Вавка

…Середина семидесятых.
Конец лета, каникул, скоро в школу.
Нас, как обычно, пятеро: Шурик, Вавка, Тарас, Толстый и я.
Нам всем «… по семь-восемь всем…», впрочем, нет, уже за десять, – совсем большие, начальная школа позади! Первого сентября мы все кроме Толстого идем в четвертый класс, а он, бедолага, – лишь в третий, что, кстати, совсем не мешает ему, как самому рассудительному из нас, неторопливому, сглаживать все наши ссоры и самые шальные идеи.
Мы, как и обычно, во дворе, сидим в своей любимой беседке, решаем насущные вопросы и выбираем, – чем займемся на этот раз?
— Может… на Венки? – лукаво улыбается Вавка, намекая на нашу последнюю вылазку в колхоз деревни «Сойкино», широко раскинувший на этих высотах свои плодовоовощные и ягодные плантации.
— Нет уж, – сурово сводит брови Шурик, – нам и одного раза хватило.
— На все сто, – соглашается Толстый.
— Да, ладно, вам, – миролюбиво вступаю, – все были хороши…
— О чем сыр-бор? – не выдерживает Тарас. – Почему я не в курсах?
— Да ты что, Амбал? – нарочито весело дивится Вавка, – такого нельзя не знать, это было что-то…
— Да, уж! – перебивает Шурик, – действительно, что-то…
— Неописуемое, – мрачно подтверждаю, – в плане познания… себя, прежде всего, и вообще…
— А тебя что с нами разве не было? – обращаясь к Тарасу, перебивает Толстый.
— Да где, где не было-то?.. – заводится тот.
— Где-где? – злится Шурик, – у тебя на бороде!
— Да в Сойкино, в Сойкино же, – выдыхает Толстый, – в колхозе, на сборе клубники на полях Венковских высот.
— Да не было его! – безнадежно машет почему-то вдруг погрустневший Вавка, – и вообще-то, – говорит Шурику, – я уже извинился, не знаю, что на меня нашло… тогда.
— Да, ладно, – соглашается Шурик, – хватит уже про то вспоминать, – нашло и нашло!
— Ну, правда, мужики, такая обида меня разобрала тогда, – отвернувшись, горько выдыхает Вавка, – вот я съел всю… нашу выработку.
— И правильно сделал, – подбадривая, хлопаю друга по плечу, – мы тоже хороши были!
— Да и колхоз – хорош! – с жаром выдыхает Толстый.
— А причем тут колхоз? – усмехается Шурик.
— Как это… причём? – блестят глаза Вавка, – собирать клубнику рост у меня маленький, не подходит, хотя и старше я вас всех почти на полгода, а вот полоть значит смороду – нормальный, подходит?!
— Нечестно! – заключает, ничего не понимающий Тарас, – только скажите же мне на милость, наконец, что там у вас стряслось-то?
— Давай Вавка, – безжалостно давит Шурик, – рассказывай, что ли, свою версию.
— Сам рассказывай, – огрызается тот, – опять скажешь, что я всё выдумал и на всех наговариваю, или вон, пусть Толстый расскажет, он ведь у нас самый мудрый, всё знает, всё ведает. И про «случайное неслучайно», и про…
— Не-ет уж, – перебив Вавку, без тени улыбки, с претензией глядя на меня, тянет тот, – кто заварил эту кашу, тот пусть и рассказывает!
— А что сразу кашу? – вздыхаю, обречено, – я всего-то предложил поработать в колхозе, принести домой честно заработанную клубнику, наесться ею самим до отвала – и что плохого?
— Вот и рассказывай, – улыбается Шурик, – что в итоге из твоей очередной авантюры вышло?
— И сколько ягод мы заработали? – поддакивает Толстый.
— Да не важно, сколько, – парирую, – главное весело было.
— И вкусно, – безрадостно соглашается Вавка.
— Во-во, – давит Шурик, – на всю жизнь наелись сладенького!
— Хватит уже, – взрывается-таки от нетерпения Тарас, – давай рассказывай, – это он мне, – что там у вас стряслось?
— Да ничего в принципе такого особенного, – тру лоб, – не случилось, просто, – задумавшись, цитирую, – «…дело было вечером, делать было нечего…».
— Совершенно нечего, – лукаво подхватывает Шурик, – делать было вечером!
— Ну, ладно-ладно, согласен, не совсем вечером, а рано утром, – начинаю безрадостную историю, которая мучит, думаю всех нас до сих пор, – вот я и предложил, как это часто случается, здесь же в нашей беседке рвануть в колхоз Сойкино. Там – как раз по радио объявили – приглашают всех желающих собирать за вознаграждение клубнику, смороду, крыжовник.
— Ну и мы, – поддакивает Вавка, – конечно же, согласились.
— А чего? – это уже Толстый, – идея-то хорошая.
— Хорошая, – соглашается Тарас, – ну, и…
— Ну, и мы поехали, – продолжаю, – да опоздали чуток…
— Вот нас вместо клубники и отправили, – перебивает Шурик, – полоть черную смородину с крыжовником.
— И вы пошли? – морщится Тарас.
— Пришлось, – нервно машет рукой Вавка, – хотя я их и отговаривал от этой пустой затеи.
— Так чего не идти-то? – хором говорим с Толстым, – грядку сто метров вчетвером мы за час выпололи, а эта целая норма взрослого человека.
— А за одну норму, – с азартом включается Шурик, – килограмм свежей, только что собранной, клубники выдают.
— Или выплачивают её полную стоимость, – подхватывает Толстый, – три рубля пятнадцать.
— Не-пло-хо-о! – тянет Тарас.
— Да к тому ж с грядки можно смороды поесть, крыжовника, – говорю, облизываясь, – мы килограмма по три навернули, даже кисло во рту стало, луком горьким заедали.
