Маленький охотник

отрывок
«Сибирские рассказы» — Яндекс Николай Углов, ЛитРес или Амазон, Озон, а также на моб. прилож. тел.


Разве можно забыть трепетные минуты охоты в детские годы в сибирской тайге?
Вспоминаю несколько случаев.
… В конце зимы мы с братом пошли в лес вместе с другом Костей проверять петли на зайцев. Знал бы я, что это новое увлечение станет одним из главнейших в моей детской жизни! Костя должен был проверить петли на зайцев, поставленных его старшим братом Петром в условленных местах.
Был хороший чудесный денёк. Разгорячённые, мы бежали по насту, иногда проваливаясь в снег. В лесу, оказывается, полно заячьих следов. Туда, сюда стёжки следов. И вдруг они объединяются в настоящие утоптанные тропы! Я удивляюсь:
— Костя! Здесь что? Целые стада зайцев бегали? Ни хрена себе! Даже вес человека тропа выдерживает. Куда же они бегают по тропам?
Он важно комментирует:
— А ты присмотрись внимательней. Зайцы, почему стараются бегать по тропам? Снега – то под два метра. Бежать тяжело. Они как люди — по тропинкам, да по дорогам больше – так быстрее до цели добежишь. А тропы ведут в молодые осинники, да к окраинам деревни – к гумну, к сену, к скотным дворам.
Вдоль таких троп и поставил петли из проволоки Петька. Бежит тропа рядом с деревцом или под согнутой коромыслом веткой. Вот привязывает, настораживает к ней из стальной проволоки Иван круг размером с хорошую сковородку. И чтобы круг был по центру тропы и сантиметров на десять выше её. Предварительно петлю надо прокатать куском коры осины, чтобы отбить запах человека. И лыжня не должна пересекать тропу и идти надо параллельно. Привязывать петлю надо осторожно, стараясь еле — еле дотянуться до неё, чтобы не отпугнуть лыжней зайца.
Ночью бежит заяц кормиться из леса на гумно, или в осинник — и влетает в петлю! Бьётся, бьётся зайчишка, пока не открутит проволоку или задохнётся. На следующий день ты его, мороженого, и подбираешь! Здорово придумали люди! Костя учит:
— Если на следующий день не придёшь — зайца съедят обязательно лисы. Они по нюху его находят. Хотя иногда и волки, росомахи могут съесть. Они изредка забегают в наши леса, особенно в холодные зимы.
Костик еще много нового нам рассказывает. Проверили уже девять петель – ничего! И вдруг видим — на месте последней, дальней петле вытоптан целый круг. Друг злится:
— Вот чёрт! Открутил петлю! Здоровый беляк видать был!
Мы подошли. Круг вытоптан основательно. Весь жёлтый от мочи зайца. Бедолага! Видать, не сладко досталась ему свобода! И вдруг Костя радостно закричал:
— Здесь он! Вон куда он забился! Попался, голубчик!
И впрямь — заяц залез под корягу так, что его практически не видно было, а натянутая, как тетива, проволока врезалась в снег, и её тоже не было видно. Нашему восторгу не было предела! Мы разглядывали задушенного беляка, ощупывали, рассматривали его острые зубы и когти, гладили мягкую шерсть, удивлялись странному лесному зверю. Константин захлёбывался от радости:
— А какое мясо у зайца вкусное! Лучше зайчатины с калиной нет ничего на свете! А шкурка! Шапку мать сошьёт мне!
До весны мы бегали с другом еще три раза проверять петли, но каждый раз их заметало пургой и ничего не попалось. Но мы загорелись охотой на зайцев! Решили за лето заиметь свои лыжи, запастись проволокой, наделать петель и в будущую зиму самостоятельно ловить зайцев….
