Чёрный церемониймейстер.

Сука… 48… 48? Да, 48…
Именно так началось летнее утро одного гражданина, который праздновал, а праздновал ли(?), свой день рождения. Проснулся помятым, невыспавшимся и задумчивым, на часах пять утра, до будильника ещё час, ещё бы поваляться, но нет. Какой-то внутренний зуд, иначе это не назовёшь, не давал полежать, сосредоточиться, подумать о том о сём. Он встал, вышел на балкон, вспомнил, что несколько лет уже не курит, вернулся в комнату. Дети на лето куда-то разъехались, жена спит.
48… Идти на работу, хоть и пятница, всё-таки придётся, в обед в магазин, после трёх шашлыки-машлыки, поздравления промазученных долгими годами работы коллег. 48…
Он сел на кухне на диванчик кухонного уголка, попил отстоявшейся за ночь воды из банки для полива цветов, потом прилёг на него, уложив не помещающиеся ноги на табурет и смотрел в потолок, как под лучами выползающего из-за горизонта солнца, всё яснее проявляется белый потолок. Просто потолок, без трещин и особых примет, белый, как чистый лист, без полосок, складок, трещин, абсолютно ровный и гладкий. 48…
Как моя жизнь,- подумал он,- гладкая, бледная, не за что зацепиться взглядом.
Конечно, было что вспомнить, тут и школа, и армия, и свадьба — женитьба, рождение дочери, потом сына, как чудом ему досталась трёхкомнатная квартира, как купил первую машину, строил дачу. Всё как по шаблону. Строитель со стажем, каменщик — золотые руки, но начал бояться высоты, когда его товарищ, тоже строитель со стажем, упал с третьего этажа и сломал обе ноги. Он подумал, не смог преодолеть страх и ушёл в слесаря на строительную автобазу. А там с новыми коллегами пристрастился к горькой, пара лет просто вылетела из жизни. И если бы не дошло да развода, так и пропал бы среди таких же, в кого он начал превращаться. Успел остановиться.
Ничего хорошего, выдающегося, вспомнить не удалось. Всё как у всех, как у большинства, которых он знал и с кем приходилось общаться каждый день. Жизнь, как по трафарету, разница только в мелочах, в кляксах, которые оставляет краска невидимого маляра, который штампует биографии не особо задумываясь.
Разглядывая проявляющийся потолок, он начал размышлять, как бы могло всё обернуться, если бы в какое-то время он повёл себя по другому, иначе. Какой-то момент, всего лишь мгновение, секунда, и всё, возможно вообще всё было бы иначе.
Он начал вспоминать школу, как ездил на соревнования по волейболу, как держал кубок, которым их наградили, как отдавал его физруку, а тот директору. Нет, не то… Волейболистом он был неважным. Потом вспомнился школьный выпускной, нет, опять не то.
Проводы в армию. Снова не то…
С улицы донёсся стук птичьих лап по железному подоконнику. «Опять голубь прилетел»- подумал он сквозь накатывающийся неожиданно появившийся сон, но «голубь» почему-то каркнул.
От этого он не проснулся. Услышал, удивился, но не проснулся, он просто выпал из себя, вывалился, но не испугался. Лёжа под столом он видел свою собственную руку, свисающую с дивана, свой живот, который нажрал себе за несколько последних лет и который торчал вверх, как гора.
— Что это?- хотел было заорать он, но звук получился слабым и медленным,- я что, сдох? В день рождения?
Он попытался встать, и к удивлению, это получилось. Себя он не видел, не видел себя вставшего сквозь кухонный стол, а видел себя лежащего на диване и пускающего сквозь улыбку слюнявые пузыри. И дотронуться не мог, руки он ощущал, но не видел, и не ощущал стол, сквозь который стоял и смотрел на свою сонную тушу.
— Успокойся,- такой же медленный, как будто распространяющийся сквозь желе голос ответил ему со стороны раковины,- всё в порядке, не бойся.
— Бл… ь! Да кто ты?- всё также медленно спросил он. Посмотрел по сторонам, но никого не увидел.
— Это не важно, кто я. Важно, за чем пришёл. Ты позвал — я пришел,- ответил голос.
— Да никого я не звал,- вроде бы успокаиваясь, он промычал в оправдание.
— Но я всё равно пришел.
— Зачем? Кто ты? Что со мной? Почему я тебя не вижу?- посыпались вопросы.
— Затем, что бы помочь тебе. Меня зовут по разному, но имени у меня нет. С тобой всё в порядке, видишь, как ты во сне улыбаешься? Не видишь меня, потому что это не обязательно.
— Да вижу, что улыбаюсь, но кто ты?
