Транзитный пассажир

РАССКАЗ
Всё изначально складывалось неудачно, пошло наперекосяк. В город, куда его отправили в командировку, можно было добраться только поездом. И разумеется, пешком. Это не беда. Поездом так поездом. Почему бы не прокатиться? В пути нужно будет сделать пересадку, потому что прямого рейса нет.
Вот он стоит на перроне. Над входом в вокзал название станции «Нечто». Очень мило! Основатель этой станции, хотя черт знает, что тут было вначале, совершенно был лишен всякого воображения. Или напротив, был очень остроумным человеком. Ну, и ладно! Он с тяжелым чемоданом – хорошо хоть, что на колесиках – вошел в зал ожидания. Первое, что его поразило, тишина.
Совсем немного народу. И это понравилось ему. Он не любил толпы. Вокзальная суета, толкучка, ор раздражали его. Чемодан катился возле его ног, как верная собачка. Он улыбнулся.
Подошел к буфету.
— Здравствуйте!
Пожилая продавщица с выкрашенными каштановыми волосами и ротиком не больше грецкого ореха никак не прореагировала на его приветствие. Может, здесь так принято? Она листала большую тетрадь и время от времени делала в ней пометки. Даже не подняла глаз. На скамейках несколько человек. Обычная для любого провинциального вокзала электроника. Автомат по продаже напитков.
До его поезда почти семь часов. Самое лучшее передремать это время. Тем более, что он целые сутки не спал. На верхнем этаже должна быть гостиница. Он не впервые ночевал в железнодорожных гостиницах. Попросит горничную за час до отправления поезда разбудить его. Вдруг его сон будет слишком крепкий. Еще и подстрахуется будильником на телефоне. Это самое правильное решение.
Утром душ, побриться, немного перекусить и спокойно сесть на поезд.
На втором этаже дернул двери. Что за ерунда? Они были закрыты. На втором этаже находятся административные помещения, участок полиции, комната матери и ребенка, медпункт, которые работают круглосуточно. Никак второй этаж не может быть закрыт, даже если там идет ремонт. Тем не менее он был закрыт. И никакого объявления. Еще подергал дверь, потом сильно постучал, пнул ногой, надеясь, что кто-нибудь появится на лестнице снизу и сердито скажет:
— Мужчина! Чего вы стучите? Не видите, что закрыто? Второй этаж не работает.
Он спросит:
— Почему закрыто?
Потому что никак второй этаж не может быть закрыт. Объяснитесь! Какое-то особое обстоятельство? Если не секрет, то какое? Он скажет, что он транзитный пассажир и ему нужно подремать до утра, потому что его поезд придет только утром. Он может где-нибудь переночевать? Может, вскоре откроют второй этаж? Или где-нибудь возле вокзала есть отель? Никто не поднялся. Ни единого звука. Он чертыхнулся. Еще раз пнул дверь. Стал спускаться с тяжелым чемоданом вниз, проклиная эту дыру. Он даже не понял, что это такое. Что произошло? Сказалась усталость, и он чего-то не заметил, пропустил мимо своего внимания? Зал был совершенно был пуст. Ни души. Куда все подевались? Не работал буфет, были закрыты кассы, автомат по продаже напитков не светился. Не мигал ни один электронный аппарат. Что за чудеса в решете? Разве возможно такое? Потратил он на поход на второй этаж от силы три минуты. Что могло произойти за столь короткое время? Куда исчезли все люди? И почему всё перестало работать? Он не сомневался, что и двери все закрыты. Будто он очутился в каком-то городе мертвых посреди бескрайней и безжизненной пустыни. Прошелся, подергал все двери, даже постучался в некоторые, прикрикивая:
— Народ? Где ты? Ау?
Пусто. Как на кладбище. Интересно девки пляшут! А может быть, эта особенность местной жизни? Именно в это время всё закрывать и отправляться по домам. У нас же что ни город, то свой норов. Дурацкая особенность! Но своим уставом, как говорится, не суйся! Опустился на скамейку. Сидел какое-то время. Ни о чем не хотелось думать. Ни о семьи, ни о работе, ни об этой командировке. Ни о чем! Какая-то смертельная усталость. Голова упала, он ткнулся подбородком в грудь. Глаза закрылись сами по себе. Попробовать подремать? Но сон не приходил.
«Чего я сижу? – подумал он. – Лучше плохо лежать, чем хорошо сидеть. Глядишь и засну!» На вокзале ни души и никто ему не сделает замечания, что он развалился на скамейке. А если и сделают? Он что обязан до утра тут сидеть как истукан? Где ваша долбанная гостиница? Почему закрыта? А пассажиры должны мучиться. Положил чемодан в изголовье, чуть наклонил его к спинке. Опустил голову. Было неудобно. Чемодан был довольно высокий, и шея согнулась чуть ли не под прямым углом. Опустил чемодан на пол. Лег набок и положил обе ладони под щеку. Вот тебе и подушечка!
