Головоломка любви
Возрастные ограничения 18+
Меня разбудил звон посуды. Я открыл глаза, пытаясь понять, что за фигня и увидел, как пушистый кот бродит по обеденному столу в поисках пропитания, расталкивая своим телом препятствия в виде стаканов. «Вот, блин, котяра», — подумалось мне. Я посмотрел на Милу. Она лежала рядом, укутавшись в плед, и сладко сопела. У меня очень чуткий сон, я всегда просыпаюсь при малейших посторонних звуках. «Вот пруха же некоторым. Спят себе и ничего не слышат», — восхищённо глядя на спящую Милу, подумал я. Мила — это моя девушка. Я с ней знаком уже полгода и практически не видел в ней недостатков. Она такая лёгкая, не душная, всегда говорит в тему. Обычно, когда я вижу зачётную деваху, то возникает напряг как её запикапить, что сказать, с какой шутки «зайти», а тут просто подошёл и заговорил. Она тоже не стала морозить и тоже со мной заговорила. Мне это показалось так круто, что мы в лёгкую сконектились и у нас всё гут. Мила зашевелилась и повернулась на другой бок. Наверное чувствует, что смотрю на неё. Я встал с постели, натянул штаны, залез в тишку. Глянул на часы они показывали пол седьмого. Вышел на крыльцо. На дворе было тёплое июльское утро. Я устроился на ступеньках крыльца. От сюда открывается классный вид на речку, на рощицу вдоль речки. Мы с бабулей часто здесь сидели и вели разные беседы. Меня родаки, начиная с восьми лет, на всё лето сплавляли чилить в этот посёлок к бабуле. Она жила в этом летнем домике с апреля по октябрь. Ковырялась в огороде, на котором росли клубника, малина, кусты вишни и несколько яблонь. Также она сажала много цветов. Часто принимала гостей — своих подружек-бабулек, которые любили к ней приезжать и подолгу гостили у неё. Таких пацанов, как я в посёлке было много. Их, как и меня, родаки отправляли на всё лето на свежий воздух. Мы гоняли на великах, купались в речке, играли в футбол. Надо сказать, что футбол был просто треш. Мы рубились с пацанами из близлежащей деревни. Это была не игра, а битва на выживание. Потом после футбола бабуля латала меня: делала примочки на синяки, мазала зеленкой ссадины. Вот так с восьми до четырнадцати лет тусил летом в посёлке под присмотром бабули. Классное было время! Два года назад она умерла. И вот после её смерти встал вопрос: «Что делать с домом?» У родаков не было желания и времени заниматься им. Всё время жить в доме было не в кайф, так как необходимо было ездить в город на работу, а это шестьдесят вёрст. Каждый день наматывать по сто двадцать километром туда и обратно не вариант. Решили продать дом, но покупатели не стояли в очереди и вот мы, я и родители, периодически приезжали сюда на короткое время, чтобы поддерживать дом в жилом состоянии. В этот раз я привёз сюда Милу, чтобы потусить несколько дней вместе. Это были зачётные три дня. Сегодня решили возвращаться в город.
Послышался поступь босых ног. Это Мила проснулась.
— Ты куда убежал от меня? Я проснулась, а тебя нет. Хотела уже расплакаться, — сказала она наиграно плаксивым голоском, обняв меня за плечи.
Она уселась рядом со мной. На ней не было одежды, она была полностью обнажённой.
— Ты хоть оденься, — любуясь её фигурой, сказал я.
— А всё равно никто не видит, — ответила она при этом встала и потянулась, разминаясь после сна.
«Какая красота!» — восхищённо подумалось мне, глядя на её стройное тело.
— И давно ты здесь сидишь?
— Сколько сейчас?
— Без двадцати восемь.
— Получается больше часа…
— И не спится же тебе…
— Да котяра, сволочь, разбудил меня. По столу шарился в поисках еды.
— Не ругайся на него. Так нам и надо! Мы же забыли его вчера покормить. Вот она жестокая кошачья месть! — смеясь сказала Мила и крепче прижалась ко мне своим обнажённым телом.
Мы так просидели молча несколько минут.
— Электричка в три часа. Можем ещё сходить на речку искупаться.
— Только давай что-нибудь перекусим, а то я такая голодная, а потом на речку.
— Хорошо, любовь моя, — сказал я и поцеловал Милу.
Она ответила мне нежным поцелуем.
— Я займусь завтраком, а ты заправляй постель, — отдавала распоряжения Мила между порциями поцелуев.
Она набросила на себя халатик и принялась убирать на столе. Я же поплёлся заправлять постель. Позавтракав, мы пошли на речку. Домой вернулись около часа дня. Стали неспеша собирать вещи. Электричка отходила в три часа. До станции топать тридцать минут. Где-то в начале третьего надо выходить, чтобы, не торопясь, добраться до станции. Мы прибрались в доме, расставили мебель по своим местам, оставили котам еду, повесили замок на дверь и пошли на станцию. Я, когда предложил Миле почилить в нашем летнем домике, не сказал ей, что от станции до дома придётся пешеходить тридцать минут. Она узнала об этом, когда мы сошли с электрички. Я уже был готов услышать «плач царевны» по поводу длительного перехода, но, к моему удивлению, она восприняла это совершенно без эмоций. Она даже во время этого перехода умудрялась ещё собирать цветочки, которые росли на поле вдоль дороги, затем они превратились в симпатичный венок. Я же говорю — она супер. И вот сейчас, шагая обратно на станцию, я был спокоен за свою девушку. Мы не прошли и половину пути, как поднялся ветер. Он гнал нас тяжёлую тёмную тучу. Видны были всполохи молний. Понятно, что дело клонится к грозе. В чистом поле пережидать грозу это треш. Я предложил укрыться в ближайшем лесочке, но не успели добежать до него, как полил дождь. Сначала отдельные крупные капли застучали по нам, затем капли превратились в сплошной поток. Сверкнула молния. Раздался гром. Мы добежали до лесочка и спрятались под ближайшее дерево, но оно не спасало нас от дождя. Чуть поодаль я заметил ветвистый дуб. Я взял Милу за руку, и мы побежали к дубу. Первое время дуб был спасением, но потом и он сдался. Сквозь листву на нас стекали ручейки воды. Тем временем гроза разошлась во всю: сверкали молнии, а вслед, через некоторое время, слышался раскат грома. Сквозь пелену дождя мы заметили мужчину. Он направлялся в нашу сторону. Одет он был в плащ во весь его рост. Лицо скрывал капюшон и его невозможно было разглядеть.
— Здравствуйте, молодые люди, — обратился он к нам.
Его голос обладал приятным баритоном.
— Добрый день, — поздоровались мы.
— Погода не благоприятствует для прогулок, да вижу вы совсем промокли. Разрешите предложить вам кров и там переждать грозу. Дом находится неподалёку.
— Мы не против, — сказал я, поглядывая на Милу.
Та тоже была не против. Тогда мужик достал из-под своего плаща два прозрачных дождевика, которые были плотно свёрнуты.
— Вот накиньте на себя и ступайте за мной.
Мы развернули дождевики, надели на себя и последовали вслед за незнакомцем. Через метров сто мы вышли на поляну. Посреди поляны стоял дом. Это был добротный, выложенный из камня, двухэтажный дом. Фасад был весь покрыт вьюном. Под слоем вьюна угадывались проёмы окон. Незнакомец открыл входную дверь и пригласил нас пройти вовнутрь:
— Прошу вас, молодые люди.
Мы быстро прошмыгнули в дом.
— Афанасий, это ты? — спросил женский голос.
— Да, сударыня. Со мной ещё гости.
К нам навстречу выбежала молодая девушка. В прихожей тускло светила лампочка и было темновато. Девушка стояла чуть поодаль на неё падал свет от другой лампы, и я смог разглядеть её. На вид она была нашей ровесницей. Одета была в жёлтое платье колокольчик, вокруг носа роились симпатичные веснушки, на голове была шляпка шапокляк с цветочками на полях. Из-под шляпы на плечи спадали густые каштановые волосы.
— Здравствуйте, извините… — уже было начал я свою извинительную речь, но девушка не дала мне закончить, она опередила меня:
— Ой, да вы же совсем промокли! Афанасий, немедленно проводи гостей в ванную комнату, — распорядилась она. — Вы там сможете переодеться в сухую одежду.
— Как скажете, сударыня, — ответил Афанасий.
Он снял плащ и повесил на вешалку, затем он скинул сапоги и надел туфли, которые стояли рядом. Мы тоже скинули дождевики и повесили на вешалку. В коридоре было темновато, и фигура Афанасия только слегка вырисовывалась.
— Следуйте за мной, молодые люди, — обратился он к нам.
Мы последовали за ним по небольшому узкому коридору. В коридоре тоже было темно и угадывался только силуэт, идущего впереди Афанасия. Он остановился, открыл боковую дверь, зажёг свет и прошёл во внутрь, и мы проследовали за ним. Это была довольно большая ванная комната. На свету я смог полностью разглядеть Афанасия. Это был мужчина сорока-пятидесяти лет среднего роста. Одет был в костюм-тройку и что самое примечательное было в его образе это то, что у него были усы а ля Сальвадор Дали.
