Желания женщины (Глава 8)

Три фиолетовых форменных пиджака в кепках с воинскими этикетками и шикарная рыжая шуба с лысой головой дружно замолчали. Повернулись к нему, кто с тревогой во взгляде шефа, кто с высокомерностью старших офицеров, а кое кто с любопытством. Словно щенок Кессер забился в дальний угол стылой металлической конуры. Кутаясь в воротнике черного плаща и полях модной шляпы, напряженно помалкивал, пока матерые псы деловито погавкивали. И тут он нечаянно тявкнул.

Помимо людей фургон вмещал два дивана в темной обивке и обшарпанный всё из того же дешевого пластика стол. Бежевый столик снимался с телескопического штыря и убирался под диван. У противоположной стенки помигивала заиндевелая аппаратура, на самом деле черные шкафчики с экранчиками лампочками и лавочкой, выдвигаемой, когда складывали столик. Шеф сидел рядом с Кессером. За шефом такой же худой начальник второго райотдела. На диванчике за водительским креслом или перед, как посмотреть, присели двое, у двери жирный шеф третьего района, у стены генерал. Не смотря на тесноту, генерал снежок располагался достаточно вольготно, потому что полковник изо всех жил лепился к краюшку, грациозно восседая чуть ли ни на одной половинке откормленной задницы, с выражением лица означавшим, что подхалимаж перед начальством основное условие продвижения по службе. В общем, если бы не холодун, то обстановочка на четыре с плюсом, так как имелся даже шкафчик с посудкой и кофемашиной на аккумуляторе. Сюда бы климатический регулятор, было бы на отлично.

Из-за нарушенного устава пришлось отвечать. Ответ в общем-то не сложный. Всем известный. Нужен антивирус. А чтобы создать вакцину нужно найти первоисточник болезни и взять базовый образец мутагена. А первоисточник животное. Нужно найти это животное во что бы то ни стало, иначе колония людей погибнет. Подгоняемый холодом Кессер быстро вошел в раж:

— Нужно бросить все имеющиеся средства на поиски животного. Задействовать всех граждан и не граждан полиса в прочесывании улиц. В первую очередь полисолдовские подразделения, проверят общежития гастеров и робов на предмет незаконного содержания живого существа, возможно! ставшего причиной заражения…

Кессер распрямился, засиял. И наверное воспламенился бы по-настоящему, если бы его не остановили, словно поймали мяч, просто хвать руками и гол не состоялся. Просто отвернулись и заговорили между собой, когда потеряли интерес к выскочке…

И Кессер замер на вдохе, словно его окатили ледяной водой. Постепенно поник, съежился, будто шарик с дыркой. Стал кутаться и дрожать. А он бы еще долго не смолкал, как ночной соловей поющий от зари до зари и, по-видимому, осознающий красоту своего пения, получающий удовольствие от самого себя. Такого чуда Кессер, конечно же, не слыхивал, ибо не бывал на Земле. Но читал или рассказывал кто-нибудь.

Он не слышал о чем бубнило совещаясь начальство. Он грезил, но тут же забыл о чем, потому что его разбудили толчком в бок:

— Кессер, проснись, ты не у себя в кабинете.

Острый локоток шефа еще раз ткнулся, и угодил бы под мышку, в особенно чувствительное место у ралан, но Кессер подставил плечо. Всё равно больно. Шеф хоть и субтильный, но резкий. Он вообще шеф разный и всегда неожиданный.

Психология типажей привлекала Тима Кессера, во-первых: профессионально, во-вторых: его просто как человека интересовал человек. Он постоянно за всеми наблюдал и всех изучал, в том числе и самого себя, за исключением времени, когда размышлял о чем-нибудь важном или как ребенок отвлекался на что-нибудь забавное.

О чем он думал сейчас, он и сам не знал. Воспоминания видоизменялись как туча, если смотреть на нее, но не предоставляли ни единой зацепки, чтобы сделать, хотя бы предположение. Ни одного проблеска осведомленности сквозь темное облако. Таинственная материя ворочалось перед внутренним взором, наполняя ощущением важности скрываемого в ней. Чуть ли ни провидческого. А вдруг это касается сегодняшнего происшествия?