Хотелось подумать о чем-нибудь приятном, но не получалось. В голову лезли разные страхи. Урывками он проваливался в сон, потом резко открывал глаза и видел перед собой всё тот же безлюдный зал и снова закрывал глаза. И снова кратковременное падение. Так продолжалось бесконечно. И он был уверен, что не заснет. Повернулся на другой бок лицом к спинке, увидел надпись: «Здесь были…» Как будто провалился в бездонную яму. Сначала полет, а потом мрак и ничего более. Возвращение к реальности было таким же стремительным, как и падение в бездну, от которого не осталось никаких воспоминаний. Будто его ударило током. Он резко дернулся всем телом. Что же это такое? Открыл глаза, огляделся. Ничего вначале не мог понять. Сознание никак не хотело возвращаться.
Было непонятно: где он, что с ним. Надо было вспомнить. Постепенно вспоминал: что он в командировке, что ехал на поезде, что слез на станции, чтобы пересесть на другой поезд, а до этого другого поезда ему ждать семь часов и он хотел провести их в гостинице, что второй этаж был закрыт, но когда он спустился на первый этаж, там не было ни души и ничего не работало. Постой! Он сел. Протер глаза. Потряс головой. Всё так же ни души и ничего не работает. Он в полном одиночестве сидит на лавке. Никого. И не единого звука. Тут он с ужасом убедился, что его большой дорогой чемодан исчез. Его не было возле скамейки. Вспомнил, как клал чемодан под голову, но это было неудобно, и он поставил его на пол.
Вот на этом месте стоял чемодан. Но его там не было. Он наклонился и провел ладонью по полу. Всё-таки он здесь не один. Кто-то же был здесь и украл его чемодан. Почему он не положил его под голову? Непременно надо заявить в полицию. Сейчас же! Хорошо, что документы он носит с собой в кармане. И бумажник. Хлопнул себя по нагрудному (не наградному!) карману – Links, wo das Herz ist -– как назвал свой замечательный роман Леонгард Франк, который он прочитал еще в университете на языке оригинала. И похолодел. Ноги предательски подогнулись в коленях. Наверно. Он сейчас имел очень бледный вид. Карман был пустой. Он сунул руку. Пусто! Что же это? Да как же так?
Увели телефон, бумажник, документы. Даже билета не оставили. Хлопнул себя по другому карману. Даже мятную конфетку забрали. Для полного счастья сняли еще с руки и часы. Не испугались! Хорошие часы, дорогие, французские. Племянник привез такую коробку, в которой можно было поместить небольшой торт. Он еще гадал: что это может быть. Сказал, что наручные часы. Но зачем для наручных часов такая коробка? Он терялся в догадках, пока не открыли. И увидел там несколько книжек, сложенных двумя стопками. В одной стопке лежали инструкции, как пользоваться часами, на разных языках, даже на эсперанто. Как будто кто-то не знает, как пользоваться часами. В другой стопке роман о создателе этих часов, тоже на разных языках. Он так и не прочитал его.
Он поднялся. Снова подергал двери. Подошел к входным дверям. Осмотрел их сверху донизу. Если еще и эти заперты… Он сильно толкнул дверь, не сомневаясь, что она заперта. Еле удержался на ногах. Открылись. Фу! Также открылись и вторые двери, которые выходили уже на улицу. Он приоткрыл их и выглянул. Была безлунная ночь. Ни вверху, ни вокруг ни огонька. Но такого же не могло быть! На станции обязательно должно было что-то гореть.
Шагнул через порог и остановился, не решаясь сделать ни шага. Куда ему идти? Воздух был довольно свеж. Он поежился. Накинул на голову капюшон и стал вглядываться во мрак. Ничего! Ни одного огонька! Вернуться снова в зал и ожидать рассвета? Наверно, до утра осталось не так уж и много. Он сделал осторожный шаг вперед. Потом еще и еще. Под ногами была твердая ровная земля. Вдали мелькнул огонек. Он протер глаза. Стал пристально вглядываться в темноту. Это был огонек. Может быть, светил уличный фонарь или окно в каком-нибудь доме.. нужно идти на этот огонек.
Чтобы не оступиться, ибо под ногами ничего не было видно, он медленно стал продвигаться вперед. Шаг за шагом. Так идет корабль на путеводный свет маяка среди волн и подводных опасностей. Там впереди его ждет спасительная гавань и твердая почва. Огонек становился ярче. Вскоре стало ясно, что это было окно, в котором горел свет. Обозначился черный контур дома. Дом был одноэтажный и длинный. Он нашел калитку. Отворил ее. Собаки не было. Он не знал, радоваться этому или нет. Поднялся на крыльцо, нашел дверную ручку и потянул ее на себя.
Дверь шелохнулась и замерла. Она была закрыта изнутри на крючок. Такие крючки сохранились еще во многих частных домах. Он потарабанил. Стал ждать, прислушиваясь к звукам изнутри. На веранде зажегся свет и раздались шаги. Шли к двери. Женский голос спросил:
— Кто там? Кого еще черт носит?
— Я пассажир. Пришел с вокзала. Там никого нет на вокзале. У меня всё украли, пока я спал. Пожалуйста, пустите меня!
Брякнул крючок. Свет ударил в глаза. Он зажмурился. Потом открыл глаза, перешагнул через порог. Вытер ноги о половичок. Перед ним, уставив руки в бока, стояла женщина не первой свежести. На ней был халат. Волосы растрепаны. На ногах большие мягкие тапочки. Он уже ее видел. Где? Так это же буфетчица с вокзала.
— Здравствуйте!
Она кивнула.
— Я транзитный пассажир с вокзала. Проездом здесь.
Она зевнула.
