Изнутри

…Саша вернулась как-то очень быстро, он даже задремать не успел. Наверняка она что-то забыла, и такое с ней было не раз, такое характерно для людей, крутящихся как белка в колесе. Вот бы ему так, и чтобы была полноценная финансовая отдача. Но как говорится: каждому – свое.
-Я не могу выйти из дома, — неожиданно услышал он растерянный негромкий голос жены, через секунду она вошла в спальню, — Я не могу выйти на улицу.
-Как это? – не понял он, и улыбка сама собой выползла на его лицо.
Однако, побледневшей от явного страха Саше было явно не до смеха. Она встала в проеме, не в силах сделать и шага.
-Я не знаю. Я просто не могу переступить порог и выйти на эту долбанную улицу. Там будто бетонная стенка вместо дверей. И от нее исходит жар, жгучий огонь, самое настоящее пекло.
Саша была не из тех людей, которые могли солгать или что-то придумать для разнообразия в жизни. Сколько он знал ее, это была целеустремленная женщина, не допускавшая вольностей, строгая, с которой, между прочим, не всегда можно было договориться. И тем не менее ее рассказ звучал слишком фантастично. Подойдя с Сашей к двери подъезда (они жили на первом этаже), и открыв ее, он не почувствовал никаких препятствий, которые могли бы заблокировать выход на улицу. И уж точно не почувствовал никакого жара. Наоборот, это было прекрасное – солнечное и прохладное майское утро, мгновенно захватившее его сознание и требовавшее от него оставаться на улице как можно дольше. В такое утро просто необходимо заниматься пробежкой, если, конечно, у тебя не долгожданные выходные.
Он протянул жене руку, намереваясь помочь ей переступить порог подъезда и выйти на улицу. Саша крепко сжала ее, однако гладкая ухоженная кожа женской руки внезапно задымилась, едва перейдя незримую границу, внезапно строго обозначенную для несчастной. Саша застонала от сильной боли и сжала обожженное место другой рукой. Слезы так и брызнули из ее глаз.
Он завел ее обратно в квартиру, периодически успокаивая и называя самыми нежными словами, какие только знал. То, что произошло пугало и требовало тщательных объяснений, оттого истерика Саши была вполне оправданна. На руке ее, однако, не обнаружилось никаких отметин ожога, никаких элементарных покраснений, и это так же было необъяснимо. Вызвали «скорую», врач сделал Саше укол успокоительного, осмотрел все еще болевшую ее руку, и так же не смог сказать ничего определенного.
-Может быть, какая-нибудь аллергическая реакция? – предположил муж.
-Это все из-за него, — категорично заявила Саша, оставшись с ним наедине, — Из-за того парня.
-Какого парня? – не понял он.
Саша встретила этого человека вчера. И тогда ее автомобиль перекрыл подъезд к торговой точке, куда подъехал белый фургон новенького «газика». Седой водила оказался куда более адекватным, в сравнении со своим молодым грузчиком – абсолютно лысым малым лет двадцати. Лицо его хотя и было вполне дружелюбным, а глаза выдавали миролюбие, в тот момент парень буквально бурлил в гневе, и готов был рвать и метать. Он ненавидел ее, припарковавшую свою машину в ущерб грузовику, и вынуждавшую ребят тратить лишнее время, хотя речь шла всего о паре минут.
-Иди борщ варить! – орал парень в закрытое окно дверцы ее машины, когда Саша заводила двигатель с намерением, наконец, уехать, — Совсем обленились, дырки чертовы!
И Саша чувствовала его искреннюю ненависть в ее адрес, будто она только что попала ему прямо в свежую рану, едва затянувшуюся, но совсем не зажившую. Кажется, парень готов был наброситься с кулаками на ее автомобиль, разбить стекло и отпинать ее саму так, чтобы живого места не оставить на ее теле.
-Прямо какой-то женоненавистник, — на секунду улыбнулся ее муж, но тут же улыбка сползла с его лица, — Почему ты не сказала мне об этом вчера? Самый настоящий психопат, натуральное хамло, которое свободно ходит по улицам. Ты хоть номера этого грузовика запомнила?
-Да ничего я не запомнила, — слегка повысила голос Саша, — Морду ему хочешь набить? Кулаки чешутся? Думаешь, поможет мне из дома выйти?
Она хоть и была уверена в том, что вчерашний инцидент и сегодняшняя неожиданность были связаны между собой, но не пока не могла найти недостающее звено между ними.
-Ты же сама сказала, что это по его вине, — пожал плечами муж, — Может быть, какой-нибудь гипноз с его стороны, внушение, настройка на то, чтобы запереть тебя в четырех стенах. Раньше же все было в порядке, до того, как какое-то чмо свой рот открыло.
Затем он присел на край кровати, на которой Саша лежала прямо в одежде.
-Но с другой стороны, меня устраивает, что ты дома, — и он провел рукой по ее щеке, — Никуда не торопишься.
