мерзкое, раздражающее и уничижительное по отношению к себе, считающие себя вершиной эволюции и готовые рвать друг другу горла, рабы стремились доказать свое право называть себя Хозяевами. Над миром, над другими рабами, над всем сущим.
-На хрена ты это сделал? – строгим тоном допытывался молодой врач, склонившийся над ним, загипсованным и перебинтованным, со множеством переломов и ушибов, — Какого черта прыгал из окна?
-Зачем меня спасли? – едва шевеля губами сказал Миша в ответ.
-Работа у нас такая… Там, в коридоре, матушка твоя ждет, чтобы тебя, дурака, увидеть. Я сейчас ей скажу, что твое состояние ухудшилось. Пусть помучается. Тебе же все равно плевать.
Он сунул руки в карманы халата и направился к выходу, оставляя на чистом полу грязнущие пятна следов от кроссовок. Будто только что с уличной слякоти приходил. Но если бы только это была действительно грязь с улицы. Потому что подобные цепочки следов мог видеть один Деи. Тот самый, который имел всю полноту власти лишь в воображении, неспособный ни на какое взаимодействие с космическими объектами в реальном мире. Но именно он не позволил Мише умереть при его попытке покинуть этот самый реальный мир: сумасшедший, изуродованный, пропахший насквозь бензином, и оцифрованный бунтующим против своей природной сущности человечеством. Деи был сильнее стремления сбежать в более пригодное для жизни место, обрести долгожданный покой. Лишь Деи мог ограждать Мишу всеобщего безумия.
И, наверное, Деи был рядом с ним всегда. Просто в какой-то момент всего только и нужно было позволить уступить ему место. То, на что Деи был способен, пусть в воображении, Мишу как-то успокаивало. Ведь, придя, наконец, в сознание, он чувствовал внутри некий перелом. До того как прыгнуть с четвертого этажа с расчетом на быструю смерть Миша не видел никаких грязных, с проблесками следов, оставляемых людьми. Таких отпечатков было полно в подземном бункере, где Деи устроил массовое истребление людей пока Миша пребывал в отключке. Своего рода отметки, координаты, ведущие к своим владельцам.
У него тоже были такие. Ничем не отличавшиеся от прочих. И Миша ненавидел себя за то, что ему нравилось находиться среди человекоподобных безумцев, пользоваться людскими «достижениями» себе во благо. По сути, Миша совсем не отличался от тех кто заставлял его чувствовать себя некой жертвой в клетке, уготованной на съедение множеством хищников. И хотя не все так называемые блага цифровой цивилизации были восприняты им положительно, и Миша категорически отвергал виртуальную реальность и бездумное потребление, захватившие людское сознание в жесткие тиски, все же он признавал свою зависимость от того же ПК и Интернета. А вместо возделывания собственного огорода предпочитал покупные овощи, пусть и не в супермаркетах, добравшихся уже и до сельской местности, а с рук.
Эти черные с проблесками следы были следами других Деи. Просто его Деи превосходил всех прочих. Возможно потому, что чувства были неподдельными, не являлись неестественными эмоциями в ответ на соответствующие раздражители. Было ли так всегда? Кажется, да. Кажется, сейчас, на больничной койке, вытащенный с того света против его воли Миша понимал, что Деи был неотъемлемой частью его природного естества. Радовался ли он или же ему было страшно и плохо, переживания Миши таили в себе всю полноту их, без капли наигранности. Он не умел лгать.
А вот мать Миши не оставляла за собой никаких грязных с проблесками следов. Хрен знает почему, однако он не мог вспомнить того дня когда хотя бы раз между ними вспыхнул конфликт. Мать всегда прощала Мише дурное поведение (даже в присутствии отца), впрочем, по жизни он еще ни разу не был замечен в чем-либо скверном. По крайней мере, самой матерью. Она видела лишь его чрезмерную эмоциональность между всплесками которой находилось привычное Мише спокойствие. Его веселило все, что казалось ему забавным, любое мало-мальски смешное событие, и злила любая неудача. Миша не стеснялся своих эмоций, наоборот, вовсю их демонстрировал, был самим собой, казался совсем открытым этому миру, в котором любая открытость как мед для медведя.
Его мать не верила, что сын способен был решиться добровольно попытаться умереть. Десяток лет, что Миша провел в стенах снимаемого им жилья, съехав из отчего дома, однозначно изменил парня. Но и теперь, здесь и сейчас, в больнице, Миша изменился снова.
-Одни ублюдки вокруг, — попытался объяснить он, — Чертовы лицемеры, чертовы нытики, чертовы лодыри, чертовы бараны. Одна гниль учит другую как плавать в дерьме и радоваться. Животные. Оскотинились до уровня обезьян.