— Заснул в зале ожидания. Почему-то гостиница была закрыта. И вообще всё закрыто. Заснул на скамейке. А когда проснулся, то чемодана не было. И документы украли, и деньги, и телефон. И даже часы сняли. Я остался безо всего.
— Знаю, — спокойно сказала женщина.
— Знаете? Интересно! Как же вы это знаете?
— А чего вы стоите на пороге? Проходите!
— Вы живет одна?
— А почему вы об этом спрашиваете?
Она обернулась в дверях и пристально посмотрела на него.
— Не подумайте чего. Просто так спросил из интереса.
Они оказались в маленьком коридорчике. Напротив дверей вешалка. Он наклонился, снимая ботинки. Потом повесил куртку. Женщина подала ему тапки с обувной полки под вешалкой. Тапки оказались большими и теплыми. За коридорчиком оказалась кухня. На потолке двухрожковая люстра. Напротив дверей слева печка. Сейчас она гудела. На плите стояло ведро, накрытое крышкой из-под кастрюли.
Пар вырывался в разные стороны. Пахло варенной картошкой и селедкой.
— Вы же буфетчица?
— Покушаете? – спросила она.
Возле ведра стояла сковородка. Она поставила ее на стол.
— Не хотелось бы вас утруждать. Всё-таки ночь, а я вас разбудил. Доставляю вам беспокойство.
— Нет! Не доставляете.
— А! Понимаю! Бессоница?
— Я вообще не сплю. Мне это не нужно.
Она открыла крышку со сковородки. Это была жареная картошка. У края лежало две котлетки. Нарезала хлеб. И пододвинула вазу с хлебом к нему поближе. Только сейчас он почувствовал, что проголодался. Последний раз он ел на вокзале перед тем, как сесть в поезд. Почему-то хозяйка подала ему ложку, а не вилку. Впрочем, так ли это важно?
— Вкусно! Котлеты вкусные!
— Капусту берите! Она у меня хорошая! Домашняя.
— Как же это можно не спать:
— А вот так! Не сплю и всё! И не хочу спать.
— Это, наверно, какое-то заболевание.
Он не стал продолжать, чтобы не обидеть женщину. На сковородке почти ничего не оставалось. Хозяйка налила кипятку в большую керамическую кружку с плывущим по черным волнам лебедем. Опустила два пакетика чая.
— Вот сахар! Можете с вареньем вприкуску. Кому-то так нравится. Мне тоже.
— Варенье смородиновое?
— Смородиновое. Этого года.
Тут он к своему ужасу он увидел на ее руке свои часы. Она даже не пыталась скрывать этого. Чуть не поперхнулся чаем.
— Извините! А как вас зовут, уважаемая?
— Никак.
— Извините! Но как-то неловко. Меня вот зовут…
— Знаю, как вас зовут. Я смотрела ваш паспорт. Вы еще и женаты.
— Извините! А зачем вы забрали мои вещи?
— Что вы извиняетесь через слово? Ни к чему это. Вы не сделали ничего такого, чтобы просить у меня прощения.
Он ложечкой попробовал варенье. Было очень вкусно. Отхлебнул чая.
— Согласитесь, как-то странно: забрать у пассажира вещи и присвоить их.
Не решился произнести слово «украсть».
— А чего тут странного? Не понимаю. Ничего тут странного нет. Они вам больше не понадобятся. Потому и забрала.
Он не только поперхнулся. Но и закашлялся, прикрывая рот ладошкой. Она поднялась и несколько раз ударила его легонько по спине. Потом толкнула в затылок.
— Простите! Не в то горло попало. А варенье изумительное, конечно… Всё-таки не совсем понял: как это мои вещи мне не понадобятся. Странно!
Снова посмотрел на французские часы, подарок племянника. За столько лет он уже успел полюбить их. Женщина перехватила его взгляд и усмехнулась. Потом цикнула.
— У меня там были деньги, документы, в конце концов. Билет. Я должен уехать. Я в командировке.
Он замолчал. Старался заглянуть ей в глаза. Она убирала посуду.
— Вы отдадите мне мои вещи? Или как?
— Часы? Пожалуйста!
Она сняла их и положила на край стола. Стрелки показывали глубокую ночь.
— Зачем они вам, если они не идут?
— Как не идут? Этого быть не может. Это хорошие часы. Мне их племянник привез из Франции. Очень хорошая дорогая батарейка. Ее хватит на десять лет. В них можно опускаться на большую глубину.
Он снова взглянул на часы. Действительно, секундная стрелка стояла на месте. Представить, что эти часы могут остановиться, он не мог. Потряс их. Стрелка не шелохнулась.
— Действительно, не идут. Странно!
— Здесь вообще часы не ходят. Они стоят на месте. И всё здесь стоит на месте и никуда не идет.
Она повернулась к мойке спиной к нему. У нее были сильные ноги и белоснежные пятки. Вероятно, она шоркала их пемзой. Несмотря на возраст, под халатом обрисовывалась тонкая талия.
— Мой поезд должен прийти утром. Наверно, это уже скоро. Столько времени прошло.
А не хочет ли она, чтобы он обнял ее? Всё-таки одинокая женщина. Мужчиной в доме и не пахло. Он шагнул к мойке и положил руку на ее плечо, пальцами провел по шее.
— Всё было вкусно!
