Попутчик

В здание вокзала вошёл старичок в сером пиджаке и потрёпанной шляпе, в руках он нёс новенький дипломат, купленный специально для этого путешествия. Старичок, шоркая ногами в массивных ботинках, прошёл по залу к кассовому окошку.
– Здравствуйте, милая барышня, – как можно громче сказал он. – Мне бы билетик до Ленинграда.
– Нет в Ленинград билетов, в Санкт-Петербург поедете? – усмехнулась девушка.
– Хочется в Ленинград, – вздохнул старичок. – Что ж давайте до Петербурга.
Девушка ввела что-то в компьютер и сказала:
– Есть на завтра…
– А сегодня не уехать? – расстроился старичок. Девушка вздохнула, посмотрела на часы, потом снова опустила глаза в компьютер.
– Есть, – сказала она. – Один билет, тринадцатый вагон, десятое купе, с попутчиком. Едете?
– Да.
– Тогда торопитесь, отправление через десять минут, – кассирша отдала билет. – Ваш вагон в хвосте.
Длинный состав железной змеёй протянулся вдоль перрона. Из окон уже махали дети бабушкам, загорелые девушки закидывали отпускные чемоданы в вагоны, мужчины печально брели к поезду, что увезёт их домой. Заканчивались каникулы, подходили к концу отпуска, через три дня наступит сентябрь.
Старичок забрался в вагон, в дверях его купе стояла молоденькая проводница:
– Тебе, милый, чаю принести? – слишком уж взрослым тоном спросила девушка пассажира.
Старичок не услышал ответа, только когда он подошел ближе до слуха его долетели слова:
– А князь-то твой где?
Проводница поморщилась и махнула рукой:
– Да не князем он оказался, а так попутчиком. Выпрыгнул из моей жизни на полпути и умчался своей дорогой.
Старичок понимающе кивнул и попросил его пропустить.
– А вы к нам? – удивилась проводница и тут же взялась за билет. Девушка была красивой, но с по-взрослому печальными глазами. На её уставшем лице ещё отражались живые эмоции, но были они тусклыми, однообразными, неинтересными. Девушка ехала в вагоне, видела людей, слушала их истории, но сама уже не желала быть частью бурного потока жизни, куда проще и спокойнее было просто ехать в своём тринадцатом вагоне мимо больших и маленьких городов, мимо станции и вокзалов, мимо прощальных улыбок и слез радости после долгой разлуки. Она решила для себя, что ей уже не нужна буря в груди, не нужна красивая история, ей нужен покой. И это решение отпечаталось на её лице, сделав юную девушку спокойной взрослой женщиной, которая со временем очерствеет и превратиться в равнодушную царевну железной дороги. Но это будет потом, а сейчас что-то ещё сверкает в её глазах, искриться в улыбке, но прячется под тенью страха новых переживаний.
– В последнюю минуту успел, – объяснил старичок.
– Сейчас постель принесу, – сказала проводница и ушла в начало вагона.
Старичок вошёл в свое купе, там сидел парень. От пронзительного острого взгляда его холодных глаз цвета утреннего тумана по спине старика пробежали мурашки.
– Добрый день, – поздоровался старичок и снял шляпу.
– Здравствуйте, Владимир Игоревич.
– А ты откуда меня знаешь, учился у меня. Что-то не припомню. Хотя в последнее время меня память подводит.
– Время беспощадно, – ответил парень. – Но я у вас не учился. Меня Лука зовут… Я просто вас ждал. Без попутчиков скучно ехать.
Владимир Игоревич положил шляпу на стол и сел на свою полку. Странное ощущение заполнило его грудь. Попутчик показался ему знакомым, давно затерявшимся в толпе, и встреча должна бы принести радость, но воспоминание о печальном расставании сдавливали грудь. Но старик не видел никогда парня до этого дня. Бывают в жизни странные встречи, и эта одна из таких.
– До конечной едешь? – спросил Владимир Игоревич.
– Нет для меня конечной станции, – ответил Лука, мечтательно взглянув в окно. – Я просто еду. Всё вперед и вперёд.
Зашла проводница, с постельным бельём в руках и двумя стаканами чая. Она помогла Владимиру Игоревичу устроиться.
– Если что нужно – зовите, – сказала она, выходя из купе.
– А тебе, Лидочка?
– Нет, милый, – губы Лиды искривились, она пыталась улыбнуться, но страх, вспыхнувший в её глазах, на несколько секунд сковал тело. Она опомнилась, тряхнула головой.
– Поехали, – выдохнула Лида, но Владимиру Игоревичу показалось, что в этом простом «поехали» куда больше смысла, чем он может себе представить.
