Думай о хорошем!

Мария Семёновна, услышав за окном говор молодёжи, на носочках подошла к окну и осторожно высунулась из-за занавески. «Ишь, расчирикались на ночь глядя! Вот времена пошли, в церковь не ходят; в бога не верят – это не ново; но вот, чтобы дьявольскую ночь всем классом дружно отмечать – тридцать первое число, октябрь месяц, да ещё пятница, такого не было! Куда родители смотрят и учителя школьные! Группа молодёжи и впрямь собралась немалая. Человек тридцать облюбовали скамеечки около дома. Кто сидел. Кто стоял. Кто распивал баночки. Плевал семечки. Хрустел чипсами и сухариками. Играли в телефончики. Было и целовались по парочкам. На весь двор звучала музыка, отнюдь не лирического содержания. Кокофония звуков напрягала и отталкивала. Видно, гуляли дружно в «Хит-парке», а теперь решают по домам или ещё куда, к кому на «фазенду» завалиться. Однако, замечания лучше не делать, как бы стёкла не побили. Соседке побили, сказала не так. Шайбой железной кинули, что на плитке, на стене, вмятина осталась. Не дай бог, могла ведь и сидеть сама на кухне, супротив того места. Модно теперь стало нарядиться в нечисть, чем уродливее – тем и лучше для них, и ходить с вызывающим видом. Ещё рассказывали, что зубы наращивают, клыки накладные со специальным клеем накладывают. Так одна наложила, потом вместе со своими зубами эти клыки выдирала. И много чего другого из страшилок слышала от знакомых. После этого дня, кто отмечал в каком классе, тот преподаватель долго болел, чуть не умер. А в другом классе перед Хэллоуином мышь летучая непонятным образом между рамами застряла. А после, как отметили крыса сдохла под полом и воняла полтора месяца, никакое проветривание не помогало. Да разве дадут уснуть! А в доме и малые, и грудные. Хуже пьяниц. Она и сама молодой была! Но пугалась одна, а не так, чтоб такой бандой в кучу сбиться, и на соседние дома страху нагонять. Помнится, раз Гоголя страшных рассказов начиталась и ночь уснуть не могла. Все звуки дома услышала по пятый этаж включительно. В церквушку, заброшенную, сходили на кладбище ночью, будучи студенткой с парнем, назад бежали про себя молитву читала. Ходил кто-то в церкви, да так, что шаги на всю церкву отдавались. И сейчас её только молитва и спасает, чуть хворь какая прихватит или сон страшный поснится. Как начнёт читать, так и отпустит. Да вот ещё, молодой она красивая была, и всё с зеркалом в гляделки играла. Сядет напротив и смотрит, не мигая, подолгу. И мнилось, что уже не она в зеркало смотрит, в кто-то другой на неё из зеркала глядит. И коридор зеркальный из двух зеркал выстраивала. Благо в прихожей большое имелось, в полный рост, а другое настольное брала и супротив того держала и смотрела на зеркальную дорожку, и думала, вот из-за поворота кто-нибудь вырулит, фантазировала. Да позже столько историй про зеркала слышала, что возрадовалась, что дальше того не пошла. Никого не вызывала, и в книжицы оккультные нос не совала. А в карты погадывали в девчонках. Хоть и говорили, не гадай, счастье прогадаешь. Вот осталась одна. Так и не сумела к себе привязать никого. Все сбегали. И бились зеркала не раз. И не удивительно. Стекло же. А переезжала из общежития в квартиру старого фонда, так хозяйка спрашивала, не оставить ли ей старое зеркало, вроде вывозить не хотелось, а выбросить жалко. Но она уже тогда пуганая была, потому и замотала энергично головой: «Нет, нет. Не надо мне зеркала оставлять». Слышала истории, как девки суженого – ряженого вызывали. Одна вызвала, и увидала. Прямиком по коридору зеркальному к ней шагал. А зеркало-то вовремя перевернуть не сумела, и хлыстом пастушьим из зазеркалья такой удар получила, что на лице шрам остался. Сознание потеряла, хорошо в уме осталась. Как в чувство привели, сначала только мычала испуганно, но Бог миловал отошла, в церкви отмолила, батюшке покаялась, через то прощена была. Поседела, правда, говорят. Но