Он запустил ладонь сверху под ее халат. У нее была холодная кожа и очень гладкая. Его жест не вызвал никакой ответной реакции. Она продолжала мыть посуду. Он убедился, что бюстгальтера на ней не было. «Если она захочет продолжить отношения, пусть делает это сама, — подумал он. – Я ее совершенно не знаю. Как она себя поведет? Это всё равно что идти по минному полю наугад».
На двух последних войнах он служил сапером, поэтому привык всё делать осторожно без лишней спешки, которая могла стоить жизни. Дернулся и тебя будут собирать по частям. Он отошел к столу и опустился на табуретку. Чем-то эта женщина задела его.
— Часы починим. А документы вы мне отдадите? Зачем они вам?
Она ответила так, как будто у нее спросили: а есть ли билеты на ближний поезд.
— Нет! Не отдам!
— То есть вы хотите сказать, что… Ну, ладно, деньги, телефон, но зачем вам мой паспорт, билет? Какой вам с этого навар?
— Тогда отдайте!
— Как я могу отдать то, чего нет. Я не могу их отдать, потому что мне нечего отдавать.
Он шагнул к окну и отодвинул штору. Беспроглядный мрак. Ни проблеска.
— Вам нужно бы завести собаку.
Она повернулась к нему. Их взгляды встретились. У нее были темные глаза. Только один глаз чуть-чуть косил. Это придавало ее лицу особый шарм.
— Вы до сих пор еще ничего не поняли?
— А что я должен понимать? Объясните!
Он шагнул к ней.
— Вы меня обокрали. И теперь не хотите мне возвращать мои вещи. И как я это должен понимать?
— За мной идите!
Она открыла дверь в соседнюю комнату. Что там, он не мог увидеть из-за ее спины. Там был почти мрак. И он ничего не разглядел толком. Она отодвинулась.
— Смотрите же!
Зашел. Это была просторная комната. На полу сидели женщины, мужчины. У одной женщины на руках была девочка лет трех. Они вошли. Но те, кто сидел на полу, никак не прореагировали. Даже не посмотрели на них. Как будто они спали с открытыми глазами и ничего не видели, и не слышали. В этом было что-то ненормальное. Теперь он понял, что означает выражение «мурашки побежали по коже». Первым побуждением было рвануться назад. Еще мелькнула мысль, что он попал в какую-то ужасную ситуацию, из которой нет выхода. Он пропал!
— Это кто? – шепотом спросил он.
— Разве не видно? Чего тут непонятного? Это те, которые никуда и никогда не уедут отсюда. Так же, как и вы, они пришли ко мне с вокзала на огонек и остались.
— Так выходит, что…
За его спиной хлопнула дверь. Провернулся ключ. Обернулся. Хозяйки не было. Он толкнул дверь, но только ушиб плечо. Он стоял и глядел на этих несчастных. Что с ними? Способны ли они к общению.
— Граждане! Пожалуйста! Скажите, кто вы?
Молчание. Он подошел к мужчине, который ближе всего был к нему, в барашковой шапке с кожаным верхом. Положил ему руку на плечо. Никакого движения. Он потряс его за плечо. А потом по-ребячьи гаркнул ему в ухо. Ноль реакции. Люди были в каком-то ступоре, из которого их нельзя было вывести. Тогда он подошел к женщине с девочкой на руках.
— Как тебя зовут, малышка?
И к его удивлению и радости, в глазах девочки мелькнула искорка. Она поглядела на него. Потом протянула ручку и ухватилась за его куртку.
— Дядя! Я хочу кушать!
— У меня ничего нет с собой, маленькая. Но я попробую что-нибудь достать. А это твоя мама?
— Да! Это мама.
— А почему она молчит?
— Здесь все молчат.
— А как вы сюда попали?
— Мы ехали к папе, а потом пришли сюда.
— Вы долго здесь?
— Я хочу кушать! Дай мне хотя бы хлебушка!
Он подошел к двери и стал стучать. С той стороны ни звука.
— Откройте немедленно! Здесь голодная девочка. Дайте, по крайней мере, хоть хлеба! Да человек вы или нет, в конце концов?
Замолчал и прислушался. Тишина. Оглядел товарищей по несчастью. Девочка опустила голову на руку матери. Глаза ее были открыты и смотрели куда-то в угол.
Он решил исследовать комнату. Маленькая, хоть и тусклая лампочка под самым потолком позволяла это сделать. Он обошел ее по периметру. Дом был бревенчатый и отштукатуренный. Но окна были без решеток, и это вселяло надежду. В верхнем правом углу каждого окна была форточка. Он попытался открыть одну.
Не получилось.
Можно было разбить стекло. Но инстинкт самосохранения, который сохранился в нем еще с военных лет, остановил его. Прежде чем что-то делать, подумай о последствиях. Дальше полная неизвестность. Поэтому лучше не делать резких движений, а подождать, пока ситуация не прояснится. И что с того, что он окажется наружи? Он не знал, что его там ожидает. Конечно, если будет грозить смертельная опасность, то тогда придется прорываться. Но пока что ничего об этом говорить. И вообще всё неясно. А это хуже всего.
Обдумать и понять ситуацию? Но он может только строить разные предположения. Всё выглядит очень нелепо и противоречит всякому здравому смыслу. Если тут банда, то чем они промышляют? Много с пассажиров поездов не возьмешь. Продают их куда-то, где их потом разбирают на запчасти?