— Для тебя я чёрный церемониймейстер,- ответил голос.
— Чёрный кто?- тем же медленным голосом спросил он глядя туда, где никого не было — в сторону мойки.
— Церемониймейстер. Сегодня я специально взял себе такую должность, что бы ты лучше понял.
— А кто такой вообще церемонии… Да хрен выговоришь!
— А это и не обязательно. Важно понять, что это.
— И что же это?
— Это должность. Обладатель такой должности, хотя не он ей обладает, а она им и никак по другому, обязан проводить светские церемонии, согласно ранее расписанному в деталях церемониалу, следить за тем, что бы участники церемонии не отходили от написанного в церемониале, совершали действия, которые там написаны с точностью во времени и не отвлекались на посторонние действия, не уделяли внимания чему-либо, не касающегося церемонии. Так понятно?
— Чего? Ты про похороны что-ли?
— Нет, о твоей жизни,- ответил голос.
— Ничего не понимаю, я не умер?
— Нет, конечно, ты жив, здоров, слюняв и розовощёк, досыпаешь у себя дома, на кухне. Пытаешься понять кто я и зачем здесь присутствую, но пока не совсем вникаешь в это. Предлагаю тебе провести церемонию, посвящённую твоему вниканию в процесс понимания роли церемоний в повседневной жизни граждан. Музыку!- крикнул, если так можно сказать о протяжных медленных звуках, которые оба они издавали.
И действительно, заиграла музыка, тихая, торжественная, словно призывающая к тому, что бы все кто бы там ни находился, наполнились тут же, сиюминутно, восторженным благоговением.
— Чем наполнились?- спросил он, не выдержав.
— Вот видишь, я этого не сказал даже, а ты наполнился. Восторженным благоговением. Это же церемония, понимать надо! Ты нормально всё понимаешь, в полном оъёме. Почти,- голос продолжал,- Пойми, дружище, ты ведь и сам всё прекрасно знаешь, но не придаёшь этому значения. Вся ваша жизнь это одна сплошная торжественная церемония в угоду друг другу. В угоду тем, кто сильнее, в угоду тем, у кого больше власти, у кого больше денег, у кого машина длиннее и колёса на ней ярче блестят. С самого момента рождения и до того самого момента, когда на крышку ящика с чуть подпорченным мясом кидают сырую землю. Длинная, многоактовая церемония. Ты родился — медсестра тебя матери показывает. Что это, по твоему? Где должен стоять врач, с какой стороны расположено окно, где дверь, как тебе бирочку из клеёнки на руку привязывают — все расписано, не словами, не буквами, не на бумаге, но расписано, и этого придерживаются, никто не смеет нарушить это священное действо.
А что тем временем на улице?
— Что?
— А на улице тем временем на деревьях сидят взволнованные отцы!- продолжал голос,- ты бывал возле роддома?
— Да,- вроде бы он начал понемногу понимать, что к чему, издалека, понемножку, по чуть-чуть, и ему стало интересно, что же будет дальше.
— Там меняется хоть что-то?
— Да вроде нет.
— В том-то и дело. Это и есть отцовская церемония. Прийти туда пьяному, с красными глазами, по возможности влезть на дерево с цветами, дождаться медсестру, что бы она тебя согнала, и не только тебя, но и всех остальных. И идти пьянствовать дальше. С друзьями, с коллегами, с соседом. Не важно с кем, важно не нарушить церемониал. Это для вас святое.
— Но как же, это ведь радость, дети, жена и всё такое. Чувства там всякие...- это была попытка возразить.
— Нет, нет и нет, вам всем важно не отличаться от остальных, потому что они спросят как всё это было, и важно будет, что бы это не отличалось от того, что расскажут они. Это важно, а не вероятность упав с дерева переломаться самому.
Он бы почесал голову и кивнул ею, соглашаясь, но не мог, потому что видел, как сладко спал на кухонном диване, видел со стороны.
— А ведь ты согласен со мной, вижу,- продолжал голос,- а потом, вспомни, что потом. Всенепременно нужно во время выписки сфотографироваться и подарить всем по букету. Всенепременнейше! Ваша жизнь начинается с церемонии. Если нет — то ты подкидыш. Так?
-Да.
— Детский садик, утренники, выпускной из садика, школа с линейками и всем прочим, первый звонок — что всё это по твоему?
— Что? Церемонии?
— Вот и именно! Догадался! Проводы в армию, присяга, встреча из армии, с бесконечными фотографиями пьяных лиц, это что?- продолжал давить вопросами голос.
— Тоже они?
— Да конечно же! Всё расписано, по минутам, по секундам, фразы, тосты, пожелания. А свадьбы, ваши свадьбы, что это?