Поезд тронулся, колёса мерно стучали, мимо проносились поля, дома, столбы и небо с бесконечной вереницей облаков.
– А вы в Санкт-Петербург едете? – спросил Лука.
– Да, – кивнул старичок. – Хотелось бы в Ленинград, да туда уж поезд не идёт.
– А что в Ленинграде?
– Жизнь моя, – Владимир Игоревич вздохнул и задумался.
Ненадолго в воздухе зависло молчание, старик вспоминал события давно минувших дней, Лука тихо ждал. Владимир Игоревич снова тяжело вздохнул, вытер платком глаз, то ли попало что, то ли прослезился, а потом сказал:
– Было время, я так же ехал на поезде, а в Ленинграде ждали меня. Друг ждал и любимая девушка.
– Что же случилось?
– Приглашение мне пришло из Риги, на работу позвали, перспективы обещали. А в Ленинграде что? Место в университете да комнатка в общежитии. А тут Рига.
– И вы поехали?
– Да, не вышел я в Ленинграде, дальше поехал. И с тех пор жалею.
– Не сложилось? – спросил Лука.
Владимир Игоревич горько усмехнулся.
– Наоборот, как нельзя лучше всё произошло. Дослужился я до доктора наук, преподавал, за границу в экспедиции ездил, женился… – старик опустил голову, нахмурился. – Потом развёлся, с дочкой уже пять лет не виделся, да и до этого мало с ней времени проводил. В девяностые трудно пришлось, я домой, на юг вернулся. Устроился в университет. И вроде всё хорошо, и жизнь красивая и местами счастливая была, но такое чувство, что не моя. Как бы мне хотелось вернуться в тот шестьдесят пятый, в тот поезд, чтобы выйти в Ленинграде, на перрон, где ждали меня.
– Ну а если бы не удалась эта жизнь?
– Да и чёрт с ней, – махнул рукой Владимир Игоревич. – Главное знаешь что? С другом бы не разругался, и девушка со мной бы была. Я ведь кроме неё никого в жизни так не любил.
Поезд въехал в ночь, в окнах мигали ровные ряды фонарей на фоне тёмного залитого туманом неба. Лука спал, а к Владимиру Игоревичу сон никак не шёл. Старик долго вертелся, не мог найти удобного положения, потом сел. В стакане звенела ложка, так же как и много лет назад. Кое-что в этой жизни не меняется. Владимира Игоревича накрыла волна воспоминаний и сожалений, он смахнул слезу, выкатившуюся на щёку, и вышел из купе.
Здесь было так же тихо, только потрескивали лампочки на потолке, да стучали колёса. Пассажиры спали, в тамбуре курил мужчина в клетчатой рубашке. Дым клубился под потолком и таял, сигарета всё уменьшалась и, наконец, прогорела до самого фильтра. Мужчина выкинул окурок в пепельницу и подошёл к старику, который стоял и смотрел в темноту за окном.
– Не выходите, – произнёс мужчина низким хриплым голосом.
– Что? – не понял Владимир Игоревич и посмотрел на собеседника.
Измученный человек с застывшим отчаянием на лице, смотрел на старика холодными мутными глазами. Худые руки мужчины безвольно болтались, не было сил ими двигать. Жить уже не было сил. Он просто ехал в тринадцатом вагоне с попутчиком и иногда курил, чтобы не забыть, как дышать.
– Я говорю, не выходите, – повторил мужчина и тяжело сглотнул. – Лучше не будет. В конце концов, вы опять окажетесь в этом вагоне.
Мужчина качнул головой и ушёл к себе, щелкнул замок в двери, оставив Владимира Игоревича в полной растерянности.

Вокзал небольшого городка дремал, под потолком горели лампы, кассир довязывала варежки своей внучке, у буфета прихлёбывал кофе мужчина, в зале ожидания немногие пассажиры спали на скамейках, молодой человек ходил взад и вперёд, укачивая маленького сына, и мурлыкал песенку. В привычное спокойствие ночи ворвалась девушка. Она громко стукнула тяжёлой дверью, пробежала по залу, отбивая тревожный ритм железными каблучками о мраморный пол, остановилась у кассы и, тяжело дыша, прокричала в окошко:
– Мне нужен билет в тринадцатый вагон!
– Не нужно нервничать, – недовольно протянула женщина. Она досчитала петли до конца ряда и отложила вязания. – Я вас слушаю, куда вам нужно?
– Мне нужно в тринадцатый вагон, – ещё громче, срывающимся на плач голосом, сказала девушка.