Он даже не услышал, как за его спиной открылась дверь. А когда обернулся, то увидел на пороге хозяйку со скрещенными на груди руками, а рядом низкорослого коренастого мужчину с обветренным лицом, как у капитана дальнего плавания. Мужчина держал руки в карманах.
— За мной! – скомандовал мужчина.
Они вышли. Хозяйка закрыла дверь на ключ и убрала его в карман халата. Прошли через кухню в маленькую комнатку. Тут горел ночник с розовым абажуром. Сели в кресла. Хозяйка встала у дверей, опираясь на косяк.
— Видели этих людей? – спросил мужчина. – Хотя вряд ли их уже можно назвать людьми. Но вы в этом сами убедились.
— С ними что-то случилось?
— С вами будет то же самое, если вы…
Помолчал.
— Вы не курите?
— Давно уже бросил. Вы хотели предложить сигарету? Вы сказали «если…»
— Если не поможете сами себе. Ну, и понятно, другим. Вот, что я хотел сказать. В военном билете у вас записано, что вы были сапером на двух последних войнах. Имеете награды. Раз вы остались живыми, значит, вы были хорошим сапером и минером. Так же?
— Здесь тоже война?
— Да! И война жестокая и необычная. С невидимым врагом. Откуда он появляется и куда исчезает, мы не знаем. Его невозможно увидеть. Инопланетяне, которые спускаются сверху? Возможно. Или выходят из преисподней. Но когда они появляются здесь, они забирают с собой очередную партию пассажиров. Вы их видели. Их уже нельзя назвать людьми. Станционный поселок, хотя от него остался только вокзал и вот этот дом, живет в каком-то другом измерении по неведомым законам. И вряд ли в остальном мире подозревают, что такое возможно.
— Дорогой мой! Вы бы рассказывали эти страшилки детям. Они любят подобное послушать на сон грядущий. Скоро утро, и меня здесь не будет. Не придет поезд, уйду пешком. С меня довольно одной ночи.
— Никогда здесь не наступит утра. Здесь не может быть никакого утра!
Он поднялся. Отодвинул штору.
— Вы этого еще не поняли? Посмотрите! Никакого проблеска! Ни одной звезды на небе! Разве вам этого мало? Какие еще нужны доказательства?
— Ладно! А при чем тут моя военная профессия?
— Они заложили мины. Мины, не мне вам рассказывать, закладывают для того, чтобы враг не смог пройти какое-то пространство. Всякий, кто пытался покинуть станцию, погибали на них. Все, кто попадают сюда, назад не возвращаются.
— Вы хотите, чтобы я обезвредил их? Так?
Мужчина вздохнул.
— Но, как я понимаю, это необычные мины, совсем не такие, какие использовались до сих пор в войнах. Так?
Он кивнул.
— Извините, но, скорей всего, вы не знакомы со спецификой работы сапера, раз предлагаете мне такое. Сапер обезвреживает только ту мину, устройство которой ему знакомо. Поэтому в саперных войсках ни на один день не прекращают обучения.
— Я догадывался об этом.
— Но тогда к чему весь этот бесполезный разговор? Увы и ах!
— Совсем не бесполезный, — сказала хозяйка.
Она строго глядела на мужчин.
Потом повернулась и вышла из комнаты.
— Это ваша жена?
— Нет.
— Странная женщина. Она вкусно готовит.
— Я знаю.
— Если бы она еще не была воровкой. И она нисколько не стесняется этого. Вы не знаете, где мой чемодан? Такой большой, на колесиках, из хорошей кожи. Он дорого стоит. Для меня он стал как родной. Не хотелось бы его потерять. У меня с ним связано столько воспоминаний.
Вернулась хозяйка. В руках у нее была коробка. В таких продают электрочайники. Она вытащила из нее голубоватый предмет и положила на столик. Прямоугольная призма с идеально гладкими гранями.
— Как я понимаю, это и есть та самая мина? Как она попала к вам? Ладно! Каков ее принцип действия? Черт бы вас всех побрал! Если вы будете постоянно молчать, то очень мне этим поможете. Уносите ее туда, откуда принесли! И больше не лезьте ко мне со своими дурацкими предложениями!
— Тот, кто взрывается на ней, пропадает бесследно, — ответил мужчина. – Мы пробовали бросать различные предметы. Камни там! Они растворяются в воздухе. От них не остается даже облачка. Ничего!
— Вы хоть понимаете, что я с такими устройствами никогда не имел дела. Я даже не представляю, с какого бока к ним подойти.
— Но вы наша единственная и возможно последняя надежда. Не лишайте нас ее!
— Не могу! Мне нужна техническая характеристика, описание устройства, принцип его действия. У вас хоть что-нибудь есть?
Крепыш покачал головой.
— Я так и думал! Ладно! Сделаем так! Вряд ли что-нибудь получится. Но почему бы не попробовать? Хотя проба и сапер – вещи смертельно несовместимые. Может быть, лучше превратиться в пыль, чем то неизвестное будущее, которое обещают нам монстры? Мне нужно хорошее освещение, какой-нибудь инструменты, хотя бы самый простой. Конечно же, безлюдное помещение. Этот дом, само собой, не подходит.
Мужчина переглянулся с хозяйкой.