Это всё из-за шефа. Он сбил. Чтобы сон запомнился нужно сразу думать о том, что только что видел, чуть отвлечешься после пробуждения и сновидение исчезнет из доступной памяти. Может быть-может быть, при случайной ассоциации что-то и вспомнится. Такое бывает.

Ему снова мешал шеф, толкая и нашептывая:

— Да приди ты в себя. Он на тебя смотрит.

Хватит. Это уже слишком. Младший офицер чувствовал себя невестой на смотринах, где собрались ветераны семейно-родственных войн. А дальше всё как у всех людей и человеческих рас. Но он уже пришел в норму и уже почти минуту ерзал не поднимая глаз. Смотреть на человека третьего уровня без его обращения к тебе не положено. Разумеется, не положено, только вблизи, как сейчас, а не вообще и в общем-то правило распространялось, только на служащих, а не на людей. Народу, ведь не прикажешь делать очевидные глупости. Приказывать можно солдатам или быдлу. А он не солдат и не быдло. Он гениальный сыщик. Хотя полезно порой и не высовываться и не возноситься в самомнении.

— Ну, это понятно. Но почему тогда он не задаёт вопрос, если смотрит? Напрягает это молчаливое разглядывание. Мешает сосредоточиться на деле.

Кессер завел руки за спину, попытался согреть поясницу наложив на нее предплечья и вывернутые наружу ладони, незаметно потирая — вверх вниз, вверх вниз. Не хорошо когда поясница мерзнет. Прислониться к леденящей душу диванной спинке он так и не решился.

А здесь разгораются сразу аж два конфликта. Внутри фургона и снаружи. Спорящее полковники не слышат что происходит на улице. Шумит и шумит. Весь день шумит. А на улице разгорался бой между своими, начавшийся с матерной перепалки.

Зато внимание Кессера раздвоилось.

— Не-эт, я категорически против штурма. — возразил третий полковник, отставив косить на генерала, наводя взгляд на шефа Кессера. Выражение подобострастного лица сделалось ироничным. — Я прекрасно осведомлен в твоей храбрости, господин полковник, но без огнеметов не обойтись. Можно конечно, если заменить на пулеметы. — третий шеф усмехнулся, подал жирное туловище вперед. — Поставить пяток у центрального входа и открыть ворота. — Вцепившись в гашетку, склонив голову набок, он повел огонь. Лицо приобрело выражение праведного гнева, жирные щеки чудовищно тряслись… — Но лучше огнеметы. Бесшумные, вот, что са-мо-е главное. Понимаете, к чему я? Бес-шум-ны-е… — обуздывая одышку, таинственно заключил он.

— И с огоньком… вот что са-мо-е главное. — мысленно передразнил Кессер, и тут же упрекнул себя за неуместный юмор.

— Не смешно. — вмешался второй полковник, изображая скепсис в умственных способностях коллеги. — А то что это живые люди ты забыл? Ты собираешься жечь людей заживо?

— Люди?! — и жирный полковник шмякнул по столу похожей на стейк ладонью. — А ты уже забыл сколько людей убили эти нелюди?! И сейчас убивают. Ты послушай радио. Послушай. А? Слышишь? На стадионе бо-ой!

— Мы военные. — возразил второй шеф, просто, как чиркнул колесиком зажигалки.

— Господин полковник, простите, а что собственно предлагаете вы? — спросил первый полковник у второго полковника.

— Ничего. Ждать. Анализировать. Я считаю, что пока информации не достаточно для правильного решения. И разумеется нужно заняться поиском животного. — командир второго управления смотрел на улыбающегося Кессера, вежливо кивающего в ответ на добрые слова начальства. — Благодарю вас, господин капитан.

— С поисками животного я согласен. Но не идти на штурм сию же минуту это позорное бездействие.

— С кем и с чем вы собрались идти, с парой сотен бойцов и с голыми палками?

