Эволюция

Его можно было увидеть вечно спешащим куда-то, почти бегущим. Слегка сгорбленный, напоминавший какого-то старика, он, казалось, мчался по дороге пешком, выжимая из собственных ног как можно больше скорости. При этом он постоянно что-то бубнил себе под нос, и если не вслушиваться, невозможно было бы разобрать его речи.
-Алло, — отвечали ему в трубку телефона.
-Реброва Светлана Георгиевна? — спрашивал он, как будто сам у себя.
-Да, кто это?
-Думаю, это не имеет большого значения. Вам звонят по поводу бардака, на который Ваша организация закрывает глаза уже две недели. Я говорю о свалке строительного мусора по адресу Матвеевская 64. Кирпичи, арматура, и прочее гавно. Когда убирать будете?
-Вы один из жильцов? – через паузу пыталась уточнить начальница.
-А Вам не все равно? Долго люди на всю эту байду будут смотреть, ходить спотыкаться? Чтобы через двадцать четыре часа ничего там не было, чтобы все убрали. Либо будет другой разговор, в другом месте. До свиданья.
Он не успевал опомниться, а в голове его уже звучали гудки другого телефона, и это все, что он слышал в тот момент.
-Алле, привет, — отвечал он матери, — Все, домой иду.
-Ты когда телефон себе купишь? – спросила она, прекрасно зная ответ, и наблюдая «номер скрыт» на дисплее своего мобильника.
-Я сейчас с одной сукой общался, — вместо ответа рассказал он, — Развела срач возле дома, не пройти не проехать.
-А ты такой Робин Гуд, — вздохнула мать недовольным тоном, — Дались они тебе. Живи, делай свое дело, зачем тебе все это нужно?
-Драть всю эту кодлу нещадно, — жестко настаивал он, — Я хочу, чтобы они работали. Чтобы знали свое место. Чтобы все по-людски было. Может быть все как надо, если есть на то желание. И чхать мне на остальных, я всегда только о себе говорю. И мне не нравится когда срач вокруг.
-Не тебе одному хотелось бы так. Но всех ты не переделаешь… Возьми какой-нибудь самый дешевый телефон, будешь мне звонить.
-Да зачем он мне нужен?
-Затем, что гробишь себя, — перебила мать, — Затем, что тебе становится только хуже…
Если бы она знала, насколько хуже ее сыну становилось за его возможность такого общения, не требовавшего от него никаких мобильных аксессуаров. Все, что нужно, уже находилось в его голове. И тот мир, что окружал его, был куда сильнее его физических возможностей, сдавливал, выжимал досуха. Мир нулей и единиц, мир микроволн, мир бесчисленного потока голосов и информации, забивших воздух и небо над головой. Это была мертвая немая субстанция, к которой невозможно было привыкнуть. Это была субстанция, от которой он не мог защититься. И он впитывал ее, понимая, что иного пути у него просто не было.
Однако, даже такой мир предложил ему выход, единственно возможный, удивительный и невероятно богатый на секреты. И пусть он оказался не готов к быстрой оккупацией людей всеми этими мобильными устройствами, позволившими их владельцам бесполезную болтовню, мол: «-О, козюлька! -Да, круто!», возможность слышать нечто куда более осмысленное и важное, вроде общения чиновников или бандитов, казалась единственным смыслом в его изменившейся жизни. Что уж говорить о том, что изменившийся мир предложил ему ловить среди всей этой чепухи действительно что-то ценное и использовать в своих целях. И он ловил нужные волны, своего рода, отличительные метки абонентов сотовой связи, и легко настраивался на их частоту, оставаясь, при этом, от нее в стороне. В какой-то степени, он сделал шаг вперед, в то время как все остальные сдались на милость цифровой технике.
