Тайна "Апокалипсиса"

Любовь, доброта, великодушие, они жестоко наказываются.
Жестоко и неизбежно.
(С.Ярославцев «Дьявол среди людей»)

«Василиск – человек, который страшно мстит обидчику,
сам того не желая, инстинктивно, зачастую не зная об этом.
(Из дневника Бориса Стругацкого, начало 1986 года)

Дьявол не был единственным змеем в Ган Эдене. Как минимум, нас было двое, он и я. Но разгневанный Яхве изгнал меня и анафемствовал девятью карами, обратив в «Зеркало Зла»! И всё из-за этой лукавой и сластолюбивой бевы Хавы, сначала прельстившей к себе в любовники, а после прогнавшей несчастного Самаэля — мужа строптивой бевы Лилит. И ещё корчившей из себя беспорочную, пока Яхве не отдал её этому простаку Адаму, которого она тут же в травах и…

Ну в общем, «познал Адам Хаву». Лишила она его невинности, загодя насытив плодами с Древа «Эц а-Даат», которые притащила откуда-то в подоле, сплетённом из длинных волокон кобрезии, единственной на ней одежде.

А меня эта бева Хава оговорила. Сказала Яхве, что это именно я искусил её попрать обетование не есть с Древа:

«Жена сказала: — Змей обольстил меня и я ела» (Быт.3:14)

Вот нелепое творение Яхве! Может перепутала меня с Дьяволом? Он ведь тоже змей!

А я ничего не знал… Сидел себе на мшистом камушке среди изумрудных трав на берегу тихого озерца с прохладной хрустальной водицей, любовался на своё отражение в воде и радовался:

— Ах-х, какой у меня славный гребень, ровный, мягкий! Ах-х, какие у меня красивые и выразительные глазки!

Но меня, увы, наказали, несправедливо обвинив. И отъяли мои чудесные зелёные ножки, и заставили ползать на брюхе, враждовать с людьми и питаться прахом. Как вздорного дождевого червя!

И Ган Эден стал первым полем Великой битвы Добра и Зла, где Зло сразу же победило Добро! И все благие намерения Яхве здесь потерпели фиаско. И стал Он яростен, жесток и мстителен. И вот от Него теперь моё обречение:

Злоумышлял против – будешь истреблён!
Преступил – лишишься разума!
Хотел нанести ущерб — навали в штаны!

И всё из-за какой-то лживой бабы!

Как только меня теперь не называют – змей, дракон, гад, кокатрис, злюка, аспид, ехидна, ермунганд, цефа, василиск. Рассказывают обо мне страшные истории.

И вот одна из них…

Воздержание Ребе

Иудейская пустыня. 33 год от года Спасения.

И я видел всё это своими собственными глазами и в этом участвовал, о чём и свидетельствую.

Тогда я был небольшой, не более 30 см в длину змейкой, живущей в безводной Иудейской пустыне. Именно эта змейка есть на головном уборе фараона Тутанхамона. Такая, с «рожками» на голове, напоминающими диадему. За эту «диадему» я и получил своё прозвище Василиск (древнегреч.: «царек», «царь змей»).

И в это же время, в этой же пустыне Ребе постился сорок дней. Сразу же после своего крещения у Иоанна на Иордане. То есть он не едя и не пия, просто сидел на камне и находился в горячей молитве к Яхве. Потому что не молясь, поститься невозможно. И это не была молитва словами, а была так называемая благодатная непрерывная молитва сердцем. Такое, молитвенное состояние. Глубокий транс.

А я каждое утро приползал к Ребе. И отгонял от него обитающих на пустынном плато и скалах Мёртвого моря любопытных нубийских козерогов, скальных даманов, арабских леопардов и людей, возлюбивших жизнь пустынную и пребывающих вместе со зверями. Избегал неприязненного их нападения на него. Ведь, это только кажется, что в пустыне никто не живёт.

Другими словами, я делал так, чтобы все эти пустынные обитатели не мешали Ребе поститься. И гадал, выдержит он или нет? Маленькая такая змейка, но как только я начинал шипеть, все остальные сразу разбегались в разные стороны. И правильно делали!