… Наступала зима, и мы с нетерпением ждали первого снега. За лето мы достали лыжи и немного проволоки для ловли зайцев. Мать купила у кого-то ещё крепкую пару лыж для брата, а мне досталась разнобойная пара от двух поломанных лыж. Одна лыжа была охотничья, широкая и массивная, с чуть загнутым носком, а другая беговая, узкая, длиннее охотничьей на полметра, и с высоким загнутым носком. Но я был рад и этим лыжам. Впервые в жизни у меня были настоящие фабричные лыжи, хоть и в разнобой. Мы очень бережно относились к своим лыжам, боясь их поломать. Никогда не катались на них с горок на реке, а только ходили по лесу, следили за креплением, надраивали воском, на лето хранили особым образом. И этих лыж нам с братом хватило на четыре долгих зимы! Мы, каждый по себе, втайне готовились к ловле зайцев. Я спрашивал:
— Сашка! Ты уже петли изготовил? Сколько у тебя?
— Сколько есть — все мои!
— А у меня аж четыре петли, правда, две со скрутками!
Брат всё скрытничал, но вот и он объявил:
— У меня восемь петель из хорошей серой, тонкой, сталистой проволоки и ещё одна — из толстой медной!
Я был сражён. Ну, братуха! Где-то достал и не сказал! Огорчённо съязвил:
— А я всё равно первый зайца поймаю! Не в количестве дело! Вон, Суворов, побеждал врагов не числом, а уменьем!
И вот, наконец, к ноябрьским праздникам снег пошёл всё больше и больше, всё гуще и гуще. Неделю не могли выйти из дома из-за сильного снегопада и, наконец, он прекратился.
Первый день охоты на зайцев запомнил на всю жизнь! Тысячи и тысячи раз вспоминаю в подробностях этот день и, кажется, что это всё вернётся, если только сильно захотеть, что это ещё всё повторится!
Но никто и ничто не в силах остановить неумолимый бег времени – это банальная истина! Как чистым снегом заметает следы на пороше, так время заметает наши детские годы. Неумолим бег времени — всё растает и исчезнет, как лёгкая дымка!
Как только угомонилась снежная круговерть, схватил свои четыре петли и побежал в сторону Большого омута на реке. В полукилометре от дома, сразу за крайней избой, в перелеске, примыкающем к огородам, поставил все четыре петли. Следов зайцев было много, но троп ещё не было, и я ставил петли в тех местах, где хоть два-три раза пробежал заяц. До сих пор отчётливо помню те четыре места! Одно под корягой, где казалось, так уютно, и заяц обязательно пробежит ещё раз здесь. Другое место тоже необыкновенно удобное — между двумя высокими снежными кочками, на одной из которых росла небольшая берёзка. Уж здесь-то заяц никак не минует этот узкий коридор-проход! Ну, а третье место ещё великолепнее – прямо под молодой, вкусной для зайца, осинкой, защемлённой верхушкой в снегу и согнутой дугой. А о четвёртом месте и говорить не надо — так оно было надёжно! Это была уже почти что тропа — так много пробежало зайцев по ней, и тропа вела к скирдам и гумну. На это место я больше всего надеялся! Прибежав домой, заметил Костю и брата на лыжах — они тоже готовились ставить петли. Закричал радостно:
— А я уже поставил петли! И в каких местах! Просто чудо!
— Где?
— А сразу за деревней в перелеске!
Костик захохотал:
— Ты бы ещё поставил на своём огороде! Вон, посмотри, у вас полно следов. И к жердям легко привязывать петли… Но заяц-то не поймается.
— Это почему?
— Да потому, дурень, что заяц ловится, когда быстро бежит и ничего не видит. А здесь он тихо и осторожно прыгает. Всё-таки деревня и собаки.
Я разозлился:
— Не учи учёного, поешь говна толчёного! Откуда ты это знаешь? Посмотрим, кто поймает первым. А вы — куда поставите петли?
— Надо петли ставить подальше от деревни — так учил меня старший брат. Он — то зайцев половил… Мы пойдём вон туда — в сторону Косарей.
Эту ночь почти не спал, метался и вскакивал. Мать и отчим смеялись весь вечер, глядя на моё взволнованное лицо. Отчим весело скалился:
— Ну, матря, завтресь все зайцы будуть у нас! Печкя — то не шаит, а углёв много надо — зайчатину жарить!