И этот шаг отражался на его психике, на его нервной системе, неустанно пребывавшей в возбужденном состоянии даже во время сна. Он спал всего четыре, а то и три часа в сутки, проваливаясь в царство Морфея практически мгновенно, и так же внезапно открывая глаза среди ночи, чувствуя себя крайне не выспавшимся, но уже не могущим больше уснуть. Сонное состояние преследовало его постоянно, ослабевая (но не покидая его полностью) во время работы. Оттого он чувствовал себя крайне раздражительным и дерганным. Он понимал, что пользовался благами оцифрованного мира не совсем правильно, обращаясь к самым разным начальникам по поводу и без повода, и раздувая задевавшую его несправедливость до вселенских масштабов. Его нельзя было вычислить по номеру телефона, который ему заменяла собственная голова, а значит, он мог не сдерживать своих пылавших эмоций. Он, в самом деле, ненавидел всех тех с кем общался, пользуясь полученной возможностью. Он ненавидел их уже за их должности, за их отдаленность от реального положения дел, за их упертость и твердолобость. Он не стеснялся в выражениях, пусть не оскорблял, но матерился, стараясь уже навязать свои аргументы своим собеседникам, отводя им всего секунды на ответы. И на самом деле ему не нужны были никакие ответы. Высказать и отчитать, невзирая на должность или звание, в том он находил смысл своих звонков.
И потом наступали мучительные минуты передышки. Прихватывал живот, голова будто закипала, пот прошибал с головы до ног, он чувствовал даже дрожь в ногах и физическую слабость по всему телу. Мысль о том, чтобы не обгадиться прямо в штаны, добежать до туалета, бешено пульсировала в его голове. И тогда ненависть, и стремление физической расправы над теми, кто доводил его до подобного состояния, овладевали им, занимали все его внимание.
«-Привет.
-Привет, давай встретимся. Увидеть тебя хочу. Прямо дымится все.
-Где и когда?
-Давай часов в восемь к тебе приеду.
-Хорошо. Пока.
-Пока…»
«-Да, алло.
-Слышь, черт, ты когда бабки вернешь? Я к тебе приеду, е…о разобью, ты понял? Нос сломаю, п…с е…й…»
«-…и не надо мне рассказывать сказки. Понимаешь, я могу все это решить сам: договориться, уладить, заплатить. Зачем мне напрягать свою голову, когда я нанимаю для этой цели кого-то со стороны, плачу ему деньги, начисляю зарплату… не перебивай… начисляю зарплату, рассчитываю на его компетентность, на его подвешенный язык? Вас слишком много на меня одного. Ты вынуждаешь меня сейчас повышать голос, нервничать, заставлять нервничать тебя, ты понимаешь, что я хочу тебе сказать? Вас там пять человек на рабочем месте, вы умеете навести порядок, каждый, б…ь. Но старший – ты. И поэтому я хочу, чтобы именно ты решал и договаривался, ты получаешь за это больше остальных. Если ты не можешь – позвони и скажи, что ты не справляешься…»
Он расслаблялся и приходил в себя, слушая чужое общение, совершенно случайное, но в подавляющем большинстве случаев малозначимое. Кто-то договаривался о потрахушках, кто-то пытался вернуть свое, кто-то распекал нерадивого работника, кто-то обращался с жалобами в экстренные службы. Мелькали какие-то имена, которые были ему совсем не нужны. Однако, часть их все равно западала в память. Наверное, для того, чтобы он мог дозвониться и пообщаться.
«-Короче, тема есть. Деньги неплохие, оплата в полном объеме. Человек надежный, проверенный.
-Что за тема?
-Давай встретимся.
-Я сейчас не один. Что за тема?
-Короче, надо будет шорох навести. Не ссы, все, что от тебя требуется, морда позлее. Все уже обговорено, надо, чтобы ты был.
-Когда?
-Послезавтра. Ну я еще заеду, пообщаемся. Только звякни когда освободишься. Все, на связи.
-Пока…»
Под вечер у него начинала болеть голова. Валерьянка уже не давала такого эффекта, который мог бы его расслабить. И все больше он начинал привыкать к таблеткам, а в последний месяц и к снотворному. Он действительно хотел хотя бы раз выспаться вволю, а было бы совсем хорошо уснуть навсегда. Что он делал не так?
-Речицкий ОВД, дежурный слушает.
-Массовая драка между кавказцами на Сталелитейной 17, — без колебаний сообщил он, быстрым шагом проходя мимо указанных событий, и оставаясь на отдалении от места скопления нескольких машин с тонированными стеклами, — Человек десять точно.
После этого он прервал связь…

…без окончания…