Привет, Мухтар!

Секрет седьмой, необычный

…Вообще-то этот секрет не совсем нашего… двора, но уж точно… необычный, девчачий, но, как, оказалось, спустя время всё-таки неразрывно связанный с ним, нашим двором…
С другой относительно Ломоносова стороны «Маркизовой лужи», на северном берегу Невской губы Финского залива в Куоккале солнце в июне ночью, едва нырнув за горизонт, немедленно начинает неторопливый разбег к полуденному торжеству. Две зари долго горят в районе полярной звезды, не прерывая своего бардового свечения, незаметно переходя из заката в рассвет. Морская гладь в чуть остывшей прохладе перегретого воздуха в сумраке безмятежно закипает и парит, размывая утреннюю акварель неба, воды, песчаного пляжа, ласково укутывая их и прибрежный лес прозрачной теплой сиреневой вуалью. Морской бриз лишь под утро меняет направление, втягивая длинные тягучие струи тумана обратно. Чем выше предвидится полуденная жара, тем быстрее утренний уход прохлады, тем сильнее отжимное движение волн на глубину.
…- Гав. Гав-гав! – Огромный мохнатый пес, по шею забравшись в свежие отжимные волны, тревожно смотрит на еле заметное, но упругое течение.
— Мухтар, – звенит в ответ девичий голосок со стороны мирно серебрящейся на солнце воды, – что случилось?
Лес, вплотную подступивший здесь к бухточке, уткнувшись в узкую полоску крупного золотого песка, вынесенного, по-видимому, бурными потоками двухтысячелетней малышкой Невой, многократно отражает её голос, рассыпая прозрачным эхом на тысячи переливов, словно бурный весенний ручей брызги, на многие сотни метров вокруг. Несмотря на близость мегаполиса белки, лисицы и даже лоси в этих местах завсегдатаи, берег залива, редко посещаем людьми, и потому небольшой пляж бухты девственно чист, прекрасен и даже сакрален в этих звуках её утреннего летнего счастья…
Жаль! – теперь спустя полвека цивилизация почти полностью поглотила эту бухту. Мало, что напоминает об ушедшей эпохе, лишь старинный финский двухэтажный дом, превращенный ещё тогда в семидесятые в «коммуналку» и чудом, сохранившийся здесь до сих пор внутри маленького клочка леса, хранит едва уловимые брызги её лета. Он и теперь, нет-нет, да выкрикнет вдруг что-то сквозь толщу времени, позовет, поманит, а синее-синее море, заглядывающее сюда сквозь вековые сосны и ели, тут же эхом подхватит этот кусочек её счастья, заволнуется, зашипит, забеспокоится, засуетится, словно выговаривая свое далёкое, наболевшее.
…- Гав! Гав-гав! – заливается на весь пустынный берег, испуганный пёс, – «выходи, далеко зашла». – Он не любит купаться, как огня боится воды, похоже, в детстве его топили, он вообще не очень-то доверяет людям, но детей любит, очень.
— Отстань! Иди домой, – смеётся девочка, сверкая белой не успевшей ещё загореть в начале лета попкой меж золотых «барашков» незаметно ускоряющейся отжимной волны всего-то в пяти метрах от него.
— Гав! Гав-гав! – сердится Мухтар, – «вернись, там глубоко». – Помесь северной лайки с кавказкой овчаркой, всем своим огромным собачьим сердцем привязан к этой девчушке лет пяти отроду.
— Да, не пе-ре-жи-ва-ай ты, – весело тянет та, беззаботно ныряя по направлению волны в сторону невидимого горизонта.
Пересилив страх, пёс срывается с места и плывет, что есть сил, плывет, пыхтя, поскуливая и отфыркиваясь от залетающей в пасть теплой пенящейся противно-солоноватой жижи, пока не ловит кончики её длинных, светло-русых волос, расплескавшихся по волне во все стороны…
Вода в Финском заливе в этой бухточке знаменитого поселка Репина, как и раньше, несмотря ни на что по-прежнему чиста, тепла, ласкова и предательски маняща, а отжимной ветер опасен для всех: и малых, и старых.
…- Привет, Мухтар!– удивляется девочка, придя в себя от шершавого языка собаки, усердно вылизывающей ей мокрое испуганное лицо. – Что случилось?
— Гав! – обиженно бросает пёс и… отворачивается.
— Ты меня спас?.. – девочка садится на корточки, – да?.. – удивленно смотрит по сторонам на пустынный берег, на абсолютно спокойное серебрящееся море, мирно расползающуюся к горизонту рябь отжимных волн, – ой!.. – и, наконец, успокоившись, переводит взгляд на собаку. – Хороший ты друг, спасибо тебе, я так испугалась, когда там вдруг под ногами ничего не оказалось, – тараторит маленькая русалка, обняв своего великана-спасителя и, целуя его прямо в глаза, – это наверно воронка… или неожиданный порыв ветер понес меня на глубину.
— Р-р-р, – недовольно фырчит пёс, но всё ж не вырывается, сидит смирно.