Искушение Ребе

И вот, к самому концу сорокадневного срока, когда Ребе телесно уже был в изнеможении от голода и жажды, но их не чувствовал, ибо, постоянно молился, к нему приступил Дьявол. Да, да, тот самый оппонент Яхве, с которым меня всё время путают.

— А сделай хлеб из камня! – глумливым голосом, как бы походя, попросил он Ребе.

— Не хлебом одним живём… но, всяким словом Яхве, — уже с некоторым трудом… но, ещё твёрдо отвечает ему Ребе.

А я бы ещё и добавил:

— На «слабо» берёшь, Лукавый? Не видишь, поститься мешаешь?!

Но, Дьявол и не думал отступаться. Он поставил Ребе на крыло Храма в Иерусалиме и сказал ему:

— Если ты Сын Яхве, бросься вниз, а ангелы пусть тебя на руках понесут, поди не разобьёшься.

— Не искушай Яхве, — коротко ответил ему Ребе, в смысле: — Ходи пониже! Яхве гордым противится, а мы и без тебя тут разберёмся, Лукавый, кто кому Отец, а кто Сын.

Тогда Дьявол поставил Ребе ещё выше, на самую высокую гору и показал ему все царства мира и славу их! И сказал, что, мол, всё это он ему отдаст, если тот ему поклонится. Но, Ребе ответил, что кланяется только Яхве. И не нужно лезть наверх, а то больно будет падать.

Уф-ф-ф, наконец-то отстал! Вот, змей! Надоело ему видимо без толку Ребе искушать. А тут и сорок дней поста закончились. И Ребе ушёл в мир. А я вдруг подумал, что если у Яхве действительно такой Сын, значит в этом невозможно жестоком и подлом мире что-то стало меняться в лучшую сторону.

Петух

У древних греков есть легенда, что василиск не только взглядом обращает людей и зверей в камни, но и питается этими же камнями. Именно поэтому василиск якобы появился из крови убитой Медузы Горгоны, которая взглядом превращает все живое в камни.

Ерунда это всё! Но про василиска и камни, вот что пишет например Плиний Старший в своей «Естественной истории»:

«… ведь из змеиного корня выйдет Цефа — василиск, который тверже чем обычный змей». То есть василиск, это твердый змей, змей-камень, змей, ломающий камни.

А «камень» как по-гречески? Правильно, Пётр! Или Кифа, по-арамейски. И это имя связано с петухом в деле о предательстве Ребе напрямую. И тем петухом я и был, запятнав себя его суетливым образом до конца века. Так теперь меня и изображают – петухом с длинным змеиным хвостом. Позор! Но такова была ситуация.

Василиски терпеть не могут петушиного крика. И надо же такому случиться, что я сам на время заделался петухом. И вот как просто…

Симон

Ах-х, как он мне не нравился. Этот кучерявенький Симон вар Иона, бывший рыбак из Вивсаиды и брат Андрея, позже прозванного Первозванным. Симон был женат, имел детей и дом в Капернауме.

Призванный Ребе за рыбной ловлей на Геннисаретском озере, он сразу понял — светит немалый куш! И пошёл за Ребе, бросив семью и детей. Кто ещё так сделал из других апостолов? Правильно, никто! Даже ехидна заботится о своих зубастых и совершенно самостоятельных детках. А Симон встал и пошёл, отныне всегда выражая особенную решительность и преданность Ребе, и говоря ему:

— С тобой, Ребе, я готов, и в тюрьму, и на смерть идти.

И так по многу раз в день. И однажды Ребе сказал ему:

— Говорю тебе, Симон, не пропоёт петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь меня!

Так оно и вышло.

Но, чтобы это пророчество сбылось, нужен был петух! А во всём Иерусалиме в этот день не было ни одного живого петуха. Зарезали всех! Ведь для иудеев зарезанный петух – это символ перенесенных на него собственных грехов. Иудей крутит мертвого петуха над головой и говорит:

«Зэ халифати, зэ трумати, зэ капарати» (ивр.: это замена мне; это вместо меня; это выкуп мой.)