Я не обращал внимания на шутки отчима и мечтал:
— А вдруг во все четыре петли попадут зайцы? Я же не донесу четверых. Может, завтра брата взять на проверку петель?
Долго не мог заснуть, ворочался. Мне представлялся тихий ночной лес и осторожный белый заяц, крадущийся по тропе. Вот он увидел мою петлю и прыгнул в сторону.
— «Эх, надо было меньше следить лыжами!»
Только начал засыпать — почудился крик зайца, попавшего в петлю.
— «Ведь перекрутит проволоку, оторвёт! До утра далеко, может, побежать сейчас, ведь недалеко?»
Промаявшись, я всё – таки задремал и мне приснился сон:
Бегу на лыжах, отталкиваюсь поочерёдно палками. И вот я уже лечу по воздуху! Как здорово! Чуть коснулся земли лыжей – мощный толчок, и опять я лечу далеко, далеко! И так долго, долго прыгал, летал над родной деревней, над лесом и вдруг сверху вижу – в петле скачет, бьётся заяц. Подлетел к нему, пытаюсь схватить, а заяц смотрит на меня, два передних больших зуба всё увеличиваются и увеличиваются. И голова стала большой, как у лошади! Оскалил два своих огромных зуба и как заржёт заяц!
В страхе вскочил с печи! Всё тихо в избе. Тикают ходики, сладко спит спокойный брат, да и мать с отчимом. Ну и сон, думаю! К чему бы это? Кажется, светает. У меня уже нет дальше сил терпеть! Тихонько, чтобы не вспугнуть чуткую мать, встаю, одеваюсь и выхожу. Ещё ночь, морозит, надеваю лыжи, кликнул собачку. Она недоумённо смотрит на меня, затем всё же подчиняется, вылезает из тёплого сена и потягивается. Прошёл по улице, лыжи страшно скрипят, боюсь, разбудят людей. Но слишком рано ещё, даже собаки спят, не отзываются. За крайней избой стало страшно – лес тихий и чёрный, каждый звук слышен. Думаю:
— «А вдруг волки?»
Правда, успокаиваю себя:
— «Говорят, они очень редко забегают в наши края — не нравится им болотистая низменность».
Иду тихо-тихо, стараясь не шуметь, а сердце бешено стучит:
— «Вот оно, началось! А если заяц ещё живой в петле сидит, что я буду делать? Говорят, они сильно сучат задними длинными ногами и могут поранить. А вдруг все четыре зайца в петле живые? Вот проблема будет — как их донести четверых, да ещё живых?»
Подхожу к первой петле – сердце готово выскочить! Нет! Стоит пустая… С надеждой бегу дальше. Вторая, третья, четвёртая – все стоят, как поставил, не шелохнутся. Злюсь:
— «Эх ты! Надо же, всё без толку! Сколько надежд!»
Разочарованный, раздосадованный, в сердцах бью собачку:
— Ты ещё путаешься под ногами! Пошла вон!
Она визжит, обижается на меня и убегает в деревню. Прихожу домой, ставлю лыжи, захожу, тихонько раздеваюсь и лезу на печку. Кажется, никто не заметил. И сразу, спокойный, заснул мёртвым сном.
Утром, в воскресенье, мать не могла добудиться меня. Только сквозь сон слышал как отчим, завтракая, всё смеялся над зайцами и мной:
— Колькя-то спит! А вчерась метался, как угорелый, со своими зайцами! Не хочет вставать. Зайцы-то протухнут!
Так и не узнал никто про мои ночные похождения…
С досады не ходил всю неделю проверять петли, а когда пришёл — они стояли пустыми и наполовину занесены вновь выпавшим снегом. Переставил их по совету Кости теперь дальше в лес.
