Эхо мечты (Глава 2)

Анна вернулась домой, но сон не шел. Она сидела за своим старым деревянным столом, потрепанным временем и покрытым царапинами, глядя на пустой экран ноутбука. Свет тусклой лампы отражался на его поверхности, создавая бледное сияние, которое, казалось, подчеркивало пустоту ее мыслей. Мысли о Викторе не давали покоя. Его слова, его взгляд, его странная, почти нечеловеческая аура — все это казалось сном, но слишком реальным, чтобы просто отмахнуться. Она пыталась убедить себя, что это просто усталость, галлюцинация после долгого дня, плод ее воображения, измученного рутиной. Но глубоко внутри она знала: что-то в той встрече было правдой. Его голос, низкий и гипнотический, все еще звучал в ее ушах, словно эхо, от которого невозможно избавиться. «Ты ищешь что-то, чего не можешь найти,» — сказал он, и эти слова задели в ней струну, давно забытую, но все еще болезненно чувствительную.

Она откинулась на спинку стула, закрыв глаза, и попыталась вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя живой. Не просто существовала, а жила — с огнем в груди, с идеями, рвущимися наружу. Это было так давно, что воспоминания казались чужими, словно принадлежали другой Анне, той, которая еще верила в свои мечты. Теперь ее жизнь была серой, как петербургское небо, и такой же холодной, как ветер, завывающий за окном. Она открыла глаза и посмотрела на стопку старых блокнотов, лежащих в углу комнаты. Когда-то в них были ее рассказы, стихи, наброски идей, которые она мечтала превратить в книги. Теперь они пылились, забытые, как и ее амбиции.

На следующий день Анна отправилась в редакцию, чувствуя, как усталость тянет плечи вниз. Ее начальник, вечно недовольный мужчина по имени Сергей, бросил на нее взгляд поверх очков, сидя за своим заваленным бумагами столом. Его лицо, с глубокими морщинами и вечно поджатыми губами, выражало привычное раздражение.

— Опять опоздала, — буркнул он, не отрываясь от монитора, где, скорее всего, играл в пасьянс, а не работал. — И где твоя заметка о торговом центре? Читатели ждут, знаешь ли.

Анна кивнула, не вступая в спор, хотя знала, что «читатели» — это громкое слово для их газеты с тиражом в пару тысяч экземпляров, большая часть которых пылилась в киосках. Она прошла к своему столу, заваленному старыми пресс-релизами и пустыми кофейными стаканчиками, и включила компьютер. Пальцы механически застучали по клавиатуре, выбивая текст о новом торговом центре, но мысли ее были далеко. Она вспоминала, как в университете писала эссе, которые преподаватели называли «гениальными». Один из них, старый профессор с сединой в волосах и добрыми глазами, однажды сказал ей: «У тебя есть дар, Анна. Не растрать его на мелочи.» Тогда она верила, что станет второй Ахматовой или хотя бы известным репортером, разоблачающим коррупцию и меняющим мир. Теперь же ее тексты были серыми, как петербургское небо, лишенными души и страсти. Она чувствовала себя предателем — не только по отношению к своему профессору, но и к самой себе.

Вечером, вернувшись домой, Анна долго стояла у окна, глядя на мокрые крыши и тусклые огни города. Дождь стучал по стеклу, словно пытаясь достучаться до ее мыслей. Она чувствовала, как внутри растет странное беспокойство, словно что-то зовет ее, тянет обратно в тот заброшенный двор, к Виктору. Чтобы отвлечься, она достала старую коробку из-под кровати. Коробка была картонной, потрепанной, с выцветшими узорами, и хранила в себе ее прошлое. Внутри лежали ее юношеские рассказы, написанные от руки на пожелтевших листах, с пометками на полях, сделанными разноцветными ручками. Она взяла один из них — о девушке, которая искала свет в бесконечной тьме. Слова были наивными, полными подростковой драмы, но в них была страсть, которой Анна давно не чувствовала. Она провела пальцами по строчкам, словно могла ощутить тот огонь, который горел в ней тогда. Закрыв глаза, она пыталась вспомнить, каково это — писать не ради денег, не ради дедлайнов, а ради души, ради того, чтобы выплеснуть то, что переполняет сердце.

Но воспоминания только усилили пустоту. Она положила рассказ обратно в коробку и спрятала ее под кровать, словно хотела спрятать и ту часть себя, которая все еще мечтала. Ночь тянулась медленно, и Анна ворочалась в постели, не в силах уснуть. Мысли о Викторе возвращались снова и снова. Его слова о жажде, о голоде, о словах, которые будут жить вечно, звучали в ее голове, как мантра. Она пыталась отмахнуться от них, но они цеплялись за ее сознание, как паутина.