И я кричал петухом в ту ночь, когда Симон предал Ребе. Даже два раза. Кричал, как миленький! А потому, что не мог допустить несбычу пророчества Ребе. А в этот момент уже арестованный и избитый Ребе посмотрел в глаза Симону и они были печальны.

А дальше уже пошла сплошная неразбериха…

Симон навечно присвоил себе моё второе имя «Петр-камень», оставив меня просто «Василиском». Не сам, конечно. А потому, что Ребе сказал, что построит свою церковь на камне, но не назвал его! А Симону Ребе сказал: «Паси овец моих!» и «Ты — камень!», имея ввиду, что на большее он не способен, ибо, туп как дерево. Вернее, как камень, так тогда говорили. Но, его поняли по-другому. Ах-х, как это мне знакомо, когда понимают по-другому!

И люди выбрали предстоятелем Церкви Ребе именно Симона, а не меня! Его, предателя Ребе, оправдав предательство покаянием по букве!

Как всё просто, греши, да кайся! Предавай, да сожалей! Убивай, да переживай! Воруй, да расстраивайся! А сам Ребе к тому времени был уже у своего отца Яхве и больше своих притч никому не рассказывал. Status Quo — уже ничего нельзя было изменить!

Поразительно, но сам Симон, теперь уже Пётр, никогда не забывал своего предательства. В продолжении всей жизни при полуночном пении петуха он становился на колени и обливаясь слезами каялся в своём отречении. И глаза его были красны от частого и горького плача. А на вопрос про брошенную, читай преданную им семью, всегда оправдывался:

— Но, меня же тогда сам Ребе призвал.

Ну, ладно я… Зелёный. Без рук, без ног. Ну, правда, какой из меня глава Церкви Ребе. Но, если бы Святая книга была изучена людьми по тем правилам, которые в ней же и указаны, то результат выбора предстоятеля был бы другой. Во главе своей Церкви встал бы сам Ребе, а не коварный предатель Симон, читай Дьявол. И верующие в Ребе ожидали бы его второе пришествие как подобает — в труде, молитве и радости. А не ждали бы его с ужасом, как это им предписано страшной книгой «Апокалипсис» разбойника Иоанна Патмосского. В преддверии сплошных мучений и катастроф.

Книга «Апокалипсис»

Несомненно, весь этот «Апокалипсис» пришёл Иоанну извне. На острове Патмос, куда его сослали из Рима. Где же ещё? Пришёл ему этот «Апокалипсис» от римского яда и продолжал приходить сквозь нестерпимую боль, когда его варили в масле у Латинских ворот.

***

Они не любили друг друга. Иоанн, потому что не верил Симону. Симон же попросту ревновал. Он никак не мог понять, почему Ребе равняет смирённого его и этого буйного злюку Иоанна.

Однако, с Иоанном Ребе было надёжно! Ведь, именно Иоанн возлежал на груди Ребе во время Потаённой вечери. И это была простая предосторожность! Вдруг взвизгнет тетива и острая стрела вонзится в сердце любимого человека?! И Иоанн заслонил собою это сердце. И рубился со стражниками весь окровавленный, пока Ребе не вырвал у него меч. И тогда он бежал, потому что он уже знал, что будет дальше.

Он должен был околеть этой же ночью… но, каким-то чудом выжил. Опять, чудом. С тех пор, как он встретил Ребе, чудеса и мистика стали его неразлучными спутниками. И когда он кое-как, на карачках, впервые выполз на солнышко из своего тайного логова погреться, его нашёл старший брат Иаков, к тому времени уже матёрый разбойник.

И с этого момента Иоанн перестал быть в Ребе. От горя он потерял надежду. Конечно же, Ребе всё это знал заранее. Не предчувствовал, не предвидел, а просто, знал. Он же сам всё это и организовал. Вынужден был организовать.

Какая там «осанна»… На Пасху в Иерусалим пришли тысячи проповедников и каждый говорил только своё. Никто никого не слушал. Шум, карманники, шлюхи, стража сбилась с ног. Все зубами готовы были рвать римлян и если кого и слушали, то зелотов.