-Ну и черт с ними, — мягко журила мать со слезами на глазах, — Они даже не заметят.
-Снег выпал? – спросил Миша, искренне желая услышать положительный ответ.
До Нового года оставался месяц. Только зима все никак не могла начаться. Аномальное тепло и нескончаемая унылая слякоть (а то и дождь) лишь усугубляли Мишину депрессию, толкнувшую его на этот прыжок из окна. Рожденный посреди зимы, привыкший к снежным сугробам и морозам, от которых хрустящий снег приятно ласкал его слух, а солнце вселяло надежды на что-то хорошее, он хотел этого белого и искрящегося снега и похолодания. Однако, прогнозы синоптиков не радовали – той знакомой ему зимы можно было не ждать.
-До конца декабря не будет ни снега ни морозов.
-И вновь все упирается в поганый человечий фактор, — не стал сдерживать своего прежнего негодования Деи под личиной Миши, — Нет никаких аномалий, человек пытается оправдать свое потреблятство, списать свою дурь на погоду. Я не хочу видеть всего этого. Мне противно видеть все это.
-Мне тоже противна эта грязь вокруг, эта слякоть, этот срач…
-Людей устраивает такой порядок вещей, — настаивал Деи, — Разделение на баранов и их пастухов. Ведь не нужно думать своей головой, пастухи все придумают, и еще айфон новый предложат. Или какую-нибудь синтетику из супермаркета на завтрак, обед и ужин для еще большего дегенератизма. Просто так удобнее.
В тот момент он заметил других Деи, мелькавших за пределами больничной палаты, в которой он находился.
-Чертовы фальшивки, — не смог сдержаться он.
-Ты только не волнуйся, сынок, — успокаивала его мать, — Лишние нервы сейчас ни к чему.
Но Деи и так понимал, что был сильнее всех остальных ему подобных. Их сила угнетала их хозяев, давила тяжелой ношей и горбила их тела. То были искусственные Деи, навязанные людям извне, совсем незначительные: зависть и уязвленное самолюбие, но задавившие их природную суть, в то время как он свободно дышал и рос, выжидая своего неизбежного часа. Он будто знал, что этот час настанет, что в том заключалось его призвание. Он был сильнее, он был лучше, в нем одном заключался весь смысл мироздания, движущегося к разрушению и забвению. И эта истина нисколько не угнетала, наоборот, приводила Деи в состояние эйфории. Он жаждал полного уничтожения, процесс запуска людьми которого был предрешен самим Создателем этого мира. Деи чувствовал себя посланником его, с удовольствием готовым исполнить свою миссию Палача. Будто изначально настроенное Творцом на этот коллапс человечество призвало Деи покончить с родом людским раз и навсегда.
Будто его появление на свет снежной морозной зимой было не случайным. И ее полное отсутствие до конца декабря должно было стать последней каплей всеобщего людского сумасшествия. Только люди были виновны в этих погодных так называемых аномалиях, в растущем уровне углекислого газа в атмосфере, в повышении средней температуры. Только люди вызвали «парниковый эффект» на планете Земля. А все из-за своего неумного потребления. Всеобщее «хочу» и «дайте» стало смыслом жизни. И пусть ему самому не требовалось слишком много (стол, стул, кровать, электрическая розетка), он был виновен не меньше остальных.
Люди спасли его не ради матери, а потому, что выполняли свою работу. Но только ради матери Деи повременит с тем, что должен был сделать он сам и отправить в небо всю свою силу, накопленную за годы своего существования. Грязные с проблесками отпечатки следов, оставляемые людьми специально для него послужат Деи щедрым источником питания. И на сей раз удар из космоса должен будет достичь человечество даже глубоко под землей…
без окончания
Но многие успели подготовиться к наступившему хаосу и спрятались глубоко под землю. Успел подготовиться и Деи. Это он устроил судный день. Это он использовал накопленную силу, направив ее в небо. То была могущественная сила, темная и яростная. Сила вливалась в него с каждым часом, с каждой минутой его существования; Деи сам открылся ей, и открылся намеренно. Однажды так должно было произойти, весь вопрос заключался во времени.
И не вся заключенная в нем сила была потрачена на удар из космоса. Она продолжала заполнять его даже когда Деи призывал астероид на фатальную для Земли орбиту, он не терял контакта с темной и яростной энергией ни на миг. Она просто была бесконечной. Она была и в катакомбах, ставших для спасшихся людей убежищем. Для Деи же она стирала все физические преграды и расстояния, поэтому ему не составило никаких усилий проникнуть в подземный город и докончить то ради чего был устроен весь нескончаемый хаос. Не для того Деи призвал астероид на Землю, чтобы кому-то посчастливилось избежать гибели и более-менее надежно укрыться. Ничто не могло остановить бушующей в Деи ярости. Он был подобен самому Дьяволу, против которого у людей не имелось защиты. Люди сами того хотели, принеся питавшую его силу с собой под землю. И Деи не щадил никого, будто ненасытный зверь, жаждавший полной расправы над жертвой. Он ненавидел всех тех чьи жизни так легко отнимал в своем неистовстве.