В ту ночь Виктор пришел снова. Анна проснулась от ощущения холода в комнате, такого резкого, что ее дыхание вырывалось облачками пара, хотя батареи были горячими. Она села на кровати, чувствуя, как сердце колотится в груди. Он стоял у окна, хотя оно было закрыто, а дверь заперта на два замка. Его фигура казалась размытой, словно сотканной из теней, но его глаза, черные и бездонные, были отчетливыми, как никогда. Они смотрели прямо на нее, и Анна почувствовала, как холод пробирает до костей, но не от температуры, а от чего-то более глубокого, почти сверхъестественного.

— Ты думала, — сказал он, не спрашивая, а утверждая. Его голос был таким же низким и гипнотическим, как в первый раз, но теперь в нем чувствовалась тень нетерпения. — Ты хочешь этого. Я вижу. Твоя душа горит, даже если ты пытаешься это скрыть.

Анна сжала одеяло, стараясь унять дрожь в руках. Ее сердце колотилось, но страх смешивался с чем-то другим — с надеждой, с жадным желанием поверить, что он может дать ей то, чего она так долго искала. Она хотела крикнуть, чтобы он ушел, но вместо этого ее голос дрогнул, когда она спросила:

— Что, если я соглашусь? Что будет? Что ты заберешь?

Виктор улыбнулся, и в этот раз его зубы блеснули еще отчетливее, острые и белые, как у хищника. Улыбка была не столько дружелюбной, сколько предвкушающей, и от нее по спине Анны пробежал холод.

— Ты будешь писать, как никогда раньше, — сказал он, его голос стал мягче, но от этого еще более пугающим, словно он нашептывал ей прямо в душу. — Твои слова станут живыми. Они затронут людей, заставят их плакать, смеяться, думать. Они будут помнить тебя, даже когда ты уйдешь. Но каждый раз, когда ты будешь творить, я буду брать немного тебя. Не много. Только то, что мне нужно, чтобы жить. Твоя боль, твоя страсть, твоя энергия — это моя пища.

Анна сглотнула, чувствуя, как горло сжимается от страха и волнения. Она хотела сказать «нет», хотела прогнать его, но мысль о том, чтобы снова писать, чтобы чувствовать, что ее слова имеют значение, была слишком соблазнительной. Она представила, как ее рассказы публикуют в журналах, как люди обсуждают их, как она, наконец, становится той, кем всегда мечтала быть. Этот образ был ярче, чем страх перед Виктором, и он перевешивал все сомнения.

— Хорошо, — прошептала она, почти не слыша своего голоса. Слово вырвалось само, словно кто-то другой произнес его за нее.

Виктор протянул руку, и Анна почувствовала, как холод коснулся ее кожи, хотя он даже не прикоснулся к ней. Это было, словно ледяной ветер прошел сквозь нее, оставив ощущение пустоты, но в то же время странного возбуждения. В тот же момент ее пальцы задвигались по клавиатуре, которую она оставила на столе. Она не помнила, как встала с кровати, как открыла ноутбук, но слова лились рекой — мощные, яркие, полные жизни. Она писала о боли, о мечтах, о потерях, и каждая строчка была как удар, как откровение. Это был рассказ о женщине, которая продала свою душу за возможность быть услышанной, и в каждой строке Анна видела отражение себя. За одну ночь она написала текст, который был лучше всего, что она создавала за последние годы. Когда она закончила, первые лучи рассвета проникли в комнату, и она почувствовала, как усталость накатывает волнами, но в то же время в груди горел странный, почти болезненный восторг.

Утром она отправила рассказ в крупный литературный журнал, с которым сотрудничала раньше, но безуспешно. Она не ждала многого — слишком много раз ее работы отвергали с дежурными отписками. Но ответ пришел через два дня, и он был неожиданным. Редактор написал, что это «потрясающе», что ее стиль «уникален и пронизывающ», что они хотят опубликовать рассказ в ближайшем номере и обсудить дальнейшее сотрудничество. Анна перечитывала письмо снова и снова, не веря своим глазам. Ее мечта, казалось, начала сбываться. Она чувствовала, как в груди разливается тепло, как надежда, давно забытая, поднимается из глубины, словно феникс из пепла.

Но в тот же день она почувствовала странную слабость. Голова кружилась, руки дрожали, когда она держала чашку с кофе. Она списала это на недосып, на волнение от неожиданного успеха, но в глубине души знала: это начало цены, о которой говорил Виктор. Она посмотрела в зеркало и заметила, что ее кожа стала бледнее, а под глазами залегли тени, которых раньше не было. Это напугало ее, но она отмахнулась от страха, решив, что это временно, что она справится. Успех был слишком близок, чтобы отступать.

В ту ночь, закрывая глаза, она снова почувствовала холод в комнате, но Виктора не было. Или ей так казалось. Где-то на грани сна и яви она услышала шепот, тихий, почти неразличимый: «Это только начало.» И хотя она не могла сказать, был ли это ее разум или его голос, сердце сжалось от предчувствия, что она сделала шаг, с которого уже не повернуть назад.