Мертвые умеют слушать (Глава 3)

Марина стояла на коленях в снегу, не чувствуя холода. Потом медленно встала, опираясь на железную оградку.
– Как же я сюда попала? – прошептала с испугом – Ноги сами принесли!
Взяв горсть снега, Марина остудила разгоряченное лицо и даже проглотила комочек, смачивая пересохшее горло.
– Так, спокойно, бояться нужно живых, а не мертвых. Уж в этом я сегодня убедилась. Сполна!
Перед мысленным взором вновь возникло искаженное яростью лицо Кондрата, его глаза, налитые кровью и… нож в руке. Марина вздохнула глубоко, сделала шаг, другой…
«Какая здесь тишина! И спокойствие!»
Марина долго ходила между могил, пыталась разобрать надписи на крестах и памятниках. Она уходила все глубже и глубже в кладбище.
«Кажется, я заплутала. – Марина уже успокоилась, про Кондрата даже и не вспомнила. – Но это не страшно, рано или поздно, ноги сами найдут нужную тропинку. Ведь нашли же они дорогу сюда!»
Стояла звенящая тишина, нарушаемая редким карканьем ворон на ветках деревьев.
«Даже не хочется уходить! Марина не спеша шла по тропинке — Тишь, да гладь, как говорят!»
Стало совсем тихо. Даже вороны куда — то пропали. Лишь скрип снега под ногами Марины нарушал ледяное безмолвие.
– Ааааааа! – истошно закричала Марина.
Марина попятилась и уселась в сугроб, не сводя широко открытых глаз от… В нескольких метрах стояла темноволосая девочка лет семи в легком летнем платье. Она что — то говорила, губы ее шевелились, но Марина не слышала ни звука.
Марина огляделась вокруг, но не увидела никого из взрослых.
– Ты, наверно, потерялась и замерзла в такой одежде! – обернулась к девочке – А где твои…?
Марина замерла. Приложив руку к груди, торопливо крестилась. Девочка показывала рукой в сторону, указывая направление. Затем начала колебаться как отражение в воде, если бросить камень. Постепенно она стала полупрозрачной, а потом и вовсе исчезла.
– Отче наш, иже еси…
Не дочитав молитву, Марина устремилась прочь. Она бежала, не разбирая дороги, спотыкалась о корни деревьев, кучки высохших веток срезанных кустов, припорошенные снегом могилы…
Перепрыгнув через очередную ограду, остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду.
Перед ней была могила. Свежая, украшенная серебристым серпантином, вроде того, которым украшают елки. Перед гранитным памятником с ангелочком наверху в изящном закрытом стаканчике горела свеча.
– Чего только люди не придумают! – Марина подошла к могиле ближе.
Марина сделала еще шаг и в ужасе стала пятиться назад. С фотографии на нее смотрела та самая девочка, которую она видела несколько минут назад. Ноги уперлись во что — то холодное и Марина упала на маленькую скамеечку, припорошенную снегом.
– Надя, значит. – отдышавшись, прочитала надпись. – Наденька. Тебе было столько же, сколько и моей Полюшке! Какое горе для родителей!
Марина не отводила глаз от фотографии, печально качала головой. И только сейчас заметила – вся могилка была завалена живыми цветами. На маленькой тарелочке – дорогущие конфеты.
Рядом с памятником сидели две куклы. Одна вполне обычная, а другая кукла – невеста, большая, в свадебном платье, с длинными черными волосами, в фате, а личико, как живое…
– Живут же люди! – Марина посетовала бесцветным равнодушным голосом.
Глядя на памятник с фотографией, Марина неожиданно для себя самой начала рассказывать всё, что наболело, что лежало на душе тяжелым камнем.
– Тебе хоть при жизни повезло! Хотя о чем я? Разве это повезло? – спохватилась виновато. – Тебе бы еще жить да жить!
Марина вытерла невольно выступившие слезы.
– Ну, хоть послушай! Мертвые умеют слушать. А мне, все легче станет, коль выговорюсь.
Марина рукавом телогрейки смела снег со скамейки и присела, вытянув гудящие после бега с препятствиями ноги. Сложив ладошки, пыталась согреть замерзшие пальцы своим дыханием.
– Тебе повезло, что не знаешь каково это считать каждую копейку и экономить на всем, каждый день ожидать возвращения мужа и думать, какой он: трезвый или «на бровях» приползет.
Словно в подтверждение того, что она услышана, пламя свечи на мгновение вспыхнуло, заполнив все пространство стакана из красного стекла. Кивнув, Марина продолжила изливать душу.
– Значит, слышишь. Это хорошо! У меня дочка растет. Твоего возраста. Вы могли бы быть подружками…– оглянувшись вокруг, осеняет себя крестом. – А Кондрат, это муж мой, пьет по — черному, руку может поднять. У Полинки день рождения скоро, а я не могу позволить себе устроить ей праздник по — человечески!
Марина вновь посмотрела на красавиц — кукол, на конфеты, на живые цветы и роскошные венки. Глубокий вздох разнесся далеко по кладбищу. Свеча начала мерцать, притягивая взгляд. Глаза закрывались, веки, казалось, наливались свинцом. И Марина спиной откинулась на удобную спинку. Тряхнув головой, с трудом открыла глаза, запрещая себе уснуть.
– Если уж честно, даже завидую тебе в какой — то мере. У тебя было все!
А далее произошло то, что Марина ни в тот момент, ни позже не могла объяснить. Как во сне или гипнотическом трансе, неожиданно для себя самой Марина схватила куклу и побежала прочь.
Опомнилась она только у дома отца. Тяжело привалилась к калитке, унимая дрожь во всем теле.
– Да что же это со мной? Что на меня нашло? Креста на мне нет! – удивленно смотрела на куклу в руках. – Я даже не попросила прощения у мертвой девочки, не попрощалась, бегом бежала с кладбища, как тать последняя.
Марина долго сидела на скамейке у дома, покачиваясь из стороны в сторону. Иногда вырывался скорбный стон, и она закусывала кулак, сдерживая, готовый сорваться отчаянный крик.
– Но, Полинка ведь так мечтала о новой кукле!
Марина решительно встала, вытерла слезы и толкнула входную дверь.
Тихонько, на цыпочках пробралась в комнату мимо храпящего отца. Заглянула в маленькую спальню, в которой спала дочка. Скрипнула половица под ногой, и она замерла, боясь разбудить ребенка.
Долго стояла, любуясь безмятежно спящей Полинкой. Марина усадила куклу на стул рядом с дочкой. Пятясь спиной, прошла в комнатку, в которой находится лишь топчан с матрасом, набитым шерстью и разнотравьем. Притворив за собой дверь, упала на ароматное ложе и заснула спокойным сном.