— Вот здесь вы можете переодеться. Мокрую одежду можете положить в корзину, о ней позаботятся, — проинструктировал нас Афанасий и, сделав легкий поклон головой, удалился, закрыв за собой дверь.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Для нас такой приём был тумач. На вешалке весели два махровых халата, а под каждым стояли тапочки. Один халат был синего цвета и на нём в районе груди был вышит симпатичный утёнок с бабочкой на шее. Понятно, что он для мужчины. Тапочки были тоже синего цвета с таким же утёнком. Рядом висел халат белого цвета. На нём красовалась симпатичная уточка в платьице в красный горошек. Под ним стояли белые тапочки с такой же уточкой. Мы переглянулись и стали скидывать с себя мокрую одежду. Надо сказать, что мы промокли до самых трусов. Пришлось полностью раздеться и залезть в эти симпатичные халаты. Мила заметила возле зеркала фен. Она решила им воспользоваться, чтобы немного просушить волосы. Она и на меня направила фен, дав просохнуть и моим волосам. Приведя себя в порядок, мы вышли из ванной комнаты. Нас уже поджидала девушка в жёлтом платье.
— Ой, какие вы красивые! — искренне восхитилась она, увидев нас. — Пойдёмте я вас познакомлю со своими подружками.
Она схватила меня за руку и повлекла за собой. Я еле успел протянуть руку Миле, чтоб она ухватилась за неё. Вот таким «паровозиком» мы вошли в большую комнату. Она была такая большая, что её можно смело назвать залом. Посредине зала стоял длинный стол. Над столом весела большая люстра и свет от неё падал исключительно на стол. Остальной интерьер зала едва был различим. У стола находились пять кресел с высокими спинками: два стояли по торцам, другие по бокам одно с одной стороны и два напротив. Перед каждым креслом на столе имелась тарелка со столовыми приборами. Также на столе находились блюда с разными закусками и пара графинов с напитками. В зале мы увидели ещё двух женщин.
— Знакомьтесь, это мои лучшие подруги. Судя, — представила она одну из женщин.
На взгляд ей было лет тридцать пять-сорок. Одета она было в строгое синее платье, которое облегало её стройную фигуру. На голове у ней была шляпа с широкими полями такого же цвета. В руках она держала предмет похожий на указку длиной примерно сантиметров двадцать. Этот предмет был покрыт мелкими камушками, которые под светом люстры, переливались всеми цветами радуги.
— Это черт, — сказала она, видимо перехватив мой взгляд. — Можно сказать семейная ценность.
Затем она спрятала черт в рукав платья, остался виден только небольшой его кончик.
— А это Смеря, — представила она вторую женщину.
Та была одета в белую блузку, которая была заправлена в коричневые брюки, поддерживаемые широкими подтяжками. На голове восседала шляпа мужского кроя. Шляпа сильно «наезжала» на лоб и скрывала глаза. Из-за этого нельзя было определить достоверно её возраст, хотя из-под шляпы угадывались тонкие черты лица, по которым можно было предположить, что ей тоже около тридцати-сорока лет. В руке она держала длинный мундштук, на конце которого дымилась сигарета. Она лёгким кивком головы приветствовали нас.
— А меня все зовут Чася, — представилась сама девушка. — А с Афанасием вы уже знакомы.
«Прикольные имена», — мелькнула мысль.
— Здравствуйте, молодые люди, — поприветствовала нас Судя. — Мы как раз собрались пообедать. Присоединяйтесь к нам, — сказала она и указала рукой на кресла, предложив сесть.
Мы расположились в креслах, которые стояли рядом. Напротив нас разместилась Чася, а Судя и Смеря сели по торцам стола: Судя слева от нас, а Смеря справа.
— Афанасий, прими заказ у наших гостей, — обратилась Судя к нему.
Афанасий всё это время стоял в глубине комнаты. После её слов он вышел на свет к столу.
— Что желает барышня на обед? — обратился он к Миле.
— Ой, я не знаю… — растерялась она. — А что у вас есть? Может меню можно посмотреть?
— Не беспокойтесь об этом. Можете быть уверенны, что любой ваш заказ будет исполнен.
— Что любой-любой? — не веря услышанному, переспросила Мила.
— Любой-любой, — улыбаясь, ответил Афанасий.
— Я даже как-то не знаю, что заказать… — находясь в замешательстве, сказала Мила. Я наклонился к её уху и тихонечко прошептал:
— Да не парься, закажи свои любимые суши.
Она очень любила суши и постоянно их заказывал, когда мы ходили в кафе.
— А можно суши заказать? — поинтересовалась она у Афанасия.
— Будет исполнен любой ваш заказ, — утвердительным тоном повторил Афанасий.
— Тогда мне суши с королевскими креветками, васаби, маринованный имбирь и соевый соус, только не солёный.
— Что будет пить барышня?
— Что и вино можно заказать любое? — всё ещё не веря в возможности Афанасия исполнить её заказ, переспросила Мила. — Тогда мне… Тогда… Тогда мне шампанское.
— Какое шампанское предпочитаете?
— Какое?.. Любое! А нет. Мне пожалуйста… — Мила задумалась на секунду, а потом выдала. — Мадам Клюко.
Я знаю это очень дорогое шампанское, но ни один мускул не дрогнул на лице Афанасия. Он слегка кивнул головой, давая понять, что заказ принят.
— Желаете ещё что-то? — уточнил он у Милы.
— Нет, всё… Пока всё, — поправилась она в последний момент.
— Что пожелает молодой человек?
— Мне, пожалуйста, стейк средней прожарки, — выдал я.
— Какой напиток предпочитаете?
— Я, пожалуй, выпью коньяку. Если вас не затруднит, то будьте добры Реми Мартин Луи Тринадцать, — сказал я, пытаясь поймать тон, которым вещал Афанасий.
Пока Афанасий пытал Милу я подготовился. Я, конечно, из того, что заказал никогда не пробовал, а видел это только в фильмах. И вот решил приколоться над Афанасием. Однако, и тут у него не дрогнул ни один мускул на лице.
— Заказ принят, — громко сказал Афанасий. Затем он сделал пару шагов назад, только после этого он развернулся ушёл в глубь комнаты и там скрылся за дверью.
— Прошу простить меня, я не дала нашим гостям преставиться. Как вас зовут, молодые люди? — обратилась к нам Судя.
— Мила.
— Одиссей.
— Редкое имя. Родители у вас креативные.
Я уже было хотел объясниться, но Мила меня опередила:
— На самом деле его зовут Олег. Фамилия Дюссей. И вот когда пишут «О» точка Дюссей, то слитно читается как Одиссей. Я сначала тоже удивилась, но потом даже понравилось.
— Это пошло с детства. Я уже сразу представляюсь Одиссеем.
— Какая редкая у вас фамилия — Дюссей.
— Мои предки были французы. Они прибыли в Россию ещё во второй половине девятнадцатого века. Тогда у них была фамилия Дюссолье, но в течение многих лет она претерпела множественные ошибки при написании и превратилась в Дюссей.
— Забавная история, — слегка улыбнувшись, произнесла Судя. — Что вы делаете в наших краях? — продолжила свои расспросы Судя.
— У меня в посёлке дом. Вот мы с Милой там чалили… эээ отдыхали. Когда шли на станцию, то нас застала гроза и вот пришлось воспользоваться вашим гостеприимством.
— Это тот посёлок, что на горке?
— Да.
— Там хорошее место…
В это время открылась дверь в глубине зала и появился Афанасий. Он катил тележку. На ней можно было разглядеть бутылки со спиртными напитками. Он подошёл к Суде и поставил перед ней бокал для вина.
— Афанасий — это невежливо. Сначала предложи гостям.
— Как скажете, сударыня.
Афанасий подошёл к Миле и поставил перед ней бокал для шампанского. Затем из ведёрка со льдом достал бутылку шампанского и показал Миле, чтобы она могла убедиться, что это Мадам Клюко. Затем он ловко открыл бутылку и наполнил бокал. После чего поставил бутылку обратно в ведёрко со льдом. Затем он подошёл ко мне. Поставил бокал для коньяка. Достал бутылку и показал мне, что это коньяк Луи Тринадцать. Он наполнил бокал до половины. После меня он подошёл к Суде и наполнил её бокал белым вином, далее была Смеря. Ей он налил красного вина. Последней была Чася. Он налил ей какого-то шампанского, но не Мадам Клюко. Это всё он проделывал неспеша, размеренно. Движения его были отточены. Ни одна капля напитка не пролилась на скатерть. Он откатил тележку в сторону и скрылся за дверью.
— Предлагаю выпить за наших гостей. У нас очень редко бывают гости и поэтому приятно выпить за них. За вас, Мила и Одиссей! — произнесла тост Судя.
Мы отпили из своих бокалов. Мне зашёл коньяк. У него был такой приятный и нежный вкус, который невозможно ни с чем сравнить.
— Не стесняйтесь, берите закуски.
Я с блюда положил себе сыра, так как вспомнил, что коньяк принято закусывать исключительно сыром. Мила тоже положила себе разных закусок.