— Такое помещение есть. Вы уже с ним знакомы. А лучшего здесь не найти.
— А что? Вокзал – идеальный вариант. Только вы проводите меня до него. Боюсь, что сам не найду дорогу. Заверну куда-нибудь не туда.
Вышли из дома. Крепыш нес коробку с миной и освещал дорогу.
— За мой поясок ухватитесь! – сказал он. – Я-то эту дорогу знаю, как облупленную. А вы сделаете шаг вправо или влево и уйдете не в ту степь. А это небезопасно.
Вот и вокзал.
— Теперь возвращайтесь назад! – сказал он крепышу. – Если через час не вернусь, считайте меня героем. Кстати, спиртное у вас есть? Да, не с собой, а в доме!
— Как же! Сказали бы, захватил бы с собой!
— Не чокаясь, выпьете!
— Типун вам на язык!
Закаленный степными ветрами капитан ушел. Фонарик он оставил.
Он, оставшись один, снял куртку, кофту и рубашку, оставшись в майке. Снял ботинки. Дул на руки, долго их растирал, пока не почувствовал приятной теплоты. Размял пальцы. Поставил коробку на прилавок буфета. Вытащил мину или – черт его знает! – что это такое. «Ох не к добру я чертыхаюсь то и дело!» — выругал он себя.
Долго рассматривал каждую грань, потом положил изделие (так он называл это) набок и осмотрел днище. Осмотром остался недоволен. Снова долго осматривал грани, согнул узкую газетную полоску и стал водить по граням. Продвигался всё дальше и дальше, пока всё не обследовал. И это ничего не дало. Сколько времени он потратил, не знал. Время для него остановилось. Может быть, здесь и не было никакого времени. «Быть может, уже пьют, не чокаясь!» — грустно подумал он. Наверно, и он сейчас бы выпил. Ничего! Он взял изделие в обе руки. Захотелось грохнуть его о пол. Оно было тяжелым. Если это пластик, то внутри что-то должно быть, какая-то начинка. А если это неизвестный материал? И там ничего нет? Пустота? Осторожно опустил изделие, сел на скамейку и обхватил голову. Он не знал, что делать. Ему было ясно только то, что у него ничего не получилось. Всё-таки обидно! Вернуться назад? И что дальше? А если то, что говорил капитан, это правда? Он не похож на шутника.
Бред! Но чем несусветнее бред, тем больше шансов на то, что всё обстоит именно так. Хотя непонятно как! Что дальше? Не так была страшна смерть, как неизвестность. Ему это было хорошо знакомо. Как говорил их комбат: «Самое страшное для бойца не смерть, а когда он перестает быть бойцом». Вот сейчас как раз у него было такое состояние. Комбат был человеком с большой буквой и погиб он, как библейский Самсон, утащив за собой на тот свет полчище ворогов. Дорого им обошлась его смерть! Сколько людей остались в живых именно благодаря ему. А что он там говорил про мины: «Мина как женщина. Будешь с ней груб, она взорвется. А хочешь, чтобы она стала твоей, ласкай ее!» Он ощупывал мину или взрывное устройство, едва касаясь его пальцами. Его рука парила, танцевала. Он безошибочно находил способ обезвредить мину. Еще однажды он рассказал, как обезвредил хитроумную адскую машину. А машинки эти становились всё более изощренными. Он сказал: «Пальцы для этого устройства слишком грубый инструмент. Поэтому пришлось воспользоваться более тонким инструментом!»
«Как же вы обезвредили ее?» «Как? – от хитро улыбнулся. – Вот этим!» Он показал нам язык.
Он вскочил как ошпаренный, перенес изделие на скамейку и встал перед ним на колени, как будто сейчас перед ним была прекрасная дама, которой он хотел предложить руку и сердце.
Стал водить неторопливо языком по изделию, порой останавливаясь, возвращаясь. Вскоре в глазах его загорелся огонек. Язык оказался более чутким инструментом, чем пальцы. «Вот!» — обрадованно произнес он. Тонкой иголкой он попытался попасть в прорезь, которая была не видна самому ястребиному глазу.
Вот иголочка зацепилась. Он стал несильно тянуть вверх. И окошечко, или «глаз», как он сам называл это, стало приоткрываться. Дальше он испытал что-то близкое к разочарованию. Даже эти нелюди не отличались особой изобретательностью. Как говорится, те же яйца, только в профиль. Он вывернул взрыватель. Всё! Мина обезврежена. Вот в этом голубом цилиндре содержится какое-то вещество, которое выбрасывается наружу, когда человек наступает на мину и приводит взрыватель в действие. И это вещество в мгновение уничтожает человека, не оставляя от него никакого следа. Хотя, какая разница, каким способом тебя шпокнут. Без взрывателя мина не представляла никакой опасности. Ну, почти никакой. Уничтожить ее можно только взрывом. А так хоть кувалдой бей, ничего не произойдет. Он презрительно оттолкнул устройство. Мину он оставил на вокзале. А взрыватель выбросил на улице. Забирать это здесь было некому. Возле угла он встретил капитана, который никуда не ушел и остался его дожидаться.
— Вместе со мной захотел отправиться туда?
Он задрал подбородок. На небе не было ни единой звездочки.
— Вы могли бы заблудиться на обратном пути.
Уже в доме капитан сказал:
— Нужен миноискатель.