Не сразу пришло умение ставить петли на зайцев – выбирать места, меньше следить, ни в коем случае не пересекать тропы, натирать проволоку осиновой корой, и другие премудрости не сразу узнавались и осваивались. Да и по первому снегу нелегко поймать зайца – нет троп, т. к. снег неглубокий, зайцы ещё осторожны и сыты, ловятся они хорошо только ближе к весне. Первого своего беляка поймал уже перед самым Новым годом – сколько было радости! А потом ещё и ещё одного! А ближе к весне мои скрюченные, порванные не раз четыре петли принесли удачу – поймал сразу два зайца!..
… В зиму этого года мы довольно успешно ловили петлями зайцев. Не раз и не два приносили с братом по одному зайцу, а Костя уже несколько раз приносил сразу по два зайца. Проверяли мы петли только раз в неделю – в воскресенье, т. к. ставили их всё дальше от дома. Проволоки не было, а петли зайцы легко скручивали и уносили на себе, оставляя короткий кусок. Эти куски мы также берегли и соединяли скрутками – на них зайцы ловились хуже. У меня, сколько помню, было не больше шести петель и то все короткие. Их ставить неудобно, т. к. деревце или ветку, к которой привязываешь петлю, надо подбирать, находить у самой заячьей тропы. Петель у меня скоро осталось две, а третья, медная, была совсем никудышняя – короткая и толстая. Но как-то именно на эту толстую коротышку я поймал очень крупного беляка и ахнул: в шею бедного зайца врезались ещё два обрывка петель. Долго мы разглядывали необычного зайца, так и не избежавшего своей участи…
Итак, петель у нас практически теперь не было. Что делать? Проволоку можно достать только в Новосибирске, но это двести пятьдесят вёрст. И тут друг Толька посоветовал:
— А вы поснимайте петли у охотника Яшки! У него их уйма! Я-то зайцев не ловлю. Просто бегал на лыжах по лесу за калиной, видел его там, да и петли попадались.
— А где он ставит петли?
— Что, не знаете? Вот тот угол, правее Косарей.
В ту сторону леса мы никогда не заглядывали ни летом, ни зимой. Мы выбрали метельную погоду, чтобы быстрее занесло следы, и побежали во владения Яшки. Зайдя в лес, мы поразились обилию поставленных петель на зайцев. А ведь сколько мы не просили у жадного Яшки проволоки — он не давал никому! Костя возмутился:
— Ребята! Да у него дома, наверное, целые мотки проволоки! Посмотрите, какие первоклассные петли из невидимой сталистой проволоки! А длинные какие — метра два! Мы бережём каждый кусочек, а этот жадюга не жалеет проволоку!
— А чего ему беречь? Как зарегистрированный штатный охотник ездит в Новосибирск каждый месяц с обозом сдавать пушнину и мясо. Вот там и набирает, что хочет.
— Так что нечего сомневаться — снимаем петли! Поделом, скупердяю!
Мы побежали вдоль заячьих троп (а их было здесь даже больше, чем на нашей стороне) и скоро набрали тридцать петель – по десять на каждого. В трёх петлях лежали замёрзшие зайцы — их уже почти занесло снегом. Видно, Яшка давно не проверял. Зайцев мы не взяли, т.к. воровать дичь было непринято, а петли и у нас таскали. На свои новые десять петель, расставленных в этот же день, в следующее воскресение поймал два зайца…
… Уже в апреле, когда снег стаял более чем наполовину, пошёл проверять последний раз петли на зайцев. Подхожу к тому месту, где должна была стоять давно потерянная короткая медная петля и вздрагиваю – огромный заяц стоит в осиннике на задних ногах и смотрит угрожающе на меня. Притом, глаза выпучены и зубы оскалены! Жутко мне стало. Заяц стоит на двух ногах, как человек, чуть покачивается, не бежит от меня, а молча, поджидает! Я струхнул не на шутку, волосы стали дыбом! В голове мелькнуло:
— «Чур, чур, меня! Господи, что это? Точно! Это леший или чёрт в образе зайца! Бежать немедленно отсюда!»