– Вы мне направление скажите…
– Неважно направление! – закричала девушка, из глаз её вырвался поток слез. – Мне нужно в тринадцатый вагон! К попутчику!
– Сумасшедшая, – вырвалось у кассира.
– Подожди, – на плечо женщины опустилась рука её коллеги. Девушка в чёрной блузке вбила в компьютер номер вагона и сказала:
– Он через пол часа здесь будет, до конечной поедете?
– Да! – выкрикнула девушка.
Она стояла на перроне и улыбалась, а по лицу всё котились слёзы. Девушка прижимала билет к груди, как самое дорогое сокровище этого мира и повторяла:
– Ты будешь жить, ты будешь жить. Он всё вернёт. Как и раньше возвращал, и тебя вернёт. Ты будешь жить.
Поезд подал гудок, пассажиры на вокзале оживились, вышли на перрон. Тьма начала отступать, на востоке небо просветлело, звёзды гасли.
Владимир Игоревич смотрел на людей, что ждали поезда. Они казались ему такими счастливыми, они куда-то едут, кто-то их ждёт. Даже девушка плакала, но улыбалась, глаза её сияли от чистой радости. Пришёл её поезд и она, наконец-то, увидит тот город, в котором её встретят.
Только поезд остановился, проводница Лида открыла дверь, опустила подножку, девушка тут же сунула ей в руки билет и влетела в вагон.
– Лука! – кричала она.
Девушка открыла дверь и засмеялась, отчаянно и страшно, у Владимира Игоревича даже сердце защемило, а Лида нахмурилась и отвернулась. На этой станции в тринадцатый вагон больше никто не вошёл.
– Лука, помоги мне! – девушка упала на колени перед парнем.
– Что на этот раз не так? – потягиваясь, спросил Лука. Он сел и зевнул.
Владимир Игоревич смотрел из коридора, девушка стояла на коленях, хватала парня за руки, плакала, а Лука смотрел на неё с холодным презрением, как критик смотрит на игру плохого актёра.
– Они погибли, – проскулила девушка.
– Вместе на этот раз, – задумался Лука. – Видимо, тебе придётся сделать выбор. Жить будет только один из них.
– Дочка! – девушка подскочила на ноги. – Пусть дочь живёт.
– Хорошо. Иди, отдыхай, до твоей станции ещё далеко.
И девушка ушла, вытирая слёзы. Она проплакала всё утро, люди в тринадцатом вагоне слышали, как она хлюпает носом, но никто не пришёл утешить. Здесь все ехали, здесь все ждали своей станции.
– Кто ты? – спросил Владимир Игоревич.
– Я просто попутчик, – улыбнулся Лука. – А вам скоро выходить, а вы так и не спали.
– Бессонница мучает в последнее время.
– Ничего, скоро пройдёт, – голос парня стал мягким и ласковым. Почему же с девушкой Лука был таким жёстким.
– Люди не знают, чего хотят, – тихо сказал попутчик, когда Владимир Игоревич улёгся на свою постель. – Я даю им шанс всё исправить, но они раз за разом возвращаются ко мне, они говорят, что становиться только хуже. Но разве я виноват в том, что вы боитесь, что вы сомневаетесь, что вы делаете ошибки, о которых потом сожалеете. Я уже очень долго путешествую в этом вагоне, и ещё ни один человек не остался там, в своём идеальном мире. Вы думаете у вас получиться, прожить лучшую жизнь?
– Лучшей жизни не бывает, есть только твоя и чужая.
– Так зачем же вы хотите выйти в Ленинграде? – усмехнулся Лука.
– Чтобы прожить свою жизнь, от которой я когда-то отказался.
– Забавно, – сказал Лука и снова лег, отвернувшись к стене.

Лучи яркого солнца били в стекло, заливая светом вагон.
– Владимир Игоревич, просыпайтесь, – Лука легонько тряс старика за плечо. – Ваша станция.
Владимир Игоревич встал, оделся и вышел в тамбур.
– Прощайте, – сказал он Луке.
– До встречи, – ответил тот.
– Приехал, – сообщил старик проводнице.
– Да, в Ленинград приехали, – Лида сочувственно на него посмотрела, и в глазах её читалась мольба. Она будто просила: «Не выходите на перрон. Не делайте ошибку".
Владимир Игоревич выглянул из вагона. На дворе стоял тот самый тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, а с перрона молодому Володе махал его лучший друг, и рядом стояла девушка, она так долго его ждала, чтобы сказать самые важные на свете слова.
И Владимир Игоревич вышел из вагона уже не стариком, а молодым парнем, у которого ещё вся жизнь была впереди. Но не успел он подойти к своему другу, как услышал голос Лиды:
– Стой! Не твоя станция!!! – кричала проводница.