— И где вы его предполагаете взять? Где-нибудь у себя в клетях?
— А самим нельзя изготовить? Делают же металлоискатели.
— В принципе что-нибудь примитивное и не очень надежное можно изготовить, если найдутся нужные материалы. Да там особого ничего и не требуется. Но никакой металлоискатель нам не поможет. Совершенно бесполезная вещь. Мина не металлическая. Мне не известен материал, из которого она изготовлена. Но это явно не металл. Хотя по своим свойствам, вероятно, лучше всякого металла.
— Выходит, что мы не сможем обезвредить мины? Так?
— Почему же? Есть другой способ. Гораздо проще. Мина приводится в действие, когда кто-нибудь наступает на нее. Капсула разбивается. И взрыв! Поэтому, если тыкать землю сверху, то это самый надежный способ отправиться на небеса. Да! И отправляться-то будет нечему.
— Что же теперь?
— Нужна всего лишь проволока. Только такая, какая не сгибается. И под небольшим углом втыкаешь ее в землю. Если попадется мина, то наш миноискатель уткнется в ее боковую грань. Это совершенно не опасно.
Хозяйка принесла кусок проволоки. Он загнул один конец кольцом, чтобы было удобно держать в руке.
— Вот! Миноискатель готов!
— Какой-то он слишком простой! – прокомментировал капитан. – Никогда бы не подумал!
— Главное надежность. А вы не открывали бутылку?
— Зачем ее открывать?
— Правильно поступили. Откроем, когда я вернусь.
Дорогу до вокзала он теперь мог найти с закрытыми глазами. Впрочем, и с открытыми глазами это было то же самое. Никакой разницы! Совершенно! Одной рукой придерживаясь за стену вокзала, он дошел до угла. Сделал еще несколько шагов и почувствовал, что асфальт закончился. Осторожно носком ботинка провел по краю асфальта. Лег на живот, прополз несколько метров и воткнул металлический прут в землю под небольшим углом. Сделал то же самое слева и справа от себя. Мины должны быть закопаны неглубоко. Их устанавливали против людей, а не тяжелой бронетехники. Это облегчало его задачу. Еще прополз и снова протыкал землю. Дальше! Дальше! Наконец прут уперся. Это мог быть и камень. Он стал осторожно обкапывать, извлек изделие. Чтобы никто не смог пройти, мины должны быть установлены по периметру. Но устанавливать одну возле другой слишком накладно и долго. Поэтому лучше поставить их в шахматном порядке. Благополучно минуя одну мину, непременно подорвешься на следующей. Предположение оказалось верным. Саперная наука одинакова для всех, даже для инопланетян. Работа пошла довольно споро. Он уже сбился со счета. Да и какой смысл был считать мины? Сколько он потратил времени, того не ведал. Но он смертельно устал. Болели и руки, и плечи, и ноги. Повернулся на спину, полежал без движения, потом снова на живот и продолжил работу. То, что такая темень, это даже хорошо. На войне мины они в основном снимали по ночам. Вот уже несколько метров подряд ему не попадалось ни одной мины.
Минный круг разорван. Он пробил проход, по которому можно выйти отсюда. Его ширина была метра полтора. Вполне достаточно, чтобы люди гуськом один за другим вышли отсюда. Теперь нужно было отметить проход. Он обозначил его вешками. После чего перенес мины в зал ожидания. Это окончательно вымотало его. Даже не стал выворачивать взрыватели. Кто сюда сунется? И сил уже не было.
— Видите! Я не сомневался в вас! – сказал капитан, когда он грязный и счастливый вернулся в дом и разувался на пороге.
— Сейчас можно и раскупорить бутылку, — сказал он.
Грустная хозяйка посмотрела на него.
— Мы не успеем обмыть вашу удачную работу. Извините!
— Что случилось?
— Они возвращаются. Нам надо поспешить.
— А они, как истинные джентльмены, не могли заранее сообщить о своем визите? Некрасиво как-то получается.
— Послушайте!
Они замолчали.
— Слышите гул? Он отовсюду.
Какой-то далекий и глухой рокот шел сверху и со всех сторон, как будто на них надвигались эскадрильи бомбардировщиков. Пол чуть-чуть вибрировал.
— А мы сможем вывести этих людей? – спросил он.
— Попробовать можно, — сказала она.
— Берите все фонарики, которые есть в доме. Спички. После вокзала идем шаг в шаг. За вешки ни в коем случае не заходить. Будьте очень внимательны. За вешками смерть. Он пойдет впереди. За ним половина этих людей. Потом я. За мной остальные. Вы замыкающая. Идти без остановок.
Хозяйка открыла дверь в зал. Он подошел к дверному проему. Людей пришлось поднимать. Они стояли, как столбы, не двигались и ни на что не реагировали. Брали каждого за руку и выводили из дома, где выстраивали в колонну. Дрожание земли под ногами уже стало довольно ощутимым, как при небольшом землетрясении. Гул перерос в такое завывание, будто их окружили стаи волков.
— Не успеем! – сказал капитан. – Придется их оставить здесь. Тут хотя бы самим спастись. Они нас погубят.
— Были вы когда-нибудь на войне?
— Бог миловал.
— Ну, да! Конечно! Понятно! Мы никого здесь не оставим. Ни-ко-го! Цепляйте их друг за друга в одну цепочку! Не знаю, как вы это сделаете! Привязывайте веревками, приклеивайте, прибивайте гвоздями.