Тупые, ленивые, лживые, подлые и никчемные – люди давно утратили свое право на жизнь. В бункере он видел их такими какими они были на самом деле, не утратившими своего уродства ни на грамм. Все это были рабы, жалкие и отвратительные, владевшие богатствами некогда окружавшего их мира, и безнадежно зависимые от него. И вот они, убогие ничтожества, вздумали вырваться прочь, освободиться и подчинить окружающий мир своей воле. Отделившись друг от друга по физиологическим признакам, воспринимаемым как нечто мерзкое, раздражающее и уничижительное по отношению к себе, считающие себя вершиной эволюции и готовые рвать друг другу горла, рабы стремились доказать свое право называть себя Хозяевами. Над миром, над другими рабами, над всем сущим.
-На хрена ты это сделал? – строгим тоном допытывался молодой врач, склонившийся над ним, загипсованным и перебинтованным, со множеством переломов и ушибов, — Какого черта прыгал из окна?
-Зачем меня спасли? – едва шевеля губами сказал Миша в ответ.
-Работа у нас такая… Там, в коридоре, матушка твоя ждет, чтобы тебя, дурака, увидеть. Я сейчас ей скажу, что твое состояние ухудшилось. Пусть помучается. Тебе же все равно плевать.
Он сунул руки в карманы халата и направился к выходу, оставляя на чистом полу грязнущие пятна следов от кроссовок. Будто только что с уличной слякоти приходил. Но если бы только это была действительно грязь с улицы. Потому что подобные цепочки следов мог видеть один Деи. Тот самый, который имел всю полноту власти лишь в воображении, неспособный ни на какое взаимодействие с космическими объектами в реальном мире. Но именно он не позволил Мише умереть при его попытке покинуть этот самый реальный мир: сумасшедший, изуродованный, пропахший насквозь бензином, и оцифрованный бунтующим против своей природной сущности человечеством. Деи был сильнее стремления сбежать в более пригодное для жизни место, обрести долгожданный покой. Лишь Деи мог ограждать Мишу всеобщего безумия.
И, наверное, Деи был рядом с ним всегда. Просто в какой-то момент всего только и нужно было позволить уступить ему место. То, на что Деи был способен, пусть в воображении, Мишу как-то успокаивало. Ведь, придя, наконец, в сознание, он чувствовал внутри некий перелом. До того как прыгнуть с четвертого этажа с расчетом на быструю смерть Миша не видел никаких грязных, с проблесками следов, оставляемых людьми. Таких отпечатков было полно в подземном бункере, где Деи устроил массовое истребление людей пока Миша пребывал в отключке. Своего рода отметки, координаты, ведущие к своим владельцам.
У него тоже были такие. Ничем не отличавшиеся от прочих. И Миша ненавидел себя за то, что ему нравилось находиться среди человекоподобных безумцев, пользоваться людскими «достижениями» себе во благо. По сути, Миша совсем не отличался от тех кто заставлял его чувствовать себя некой жертвой в клетке, уготованной на съедение множеством хищников. И хотя не все так называемые блага цифровой цивилизации были восприняты им положительно, и Миша категорически отвергал виртуальную реальность и бездумное потребление, захватившие людское сознание в жесткие тиски, все же он признавал свою зависимость от того же ПК и Интернета. А вместо возделывания собственного огорода предпочитал покупные овощи, пусть и не в супермаркетах, добравшихся уже и до сельской местности, а с рук.
Эти черные с проблесками следы были следами других Деи. Просто его Деи превосходил всех прочих. Возможно потому, что чувства были неподдельными, не являлись неестественными эмоциями в ответ на соответствующие раздражители. Было ли так всегда? Кажется, да. Кажется, сейчас, на больничной койке, вытащенный с того света против его воли Миша понимал, что Деи был неотъемлемой частью его природного естества. Радовался ли он или же ему было страшно и плохо, переживания Миши таили в себе всю полноту их, без капли наигранности. Он не умел лгать.