Взглянул ещё раз и тут дошло. Вздохнул с облегчением. Оказывается, заяц висит в короткой петле, едва касаясь снега, который стаял больше, чем на полметра, да и осинка, на которой была прикручена петля, распрямилась. Жуткое зрелище! Большой заяц растянулся во весь рост в осиннике и, вытянувшись, как бы прислушивается к чему-то! Попался он давно, его занесло снегом, а теперь оттаял снег и заяц стоит в молодом осиннике. Здорово напугал он меня! Но мясо зайца оказалось вполне годное. За день оно не успевало полностью оттаивать, а ночью опять подмораживало…
… Как-то ездили мы с отчимом за дровами в Красный Лес на двух быках – это километров десять. Был тихий морозный день, солнце, деревья покрылись сказочно-красивым куржаком. На обратном пути, уже невдалеке от села, встретили Яшку, возвращавшегося с охоты. В руках у него ничего не было, и он был зол, но на приглашение отчима подъехать на санях до дома охотно согласился. Не снимая лыж, охотник примостился сбоку на брёвна, закурил. Он постепенно разговаривался с охочим на расспросы отчимом. Я дремал в шубе, накинутой мне на плечи. Немногословный Яшка отвечал отчиму:
— Ружьё, говоришь! Оно, конечно, с ружьем лучше охотиться. Но и без ружья можно. Я вот так ловлю иногда куропаток.
И он подробно начал рассказывать способ ловли. Сон мой пропал, и я старался все до мелочей запомнить. Отчим продолжал расспрашивать:
— Говорят, ты так же искусно ловишь тетеревов?
Яшка рассмеялся:
— Нет. Ты что! Разве так поймаешь? Косач–то с петуха. Большой, сильный. Так его не поймать. Я вот три дня назад ходил с соседом ночью с фонарями ловить косачей.
— Это как?
— Косачи-то ночуют в снегу. Иду из леса вечером. Темнеет уже. Смотрю, на одиночной высокой березе стая косачей сидит. Затаился я. Через некоторое время они попадали в снег на ночёвку.
— Как это попадали?
— Косачи перед метелями или сильными морозами любят ночевать в снегу. Просто падают с высоты, пробивают лунки и спят на небольшой глубине. Безопасно, тепло, уютно. А утром взлетают из снега. Но есть два врага у косачей в этом случае. Могут лисы набрести или корочкой, настом снег за ночь возьмется, а то метелью так занесёт, тогда пропадать всей стае!
Это было очень интересно, и я с жадностью слушал Яшку:
— Так вот, пришли мы с соседом туда. Взяли два керосиновых фонаря-летучки, подошли тихонечко. Как начался концерт! Взлетают в разных местах. Снежная пыль, грохот, от неожиданности вздрагиваешь! Поймали двух петухов живыми. Одного сосед фонарём сбил, а другого я поймал, навалился всем телом.
Вдруг Яшка замолчал, схватил ружьё и прямо с воза прицелился в небольшую стайку белых куропаток, сидевших на кусте калины недалеко от дороги. Крайняя куропатка мгновенно упала в снег, а на взлёте стаи ещё одна затрепыхалась на снегу. Всё это случилось как-то молниеносно. Яшка вскочил на лыжи, подобрал куропаток и, не подойдя к нам, побежал напрямую домой. Я позавидовал легко добытыми куропатками:
— Вот это да! Эх, мне бы ружьё! Вот бы поохотился? А что петли? Жди неделями, когда залетит в неё дурной заяц и от испуга задушить себя. Счастливый, Яшка…
Отчим заметил:
— Ничаво. Подрастёшь, будить и у тебя ружьё!

Приехав домой, я все рассказал брату:
— Что зайцы? Давай попробуем поймать куропаток. У них, Яшка говорит, мясо ещё вкуснее. Он рассказал, как можно без ружья их добыть.