— Одиссей и Мила, вы такая красивая пара! — восхищённо сказала Чася. — Вами можно долго любоваться.
Нас с Милой смутило такое сравнение. Мы переглянулись. Было видно, как у Милы зарделись щёки.
— Спасибо за комплимент, — ответил я, после некоторого замешательства.
— Одиссей, расскажите как вы познакомились? Мне кажется, что это какая-то романтичная история, — восхищённо глядя нас, спросила Чася.
— Да, нет. Это простая история. Можно сказать банальная. Я встретил Милу на остановке и уже в автобусе подсел к ней и заговорил. Так и познакомились…
— Нет, Одиссей, всё было не так. Я вам всё сейчас расскажу, — начала эмоционально рассказывать Мила. — Мы всю жизнь прожили в одном районе, но ни разу не встречались, ходили в разные школы. После школы мы поступили в один университет. Два года ездим туда на автобусе одного маршрута и опять не встретились, так как я всегда ездила на автобусе в одно время, а он на пятнадцать минут позже. И вот как-то раз, выйдя из дома, я поняла, что забыла телефон. Пришлось вернуться, но из-за этого опоздала на свой автобус и пришлось ждать следующий, который шёл на пятнадцать минут позже. Вот там на остановке мы встретились в первый раз. Ну а потом вы уже знаете…
— Как романтично, — мечтательно сказала Чася.
— Вам предначертано было не встретиться, но телефон изменил нормальное течение событий, — после небольшой паузы задумчиво сказала Судя. — Вот так порой из-за небольшие мелочи меняется предначертанное…
— От куда вы знаете, что нам предначертано? — искренне удивился я.
— Она знает, знает… Поверьте! — увещевательно сказала Чася.
«Она, наверное, экстрасенс какой-то…» — подумалось мне.
— Всем предначертан жизненный путь, но далеко не все могут ему следовать. На пути встречается множество искушений, соблазнов, необузданных желаний пред которыми люди не могут устоять и предначертанное меняется. Предначертанное это не прописанная программа жизни, это всего лишь направление, а соблазны сбивают с пути. Редко кто чувствует, что ему предначертано. Это можно почувствовать интуитивно. Вам, наверное, встречались люди, которым постоянно везёт в жизни, у которых всё получается — это те, кто следует предначертанному. Вот и вы изменили предначертанное и запустили новую черту пути. Это не обязательно плохо, это просто будет что-то другое…
— А что нам было предначертано? — поинтересовалась Мила.
— Это уже не имеет смысла. Важно, что будет дальше… — многозначительно произнесла Судя.
Разговор прервал скрип открывающейся двери, из-за которой показался Афанасий. Он катил очередную тележку. Он подошёл к Миле забрал тарелку и выставил перед ней суши со всеми приправами. Такую процедуру он проделал со всеми — забирал стоявшую тарелку и ставил заказанное блюдо. Мне он поставил стейк. Суде какую-то рыбу. Что было за блюдо у Смери я не смог разобрать. Часе какой-то салатик. Я обратил внимание, что Афанасий всегда выполнял это в определённом порядке: начинал с нас с Милой, затем была Судя, Смеря и заканчивал на Часе.
— Предлагаю выпить за пару влюблённых Одиссея и Милу, — торжественно сказала Чася.
Я опять почувствовал неудобняк. Не привычно было, что тебя каждый раз чествуют, как какую-нибудь знаменитость. Мила тоже вся залилась красной краской. Мы отпили из своих бокалов. Я отрезал кусочек стейка. Это было очень вкусно. Мила тоже с удовольствием ела свои суши и по ней можно было понять, что она тоже в восторге от них. На некоторое время за столом воцарилась тишина. Все были поглощены поеданием своих блюд. Молчание прервала Судя:
— Одиссей, ну как вам стейк?
— Очень вкусно, спасибо…
— Афанасий умеет угодить…
Наши взоры обратились на него. Он сделал лёгкий поклон головой и сдержано произнёс:
— Всегда пожалуйста, сударыня.
— И мне очень вкусно, — Мила тоже решила выразить благодарность. — Спасибо, Афанасий.
Он и в её сторону отвесил лёгкий поклон. После небольшой паузы Судя, отложив столовые приборы, и промокая губы салфеткой, обратилась ко мне:
— Одиссей, вот говорите, что в автобусе подсели к Миле и заговорили с ней… Вы так со всеми девушками знакомитесь в транспорте?
Я немного потерялся от такого вопроса.
— Ну нет… Не со всеми…
— Тогда почему вы решили заговорить именно с Милой? Наверняка там были и другие девушки. Что в ней такого, что вам захотелось заговорить именно с ней, а не с другими?
— Сам не знаю… Это вышло как-то спонтанно… Она понравилась мне…
— Хм… Спонтанно. Можно сказать, что это был душевный порыв?
— Можно и так…
— Суденька, разве не понятно, что это та самая любовь с первого взгляда, — восторженно сказала Чася. — Так бывает у молодых людей.
Судя, посмотрела на меня вопросительным взглядом, видимо, ожидая подтверждения слов Часи.
Я уже хотел что-то ответить, но меня опередила Мила:
— Да, это самая настоящая любовь с первого взгляда.
Я посмотрел на неё и взял её за руку, в знак согласия с её словами.
— Это значит вы оба влюбились в друг друга с первого взгляда? Теперь вы —влюблённая пара… Любите друг друга… А вот, Одиссей, вы можете назвать хотя бы пять качеств за которые вы любите Милу?
Я вообще поник. Я никогда не задумывался за что я люблю Милу.
— Не знаю, что вам сказать… Я просто её люблю. Она такая…
— Вы любите и не знаете почему… Странно как-то. А вы, Мила, можете сказать за что вы любите Одиссея?
Мила посмотрела на меня растеряно.
— Я его тоже просто люблю…
— Судя, любовь это такое большое чувство. Его нельзя объяснить. Чувства вообще трудно поддаются простому прагматичному объяснению, — вступилась за нас Чася.
— Не скажи, подруга, — продолжала выяснение Судя. — Есть такое чувство как зависть. Завидуют чему-то конкретному. Есть чувство ненависти. Ненавидят за что-то. Есть чувство гордости. Гордятся чем-то. Почему нельзя сказать за что ты любишь другого человека?
— Любовь — это совсем другое, — не сдавалась Чася.
— Не стоит мучить молодых людей расспросами про любовь, — заговорила Смеря, до этого не проронившая ни слова. — Если бы Одиссей и Мила чётко и последовательно рассказали за что они любят друг друга, то я бы усомнилась в искренности их любви.
— А может дело совсем в другом? Это не любовь, а просто страсть. Простой инстинкт к размножению, который заложен природой.
— Если бы было так, то всё бы начиналось просто без конфетно-цветочного периода и заканчивалось бы также быстро. Люди не жили бы вместе по пятьдесят лет, заботясь друг о друге.
Смеря говорила чётко поставленным голосом. Её голос был низковат и это предавало ему дополнительную убедительность. Когда же она заговорила, то она слегка приподняла голову и я увидел тонкие черты лица. Можно было даже сказать, что она была красавица.
— Согласись, Смеря, часто бывает так, что люди встретились, у них произошёл секс и на этом всё закончилось и они расстались. Вот и вся любовь, — возразила Судя.
— Это ты говоришь чисто про страсть. Она, конечно, присутствует в любви. Любовь на ступень выше. Чтобы дойти до любви надо пройти и страсть. Кто-то останавливается на ступени страсти и не идёт дальше. Другие, пройдя страсть и, поднимаясь выше на ступень любви, получают больше, чем страсть. Страсть — это всего лишь часть большой любви.
— Я согласна со Смерей. Нельзя любовь сводить только до одной страсти. Наши молодые люди уже давно бы расстались, если б их держала только страсть, — поддержала Чася Смерю.
Все посмотрели на нас. Я вообще затупил, не зная, что сказать. Я не был готов к такому разговору.
— Вы, наверное, никогда не любили, уважаемая Судя, поэтому у вас столько вопросов, — высказалась Мила.
— Да, не любила… — с грустинкой в голосе произнесла Судя.
Тут зашёл в зал Афанасий.
— Время десерта, — объявил он и тут же обратился к Миле. — Что желаете на десерт, барышня?
Мила растерянно пожала плечами.
— Может что-то предложите, Афанасий, а то я совсем растерялась.
— Могу предложить десерт «Павлова». Легкий, не отягощает желудок и минимум калорий.
— С удовольствием, — улыбнувшись, согласилась Мила.
— Чай, кофе, сок?
— Я, пожалуй, выпью чёрный кофе.
— А мне, пожалуйста, «Павлову» и кофе с молоком, — выдал я, как только Афанасий повернул голову в мою сторону.
Афанасий кивком головым дал знать, что он всё понял и заказ принят. Затем он стал собирать посуду. Покончив с ней, он удалился за дверь. Я обратил внимание на то, что Афанасий не просил обитателей дома делать заказ, видимо знал заранее какие блюда им подавать.
— Скажите, Мила, а вы кроме Одиссея ещё кого-нибудь любили? — продолжила свой расспрос Судя, после того как Афанасий скрылся за дверью.