Но мужчина в клетчатой рубашке её не слушал, он бежал по перрону подальше от тринадцатого вагона и попутчика. И он почти уже добежал до дверей вокзала, но они захлопнулись перед самым носом мужчины. Он рухнул на землю, обхватил голову руками и закричал. То был вопль страшной предсмертной боли.
– Это не твоё время, – сквозь слезы сказала Лида.
А мужчина извивался и кричал, а беспощадное время уничтожало его, убирало ненужное. Сначала исчезли ноги, они рассыпались, будто сделаны были из песка, потом туловище, руки и, наконец, голова. Ветер всё разносил по вокзалу крик обезумевшего человека. А люди проходили мимо, не замечая, как погибает человек.
Лука смотрел на это из окна вагона, и когда человек в клетчатой рубашке исчез и крики затихли, он просто хмыкнул и ушёл к себе. Он ничего другого и не ожидал. Лука не удивился и не расстроился, он разочаровался в предсказуемости человеческого поведения.
– Володя, ты в порядке? – девушка погладила побледневшее лицо своего жениха.
– Да, – ответил он и поцеловал её руку.

Десять лет спустя Владимир Игоревич в кожаной промокшей куртке, оставляя грязные следы, прошёл по мраморному полу вокзала.
– Билет в тринадцатый вагон, с попутчиком, – потребовал он.
Миловидная девушка за маленьким кассовым окном просмотрела свои журналы и ответила:
– Нет его.
– Когда будет?
– Он на Сахалине, может недели через две здесь будет, а может и позже, – она потянулась, её смена уже заканчивалась, и добавила беспощадным звенящим голоском:
– Впрочем, я точно не скажу, он в наших краях уже года три не бывал.
Владимир Игоревич стукнул кулаком по столешнице и отошёл. Сейчас ему чуть больше тридцати лет, волосы чёрные, как уголь, глаза зоркие, руки сильные, а жизнь уже закончилась.
– Семь лет, – возле Владимира Игоревича остановился мужчина, не очень старый, но дряхлый и грязный. – Я его уже сем лет жду.
Владимир Игоревич закрыл руками лицо и простонал. Хотелось кричать, грудь горела, и ненависть закипала. Сейчас он ненавидел весь мир, себя и попутчика. Не надо было выходить в Ленинграде.
– Иногда нам кажется, что исправить ничего нельзя, что вот он конец, – произнёс мужчина и положил руку на плечо Владимиру Игоревичу. – А на самом деле и исправлять ничего не надо, ведь новая жизнь начинается тяжело. Мне без попутчика не обойтись, а ты, может, ещё выберешься.
– Три года уже выбираюсь, только всё глубже закапываюсь.
Долгие двенадцать лет Владимир Игоревич ждал, он каждую неделю по два раза, а иногда и по три приходил на вокзал. И волосы его начали седеть, и глаза слепли, и руки тряслись. Жизнь стала для него непосильной ношей, и только попутчик мог всё исправить. Каждое утро Владимир Игоревич просыпался с мыслью о попутчике, временами сны о тринадцатом вагоне доводили его до безумия. Он вскакивал среди ночи и мчался на вокзал. Он останавливался, когда по переезду шёл поезд, и высматривал свой вагон. Если бы однажды Владимир Игоревич увидел тринадцатый вагон, он бы не раздумывая помчался за ним. Но вагона всё не было.
Мужчина, что однажды подошёл к Владимиру Игоревичу на вокзале, устал ждать и просто ушёл.
– Он приедет, – сказал Владимир Игоревич.
– Он может приехать на любой вокзал, быть может я его встречу, а если нет – замёрзну. Это всё равно лучше бессмысленного ожидания.
Зима выдалась тёплая, постоянная слякоть и грязь уже начали раздражать, и, кажется, не только людей. Огромный рыжий кот, что жил у вокзала, недовольно стряхивал лапы после прогулки и сверкал зелёными глазами на затянутое беспросветной серостью небо.
– Тринадцатый вагон, с попутчиком, – попросил Владимир Игоревич.
– Последний билет, – сказала девушка в кассовом окошке. – Торопитесь, отправление через семь минут.
Трясущимися руками Владимир Игоревич отсчитал деньги за билет, а девушка, будто специально его задерживала, медленно пересчитывала и рассматривала купюры.
– Второй путь, – протянула она, наконец, билет.