— И норму вообще-то, – вздыхает Вавка, – выполнили на каждого, всего за три часа.
— Молодцы! – уважительно качает головой Тарас.
— Норму-то мы выполнили, да не получили, – сердито глядя на Вавку, давит Шурик.
— Как это?
— Решили не ждать, когда выдачу начнут, – нервно подхватывает Толстый, – в очереди толкаться не хотелось, выписали накладную на предъявителя и отдали Вавке на хранение.
— У него карман на рубашке с пуговицей, – поясняю, – а на следующий день выехали пораньше, чтоб в бригаду для сбора клубники попасть.
— Зачем, – удивляется Тарас, – вы ж заработали уже по норме на каждого?
— Это домой, а то поесть «от пуза».
— А-а-а, логично! Ну, и…
— Ну, и-и-и… – тяну, задумавшись.
— Ну, и их взяли, – с ноткой иронии перебивает Вавка, – на клубнику, а меня нет!
— Как так! – возмущается Тарас. – Почему?
— Ростом не вышел, – беззлобно ухмыляется Шурик.
— Маленький говорят, – лукаво улыбается младший из нас.
— Вот, – тихо вздыхает Вавка, – почему!
— Не справедливо! – серьёзно вскрикивает Тарас, грозно вскакивая с места.
— И в итоге… мы пошли на клубнику втроем, – отвернувшись, выдыхаю неохотно, – а Вавку остался разбираться с ними… один.
— Меня опять послали на прополку!..
— Ну, и… ты? – с напором грохочет Тарас.
— Ну, и я, – продолжает, запинаясь, – пошёл… и получил по накладной причитающуюся нам клубнику, а затем… слопал её и…
— Всю!..
— Нет, – говорит, чуть не плача, – там много было, четыре килограмма, мне столько не запихнуть.
— А куда ж ты остаток дел?
— Выбросил, – укоризненно качает головой Шурик, – чтоб никому из нас не досталось.
— Молодец! – неожиданно радостно ревёт Тарас, – правильно сделал, – сердито поблёскивая в нашу сторону глазами, – так и надо!
— Как? – испуганно вскидывает Вавка полные слёз глаза, – я ж, получается, их… украл, у своих же друзей… украл!
— Безусловно, – неуверенно выдыхает Шурик, глядя в сторону Тараса, – украл…
— Конечно, – помолчав, вступает Толстый, – съел… но все же… не украл, не украл, хотя поступок этот, твой, прямо надо сказать – не геройский.
— Не геройский, – соглашаюсь я, – но за него, – киваю им на отвернувшегося от нас Вавку, – сам перед собой в ответе! Не перед нами, а вот мы… каковы оказались?
— А ч-что мы? – по инерции обречено жмет плечами Шурик, – мы н-ничего не ели… и не выкидывали.
— Вы… все… его бросили! – безжалостно давит Тарас, заградив собой неожиданно расчувствовавшегося Вавку.
— Точно, – соглашаюсь обескуражено, – бросили! – и неожиданно для себя, подвинув Тараса, говорю, – прости меня Валерка, за то,– у самого подкатывает комок к горлу, – что не подумал о тебе в тот момент. Прости!.. Честно говоря, как-то само вышло, не со зла, увлекся… попасть на клубничное поле очень хотелось. Обо всём на свете… забыл. Вот, держи, ту мою выработку, – протягиваю свою накладную на получение клубники за проделанную в тот день работу, почему-то так и не полученную мной до сих пор, – держи, она твоя по праву.
— Держи и мою, – неожиданно рядом встает Толстый, протягивая свою накладную, – прости и меня тоже, не держи зла.
— Ну, раз такое д-дело, – заикается Шурик, – д-держи и мою н-накладную, – явно волнуется, – честно г-говоря, мне тоже как-то не по себе всё это время.
— Э-эх, – поворачивается улыбающийся Вавка, – это вы меня простите, парни, как камень с души пал, за шалость глупую ту, – весело машет рукой куда-то вдаль, –уберите свои накладные, не нужны они мне, не возьму.
— Ну, вот и хорошо, – радуется Тарас, – так бы сразу! – Мы стоим напротив друг друга в некотором замешательстве, в наших руках на ветру безвольно болтаются никчемные бумажки, до боли в пальцах жгущие нам руки. – Хорошо то, что хорошо заканчивается, – напоминает он нам хорошо усвоенное ещё с Иликов, – и дайте-ка их лучше мне, – указывает на накладные. И мы с радостью избавляемся, наконец, от некогда дорогого груза, с удовольствием наблюдая, как он рвёт их на мелкие кусочки и кидает по ветру.
— Куда всё-таки двинем сегодня? – легко, весело, без напряжения звенит Вавка, и все, не сговариваясь, опять поворачиваются ко мне в поиске новой идеи.
— В порт, – неожиданно для себя выдыхаю и, весело улыбаясь, глядя на Шурика с Толстым, ожидая их бесконечных возражений, – в отличие от Тараса с Вавкой они поначалу всегда в штыки встречают мои весёлые бесшабашные авантюры. Впрочем, сегодня, похоже, мне никто не возражает, даже Шурик на сей счет не выдает никаких п-предчувствий…

Автор приносит извинения за возможные совпадения имен, характеров персонажей и описанных ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти случАи (как говорил мой батька) из нашего двора.
Основа взята из дневников периода 1975-1980гг. Сокращено, откорректировано и получено глубокое удовлетворение встречей с героями, до сих пор живущих в авторских, а теперь, кажется, и твоих мыслях – 11.07.2018г.
Одновременно автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто первый раз и даже несколько поправить, увы, недостаточно совершенный текст.
Впрочем, совершенство – это конец истории, а здесь лишь её продолжение.