— Да понятно уже, понятно,- он пробубнил, смирившись с очевидным.
— И заметь, у вас так всю жизнь. Сегодня ты сходишь в магазин, будешь жарить шашлыки, угощать своих окружающих, кто-нибудь обязательно подерётся — это обязательная часть, можно сказать что это уже ритуал, к тому же священный. Особая часть церемонии празднования большинства праздников и отмечания важных дат. Отступать никак нельзя. Самый ничтожный из собравшихся, согласно церемониалу, покинет компанию первым, во избежание перспективы стать участником ритуала избиения. Это тоже закон. Иначе ему придётся не сладко. Было такое?
— Каждый год такое. Одно и то же.
— Что и было доказано твоими личными наблюдениями.
Музыка, подскочив на каком-то чрезвычайно величественном аккорде вдруг прекратилась.
— А почему ты чёрный церемонии…
— Чёрный церемониймейстер?- подсказал голос.
— Да.
— Потому что всё, что вы считаете плохим, стараетесь извалять в саже, окрасить в чёрные тона. Потому и чёрный. Это ваше и только ваше восприятие так устроено. Хотя устраиваете всё сами. Все по вашему чёрные церемонии — исключительно ваших рук дело, или наоборот, бездействие ваших рук, языков, слов, паралич настойчивости и показная вежливость — это всё ваше. Абсолютно всё.
— Что-то не понимаю я опять ничего.
— Конечно, это сложно понять,- ответил невидимый собеседник, — Далеко не каждому это дано, но вы же существа церемониально-зависимые. Без этого никак. Вы не осознавая того, церемонитесь друг с другом, с собой, с обществом таких же как вы, со старшими, с младшими, с богатыми, с авторитетными, с начальниками, с обидчивыми, с легкоранимыми, со всеми, с кем только можно. Это у вас…
— В крови?
— Нет, в вашей натуре. В вашей рабской, зависимой от всего натуре. Больше ни в чём. Помнишь, ты хотел стать художником?
— Помню.
— Почему не стал?
— Мне тогда мало лет было, хотел учиться, но мать не пустила в художку.
— А почему?
— Сказала, что над ней смеяться будут, что вырастила дармоеда. Что отец военный, она с ним сто гарнизонов проехала, а сын будет афиши малевать по клубам.
— И что, по твоему, это было?- голос провоцировал.
— Церемония?
— Да, и даже название ей есть. Церемония отречения от призвания. Как ты себя чувствовал после этого?
— Плакал, как ещё. Потом смирился.
— А потом долго-долго вспоминал, но с годами, конечно, реже. А почему ты не стал военным, как твой отец?
— Тоже мать не пустила. Побоялась, что меня могут убить где-нибудь на войне. Даже в тыловое училище не пустила, хотя я и туда бы пошёл.
— Есть что добавить?
— Нет, и так всё понятно. И другая мечта не исполнилась. Тоже церемония?
— Да и не одна. Мать провела церемонию разбивания вдребезги твоего возможного будущего, твой скандал был церемонией разбивания сердца матери с точки зрения её понимания. А с твоей стороны это церемония подобная похоронам. Мечты похоронил. Сам себе стал Иудой, живёшь, глядя в белый потолок и вспомнить нечего. А ведь есть что! Музыку!
Снова заиграла музыка, но печальная.
— Ты участник своей собственной церемонии, церемонии беспросветного шаблонного существования, без возможности опровергнуть это весьма очевидное действие, без вариантов к исправлению, с полным согласием с окружающими и авторитетами, без возможности переломать привычный церемониал окружающих. Ты же не хочешь никого обидеть?- снова провокация голоса.
— Нет.
— Вот и доживай, с оглядкой на ранимых, обидчивых, недослышащих, не понимающих, просящих войти в их положение, пожалеть, простить, и этот список можно продолжать до вечера. Хочешь?
— Нет, я всё понял. Что мне делать дальше?
— Проснись и действуй!
Тело на диване дёрнулось и зашевелилось, «голубь», который топтал в это время подоконник, каркнул и взлетел. Он очнулся уже сам собой, в той же позе, что отключился. Прошла всего минута, не больше, потолок уже не казался таким гладким и ровным, над горизонтом появлялся край солнца.
Это был самый странный день рождения из всех, что когда-то отмечали на том предприятии. Именинник предложил поиграть в волейбол, погода-то была хорошая. Сослался на то, что это его день и его предложение заняться тем, что он с детства любит, но осуществить не сумел. Промазученные обескураженные слесаря уходили расстроившись. А в понедельник он уволился. Поговаривают, что сейчас работает в школе трудовиком, хотя это не точно.

еще больше историй здесь — https://vk.com/public161963806