До отправления поезда оставалось две минуты. Владимир Игоревич бежал по перрону до перехода, не обращая внимания на лужи. Он наступал большими ногами, холодные капли разлетались во все стороны, пассажиры и встречающие возмущались, но мужчина не слышал. В ушах стучало всё быстрее: тук-тук-тук-тук.
Владимир Игоревич вскочил на лестницу перехода, в два прыжка одолел десять ступеней, чуть не сбил девушку с ребёнком на руках, бросил «извините», и, не оглядываясь, побежал дальше. Останавливаться было нельзя, опоздать невозможно, если так случиться, что сердце просто перестанет биться и жизнь закончиться.
И Владимир Игоревич бежал по переходу, а потом вниз по лестнице. На самом выходе он упал, больно ударился спиной. Поезд тронулся. Колеса медленно покатились по рельсам. Не обращая внимания на боль, Владимир Игоревич поднялся на ноги и снова побежал. Колеса стучали, вместе с ними и сердце, дыхание прерывалось, но мужчина бежал. Споткнулся, но устоял и побежал дальше. Поезд набирал скорость, и Владимир Игоревич бежал всё быстрее.
Вот он, тринадцатый вагон. Мужчина протянул руку и схватился за поручень. Ещё усилие. Вдох. Прыжок.
Владимир Игоревич свалился на пол тамбура. Грудь тяжело поднималась и опускалась, голова кружилась, в ушах звенели удары сердца.
– Вам воды принести? – спросила проводница Лида, такая же молодая, как и прежде, только в глазах совсем погас огонёк жизни.
Владимир Игоревич помотал головой и сел. Лида уходила от него по узкому коридору, ступая тяжёлыми шагами. Её стройное тело казалось громоздким, каменным, неуклюжим.
– Чаю? – спросила она у одного из пассажиров, но этот вопрос прозвучал неестественно, ведь каждый в этом вагоне знал, что в чае, в еде уже нет смысла, по крайней мере, до следующей остановки.
Владимир Игоревич отдышался и встал. Держась за стены, ему казалось, что вагон штормит словно лодку, он прошёл к двери, за которой ждал попутчик. Попутчик ждал, в этом не было сомнений, он всегда ждёт. Только вот никто никогда не узнает, что попутчик надеется однажды не дождаться.
– Здравствуй, Володя, – произнёс Лука, как только дверь отварилась. – Как жизнь?
– Плохо, – ответил Владимир Игоревич. – Всё не так, как должно было быть.
– А как должно?
– Я не знаю…
– Так зачем же ты тогда вернулся? – спросил Лука, раздражённо разведя руками. – Ты хотел прожить свою жизнь. Ты её прожил?
– Нет, – Владимир Игоревич опустил глаза.
– Почему? Что тебе помешало?
– Я не знаю! Всё пошло не так! Я хотел…
– Чего? Чего ты хотел?! – Лука вскочил на ноги.
Владимир Игоревич задумался, потом ответил:
– Счастливо прожить эту жизнь.
– А счастливо это как?
– Она ушла, с работы выгнали, всё рухнуло…
Лука открыл тетрадь, что лежала перед ним на столе, и заглянул в свои записи:
– Ну, давай посмотрим: жена ушла. А почему? Ты присядь. Почему она ушла.
– Я не знаю…
– Знаешь! – выкрикнул Лука. – Вот это ты точно знаешь! Ты надеялся, что «твоя» жизнь будет лёгкой, что ты пройдёшь по ковровому покрытию, что от невзгод тебя будут скрывать чьи-то невидимые крылья, что она будет просто так вечно тебя любить, даже после того, как ты от неё отворачивался.
– Я…
– Ты не сделал ничего, чтобы удержать её. Ты даже не попытался исправить свою ошибку, из-за которой тебя и уволили. Ты в этой жизни и пальцем не пошевелил. И это была твоя жизнь?!
– Нет, – Владимир Игоревич закрыл глаза, слезы полились по щекам.
– Я никого сюда не зову, вы сами приходите. Вы думаете, я исправлю ваши ошибки, но я этого не могу. Всё что я делаю, это возвращаю вам тот миг, когда вы ошиблись, чтобы вы сами всё исправили. Но вы этого не делаете. А потом плачете, бросаетесь под поезда или бездарно тратите половину жизни, высматривая мой вагон. А я ничего не могу сделать! Слышишь?! Ничего! Я высажу тебя на твоей станции, но тебе решать, где она, тебе решать куда дальше идти и что делать.
Тяжёлая гудящая тишина заполнила собой вагон, только колёса стучали: тук–тук, тук–тук, тук–тук. И в такт им вторили сердца пассажиров тринадцатого вагона: тук–тук, тук–тук, тук–тук.