….В следующее воскресенье, бегая по лесу, мы нашли небольшую полянку и кусты калины, на которых паслись куропатки. Спугнули их, оборвали почти всю калину, оставив лишь немного для заманивания. Всю калину рассыпали внутри площадки на снегу – насту, отгородив её величиной с комнату верёвками с четырех сторон, как боксёрский ринг, со стойками – палками, воткнутыми глубоко в снег, только высотой с полметра. На верёвки навесили с полсотни петель из конского волоса. По замыслу куропатки, объев калину на кустах и увидев её много на снегу, слетят вниз, начнут много ходить, собирать её и непременно попадут и запутаются в волосяные петли. Петли мы постарались сделать невидимыми из гривы светлых конских волос. Недалеко от этого места изготовили ещё одну ловушку на куропаток. Также рассыпали калину на снегу, наделали пустой большой бутылкой много ямок в снегу. На стенке бутылки предварительно пописаешь и горлышком вниз вращаешь, крутишь, уплотняешь стенки снежной ловушки куропатки. А на дно этой ямки, сужающейся книзу, обязательно насыпаешь калины. Куропатки поедят всю калину вокруг ямок, увидят на дне, горлышки от бутылки, ещё много красных ягод. Наклоняется, стараясь достать её, и упадут вниз головой. Крылья под собой скользят по обледенелым стенкам, оставленными бутылкой, а ноги гребут воздух, потеряв опору. Птица не может ни выбраться, ни взлететь. Она беспомощная быстро задыхается, свернув шею.
Проверять ловушки мы пошли втроём дней через пять, так как была сильная пурга. Подошли к волосяным петлям – всё размётано, перепутано, перья, кровь. Костя кричит:
— Так и есть! Лиса была! Вот сволочь! Собрала за нас всю добычу! Наверное, штуки две-три съела! Ну что, опять будем всё восстанавливать?
— А калины-то нет! Ну, её к черту, эту ловушку! Надо в новом месте делать!
— Точно. Давайте сначала проверим второе место.
Подходим к полянке с лунками. Опять ничего нет, только все занесло снегом. И вдруг брат разметал подозрительный бугорок снега, затем ещё один – это хвосты замёрзших куропаток! Орём все трое:
— Ура! Есть первая добыча! Здорово! Труд наш не пропал даром!
В дальнейшем мы охотились не раз на белоснежных мохноногих куропачей! Интересная и занимательная охота на великолепных таёжных птиц врезалась в память на всю жизнь…
… Люблю воскресные дни. Сквозь сон слышу — тепло пошло. Это мать затопила печь. Берёзовые поленья гулко горят, потрескивают. И сразу почти чую запах еды. Мать тормошит:
— Дети! Вставайте! Завтрак на столе. Вставайте, вставайте! А то ваши зайцы убегут. Сейчас – то опять, небось, побежите в лес.
— Мам! Что приготовила?
— Что, что! Конечно, твою любимую затируху.
Мать права – люблю я это кушанье! Мать перетирает ржаную чёрную муку на молоке или обрате, добавляет чуть крахмала и кидает это полу тесто в кипящее молоко. Вкуснятина! Да если ещё маслица добавить! Наелся вкусной затирухи, схватил свои разномастные лыжи и айда в лес — проверять петли! Чудо, а не жизнь! Брат с Костей идут в одну сторону – за колхозные сараи, а я, как обычно, в сторону Косарей.
Одно такое воскресное утро запомнил на всю жизнь…
Почему – то встал чуть свет, не позавтракал, спозаранку побежал туда. Было ещё темно. Морозно. Тихо, тихо. Подхожу к повороту, где река уходит влево. А на самом повороте, рядом с мелколесьем, всегда стояли высоченные четыре берёзы. Глянул и ахнул – все берёзы от низа до верха облеплены чем – то чёрным! Шевелятся! Подошёл поближе – огромная стая тетеревов сидит на всех четырёх берёзах. Тысячи, да, тысячи птиц уселись на всём околке и рядом с берёзами! Птицы величиной с крупного петуха сидели на нижних ветках, и рядом со снегом, посередине и на самом верху деревьев. Всё было черным — черно! Такого зрелища более в жизни никогда не видел! И раньше и позднее, встречал стаи косачей по десять — двадцать птиц и не более! Здесь же были тысячи! Остановился, поражённый. До птиц было сто пятьдесят, затем сто метров, уже пятьдесят – птицы и не думают взлетать! Лихорадочно соображаю:
— «Откуда они взялись здесь? Может, огромной стаей перелетают куда-то? Может, где-то для них было голодно, и они прилетели к нам? А может, какая-то сверхъестественная сила собрала их со всех лесов?»