— Нет, у меня не было парня до Одиссея…
— Что вы до него ни в кого не влюблялись?
— Ну, нет… Мальчик в классе нравился, но не сложилось как-то… В артистов влюблялась…
— А вот по серьёзному, по-настоящему?
— Нет…
— Что совсем-совсем никого не любили?
— Ну, нет… Маму любила, папу…
— Вы их любили, как Одиссея? — продолжала наседать Судя.
— Нет, я их любила, но как-то по-другому…
— Это как «по-другому"?
— Ну по-другому… — ответила Мила и посмотрела на всех как бы ища поддержку.
— Одиссей, у вас также? — перенаправила Судя своё любопытство на меня.
— Ну в принципе да… — неуверенно промямлил я.
— Что же у нас получается? — обращаясь ко всем, сказала Судя. — Все говорят о любви, некоторые даже любят, но сами не понимают, что такое любовь, то есть занимаются не понятно чем. Браво! — с пафосом сказала Судя и захлопала в ладоши.
— Я всё равно с тобой, Суденька, не согласна, — весело возразила Чася.
— Часенька, ты у нас лёгкое, весёлое создание. Ты порхаешь по жизни и радуешь людей, ты не можешь понять сложности любви, — осадила её пыл Судя.
— Да, я радую людей и не только в любви, — упрямо произнесла Чася. — Смеря, что ты молчишь? Помоги мне в борьбе за любовь.
— Милая, Часенька, я не молчу, я слушаю. За всё время, встречая людей у последней черты, я научилась их слушать. В этот момент они всегда искренне, не юлят и не пытаются показать себя в лучшем свете. А я их слушаю и молчу. Я их не осуждаю, не восхищаюсь ими, не смеюсь, не плачу, я их просто слушаю… — Смеря замолчала, затем она встала из-за стола и медленно направилась к нам с Милой. — И вот, слушая истории из жизни людей, я поняла кое-что о любви и хочу внести ясность в ваш спор.
Она остановилась возле нас.
— На самом деле существует три любви. Первая любовь — это любовь ума. Ей любят друзей, коллег. Её ещё можно назвать уважением, но это высшая степень уважения. Вторая — это любовь сердца. Этой любовью любят своих родителей, своих детей. Эта очень сильная любовь. Порой дети бывают невыносимые, приносят много страданий родителям, но те их по-прежнему любят в глубине души. Третья любовь — это любовь тела. Проще говоря сексуальное влечение, страсть. Эта любовь самая яркая, приносящая много эмоций, но она быстрее всех затухает.
Смеря замолчала. Она стояла позади нас с Милой.
— Простите, — обратилась к ней Мила. — А какой любовью любят мужа, жену, просто любимого человека?
— Это правильный вопрос, Мила, — улыбка коснулась её лица. — Эти три любви могут существовать отдельно, можно кого-то уважать, можно любить своих родителей, детей, можно кого-то возжелать, питая к нему страсть, но если эти три любви сходятся на совершенно постороннем человеке, то он становиться вашим любимым или любимой. Рождается та самая большая любовь. Молодые люди, а может даже и не молодые испытывают это чувство. Потом они женятся. Здесь можно дать совет как прожить жизнь, не теряя большую любовь. Просто нужно всё время поддерживать каждую любовь из трёх: не совершать такие поступки, из-за которых ты можешь потерять уважение любящего тебя человека. Заботиться о близком тебе человеке и также быть опорой в трудные минуты, чтобы чувствовалась любовь сердца. Чтоб поддержать любовь тела — третью любовь, надо держать себя в форме. Быть подтянутым, выглядеть всегда опрятно, сексуально. Это поможет вам прожить счастливую семейную жизнь.
Смеря замолчала. Медленно прошла и села на своё место. На некоторое время воцарилась тишина. Все, видимо, переваривали сказанное Смерей.
— Вот теперь всё понятно. Какая ты молодец, Смеря! — радостно сказала Чася, прервав всеобщее молчание.
Я заценил спич Смери. Я никогда не думал в таком ракурсе про любовь, да уверен, что многие не думали про это, тут скрипнула дверь и в зал вошёл Афанасий. В этот раз он катил тележку с десертами и кофе. Он стал расставлять заказанные десерты. Как всегда, начал с Милы и закончил на Часеньке. Мы получили десерт «Павлова», Судя какое-то пирожное, Смере Афанасий подал пару эклеров, а Часе, как и нам, «Павлову».
— Предлагаю выпить за любовь. Чтоб она всегда горела в ваших сердцах и как можно дольше не гасла! — несколько пафосно произнесла тост Чася.
Мы все выпили по глотку и принялись за десерт. Мне очень понравилось пирожное «Павлова». Оно было воздушное и таяло во рту. Мила тоже с удовольствием лакомилась этим прекрасным десертом.
— Афанасий, ты сегодня превзошёл себя. Всё было очень вкусно, — похвалила его Судя.
— Да, Афанасий, это было великолепно, — также вторила ей Чася.
— Спасибо, Афанасий, — сухо поблагодарила Смеря.
Тут и мы с Милой присоединились к благодарностям.
— Я рад, что смог всем угодить, — ответил на похвалы Афанасий.
— Афанасий, как там на улице? Гроза закончилась? — обратилась к нему Судя, когда все покончили с десертом.
— Да, сударыня, гроза уже миновала.
— Мила и Одиссей, вы можете спокойно продолжить путь. Спасибо вам за компанию.
— Ой, это вам спасибо за то, что приютили нас в такую погоду. Нам очень была приятна ваша компания, — поблагодарила всех Мила.
— Большое спасибо, — поддержал я Милу.
— Пойдёмте я вас провожу, — любезно предложил нам свои услуги Афанасий.
Мы последовали за ним в ванную комнату. Там на столе лежала наша одежда. Она была не только сухая, но ещё и выглажена. Сервис топчик. Мы быстро переоделись и вышли в коридор. Все обитатели дома собрались возле входа, чтобы нас проводить.
— Удачи, вам молодые люди, храните свою любовь и не тратьтесь на мелочи, — дала нам напутствие Смеря.
— Афанасий, проводи молодых людей до тропинки, — это позаботилась о нас Судя.
— Будет сделано, сударыня.
— Пока, пока, — весело помахала рукой нам Часенька.
— Спасибо, что приютили нас в непогоду, — поблагодарила Мила.
— Всего хорошего. До свидания, — попрощался я.
Мы вышли из дома. На улице была ясная погода, светило жаркое летнее солнце. Мы пошли вслед за Афанасием. Дорожка от дома тянулась в горку и Мила слегка отстала, и мы с Афанасием оказались вдвоём. И тут я решил расспросить его:
— Афанасий, можно у вас узнать кто эти женщины и чем они занимаются? Почему у них такие странные имена?
Афанасий в пол оборота повернул голову в мою сторону, ухмыльнулся и сказал:
— Этими именами они называют себя между собой, а на самом деле их зовут Судьба, Смерть и Счастье. А чем занимаются думаю объяснять не надо.
Я остановился, переваривая ответ Афанасия. «Это какой-то зашквар? Как это может быть?» Потом собрался, нагнал Афанасия, который ушёл немного вперёд, пока я стоял и тупил.
— Это как? Что они на самом деле такие? — спросил я, пытаясь осознать, сказанное Афанасием.
Тот опять оглянулся на меня, повернув голову в пол оборота, и продолжил движение.
— Нет, конечно, они не такие. Они могут принять любой образ, а вот сущность не меняется. Судьба прагматичная и жёсткая. Она сильно негодует, если люди не следуют по предначертанному пути. Люди получают знаки недовольства от неё в виде
какой-нибудь травмы или болезни, а если сильно огорчится, то вообще может сделать калекой. Самое страшное наказание от Судьбы это то, что она может вообще перечеркнуть жизнь и в конце пути придёт понимание о никчёмности прожитой жизни, но ты уже ничего изменить не можешь… А вот Смерть другая… Не дай бог встретиться с ней взглядом. Это будет иметь последствия: тебя проберёт жуткий страх и тебе захочется рассказать ей всё про свою жизнь, ничего не утаивая… Она будет молча слушать тебя, сверля своим взглядом, а ты всё рассказываешь и рассказываешь… Вот Счастье это лёгкое и беззаботное создание. Оно летает по свету и надевает свою шляпу на людей. От этого люди становятся счастливыми и радость их обуяет нескончаемо…
Афанасий замолчал и продолжал идти вперёд. Он, когда говорил, ни разу не оглянулся на меня. Так и шёл, глядя перед собой. Афанасий остановился. Я подошёл к нему и молча стоял рядом с ним, не зная, что сказать. Тут подоспела Мила. Он ждал пока она подойдёт.
— Ступайте далее по тропинке и выйдете прямо к дороге, — сказал Афанасий, указывая на ведущую через лес тропинку. — Удачи вам, молодые люди.
После этих слов он развернулся и пошёл обратно к дому.
— Спасибо, — бодро крикнула ему вслед Мила.
Мы пошли по тропинке, которую указал нам Афанасий.