А иначе, для чего бы Ребе решился на крест? Страшный поступок. Но не было у Ребе другого места для проповеди, кроме креста. Должны же были они прийти. Хотя бы для того, чтобы просто поглазеть на казнь. И тогда Ребе сказал бы им!

Не получилось. Не пришли. Да и невозможно это, проповедовать с креста. А потому, что больно. Невыносимо, неописуемо больно!

Иуда? Да, был среди них такой. Сопляк, мальчишка. Предательство?! Да какое предательство… Нет, он просто сделал то, что ему велел Ребе, вот и всё.

Каифа? Тот давно уже сдох.

Пилат? Увы, недосягаем.

***

И погнали братья Боанергес по Великой Римской Империи! И не «Сынами Грома», как их звал Ребе, а сукиными сынами, «бичами божьими». И гнали, пока в Риме не попались с поличным, зарезав пьяного горожанина, шедшего из терм. Дело было абсолютно ясное — двое бродяг умертвили римского гражданина и за это были приговорены к смерти через отравление!

Иаков умер быстро, а Иоанн всё никак не умирал. Трижды он выблёвывал яд, поэтому, по регламенту, его было положено доварить в кипящем масле.

Его привели к Латинским воротам и опустили ногами вниз в огромный чан с кипящим маслом. Но он опять не умер!

Никакого преступника нельзя казнить трижды, «уставы не велят» и это означает искушать Богов. Однако никакого преступника и нельзя оставлять безнаказанным. Поэтому, Иоанна и сослали на остров Патмос, где он и провёл сорок лет среди козьих пастухов-зоофилов и таких же как он ссыльных.

За ним на Патомос также последовал и юный грек Прохор, будущий великий писатель и мифотворец, который всё это время был рядом с ним и всё за ним записывал. Как увидел Иоанна у Латинских ворот, в кипящем масле, выкрикивающего бессвязные пророчества, так больше и не покидал его. А сам Иоанн, увы, был безграмотен.

Вот так и был создан «Апокалипсис» Иоанна Богослова, самая, пожалуй, жуткая и загадочная часть Нового Завета, включенная в его состав только через 400 лет после утверждения канонической версии Библии.

Добро опять проиграло

В целом, все эти подлоги и являются причиной самоуничтожения цивилизации, до которого осталось полшага. Но создаётся твёрдое впечатление, что люди об этом даже не догадываются, как и не догадывался Иов…

Иов

1945 год до РХ.

Северная Аравия, страна Авситидийская, земля Уц.

Авситида — это к востоку от Генисаретского озера и к югу от Дамаска, где имел большой надел некто Уц, кстати, какой-то родственник Авраама.

Чем я тогда там занимался? А уже и не помню, давно это было. Думаю, что как всегда, скрытно приползал по выходным на рыночную площадь, впитывал в себя людское Зло, а после… карал, карал, карал.

И вдруг…

Я услышал один любопытный разговор… Ну, как разговор… Скорее, монолог. Да, это был Яхве! Он так гремел с небес, странно было бы не услышать. Но, вот сколько я его знаю, никогда не слышал в его речи полутонов. Всё у него, или белое, или чёрное. А сейчас, ирония, я не ошибся? Да, это ирония, и даже можно сказать глумление над собеседником, которого и не видно, и не слышно.

И кто же его собеседник? Да, я его уже вижу! Это Иов – местный праведник. У него семь сыновей, три дочери, а по своему богатству он «знаменитее всех сынов Востока».

Н-да, не повезло этому Иову. А может и повезло, как посмотреть… Хотел он быть как Авраам? Яхве ему такую возможность предоставил – сказал Дьяволу и тот мгновенно отнял у него всё! И вот он у ворот в город лежит в гноище – голый, в пепле, прахе и проказе. От пяток до макушки, потеряв детей и богатство, дошедший до крайней степени бедствий и унижения. И он, при этом, хвалит Яхве! Мол, так со мною и надо… но, может быть не так жестоко?!