И в данную минуту его прикосновение как-то отличалось от прежних прикосновений. Оно было более мягким, более заботливым, более открытым, к чему Саша совсем не привыкла. Его прикосновение на миг заставило ее отвлечься от мысли об этом внушении, предположенным ее мужем, совсем неглупым человеком (это был один из его плюсов). Впрочем, яростный образ вчерашнего молодого человека, накричавшего на нее, вновь и вновь возникал в памяти Саши, будто поселился там. Нет, будто намеренно был там оставлен с какой-то предупредительной для нее целью. И ее сегодняшняя невозможность выйти на улицу действительно была достигнутым тем парнем результатом его негодования. Его выпученные глаза, побагровевшее в гневе лицо, искаженное звериной гримасой, не хватало только пистолета, который он непременно пустил бы в ход без всяких проволочек. И, возможно, не сразу бы осознал, что только что буквально изрешетил человека, виновного лишь в неправильной парковке автомобиля. Хот нет, Саша понимала, что в бешенство парня привел сам факт нахождения ее за рулем машины.
Саша понимала, но, кажется, не до конца.
-У меня встреча сегодня, — поделилась она с мужем рабочими планами, — Влад обещал показать мне кое-какие проекты. Плюс, совещание с боссами. Проверка из налоговой.
-Добро пожаловать в век цифровых технологий, — напомнил он, — У тебя есть «Скайп». Что-то можно решить по телефону, все не так плохо… Хочешь кофе с бутербродами?
Обычно это муж кормил ее, готовил и завтрак, и обед, и ужин, прекрасно понимая всю загруженность Саши работой. Встречи, переговоры, какие-то сделки — казалось, ей нужно было больше времени, чем привычные двадцать четыре часа в сутки. Где уж домашние хлопоты. Это у него был более свободный график и менее ответственная работа. Это он следил за порядком в доме, это он содержал дом в чистоте. И казалось, что так и должно было быть, что это естественный и совсем нерушимый порядок вещей. Но, тем не менее, речь шла о финансовом достатке, львиная доля которого зависела от работы Саши вне домашнего очага.
И пока ее муж занимался кофе и бутербродами, Саша делала первые утренние звонки, извиняясь за плохое самочувствие и возлагая сегодняшний рабочий процесс на своих замов. Еще она позвонила своим непосредственным начальникам, тем самым боссам, предлагая провести совещание удаленно, те не возражали. И казалось, что она как-то быстро перестроилась на прежний рабочий лад, пусть и при новых условиях, достаточно необычных для нее. Воодушевленная поддержкой мужа, его советами, смысл которых до того безнадежно затерялся в смятенном утренним инцидентом ее сознании, Саша быстро обрела прежнюю форму управляющей, за что исправно получала хорошие деньги от своих работодателей. И вновь ее муж отступил на второй план, занятый домашними делами, как будто Саша привычно не была сейчас дома, а он (муж) не лез к ней, лишь иногда интересуясь ее состоянием.
Нет, в этом не было ничего нормального, и он понимал это, чувствовал на каком-то интуитивном уровне. Не Саша, но он должен был крутиться как белка в колесе, что-то решать, бегать жопой в мыле, чтобы прокормить и себя и свою жену. Он мужчина, он добытчик, он должен быть опорой. И сегодня утром прозвенел некий звонок, поколебавший привычное положение дел. И наверное не столько для Саши сколько для него был этот звонок. Саша дословно повторила негодование того парня, мол, совсем обленились, дырки чертовы. А недавно он слышал песню по радио в исполнении какой-то звездушки, прямым текстом назвавшей хлопоты у кухонной плиты тупым занятием. «-Ты обещал шикарную дачу и большую машину в придачу», — настаивала еще одна звездушка в первой же строчке другой песни.
И работа Саши была еще терпимой для него действительностью. Ведь ночные клубы, бары, дискотеки разрушили достаточно много отношений, в том числе и брачных. Он собственными ушами слышал признание одной молодой барышни, почти каждый вечер пропадавшей в подобных заведениях, о том, что она элементарно не умеет приготовить себе обед. Он слышал много подобных заявлений, но почему-то именно из ее уст такое признание звучало как приговор. Все в нем буйствовало в тот момент, вспыхнувшее безумным пламенем. Так, как если бы он сам был женщиной. Вот ее бы он самолично запер в четырех стенах без окон и дверей, чтобы научилась элементарно яичницу приготовить. Как в анекдоте о горе-жене, признавшейся мужу, что умеет готовить только три блюда, и в ответ: а это какое блюдо из трех? Ни накормить мужа, ни портки постирать, ни заплатку зашить, ни пол вымести. Одно на уме – подальше от дома. Что уж говорить про ребенка?
А ведь он хотел от своей Саши ребенка. Он терпеливо ждал ее настроя на полноценную семью, которого все не было, и Саша все больше зацикливалась на своей должности. Она хотела свой дом за городом, большой и просторный, чтобы не чувствовать себя в тесной клетке среди питомника соседей, готовых перегрызть друг друга при первом же удобном случае. Да, она хотела, чтобы рядом с ней был любимый верный муж, но рассчитывала только на себя. Возможно, Саша и была права, вот только ее время неумолимо заканчивалось. Через три месяца ей должно было исполниться тридцать два года.
И в голове его уже мелькали опасения, что желание быть отцом так и останется желанием. И снова он чувствовал себя каким-то оскорбленным и неполноценным.
Но разве не устраивал ли его этот комфорт, при котором от него требовалось не так уж и много?
Набрав же продуктов и дойдя до входной двери в квартиру, он вдруг обнаружил, что не может войти внутрь жилища, и упирается в незримую стену, одно лишь прикосновение к которой обжигало жгучим огнем…

конец