— Какая милая компания нам попалась. Я сначала сильно смущалась, но потом чувствовала себя как дома, — защебетала Мила. — Мне из троих больше всего понравилась Чася. Она такая обаятельная, вся такая яркая, а вот Судя со Смерей…
Мила продолжала щебетать, делясь впечатлениями о пребывании в этом странном доме. Я её почти не слушал, меня накрыло: «Это что получается? Мы встретились с самой Судьбой, Счастьем и Смертью. Выходит, что мы посмотрели в глаза Судьбе, Счастью и Смерти, хоте нет, со Смерей мы взглядами так и не встретились. Видимо не зря её шляпа была надвинута на глаза. Поберегла нас…» — думалось мне, пока мы шли по тропинке. Вскоре мы дошли до дороги и двинулись в направлении станции. Я решил глянуть на часы. Они показывали половину третьего. «Это как такое может быть? — растерянно подумал я. — Мы в доме протусили минимум пару часов. Сейчас должно быть эдак часов пять, не меньше». Меня повторно накрыло. «Спокойно! Не мандражируй, всё закончилось хорошо, — стал я проводить сеанс психотерапии для самого себя. — Мы живы, здоровы и это хорошо».
— Одиссей, смотри какие цветочки! — кричала мне Мила, бегая и собирая их на лугу вдоль дороги.
Её голос подействовал на меня отрезвляюще, я вышел из этого гнетущего состояния. Всё-таки какая классная погода, какое нежное солнце и моя девушка. Я залюбовался Милой. «За что любишь? За что любишь?.. Привязалась… Просто люблю!» После этих мыслей сделалось легко и радостно…
Конец
Послышался поступь босых ног. Это Мила проснулась.
— Ты куда убежал от меня? Я проснулась, а тебя нет. Хотела уже расплакаться, — сказала она наиграно плаксивым голоском, обняв меня за плечи.
Она уселась рядом со мной. На ней не было одежды, она была полностью обнажённой.
— Ты хоть оденься, — любуясь её фигурой, сказал я.
— А всё равно никто не видит, — ответила она при этом встала и потянулась, разминаясь после сна.
«Какая красота!» — восхищённо подумалось мне, глядя на её стройное тело.
— И давно ты здесь сидишь?
— Сколько сейчас?
— Без двадцати восемь.
— Получается больше часа…
— И не спится же тебе…
— Да котяра, сволочь, разбудил меня. По столу шарился в поисках еды.
— Не ругайся на него. Так нам и надо! Мы же забыли его вчера покормить. Вот она жестокая кошачья месть! — смеясь сказала Мила и крепче прижалась ко мне своим обнажённым телом.
Мы так просидели молча несколько минут.
— Электричка в три часа. Можем ещё сходить на речку искупаться.
— Только давай что-нибудь перекусим, а то я такая голодная, а потом на речку.
— Хорошо, любовь моя, — сказал я и поцеловал Милу.
Она ответила мне нежным поцелуем.
— Я займусь завтраком, а ты заправляй постель, — отдавала распоряжения Мила между порциями поцелуев.
Она набросила на себя халатик и принялась убирать на столе. Я же поплёлся заправлять постель. Позавтракав, мы пошли на речку. Домой вернулись около часа дня. Стали неспеша собирать вещи. Электричка отходила в три часа. До станции топать тридцать минут. Где-то в начале третьего надо выходить, чтобы, не торопясь, добраться до станции. Мы прибрались в доме, расставили мебель по своим местам, оставили котам еду, повесили замок на дверь и пошли на станцию. Я, когда предложил Миле почилить в нашем летнем домике, не сказал ей, что от станции до дома придётся пешеходить тридцать минут. Она узнала об этом, когда мы сошли с электрички. Я уже был готов услышать «плач царевны» по поводу длительного перехода, но, к моему удивлению, она восприняла это совершенно без эмоций. Она даже во время этого перехода умудрялась ещё собирать цветочки, которые росли на поле вдоль дороги, затем они превратились в симпатичный венок. Я же говорю — она супер. И вот сейчас, шагая обратно на станцию, я был спокоен за свою девушку. Мы не прошли и половину пути, как поднялся ветер. Он гнал нас тяжёлую тёмную тучу. Видны были всполохи молний. Понятно, что дело клонится к грозе. В чистом поле пережидать грозу это треш. Я предложил укрыться в ближайшем лесочке, но не успели добежать до него, как полил дождь. Сначала отдельные крупные капли застучали по нам, затем капли превратились в сплошной поток. Сверкнула молния. Раздался гром. Мы добежали до лесочка и спрятались под ближайшее дерево, но оно не спасало нас от дождя. Чуть поодаль я заметил ветвистый дуб. Я взял Милу за руку, и мы побежали к дубу. Первое время дуб был спасением, но потом и он сдался. Сквозь листву на нас стекали ручейки воды. Тем временем гроза разошлась во всю: сверкали молнии, а вслед, через некоторое время, слышался раскат грома. Сквозь пелену дождя мы заметили мужчину. Он направлялся в нашу сторону. Одет он был в плащ во весь его рост. Лицо скрывал капюшон и его невозможно было разглядеть.
— Здравствуйте, молодые люди, — обратился он к нам.
Его голос обладал приятным баритоном.
— Добрый день, — поздоровались мы.
— Погода не благоприятствует для прогулок, да вижу вы совсем промокли. Разрешите предложить вам кров и там переждать грозу. Дом находится неподалёку.
— Мы не против, — сказал я, поглядывая на Милу.
Та тоже была не против. Тогда мужик достал из-под своего плаща два прозрачных дождевика, которые были плотно свёрнуты.
— Вот накиньте на себя и ступайте за мной.
Мы развернули дождевики, надели на себя и последовали вслед за незнакомцем. Через метров сто мы вышли на поляну. Посреди поляны стоял дом. Это был добротный, выложенный из камня, двухэтажный дом. Фасад был весь покрыт вьюном. Под слоем вьюна угадывались проёмы окон. Незнакомец открыл входную дверь и пригласил нас пройти вовнутрь:
— Прошу вас, молодые люди.
Мы быстро прошмыгнули в дом.
— Афанасий, это ты? — спросил женский голос.
— Да, сударыня. Со мной ещё гости.
К нам навстречу выбежала молодая девушка. В прихожей тускло светила лампочка и было темновато. Девушка стояла чуть поодаль на неё падал свет от другой лампы, и я смог разглядеть её. На вид она была нашей ровесницей. Одета была в жёлтое платье колокольчик, вокруг носа роились симпатичные веснушки, на голове была шляпка шапокляк с цветочками на полях. Из-под шляпы на плечи спадали густые каштановые волосы.
— Здравствуйте, извините… — уже было начал я свою извинительную речь, но девушка не дала мне закончить, она опередила меня:
— Ой, да вы же совсем промокли! Афанасий, немедленно проводи гостей в ванную комнату, — распорядилась она. — Вы там сможете переодеться в сухую одежду.
— Как скажете, сударыня, — ответил Афанасий.
Он снял плащ и повесил на вешалку, затем он скинул сапоги и надел туфли, которые стояли рядом. Мы тоже скинули дождевики и повесили на вешалку. В коридоре было темновато, и фигура Афанасия только слегка вырисовывалась.
— Следуйте за мной, молодые люди, — обратился он к нам.
Мы последовали за ним по небольшому узкому коридору. В коридоре тоже было темно и угадывался только силуэт, идущего впереди Афанасия. Он остановился, открыл боковую дверь, зажёг свет и прошёл во внутрь, и мы проследовали за ним. Это была довольно большая ванная комната. На свету я смог полностью разглядеть Афанасия. Это был мужчина сорока-пятидесяти лет среднего роста. Одет был в костюм-тройку и что самое примечательное было в его образе это то, что у него были усы а ля Сальвадор Дали.
— Вот здесь вы можете переодеться. Мокрую одежду можете положить в корзину, о ней позаботятся, — проинструктировал нас Афанасий и, сделав легкий поклон головой, удалился, закрыв за собой дверь.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Для нас такой приём был тумач. На вешалке весели два махровых халата, а под каждым стояли тапочки. Один халат был синего цвета и на нём в районе груди был вышит симпатичный утёнок с бабочкой на шее. Понятно, что он для мужчины. Тапочки были тоже синего цвета с таким же утёнком. Рядом висел халат белого цвета. На нём красовалась симпатичная уточка в платьице в красный горошек. Под ним стояли белые тапочки с такой же уточкой. Мы переглянулись и стали скидывать с себя мокрую одежду. Надо сказать, что мы промокли до самых трусов. Пришлось полностью раздеться и залезть в эти симпатичные халаты. Мила заметила возле зеркала фен. Она решила им воспользоваться, чтобы немного просушить волосы. Она и на меня направила фен, дав просохнуть и моим волосам. Приведя себя в порядок, мы вышли из ванной комнаты. Нас уже поджидала девушка в жёлтом платье.
— Ой, какие вы красивые! — искренне восхитилась она, увидев нас. — Пойдёмте я вас познакомлю со своими подружками.