А вот мать Миши не оставляла за собой никаких грязных с проблесками следов. Хрен знает почему, однако он не мог вспомнить того дня когда хотя бы раз между ними вспыхнул конфликт. Мать всегда прощала Мише дурное поведение (даже в присутствии отца), впрочем, по жизни он еще ни разу не был замечен в чем-либо скверном. По крайней мере, самой матерью. Она видела лишь его чрезмерную эмоциональность между всплесками которой находилось привычное Мише спокойствие. Его веселило все, что казалось ему забавным, любое мало-мальски смешное событие, и злила любая неудача. Миша не стеснялся своих эмоций, наоборот, вовсю их демонстрировал, был самим собой, казался совсем открытым этому миру, в котором любая открытость как мед для медведя.
Его мать не верила, что сын способен был решиться добровольно попытаться умереть. Десяток лет, что Миша провел в стенах снимаемого им жилья, съехав из отчего дома, однозначно изменил парня. Но и теперь, здесь и сейчас, в больнице, Миша изменился снова.
-Одни ублюдки вокруг, — попытался объяснить он, — Чертовы лицемеры, чертовы нытики, чертовы лодыри, чертовы бараны. Одна гниль учит другую как плавать в дерьме и радоваться. Животные. Оскотинились до уровня обезьян.
-Ну и черт с ними, — мягко журила мать со слезами на глазах, — Они даже не заметят.
-Снег выпал? – спросил Миша, искренне желая услышать положительный ответ.
До Нового года оставался месяц. Только зима все никак не могла начаться. Аномальное тепло и нескончаемая унылая слякоть (а то и дождь) лишь усугубляли Мишину депрессию, толкнувшую его на этот прыжок из окна. Рожденный посреди зимы, привыкший к снежным сугробам и морозам, от которых хрустящий снег приятно ласкал его слух, а солнце вселяло надежды на что-то хорошее, он хотел этого белого и искрящегося снега и похолодания. Однако, прогнозы синоптиков не радовали – той знакомой ему зимы можно было не ждать.
-До конца декабря не будет ни снега ни морозов.
-И вновь все упирается в поганый человечий фактор, — не стал сдерживать своего прежнего негодования Деи под личиной Миши, — Нет никаких аномалий, человек пытается оправдать свое потреблятство, списать свою дурь на погоду. Я не хочу видеть всего этого. Мне противно видеть все это.
-Мне тоже противна эта грязь вокруг, эта слякоть, этот срач…
-Людей устраивает такой порядок вещей, — настаивал Деи, — Разделение на баранов и их пастухов. Ведь не нужно думать своей головой, пастухи все придумают, и еще айфон новый предложат. Или какую-нибудь синтетику из супермаркета на завтрак, обед и ужин для еще большего дегенератизма. Просто так удобнее.
В тот момент он заметил других Деи, мелькавших за пределами больничной палаты, в которой он находился.
-Чертовы фальшивки, — не смог сдержаться он.
-Ты только не волнуйся, сынок, — успокаивала его мать, — Лишние нервы сейчас ни к чему.
Но Деи и так понимал, что был сильнее всех остальных ему подобных. Их сила угнетала их хозяев, давила тяжелой ношей и горбила их тела. То были искусственные Деи, навязанные людям извне, совсем незначительные: зависть и уязвленное самолюбие, но задавившие их природную суть, в то время как он свободно дышал и рос, выжидая своего неизбежного часа. Он будто знал, что этот час настанет, что в том заключалось его призвание. Он был сильнее, он был лучше, в нем одном заключался весь смысл мироздания, движущегося к разрушению и забвению. И эта истина нисколько не угнетала, наоборот, приводила Деи в состояние эйфории. Он жаждал полного уничтожения, процесс запуска людьми которого был предрешен самим Создателем этого мира. Деи чувствовал себя посланником его, с удовольствием готовым исполнить свою миссию Палача. Будто изначально настроенное Творцом на этот коллапс человечество призвало Деи покончить с родом людским раз и навсегда.
Будто его появление на свет снежной морозной зимой было не случайным. И ее полное отсутствие до конца декабря должно было стать последней каплей всеобщего людского сумасшествия. Только люди были виновны в этих погодных так называемых аномалиях, в растущем уровне углекислого газа в атмосфере, в повышении средней температуры. Только люди вызвали «парниковый эффект» на планете Земля. А все из-за своего неумного потребления. Всеобщее «хочу» и «дайте» стало смыслом жизни. И пусть ему самому не требовалось слишком много (стол, стул, кровать, электрическая розетка), он был виновен не меньше остальных.
Люди спасли его не ради матери, а потому, что выполняли свою работу. Но только ради матери Деи повременит с тем, что должен был сделать он сам и отправить в небо всю свою силу, накопленную за годы своего существования. Грязные с проблесками отпечатки следов, оставляемые людьми специально для него послужат Деи щедрым источником питания. И на сей раз удар из космоса должен будет достичь человечество даже глубоко под землей…
без окончания
Рецензии и комментарии 0