0Дб

Сейчас я уже не могу вспомнить, когда увидел их в самый первый раз. Знаю только, что давно, что знаком с ними уже много лет. И уже не то, что не удивляюсь, когда замечаю каждого из них, но крайне смущен в случае их отсутствия.
Они обитают в толпе, там, где людей всегда много: на остановках общественного транспорта, например, в маршрутных такси, в автобусах и троллейбусах, в больничных коридорах, в магазинных очередях. А однажды один из них появился в кабине грузовика, в котором я занимал кресло пассажира. Я не должен был там находиться в тот день, это вообще был не мой маршрут.
Они подобны призракам, молочно белого цвета объемные фигуры в половину человеческого роста — бесполые, безликие, безрукие, со сросшимися воедино ногами, напоминающими недвижимую подставку. Я ни разу не видел их собственное скопление в толпе, это всегда одиночки. Они как будто искусственно расставлены в толпе некоей сторонней силой, и обязаны занимать свои места постоянно, полностью недвижимы и кажущиеся совсем неживыми. И в том их необыкновенная мощь, необыкновенная и страшная, и только когда один из них вдруг занял свое место между мной и Толиком — водителем грузовика, я всем своим естеством почувствовал насколько эта сила безгранична.
Фигуры безмолвны, и тишина и молчание их стихия, их пища, само их существование. Они подвластны заставить молчать всех и каждого, их сила способна подавить всякое желание издать хотя бы подобие звука. Их сила не прекращается ни на мгновенье. Их сила может только на какое-то мгновенье ослабнуть, дать запланированный непредвиденный сбой, но полностью никогда не исчезает. Их сила не поглощает и не приглушает звуки, но просто всасывает их внутрь этих созданий. Невероятное по своей интенсивности излучение неустанно устремляется к ним. И источником излучения являются люди, собравшиеся в толпу, и не издающие ни звука, лишь молчаливо погруженные в свои мысли и уткнувшиеся в телефоны с наушниками в ушах.
По сути, я так же причастен к созданию безликих существ, чьих возможностей достаточно, чтобы не допустить моей решимости раскрыть рот и высказать вслух собственные соображения. Запрыгнув в очередную маршрутку, заняв (по возможности) одиночное пассажирское место у окна, и примкнув к всеобщему и характерному молчанию, я старался не обращать внимания на застывшего посреди салона коротышку, невидимого другими людьми. В голове моей всегда крутились лишь мысли о работе и о том, где бы срубить чуть-чуть бабла. Конечно, я мог замечать чье-то сосредоточенное внимание в телефоне, чью-то дремоту, или же неотрывный взгляд в окно. И все это было результатом присутствия того, казавшегося неживым, существа, которое старалось не допустить общения людей друг с другом, разбавляя немую унылую атмосферу людского разделения и отдаления. В их головах были точно такие же мысли, что и в моей: бытовые и денежные проблемы. И не было никаких сомнений в том, что по воле всех нас, находящихся в салоне той маршрутки, занятых своими трудностями, безликий получил свое право на жизнь.
Но только в кабине грузовика, и почти касаясь безликого своей кожей, я ощутил всю угрозу излучения, исходящего отовсюду и стремящегося быть проглоченным без остатка внутри молочно белого искусственного создания. Будто из меня высасывали все мое естество, всю мою индивидуальность. Кроме того, я кожей чувствовал холод, исходивший из моего тела; он окружал меня, прежде чем впитаться в тело нашего с Толиком нежданного пассажира. Холод был частью меня, частью моего существования, моей неотъемлемой половиной, как будто я сам стремился попасть внутрь безликого. Ведь кроме холода внутри него больше ничего нет и быть не могло.
Когда я забрался в кабину грузовика, Толик общался с кем-то по телефону, самым жестким тоном распекая своих родственников, которых «заебался спонсировать» без должного уважения с их стороны в свой адрес. С мобильником возле уха он завел автомобиль и тронулся с места. И продолжал свое, по делу справедливое негодование еще что-то около получаса, совсем не стесняясь сторонних ушей. Всем своим нутром я чувствовал его бешеную – холодную и негативную энергетику, наполнившую салон, ищущую своего выхода, и нашедшую его в моем лице. Помимо собственной воли я оказался тем, кому Толик изливал накопившийся в нем гнев. То ли жена, то ли родная мать, то ли знакомая, вынужденная выслушивать матерщину через каждое слово, будто загипнотизированная столь резким возбужденным тоном.