Она схватила меня за руку и повлекла за собой. Я еле успел протянуть руку Миле, чтоб она ухватилась за неё. Вот таким «паровозиком» мы вошли в большую комнату. Она была такая большая, что её можно смело назвать залом. Посредине зала стоял длинный стол. Над столом весела большая люстра и свет от неё падал исключительно на стол. Остальной интерьер зала едва был различим. У стола находились пять кресел с высокими спинками: два стояли по торцам, другие по бокам одно с одной стороны и два напротив. Перед каждым креслом на столе имелась тарелка со столовыми приборами. Также на столе находились блюда с разными закусками и пара графинов с напитками. В зале мы увидели ещё двух женщин.
— Знакомьтесь, это мои лучшие подруги. Судя, — представила она одну из женщин.
На взгляд ей было лет тридцать пять-сорок. Одета она было в строгое синее платье, которое облегало её стройную фигуру. На голове у ней была шляпа с широкими полями такого же цвета. В руках она держала предмет похожий на указку длиной примерно сантиметров двадцать. Этот предмет был покрыт мелкими камушками, которые под светом люстры, переливались всеми цветами радуги.
— Это черт, — сказала она, видимо перехватив мой взгляд. — Можно сказать семейная ценность.
Затем она спрятала черт в рукав платья, остался виден только небольшой его кончик.
— А это Смеря, — представила она вторую женщину.
Та была одета в белую блузку, которая была заправлена в коричневые брюки, поддерживаемые широкими подтяжками. На голове восседала шляпа мужского кроя. Шляпа сильно «наезжала» на лоб и скрывала глаза. Из-за этого нельзя было определить достоверно её возраст, хотя из-под шляпы угадывались тонкие черты лица, по которым можно было предположить, что ей тоже около тридцати-сорока лет. В руке она держала длинный мундштук, на конце которого дымилась сигарета. Она лёгким кивком головы приветствовали нас.
— А меня все зовут Чася, — представилась сама девушка. — А с Афанасием вы уже знакомы.
«Прикольные имена», — мелькнула мысль.
— Здравствуйте, молодые люди, — поприветствовала нас Судя. — Мы как раз собрались пообедать. Присоединяйтесь к нам, — сказала она и указала рукой на кресла, предложив сесть.
Мы расположились в креслах, которые стояли рядом. Напротив нас разместилась Чася, а Судя и Смеря сели по торцам стола: Судя слева от нас, а Смеря справа.
— Афанасий, прими заказ у наших гостей, — обратилась Судя к нему.
Афанасий всё это время стоял в глубине комнаты. После её слов он вышел на свет к столу.
— Что желает барышня на обед? — обратился он к Миле.
— Ой, я не знаю… — растерялась она. — А что у вас есть? Может меню можно посмотреть?
— Не беспокойтесь об этом. Можете быть уверенны, что любой ваш заказ будет исполнен.
— Что любой-любой? — не веря услышанному, переспросила Мила.
— Любой-любой, — улыбаясь, ответил Афанасий.
— Я даже как-то не знаю, что заказать… — находясь в замешательстве, сказала Мила. Я наклонился к её уху и тихонечко прошептал:
— Да не парься, закажи свои любимые суши.
Она очень любила суши и постоянно их заказывал, когда мы ходили в кафе.
— А можно суши заказать? — поинтересовалась она у Афанасия.
— Будет исполнен любой ваш заказ, — утвердительным тоном повторил Афанасий.
— Тогда мне суши с королевскими креветками, васаби, маринованный имбирь и соевый соус, только не солёный.
— Что будет пить барышня?
— Что и вино можно заказать любое? — всё ещё не веря в возможности Афанасия исполнить её заказ, переспросила Мила. — Тогда мне… Тогда… Тогда мне шампанское.
— Какое шампанское предпочитаете?
— Какое?.. Любое! А нет. Мне пожалуйста… — Мила задумалась на секунду, а потом выдала. — Мадам Клюко.
Я знаю это очень дорогое шампанское, но ни один мускул не дрогнул на лице Афанасия. Он слегка кивнул головой, давая понять, что заказ принят.
— Желаете ещё что-то? — уточнил он у Милы.
— Нет, всё… Пока всё, — поправилась она в последний момент.
— Что пожелает молодой человек?
— Мне, пожалуйста, стейк средней прожарки, — выдал я.
— Какой напиток предпочитаете?
— Я, пожалуй, выпью коньяку. Если вас не затруднит, то будьте добры Реми Мартин Луи Тринадцать, — сказал я, пытаясь поймать тон, которым вещал Афанасий.
Пока Афанасий пытал Милу я подготовился. Я, конечно, из того, что заказал никогда не пробовал, а видел это только в фильмах. И вот решил приколоться над Афанасием. Однако, и тут у него не дрогнул ни один мускул на лице.
— Заказ принят, — громко сказал Афанасий. Затем он сделал пару шагов назад, только после этого он развернулся ушёл в глубь комнаты и там скрылся за дверью.
— Прошу простить меня, я не дала нашим гостям преставиться. Как вас зовут, молодые люди? — обратилась к нам Судя.
— Мила.
— Одиссей.
— Редкое имя. Родители у вас креативные.
Я уже было хотел объясниться, но Мила меня опередила:
— На самом деле его зовут Олег. Фамилия Дюссей. И вот когда пишут «О» точка Дюссей, то слитно читается как Одиссей. Я сначала тоже удивилась, но потом даже понравилось.
— Это пошло с детства. Я уже сразу представляюсь Одиссеем.
— Какая редкая у вас фамилия — Дюссей.
— Мои предки были французы. Они прибыли в Россию ещё во второй половине девятнадцатого века. Тогда у них была фамилия Дюссолье, но в течение многих лет она претерпела множественные ошибки при написании и превратилась в Дюссей.
— Забавная история, — слегка улыбнувшись, произнесла Судя. — Что вы делаете в наших краях? — продолжила свои расспросы Судя.
— У меня в посёлке дом. Вот мы с Милой там чалили… эээ отдыхали. Когда шли на станцию, то нас застала гроза и вот пришлось воспользоваться вашим гостеприимством.
— Это тот посёлок, что на горке?
— Да.
— Там хорошее место…
В это время открылась дверь в глубине зала и появился Афанасий. Он катил тележку. На ней можно было разглядеть бутылки со спиртными напитками. Он подошёл к Суде и поставил перед ней бокал для вина.
— Афанасий — это невежливо. Сначала предложи гостям.
— Как скажете, сударыня.
Афанасий подошёл к Миле и поставил перед ней бокал для шампанского. Затем из ведёрка со льдом достал бутылку шампанского и показал Миле, чтобы она могла убедиться, что это Мадам Клюко. Затем он ловко открыл бутылку и наполнил бокал. После чего поставил бутылку обратно в ведёрко со льдом. Затем он подошёл ко мне. Поставил бокал для коньяка. Достал бутылку и показал мне, что это коньяк Луи Тринадцать. Он наполнил бокал до половины. После меня он подошёл к Суде и наполнил её бокал белым вином, далее была Смеря. Ей он налил красного вина. Последней была Чася. Он налил ей какого-то шампанского, но не Мадам Клюко. Это всё он проделывал неспеша, размеренно. Движения его были отточены. Ни одна капля напитка не пролилась на скатерть. Он откатил тележку в сторону и скрылся за дверью.
— Предлагаю выпить за наших гостей. У нас очень редко бывают гости и поэтому приятно выпить за них. За вас, Мила и Одиссей! — произнесла тост Судя.
Мы отпили из своих бокалов. Мне зашёл коньяк. У него был такой приятный и нежный вкус, который невозможно ни с чем сравнить.
— Не стесняйтесь, берите закуски.
Я с блюда положил себе сыра, так как вспомнил, что коньяк принято закусывать исключительно сыром. Мила тоже положила себе разных закусок.
— Одиссей и Мила, вы такая красивая пара! — восхищённо сказала Чася. — Вами можно долго любоваться.
Нас с Милой смутило такое сравнение. Мы переглянулись. Было видно, как у Милы зарделись щёки.
— Спасибо за комплимент, — ответил я, после некоторого замешательства.
— Одиссей, расскажите как вы познакомились? Мне кажется, что это какая-то романтичная история, — восхищённо глядя нас, спросила Чася.
— Да, нет. Это простая история. Можно сказать банальная. Я встретил Милу на остановке и уже в автобусе подсел к ней и заговорил. Так и познакомились…
— Нет, Одиссей, всё было не так. Я вам всё сейчас расскажу, — начала эмоционально рассказывать Мила. — Мы всю жизнь прожили в одном районе, но ни разу не встречались, ходили в разные школы. После школы мы поступили в один университет. Два года ездим туда на автобусе одного маршрута и опять не встретились, так как я всегда ездила на автобусе в одно время, а он на пятнадцать минут позже. И вот как-то раз, выйдя из дома, я поняла, что забыла телефон. Пришлось вернуться, но из-за этого опоздала на свой автобус и пришлось ждать следующий, который шёл на пятнадцать минут позже. Вот там на остановке мы встретились в первый раз. Ну а потом вы уже знаете…
— Как романтично, — мечтательно сказала Чася.
— Вам предначертано было не встретиться, но телефон изменил нормальное течение событий, — после небольшой паузы задумчиво сказала Судя. — Вот так порой из-за небольшие мелочи меняется предначертанное…
— От куда вы знаете, что нам предначертано? — искренне удивился я.