Вот цепочка из бесчувственных безмолвных истуканов была составлена.
— Девочку возьмите на руки! – сказал он хозяйке. – Она единственный среди них человек. Она еще что-то чувствует и осознает. Не знаю, как это у ней получилось.
Двинулись цепочкой к вокзалу. Молчали. Когда они проходили мимо здания вокзала, земля уже тряслась, как в лихорадке, поэтому приходилось широко ставить ноги. Вой был такой, как на дискотеке.
— Надо бегом! – крикнул капитан. – Иначе мы не успеем!
— Они не могут бежать. Разве это не понятно? Будьте осторожны! Мы вступаем на минное поле. Светите на вешки, а не себе под ноги. На вешки, я сказал!
Прошли еще несколько шагов. Они, эти люди, стали опускаться. Кто-то уже сидел. Взывать и убеждать их было бесполезно. Если они что-то и слышали, то все равно никакой реакции не последует. Потому что они были лишены всякого осознания действительности. Вероятно, их зомбировали.
— Говорил же я, что мы с ними не выйдем! – завопил капитан.
Он осветил лицо капитана.
— Я сказал и еще раз повторяю: мы или все выходим, или все остаемся здесь. Других вариантов не будет. Я сейчас!
Он решил вернуться к вокзалу. Кажется, он знает, как выйти из этой ситуации.
— Куда? Вы с ума сошли!
— Не двигайтесь с места! Стойте здесь!
Он вспомнил. Когда он выходил из поезда, то перед зданием вокзала видел длинную трубу, служившую флагштоком. На ней поднимали флаг, когда встречали высокопоставленных гостей. На конце трубы был ролик. Труба была на месте. Он схватил ее и стал раскачивать из стороны в сторону. Труба качалась, но не падала. Он понял, что выдернуть ее невозможно. У него не хватит сил. Энергия его была на исходе.
Труба была закопана и залита раствором. Ее нужно было выдалбливать. Но не ногами же! Нужен лом. Он вернулся. Женщина сидела на земле и тряслась. На него она поглядела с надеждой. Тряслась она не от страха, а потому, что тряслась земля под ними. Все тоже сидели.
— Капитан! – крикнул он. – Идите ко мне! Оглохли что ли? Быстрее!
— Не кричите вы! Всё равно он вас не слышит, — сказала женщина.
— Не слышит? Он же не глухой.
— Ушел он. Сказал, что не собирается тут сдыхать с нами. И ушел.
— Ну, и черт с ним!
— И вовсе он не капитан. С чего вы это взяли?
— Кто же он?
— Никто.
— Скажите, у вас дома есть лом. Желательно потяжелей.
— Где-то должен быть. Кажется, в чулане. Ну, в кладовой.
— Точно там? Вспомните!
— Да вроде как там.
— Меня не устраивает вроде. Мне надо точно.
— Не кричите только! Я схожу, а то вы будете искать его до второго пришествия. Там же всякий хлам навален.
— Я с вами пойду до вокзала. Или давайте вместе пойдем до дома?
— Без провожатого дойду! Не девочка!
Хорошо, что их ведомые сидели без движения. За проход уж точно не залезут. Можно было не беспокоиться, что они расползутся по минному полю. Хотя тогда им долго бы и ползать не пришлось. У этих тварей саперное дело было поставлено профессионально, и пройти минное поле было невозможно.
Вскоре она вернулась с ломом. И он принялся разбивать бетон вокруг трубы. Осколки брызгали во все стороны. Всё! Труба была выдернута.
— Они уже здесь, — сказала женщина.
— Странно! Я ничего не вижу.
— А посмотрите в сторону дома, откуда мы явились сюда!
— Теперь я вижу над домом, возле дома какие-то плотные шаровидные скопления. Или как их поименовать, не знаю.
— Это они!
— Бежим!
Они привязали всех к трубе, подняли их на ноги и пошли дальше. Каждый шаг уже давался с трудом. Как писал классик: «земля тряслась, как наши груди». От воя вот-вот лопнут перепонки. Казалось, что кто-то очень громкоголосый ревет в самое ухо. Он обливался потом и молил только об одном: не споткнуться, не упасть. Тогда всё! конец! Он уже не поднимется. Никогда. И только те, кто был привязан к трубе, покорно передвигали ноги и были совершенно равнодушны к тому, что творилось окрест их.
Всё резко и сразу изменилось. Он почувствовал под ногами твердую почву. Так моряк, после долгого плавания сойдя на берег, что под его ногами твердь. Наступила тишина. Стало легко идти. Он прошел еще несколько шагов, остановился и обернулся назад. Ему показалось, что у тех, кто был привязан к трубе, стали совершенно другими лица.
Женщина подошла к нему.
— Они отвязывают друг друга, — сказал она.
Раздался детский плач. А следом успокаивающий голос матери.
— А здорово ты придумал с трубой! Иначе бы мы их не вывели.
Над головой сверкали звезды. На востоке все шире и ярче становилась алеющая полоса.
— А который час? – спросила женщина.
Она провела пальцами по его небритой щеке. У нее была красивая улыбка. Он опустил глаза и, как зачарованный, стал смотреть за секундной стрелкой, бегающей по кругу.

.