Эти мысли проносились в моей голове. Крупные чёрные птицы сидят молча. Я начал их считать. Сбивался, опять считаю. Да где там? Разве всех пересчитаешь? Минут двадцать, наверное, стоял заворожённый, боясь сдвинуться. Сердце как будто подсказывало, что такого в своей жизни больше не увижу! Затем, затаив дыхание, двинулся к ним. Вот они уже рядом, но не слетают! Я в замешательстве:
— «Может, всё это мне чудится? Просто сон такой? Может, это неживые птицы? Да нет — они вертят головами, шевелятся. У ближних косачей видны отчётливо даже глаза… М — да – а – а! Что же это такое? Сказать кому, не поверят»…
Я уже рядом – тысячи глаз наблюдают за маленьким тщедушным охотником и не боятся меня! Поднимаю лыжные палки, прикладываю к плечу, как ружьё, якобы прицеливаясь:
— Пах! Пах! Пах!
Хоть бы что! Мне по – настоящему становится страшно:
— «А вдруг они сейчас все разом слетят на меня? Вон, у соседей один только петух, а никого не боится. Кидается драться даже на взрослых. А их девчонку так гнал со двора, что всю фуфайку со спины порвал. Ой! Растерзают они меня сейчас, расклюют!»
А тишина, как назло, неимоверная, никого вокруг, даже лая собак в деревне не слышно. Только белое безмолвие, да тысячи огромных чёрных чертей – птиц окружают меня. Струхнув не на шутку, отступаю медленно, приготовив палки для защиты, и всё время оглядываюсь.
Так и не пропустили меня в это утро непонятные птицы к заячьим петлям!
… Уже стояла глубокая зима. Как только выдавался погожий, без метелей денёк, я становился на свои разномастные лыжи и бежал в лес. Теперь стал, повзрослев, настоящим охотником. Мать и отчим поощряли охоту, т. к. это было неплохим подспорьем к нашему столу. Пересекая как – то большое поле, где были озимые, был сбит с ног и упал навзничь в глубокий снег. Матёрый беляк выскочил из снежной норы неожиданно и резко, попав мне головой в ноги. Ну и ну! Оказывается, на этом поле были десятки нор! Голодные зайцы прорывали целые ходы до самых озимых и лакомились там мороженой зелёной травкой, а заодно и прятались от морозов, метелей и врагов. Так вот, однажды ранним ясным утром мы втроём вышли проверять петли. Подошли к этому полю у Косарей, погоняли, покричали у нор, выгнав несколько милых ушастиков на мороз. Повеселились, а затем разошлись каждый в свою сторону, где у кого стояли в заветных местах петли.
Пересекая следующее поле, на краю его обнаружил странный след. Неглубокая борозда уходила, петляя, куда – то! Долго стоял, изучая непонятный след. Как будто кто – то волоком тащил по рыхлому снегу какой – то груз! Но следов – то лыж сбоку нет! Правда, рядом с бороздой, да и по ней были натыканы какие – то точки. Лихорадочно соображаю:
— «Что это такое? Откуда этот след? Кто бы мог его оставить? Медведь, волк, лиса, заяц, сова не могла бы сделать такую борозду. Странно… Может, кто – то сверхъестественный оставил такой след? Ведьма, чёрт, леший? Побежать по этому следу? Нет, ну его к «бабушке»! Вдруг это, действительно, что – то страшное?»
Побежал на лыжах дальше, повернув в сторону, куда ушли Костя с братом и где у меня стояли последние три петли. В этих петлях тоже ничего не попалось, но настроение у меня, отнюдь, не ухудшилось.