— Она знает, знает… Поверьте! — увещевательно сказала Чася.
«Она, наверное, экстрасенс какой-то…» — подумалось мне.
— Всем предначертан жизненный путь, но далеко не все могут ему следовать. На пути встречается множество искушений, соблазнов, необузданных желаний пред которыми люди не могут устоять и предначертанное меняется. Предначертанное это не прописанная программа жизни, это всего лишь направление, а соблазны сбивают с пути. Редко кто чувствует, что ему предначертано. Это можно почувствовать интуитивно. Вам, наверное, встречались люди, которым постоянно везёт в жизни, у которых всё получается — это те, кто следует предначертанному. Вот и вы изменили предначертанное и запустили новую черту пути. Это не обязательно плохо, это просто будет что-то другое…
— А что нам было предначертано? — поинтересовалась Мила.
— Это уже не имеет смысла. Важно, что будет дальше… — многозначительно произнесла Судя.
Разговор прервал скрип открывающейся двери, из-за которой показался Афанасий. Он катил очередную тележку. Он подошёл к Миле забрал тарелку и выставил перед ней суши со всеми приправами. Такую процедуру он проделал со всеми — забирал стоявшую тарелку и ставил заказанное блюдо. Мне он поставил стейк. Суде какую-то рыбу. Что было за блюдо у Смери я не смог разобрать. Часе какой-то салатик. Я обратил внимание, что Афанасий всегда выполнял это в определённом порядке: начинал с нас с Милой, затем была Судя, Смеря и заканчивал на Часе.
— Предлагаю выпить за пару влюблённых Одиссея и Милу, — торжественно сказала Чася.
Я опять почувствовал неудобняк. Не привычно было, что тебя каждый раз чествуют, как какую-нибудь знаменитость. Мила тоже вся залилась красной краской. Мы отпили из своих бокалов. Я отрезал кусочек стейка. Это было очень вкусно. Мила тоже с удовольствием ела свои суши и по ней можно было понять, что она тоже в восторге от них. На некоторое время за столом воцарилась тишина. Все были поглощены поеданием своих блюд. Молчание прервала Судя:
— Одиссей, ну как вам стейк?
— Очень вкусно, спасибо…
— Афанасий умеет угодить…
Наши взоры обратились на него. Он сделал лёгкий поклон головой и сдержано произнёс:
— Всегда пожалуйста, сударыня.
— И мне очень вкусно, — Мила тоже решила выразить благодарность. — Спасибо, Афанасий.
Он и в её сторону отвесил лёгкий поклон. После небольшой паузы Судя, отложив столовые приборы, и промокая губы салфеткой, обратилась ко мне:
— Одиссей, вот говорите, что в автобусе подсели к Миле и заговорили с ней… Вы так со всеми девушками знакомитесь в транспорте?
Я немного потерялся от такого вопроса.
— Ну нет… Не со всеми…
— Тогда почему вы решили заговорить именно с Милой? Наверняка там были и другие девушки. Что в ней такого, что вам захотелось заговорить именно с ней, а не с другими?
— Сам не знаю… Это вышло как-то спонтанно… Она понравилась мне…
— Хм… Спонтанно. Можно сказать, что это был душевный порыв?
— Можно и так…
— Суденька, разве не понятно, что это та самая любовь с первого взгляда, — восторженно сказала Чася. — Так бывает у молодых людей.
Судя, посмотрела на меня вопросительным взглядом, видимо, ожидая подтверждения слов Часи.
Я уже хотел что-то ответить, но меня опередила Мила:
— Да, это самая настоящая любовь с первого взгляда.
Я посмотрел на неё и взял её за руку, в знак согласия с её словами.
— Это значит вы оба влюбились в друг друга с первого взгляда? Теперь вы —влюблённая пара… Любите друг друга… А вот, Одиссей, вы можете назвать хотя бы пять качеств за которые вы любите Милу?
Я вообще поник. Я никогда не задумывался за что я люблю Милу.
— Не знаю, что вам сказать… Я просто её люблю. Она такая…
— Вы любите и не знаете почему… Странно как-то. А вы, Мила, можете сказать за что вы любите Одиссея?
Мила посмотрела на меня растеряно.
— Я его тоже просто люблю…
— Судя, любовь это такое большое чувство. Его нельзя объяснить. Чувства вообще трудно поддаются простому прагматичному объяснению, — вступилась за нас Чася.
— Не скажи, подруга, — продолжала выяснение Судя. — Есть такое чувство как зависть. Завидуют чему-то конкретному. Есть чувство ненависти. Ненавидят за что-то. Есть чувство гордости. Гордятся чем-то. Почему нельзя сказать за что ты любишь другого человека?
— Любовь — это совсем другое, — не сдавалась Чася.
— Не стоит мучить молодых людей расспросами про любовь, — заговорила Смеря, до этого не проронившая ни слова. — Если бы Одиссей и Мила чётко и последовательно рассказали за что они любят друг друга, то я бы усомнилась в искренности их любви.
— А может дело совсем в другом? Это не любовь, а просто страсть. Простой инстинкт к размножению, который заложен природой.
— Если бы было так, то всё бы начиналось просто без конфетно-цветочного периода и заканчивалось бы также быстро. Люди не жили бы вместе по пятьдесят лет, заботясь друг о друге.
Смеря говорила чётко поставленным голосом. Её голос был низковат и это предавало ему дополнительную убедительность. Когда же она заговорила, то она слегка приподняла голову и я увидел тонкие черты лица. Можно было даже сказать, что она была красавица.
— Согласись, Смеря, часто бывает так, что люди встретились, у них произошёл секс и на этом всё закончилось и они расстались. Вот и вся любовь, — возразила Судя.
— Это ты говоришь чисто про страсть. Она, конечно, присутствует в любви. Любовь на ступень выше. Чтобы дойти до любви надо пройти и страсть. Кто-то останавливается на ступени страсти и не идёт дальше. Другие, пройдя страсть и, поднимаясь выше на ступень любви, получают больше, чем страсть. Страсть — это всего лишь часть большой любви.
— Я согласна со Смерей. Нельзя любовь сводить только до одной страсти. Наши молодые люди уже давно бы расстались, если б их держала только страсть, — поддержала Чася Смерю.
Все посмотрели на нас. Я вообще затупил, не зная, что сказать. Я не был готов к такому разговору.
— Вы, наверное, никогда не любили, уважаемая Судя, поэтому у вас столько вопросов, — высказалась Мила.
— Да, не любила… — с грустинкой в голосе произнесла Судя.
Тут зашёл в зал Афанасий.
— Время десерта, — объявил он и тут же обратился к Миле. — Что желаете на десерт, барышня?
Мила растерянно пожала плечами.
— Может что-то предложите, Афанасий, а то я совсем растерялась.
— Могу предложить десерт «Павлова». Легкий, не отягощает желудок и минимум калорий.
— С удовольствием, — улыбнувшись, согласилась Мила.
— Чай, кофе, сок?
— Я, пожалуй, выпью чёрный кофе.
— А мне, пожалуйста, «Павлову» и кофе с молоком, — выдал я, как только Афанасий повернул голову в мою сторону.
Афанасий кивком головым дал знать, что он всё понял и заказ принят. Затем он стал собирать посуду. Покончив с ней, он удалился за дверь. Я обратил внимание на то, что Афанасий не просил обитателей дома делать заказ, видимо знал заранее какие блюда им подавать.
— Скажите, Мила, а вы кроме Одиссея ещё кого-нибудь любили? — продолжила свой расспрос Судя, после того как Афанасий скрылся за дверью.
— Нет, у меня не было парня до Одиссея…
— Что вы до него ни в кого не влюблялись?
— Ну, нет… Мальчик в классе нравился, но не сложилось как-то… В артистов влюблялась…
— А вот по серьёзному, по-настоящему?
— Нет…
— Что совсем-совсем никого не любили?
— Ну, нет… Маму любила, папу…
— Вы их любили, как Одиссея? — продолжала наседать Судя.
— Нет, я их любила, но как-то по-другому…
— Это как «по-другому"?
— Ну по-другому… — ответила Мила и посмотрела на всех как бы ища поддержку.
— Одиссей, у вас также? — перенаправила Судя своё любопытство на меня.
— Ну в принципе да… — неуверенно промямлил я.
— Что же у нас получается? — обращаясь ко всем, сказала Судя. — Все говорят о любви, некоторые даже любят, но сами не понимают, что такое любовь, то есть занимаются не понятно чем. Браво! — с пафосом сказала Судя и захлопала в ладоши.
— Я всё равно с тобой, Суденька, не согласна, — весело возразила Чася.
— Часенька, ты у нас лёгкое, весёлое создание. Ты порхаешь по жизни и радуешь людей, ты не можешь понять сложности любви, — осадила её пыл Судя.
— Да, я радую людей и не только в любви, — упрямо произнесла Чася. — Смеря, что ты молчишь? Помоги мне в борьбе за любовь.