Мне ничего не оставалось кроме как достать из кармана куртки телефон и запустить «тетрис». Конечно, я и сам мог выдать долгоиграющую тираду, от которой, как говорится «уши в трубочку», и по правде сказать, эта холодная и негативная энергетика, исходившая от Толика, где-то внутри меня была мне по душе. Это называется любопытством, тем более, что я поддерживал возмущение Толика и его доводы обеими руками. Любопытство всегда было моей чертой, и «погреть уши», внимая каждому чужому слову и пытаясь вникнуть в суть проблем, не задевающих меня никаким боком, я никогда не смог бы сдержаться. Вот и сейчас, тыкая кнопки в телефоне и, вроде бы, сосредоточившись на игре, я весь был обращен в слух, про себя желая, чтобы Толик разносил родственников и в хвост и гриву подольше. Он выкурил целых три сигареты одну за другой, кажется, не чувствуя горького дыма, заполнившего ему рот и легкие. А когда, наконец, закончил свой лай, потянулся еще за одной.
Тогда-то и появился безликий. И в тот момент я понимал, что у меня не было ни малейшего желания вступать с Толиком в какой-либо диалог, что мне было бы намного лучше провести этот рейс в молчании. Конечно, совсем уж без общения друг с другом не получилось бы никак, но, впрочем, это я старался не заговаривать первым, и больше отвечал на вопросы и замечания, чувствуя как холодное излучение, поглощаемое безликим существом, наполняет и сковывает всего меня изнутри. И, казалось, что я был согрет в своем нежелании общаться с не своим напарником, и лишнее движение языка способно было начисто разрушить мое уютное немое убежище. К счастью, Толик и сам не горел желанием лишний раз со мной трепаться. Почти всю эту поездку он провисел на телефоне, подолгу беседуя то с одним, то с другим собеседниками. Тем не менее, безликий не спешил никуда исчезать, сотворенный моими усилиями. А значит, и холодное излучение, сочившееся отовсюду (и в первую очередь, из негативных эмоций Толика) всецело принадлежало мне, пусть оно и казалось мне неприятным. Да, всего лишь казалось.
Еще один безликий ожидал меня дома. С того момента, как я занял свои четыре угла, безликий всегда был на месте. Как будто ожидал меня. Но нет же, это я призвал его, зная, что безликий обязательно явится. И мне не составляло труда заставить его явиться ко мне и занять в моем доме свой надежный угол.
Не припомню, чтобы все десять лет, что я прожил на одном месте, я как-то побеспокоил соседей своим существованием. Хотя бы раз. Тишина всегда была на моей территории полноправным хозяином, и даже комментарии при просмотре чего-либо в Сети (от просмотра ТВ я давным-давно отказался) я старался излагать почти шепотом. За одной стенкой жила супружеская пара, оба представителя которой являлись глухонемыми, за другой жил одинокий дед, и с обеих сторон меня так же окружал покой. Можно сказать, моя лестничная клетка оставалась самой тихой во всем подъезде. И я не чувствовал того холода, который пронизал бы меня каждый раз, когда я открывал рот в общении сам с собой по поводу увиденного и услышанного в Интернете. То был прохладный воздух с улицы через постоянно приоткрытое окно.
Зато в кабине привычного мне грузовика под управлением седовласого Валеры не было и не могло быть никакого безликого. Несмотря на Валерин почти двадцатилетний перевес в возрасте я быстро нашел с ним общий язык, и мы охотно общались в дороге на самые разные темы. По большей части говорил я, в основном делился впечатлениями от просмотра содержимого Интернета, в частности, сериалов, которые смотрел. Я не стеснялся выразить свои эмоции в обществе Валеры, которыми был переполнен, и которые требовали выхода. Возможно, в эти моменты я напоминал какую-нибудь бабку на лавочке возле подъезда, обсуждающую с другими бабками очередную серию бесконечной мыльной оперы по телевизору. Впрочем, в наших беседах возникали паузы, однако во время них безликие не появлялись.
Но, конечно, вот такое общение забирало много моих сил, и в конце рабочего дня я чувствовал себя почти опустошенным. И тогда безликий в моем доме был подобен целебному источнику, возле которого я чувствовал огромное облегчение, даже засыпал без проблем.
«-Держи мысли при себе», — неоднократно слышал я в свой адрес.
«-Держи мысли при себе», — слышу я голоса безликих.
И, кажется, их становится только больше…

конец