Н-да! Дела. А что Яхве? А вот что:

— Эй, Иов, трусы надень, а то неудобно перед людьми! Значит так, я буду спрашивать, а ты отвечай! Начали! Ты что, хочешь оспорить мой суд, обвинить меня, чтобы оправдать себя? – гремит с небес Яхве, — А такая ли у тебя мышца, как у меня? И можешь ли ты так возгреметь голосом, как я?! Ну, давай! Укрась себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие. Как я! Излей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое и смири его. Как я! Взгляни на всех высокомерных и унизь их! Как я! И сокруши нечестивых на местах их. Как я! Зарой всех их в землю и лица их покрой тьмою. Как я! Тогда я признаю, что ты можешь мне высказывать и способен спастись самостоятельно! Возможно…

— Вот, зверь Бегемот, которого я создал, как и тебя, как и всё остальное, — продолжает Яхве, — Он не плотоядный, но сила в ногах его и крепость мускулов его немеряна. Он ворочает хвостом своим, как кедром, а жилы на бедрах его переплетены. Ноги у него, как медные трубы. Кости у него, как железные прутья. А вместо зубов – мои мечи! Так что при случае, он тебя этими моими мечами… И он высшее моё достижение и только меня он слушается.

Яхве продолжает:

— Чтобы питаться, Бегемот обдирает вокруг себя землю, прямо с играющими в ней полевыми зверями. А насытившись, он ложится под тенистыми деревьями, под кровом тростника, в болотах, и ивы при ручьях окружают его. Вот, он пьет из реки и не торопится. Остается спокоен, хотя бы и река Иордан устремилась ко рту его, а-ха-ха! Поймает ли его кто из людей и проколет ли ему нос багром, Иов?!

И далее:

— А вот Левиафан – гигантский крокодил, ещё одно моё высшее творение! Можешь ли ты поймать его на удочку и верёвкой схватить за язык его? Вденешь ли ты кольцо в ноздри его? Проколешь ли ты иглою челюсть его? И будет ли он после этого умолять тебя и будет ли говорить кротко? Договорится ли он с тобою и возьмешь ли ты его навсегда себе в рабы? И станешь ли ты забавляться им как птичкою? И свяжешь ли ты его для игр девочек твоих? И будут ли продавать его мясо Хананейские купцы, твои товарищи по ловле, разделив его между собою? И можешь ли ты пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьею острогою? Нет?! Тогда, когда встретишь, сразу клади на него руки свои и помни, что я сказал…, впредь у тебя уже не будет такой возможности, потому, что и тебя не будет!

Однако, ещё вот так немного покошмарив многострадального Иова, Яхве… вернул ему всё. Видимо для острастки его кошмарил, в воспитательных целях. Ну как вернул. Дал ещё! Появились у того деньги. Вместо умерших детей родилось ещё семь сыновей и три дочери. И это у деда в 110 лет! И после перенесенных страданий Иов прожил еще 140 лет, а всего – 248 лет. Долгожитель многодетный, блин!

Вот такая история!

Ну, ладно, это всё дела Яхве, никогда я в них не вмешивался. Но, вот что резануло по памяти! Про зверя Бегемота «…а насытившись, он ложится под тенистыми деревьями, под кровом тростника в болотах, и ивы при ручьях окружают его. Вот он пьет из реки и не торопится. Остается спокоен».

Да это же про меня в Ган Эдене сказано, свежесозданного, откуда меня Яхве выгнал, обратив в «Зеркало Зла»! Это же я «сидел на мшистом камушке среди изумрудных трав на берегу тихого водоёма с прохладной хрустальной водицей, любовался на своё отражение в воде и радовался». Я!!! И дальше бы радовался, вместо того, чтобы убивать людей!

Зачем Яхве создал этих гигантских зверюг — Бегемота и Лефиафана? Как оружие (против кого?) или просто во Славу свою? Вот, мол, как я могу. А может и не создавал? Где они? Кто их видел? Разговор Яхве с Иовом слышали многие, вот и напридумывали, Бегемот — то, Левиафан – сё, фантазёры.

И главный вопрос — зачем Яхве изначально создал меня, Василиска? Во имя какого такого Добра? Только не надо мне повторять всей этой глубокомысленной поповской шелухи: «Промысел, есть Промысел!», «Пути Яхве неисповедимы…» и т.д.

Просто скажите – зачем?!