седину теперь легко закрасить можно. И ведь вышла замуж, будто бы, за пастуха. А кто вызывал чёртиков да пиковую даму, тому совсем потом плохо было. И судьба не заладилась, и дома шумный дух завёлся. Полтергейст по-современному. У неё дома и то, бывает, вещи пропадают, спасибо не летают. А носки и перчатки, тапки да сапоги вечно в разных местах оказываются, хоть она и соединяет их друг с дружкой старательно. Зато сколько радости доставили раз пять пропадавшие, а потом находившиеся золотые серёжки. Пропадали по одной, да ведь по одной носить не будешь. Вдруг откуда ни возьмись, вот же она, потеряшка, лежит себе на полу! Носки – это цветочки, серёжки – ягодки, а вот пропажа немецкого стального ножа с особым лезвием для шинковки капусты, это уже не в какие ворота! До сих пор не поймёт, куда нож задевался! Даже не столько нож жалко, сколько расстраивает, что не должно так-то случаться, а случается! А кроме неё да кота с кошками хозяйничать некому! Штопор, под «якорь» оформленный, тоже долго потерянным считала. Пропавшим без вести. Думала прежний кавалер, пьянчужка, друзьям загнал. Оказалось, сама свезла к сыну, да позабыла. Много и своих историй «на грани» помнила, и чужих слышала. Далеко не ходи. Всё, что кавалер её прежний пропащий, в дом от себя занёс – всё прахом пошло. Ковры кошки завозили, уделали. Торшер проволочно – тканевый покорёжили, подрали. Кресло компьютерное сломалось. Сын пришёл, всё и выкинул. А что этот горе-хозяин своими руками крепил к стене, то на голову ей и свалилось. И полка посудная, и оба карниза. Хорошо жива осталась, но возненавидел он её за то, что прогнала, видать, крепко. Даже болезнь свою сумел передать – псориаз – не псориаз, но какая-то нервная чесотка стала донимать Марию Семёновну. Пугал её, что кого проклянёт, те быстро умирают! Проклинает что ли всё? Гомон за окном стих. Она снова осторожно выглянула в окно из-за занавески. Подростки расходились группами и по парам! «Слава те господи!» — значит, будем-таки спать сегодня! Мария Семёновна пошла в комнату и застелила постель, укладываясь в маленькой комнате напротив неработающего давно телевизора. Она так и не перешла на цифровое с приставкой, так как ей показалось дороговато на неё тратиться. А выбросить было жалко. Так и стоял. Так и спала – напротив экрана. Облокотит иконку, помолиться про себя на ночь и сразу засыпает. А тут не спиться, и всё тебе! Навспоминалась, возбудилась, растревожилась. Вишь как возвращается-то всё! Неспроста! Вдруг всё в ней похолодело изнутри. В глубине тусклого экрана неработающего телевизора она увидела прямо по центру яркую точку, которая, казалось, приближается и увеличивается в размере, разгораясь всё ярче и ярче! «Господи, что же это! Ежи – еси на небеси. Да светится имя твоё!..» — и она начала неистово молиться про себя, заворожённая разгорающимся огоньком! А он всё приближался… словно кто-то двигался в глубине с фонарём или свечой в руке через отзеркаливающую поверхность матового экрана, но вдруг в какой-то момент, словно наткнулся на непреодолимое препятствие, невидимую стену, застыл, и погас… словно идущий в глубине развернулся и удалился назад тем же путём, которым было изготовился шагнуть прямо с тусклого экрана в квартиру Марии Семёновны! Огонька больше не было видно… вздох облегчения вырвался из уст не старой ещё женщины! Она неистово перекрестилась. И посмотрела с благодарностью на иконку Спасителя, стоящую перед экраном телевизора, перекрывшую проход сумеречного коридора шагающей по нему потусторонней силе. «Спаси и помилуй! Господи! Прости прегрешения! Аминь!»
«Надо же! – подумала она, — ведь, не всегда я её перед экраном ставлю! Она спасла меня от неведомого зла! Благодарю тебя за то, Господи! Надумала на ночь себе страстей – гостей! Говорят, же, думай о хорошем! Есть же такое выражение, — если долго глядеть в бездну, то бездна начинает глядеть в тебя…»