— Между прочим в городе полно неучтенного оружия, огнестрельного между прочим. И заметьте не самого худшего. Тут, я вам скажу. — и первый лукаво улыбаясь мол извините такой уж я проказник, выдал мат. — До хеа любителей. Играющая в банды молодежь. Ветераны локальных конфликтов со всей Вселенной. Кстати, их в первую голову мобилизовать. Вооружимся чем есть и войдем. Свой — чужой — бдищ — бдищ — та-та-та. Возможно что-то годное и на наших складах отыщется.

Кессер с гордостью потрогал пистолет в кармане плаща.

— Эх, патроны отсырели… — подумал он раздосадовано.

— Станем хладнокровно расстреливать? — возразил второй первому.

— Нет. Дождемся починки огнеметов и откроем центральный вход. — рассмеялся третий, колыхаясь как тронутое ложкой желе. — Жечь будем заразу на выходе!

— Я не понимаю почему вы не соглашаетесь на штурм?! Нельзя их сюда выпускать. Вы понимаете что будет если хоть один просочится в город? Войти и закрыть за собой двери. Мы же не закроем глаза на убийство наших парней? — настаивал шеф Кессера накаляясь эмоционально.

— Будем считать что все они зараженные. — парировал третий.

— Что?! — Искренне возмущаясь, первый подскочил, отпихивая второго, было ринулся на третьего. — А если не зараженные? А если это не вирус, а спланированная акция подполья? Как вам такое? Кто тогда возьмет на свою совесть гибель ребят, пока мы тут поссыкивали? А вакцины нет и будет ли неизвестно. Вы уверены господа, что мы найдем животное? Что вы на это скажете? Дело в том что нам ничего неизвестно мор это или спланированная бойня, а ребята наши гибнут почем зря.

Из шефа кровоточил сарказм, наверное, ему показались весомыми его последние аргументы и он решил не прибегать к физическому насилию над третьим, мол, тот и сам теперь понял, что не прав. Приостановился, победной злобой оглядывая присутствующих, однако избегая смотреть на генерала.

— Однозначно, штурм! — выкрикнул он будто слоган на митинге и вальяжный насколько его аскетическое тело могло изобразить собственное процветание, плюхнулся на место.

— Инна! Пропусти, говорю. Меня сам генерал ждет!

— Ох ел что ли, здесь я решаю кого пропускать, а кого нет. Мало ли че ты там здишь! Отвали на, грю! Нет распоряжения о твоей харе.

— Так доложи урод ёаный!

— Пошел на, грю!

Судя по звуком понесшимся с той стороны двери, там завязалась потасовка. Судя по троившим звукам, словно ропот расфокусированного двигателя, к драчунам присоединились сторонники. Драка приняла групповой оборот.

Занятое собой руководство не слышало никого и ничего, а за дверью, судя по звукам вахтенный офицер с соратниками отбили подступы к начальству.

— Валите грю на! Чё вы забыли в нашем районе. Мы и без вас справимся. Подвезут оружие ток.

— Ё моё, ну ты и черт! Это же мы и есть что подвезут!

— Реально?!

— Ну.

-А чего сразу молчал?! Во болван-то еще! Ладно, стойте тут. Доложу. А че привезли то?

— Узнаешь, если повезет. — отрезал гонец. — Докладывай давай.

Дверь гулко загрохотала. Вежливый но настойчивый стук повторился. Дверь отъехала. Шум, свет. Голос докладывающего взрезающий действительность словно праздничный торт.

— Господин полковник. — заглядывая внутрь обратился дежурный полисолд к шефу Кессера. К сожалению центр города это их юрисдикция. — Разрешите обратиться к господину генералу?

— Обращайтесь. — как упавший на пол нож звякнул голос генерала. — Господин генерал оружие подвезли. Правда я не знаю какое — смутившись добавил часовой. Опуская глаза, он заметил Кессера, торчавшего из-за спины шефа, на секунду зацепился за него. Увидев сочувствие и понимание, приободрился, отшагнул в сторону, пропуская рвущегося на доклад курьера.

— Господин генерал, привезли! Нашли, даже больше чем ожидали!

— Достаточно лейтенант. Я вас понял. Разгружайте.

— Уже! — радостно подтвердил подчиненный. — Разрешите идти?!