— Милая, Часенька, я не молчу, я слушаю. За всё время, встречая людей у последней черты, я научилась их слушать. В этот момент они всегда искренне, не юлят и не пытаются показать себя в лучшем свете. А я их слушаю и молчу. Я их не осуждаю, не восхищаюсь ими, не смеюсь, не плачу, я их просто слушаю… — Смеря замолчала, затем она встала из-за стола и медленно направилась к нам с Милой. — И вот, слушая истории из жизни людей, я поняла кое-что о любви и хочу внести ясность в ваш спор.
Она остановилась возле нас.
— На самом деле существует три любви. Первая любовь — это любовь ума. Ей любят друзей, коллег. Её ещё можно назвать уважением, но это высшая степень уважения. Вторая — это любовь сердца. Этой любовью любят своих родителей, своих детей. Эта очень сильная любовь. Порой дети бывают невыносимые, приносят много страданий родителям, но те их по-прежнему любят в глубине души. Третья любовь — это любовь тела. Проще говоря сексуальное влечение, страсть. Эта любовь самая яркая, приносящая много эмоций, но она быстрее всех затухает.
Смеря замолчала. Она стояла позади нас с Милой.
— Простите, — обратилась к ней Мила. — А какой любовью любят мужа, жену, просто любимого человека?
— Это правильный вопрос, Мила, — улыбка коснулась её лица. — Эти три любви могут существовать отдельно, можно кого-то уважать, можно любить своих родителей, детей, можно кого-то возжелать, питая к нему страсть, но если эти три любви сходятся на совершенно постороннем человеке, то он становиться вашим любимым или любимой. Рождается та самая большая любовь. Молодые люди, а может даже и не молодые испытывают это чувство. Потом они женятся. Здесь можно дать совет как прожить жизнь, не теряя большую любовь. Просто нужно всё время поддерживать каждую любовь из трёх: не совершать такие поступки, из-за которых ты можешь потерять уважение любящего тебя человека. Заботиться о близком тебе человеке и также быть опорой в трудные минуты, чтобы чувствовалась любовь сердца. Чтоб поддержать любовь тела — третью любовь, надо держать себя в форме. Быть подтянутым, выглядеть всегда опрятно, сексуально. Это поможет вам прожить счастливую семейную жизнь.
Смеря замолчала. Медленно прошла и села на своё место. На некоторое время воцарилась тишина. Все, видимо, переваривали сказанное Смерей.
— Вот теперь всё понятно. Какая ты молодец, Смеря! — радостно сказала Чася, прервав всеобщее молчание.
Я заценил спич Смери. Я никогда не думал в таком ракурсе про любовь, да уверен, что многие не думали про это, тут скрипнула дверь и в зал вошёл Афанасий. В этот раз он катил тележку с десертами и кофе. Он стал расставлять заказанные десерты. Как всегда, начал с Милы и закончил на Часеньке. Мы получили десерт «Павлова», Судя какое-то пирожное, Смере Афанасий подал пару эклеров, а Часе, как и нам, «Павлову».
— Предлагаю выпить за любовь. Чтоб она всегда горела в ваших сердцах и как можно дольше не гасла! — несколько пафосно произнесла тост Чася.
Мы все выпили по глотку и принялись за десерт. Мне очень понравилось пирожное «Павлова». Оно было воздушное и таяло во рту. Мила тоже с удовольствием лакомилась этим прекрасным десертом.
— Афанасий, ты сегодня превзошёл себя. Всё было очень вкусно, — похвалила его Судя.
— Да, Афанасий, это было великолепно, — также вторила ей Чася.
— Спасибо, Афанасий, — сухо поблагодарила Смеря.
Тут и мы с Милой присоединились к благодарностям.
— Я рад, что смог всем угодить, — ответил на похвалы Афанасий.
— Афанасий, как там на улице? Гроза закончилась? — обратилась к нему Судя, когда все покончили с десертом.
— Да, сударыня, гроза уже миновала.
— Мила и Одиссей, вы можете спокойно продолжить путь. Спасибо вам за компанию.
— Ой, это вам спасибо за то, что приютили нас в такую погоду. Нам очень была приятна ваша компания, — поблагодарила всех Мила.
— Большое спасибо, — поддержал я Милу.
— Пойдёмте я вас провожу, — любезно предложил нам свои услуги Афанасий.
Мы последовали за ним в ванную комнату. Там на столе лежала наша одежда. Она была не только сухая, но ещё и выглажена. Сервис топчик. Мы быстро переоделись и вышли в коридор. Все обитатели дома собрались возле входа, чтобы нас проводить.
— Удачи, вам молодые люди, храните свою любовь и не тратьтесь на мелочи, — дала нам напутствие Смеря.
— Афанасий, проводи молодых людей до тропинки, — это позаботилась о нас Судя.
— Будет сделано, сударыня.
— Пока, пока, — весело помахала рукой нам Часенька.
— Спасибо, что приютили нас в непогоду, — поблагодарила Мила.
— Всего хорошего. До свидания, — попрощался я.
Мы вышли из дома. На улице была ясная погода, светило жаркое летнее солнце. Мы пошли вслед за Афанасием. Дорожка от дома тянулась в горку и Мила слегка отстала, и мы с Афанасием оказались вдвоём. И тут я решил расспросить его:
— Афанасий, можно у вас узнать кто эти женщины и чем они занимаются? Почему у них такие странные имена?
Афанасий в пол оборота повернул голову в мою сторону, ухмыльнулся и сказал:
— Этими именами они называют себя между собой, а на самом деле их зовут Судьба, Смерть и Счастье. А чем занимаются думаю объяснять не надо.
Я остановился, переваривая ответ Афанасия. «Это какой-то зашквар? Как это может быть?» Потом собрался, нагнал Афанасия, который ушёл немного вперёд, пока я стоял и тупил.
— Это как? Что они на самом деле такие? — спросил я, пытаясь осознать, сказанное Афанасием.
Тот опять оглянулся на меня, повернув голову в пол оборота, и продолжил движение.
— Нет, конечно, они не такие. Они могут принять любой образ, а вот сущность не меняется. Судьба прагматичная и жёсткая. Она сильно негодует, если люди не следуют по предначертанному пути. Люди получают знаки недовольства от неё в виде
какой-нибудь травмы или болезни, а если сильно огорчится, то вообще может сделать калекой. Самое страшное наказание от Судьбы это то, что она может вообще перечеркнуть жизнь и в конце пути придёт понимание о никчёмности прожитой жизни, но ты уже ничего изменить не можешь… А вот Смерть другая… Не дай бог встретиться с ней взглядом. Это будет иметь последствия: тебя проберёт жуткий страх и тебе захочется рассказать ей всё про свою жизнь, ничего не утаивая… Она будет молча слушать тебя, сверля своим взглядом, а ты всё рассказываешь и рассказываешь… Вот Счастье это лёгкое и беззаботное создание. Оно летает по свету и надевает свою шляпу на людей. От этого люди становятся счастливыми и радость их обуяет нескончаемо…
Афанасий замолчал и продолжал идти вперёд. Он, когда говорил, ни разу не оглянулся на меня. Так и шёл, глядя перед собой. Афанасий остановился. Я подошёл к нему и молча стоял рядом с ним, не зная, что сказать. Тут подоспела Мила. Он ждал пока она подойдёт.
— Ступайте далее по тропинке и выйдете прямо к дороге, — сказал Афанасий, указывая на ведущую через лес тропинку. — Удачи вам, молодые люди.
После этих слов он развернулся и пошёл обратно к дому.
— Спасибо, — бодро крикнула ему вслед Мила.
Мы пошли по тропинке, которую указал нам Афанасий.
— Какая милая компания нам попалась. Я сначала сильно смущалась, но потом чувствовала себя как дома, — защебетала Мила. — Мне из троих больше всего понравилась Чася. Она такая обаятельная, вся такая яркая, а вот Судя со Смерей…
Мила продолжала щебетать, делясь впечатлениями о пребывании в этом странном доме. Я её почти не слушал, меня накрыло: «Это что получается? Мы встретились с самой Судьбой, Счастьем и Смертью. Выходит, что мы посмотрели в глаза Судьбе, Счастью и Смерти, хоте нет, со Смерей мы взглядами так и не встретились. Видимо не зря её шляпа была надвинута на глаза. Поберегла нас…» — думалось мне, пока мы шли по тропинке. Вскоре мы дошли до дороги и двинулись в направлении станции. Я решил глянуть на часы. Они показывали половину третьего. «Это как такое может быть? — растерянно подумал я. — Мы в доме протусили минимум пару часов. Сейчас должно быть эдак часов пять, не меньше». Меня повторно накрыло. «Спокойно! Не мандражируй, всё закончилось хорошо, — стал я проводить сеанс психотерапии для самого себя. — Мы живы, здоровы и это хорошо».
— Одиссей, смотри какие цветочки! — кричала мне Мила, бегая и собирая их на лугу вдоль дороги.
Её голос подействовал на меня отрезвляюще, я вышел из этого гнетущего состояния. Всё-таки какая классная погода, какое нежное солнце и моя девушка. Я залюбовался Милой. «За что любишь? За что любишь?.. Привязалась… Просто люблю!» После этих мыслей сделалось легко и радостно…
Конец
Рецензии и комментарии 0