— Давай мы никому ничего не расскажем, – шепчет та ему в ухо, встав на цыпочки и не выпуская из рук мохнатую могучую шею своего мокрого спасителя.
— Гав… – не сразу, но не без радости соглашается пес, – «ну, ладно, давай»! – и ласково бодает её в мокрый грязный голый живот по направлению к носочкам, трусикам, платью и сандаликам, раскиданным здесь же на песке неподалеку в последовательности её стремительного движения к морю всего-то пару минут назад…
Мухтар недавно появился в её жизни, весной, когда только-только сошел снег, а птицы весело затянули свою обычную весеннюю песню любви под яркими утренними лучами солнца. В один из таких чудесных дней рано утром мохнатый темно-рыжий нос робко показался меж двух плотно задвинутых занавесок двери веранды, где безмятежно на раскладушке спала девочка. Было необычно тепло для этого времени года и папа, уходя утром на работу, впервые оставил входную дверь на резное крыльцо дома открытой, чтоб утренний аромат хвойного леса и звуки весны наполнили дочкину спаленку.
…Надо наверно сказать, что родители девочки работают в пансионате «Балтиец», расположенный в пустынном местечке на берегу Финского залива в поселке Репино, – по-старому Куоккала – это совсем недалеко от Ленинграда. Папа – водитель экскурсионного автобуса санатория, а мама – бухгалтер, даже старший. Шесть лет назад они познакомились, поженились, получили служебную комнату и веранду в этом огромном старом финском доме, а через год у них появилась замечательная, златовласая девчушка, подстать пляжам Куоккалы и лесным светловолосым эльфам, издавна живущим в этих волшебных незабываемых местах…
— Ой! – от неожиданности вскрикнула тогда девочка, открыв глаза и увидев большой звериный нос, что-то учуявший видно здесь у неё на веранде. Но, опомнившись, тут же весело позвала, – заходи, заходи зверушечка. Кто ты?
Нос исчез.
Девочка, не раздумывая, босиком выбежала вслед за ним на небольшое, но зато отдельное от главного входа в дом и очень даже симпатичное резное крытое крылечко.
Огромный черно-рыжий клубок шерсти, не спуская с девочки голубых глаз, испуганно прижимался к перилам крыльца.
— Собаченька, здравствуй, – присела к нему девочка и протянула руку.
— Доченька, не трогай, не трогай зверя, он может быть блохастым! И гони, гони его с крыльца, – строго предупредила мама, услышав из комнаты её голос, но, лишь взглянув из-за занавески на этого молодого, испуганного, почти ещё щенка, зверя, заулыбалась ему, ушла в дом.
Испуганный пес, услышав неприятное определение «блохастый», как только мама скрылась в доме, одним прыжком спрыгнул с крыльца, но не убежал, а, спрятавшись на всякий случай под лестницей, внимательно следил за происходящим, высунув свой любопытный мохнатый нос.
Мама быстро вернулась, неся в руках большую суповую тарелку и целый треугольник открытого молока.
— Держи,– сказала она дочке, – угости Мухтарку.
— Привет, Мухтар! – тут же подхватила та, протягивая собаке еду и… руки.
Так они познакомились, и пёс остался жить здесь, у них под крыльцом.
За прошедших полтора месяца щенок сильно подрос, окреп: из пушистого стога шерсти он превратился в огромного, мохнатого даже немного страшного монстра, но с удивительно голубыми наивными глазами. Он привязался к ним, а они к нему. Девочке позволили самостоятельно гулять в его сопровождении, не покидая территории пансионата, конечно. Пёс послушно следовал за ней, и она с удовольствием перезнакомила его со всеми: дворником дядей Пашей, сторожем дедом Михалычем, вахтершей тетей Леной, поварихой тетей Галей, директором Степаном Кузьмичом и даже многими уважаемыми гостями, коих, надо сказать, до сих пор бывает здесь великое множество.
…Мухтар любит быть с детьми, без устали играя с ними, бегая и кувыркаясь в кругу подруг девочки по многочисленным солнечным лужайкам пансионата. И, что удивительно, ни одна, даже самая строгая мама не запрещает своим чадам, возиться с этим «чудищем». Всем-то он по душе, несмотря на свои внушительные размеры и длинную мохнатую шерсть, в которой могла бы поселиться ни одна сотня породистых местных блох и клопов. Но пёс умудряется всегда быть чистым и опрятным, ни у кого даже тени подозрения не возникает по поводу присутствия кровопивцев в его шелковистой, свежо выкупанной и вылизанной им самим шкуре. Но, самое главное Мухтар удивительно деликатен, умен и, можно даже сказать, благороден, как в общении с малышами, так и с взрослыми, по-прежнему опасаясь, правда, их и держась на расстоянии. Ни на кого и никогда, даже на самого назойливого сорванца, таскающего его за ухо, Мухтар не то чтоб не рычит, но даже и не фыркает. Лишь с девочкой теперь, после случившегося, – это их секрет! – он позволяет фамильярности, имея наглость говорить, совершенно не стеснясь своего звонкого раскатистого лая.
Ну, ведь они же друзья!..