— Разрешаю. — и снова снеговик никого не видел. Властная речь не выдала заинтересованности.

— Чтооо?! — изумлился шеф Кессера и в нарушение субординации уставился на генерала. К удивлению Кессера наказания полковнику не последовало. Наконец-то человек с третьего уровня милостиво улыбнулся, покачал белой кистью, красноречивым жестом опуская полковника на задницу.

Шеф Кессера в очередной раз плюхнулся на место, но теперь на лице читалось не довольство собой, а восхищение другим. По-видимому, он хотел высказаться, но слов не находилось и он только пыжился ловя ртом недостающие мысли, и вертел головой. Влюбленно посмотрел на генерала и поспешно опустил глаза.

Пока закрывалась дверь с хрипом скользя по ржавому рельсу, пока генералы осмысливали произошедшее, меняясь в личинах от недоумения до восторга, Генерал Снежок интересовался мнением Кессера, оставив напоследок заключение стаследа, как бы поставил его профессионализм выше компетенций его непосредственного начальства.

Это конец, если после совещания, вернее, после раскрытого им дела его сразу же ни произведут в генералы или, хотя бы в полковники. Придется увольняться, всё равно ведь не дадут работать. А куда он пойдет когда уволится? Он больше ничего не умеет, кроме как находить. Ну да, он будет искать кем-нибудь утраченное за вознаграждение. Даст объявление и будет творить как вольный художник. Разумеется очень скоро весть о его таланте разлетится по городу и от щедрых клиентов не будет отбоя. Вот именно! Но на третий уровень самозанятый уже не попадет… никогда…

Что же ему пригрезилось? С кем-то он там был… Он не то что бы вспомнил женщину, просто подумалось о ней. Во сне он был с женщиной, но не в интимном смысле, а в близости казавшейся родственной, но с душевным надрывом, вместо ощущения приятной целостности. Не мать, не бабушка, именно женщина, всё яснее чудилась ему. Но у него и женщины-то никогда не было, откуда взяться представлению? Причем такому отчетливому. И никогда он никого не любил, кроме ближайших родственников. Однако, женщина присутствовала в сновидении, он всё уверенные осознавал это. Он даже припоминал пережитые им чувства. Неясные образы. Оборванные диалоги. Она чего-то хотела от него, а он чего-то не мог. К тому же, она была не в праве требовать этого. Он был разочарован в сложившейся ситуации, в том, что такое вообще возможно между ними. Что требовала женщина, Кессер не помнил и не понимал проверяла она его или заведомо издевалась. С наглой ухмылкой она ждала его решения. А может и не ждала, потому что эта ее ирония не спроста, будто она предложила ему нечто эпатирующее, типа помериться членами, зная, что ее член больше. Они мерились, а он не мог смириться с тем что она всё-таки втянула во что-то своё гадкое. И саднило душу разочарование в падшей красоте.

Перед глазами замаячило белое пятно. Лицо визави обрамленное то ли темной шалью, то ли монашеским капюшоном. Не различить деталей, но он помнил, что красивое женское лицо иронически улыбалось и словно говорило:

— Я знала, что ты любишь только себя.

Или обвиняло в трусости.

— Трус! Трус! — насмехалась красавица незнакомка в черном плаще монахини.

Кажется, во сне он сочинил разоблачительный стишок в ее адрес, ведь он уже понял что любая женщины это всего лишь оболочка с демоном внутри. А человеческого там ничего нет и не было. И не будет никогда. Он вспомнил, что должен был зачитать получившиеся рифмы вслух, словно стихотворение могло уничтожить вселенское зло, смотревшее глазами женщины напротив. И не прочел, потому что разбудил шеф. Можно сказать, что он вспомнил всё. А вот стишок не вспоминался. И еще кое что ускользало. В сновидении озвучивалось желание женщины…

И вдруг ему показалось, так сильно показалось, что как будто и правда в центре толпы зевак, глазевших в сторону стадиона, стояла высокая странно белокожая женщина, единственная из всех лицом к городу, смотрела на него прямо сквозь металлическую обшивку фургона. Почему-то он тоже видел.

— О чем этот чертов стишок? Хоть бы строчку вспомнить…