Стоял чудесный воскресный зимний денёк! Снег переливался, искрился до боли в глазах. Тишина неимоверная. Только где-то стрекочет сорока. Сверху тёмный лес надвинул косматую шапку инея на белый ослепительный снежный ковёр. Сказка, да и только! Лыжи поскрипывают, да пар с шумом вырывается в морозном воздухе. Боязно нарушать эту сказочную тишину.…И вдруг странный след опять пересёк мне путь! Что за чёрт здесь петлял? Пересёк след. Пробежал через околок леса, где стояла моя последняя петля. Опять пусто! Выбежал из него – впереди посреди большой поляны спокойно шла рыжая лиса! Она сразу же увидела меня, остановилась, повернулась ко мне мордой. Я поразился смелости лисы. Ведь между нами было сорок-пятьдесят метров, и она не убегала! Полюбовавшись вдоволь великолепным зверем, закричал, замахал руками. Лиса побежала, но как-то странно, прыгая почти на одном месте. Соображаю:
— «Что бы это могло означать?»
В мгновение очутился рядом с лисой. Она села в снег и повернулась ко мне. Теперь мне всё стало ясно. На передней правой лапке был огромный, килограммов пять — шесть круглый кусок льда — снега, намёрзший на капкан. Бедная лиса попалась в чей-то капкан и теперь таскала с ним налипший снег – лёд. Капкан сорвала, да не избавилась от него! Всё тело у меня дрожало от возбуждения:
— «Вот удача! Принесу лису домой! Вот только как её задушить? Скалится, как собака! Надо беречь лицо от неё».
Я попытался сунуться к лисе, но куда там! Она зарычала, оскалилась и попыталась прыгнуть мне навстречу. Думаю:
— «Вот это да! Не ожидал от неё такой прыти! Ведь лисы хитры и боязливы, а тут эта кидается на человека. Видать, обозлённая, голодная, не хочет мне отдавать свою прекрасную шубку. Что делать?»
Отступил, боясь лису, и, наконец, принял решение. Снял с пима узкую лыжу, стал обеими ногами на другую – широкую лыжину. Приподнял «спортивную лыжину», замахнулся, намереваясь ударить в лоб лисы пяткой лыжи. Та зорко следила за моими приготовлениями, не двигаясь и мелко дрожа от страха и возбуждения. В голове стучит:
— «Надо только рассчитать, не промахнуться! Одним сильным ударом по голове убить лису! Вот будет удача! В деревне все мальчишки узнают!»
Мощный удар! В последний момент лиса увёртывается и задок лыжи, как топором, отсекает больше половины от круглого куска льда, обнажив капкан, впившийся в лапу лисы. Я теряю равновесие и кубарем лечу в снег, а облегчённая с моей помощью лиса резво убегает! Когда выбираюсь из снежного плена, то от досады заплакал. В довершение всего, при ударе отломалась пятка лыжи. Единственные мои лыжи! Попробуй теперь достать другие! Здесь лыжи на вес золота. Разозлился не на шутку:
— Ну и сволочная лиса! Нет, теперь, хоть умру, но догоню её! Скину фуфайку и через неё схвачу лису и удавлю! Бояться теперь не буду! Тварь паскудная! Из-за тебя сломал лыжину!
Встал на лыжи и побежал изо всех сил по следу лисы. Думаю:
— «Нет, ничего! Хорошо идут лыжи. Слава Богу, что только кусочек лыжи обломался. Да! Надо покричать Костику с братом. Они где-то в этой стороне.
— Костя – а – а! Сашка – а – а!
Они сразу же отозвались — были всего в полукилометре от меня. Через несколько минут они показались. Захлёбываясь, кричу:
— Лиса! Бегу по её следу! Она волочит капкан, далеко не уйдёт! Уже догонял её, да неудачно стукнул. Побежали!
Они оба без зайцев – тоже неудача! Вот проклятый день! Но может с лисой повезёт. Моё возбуждение передалось и им. Молча, все трое кинулись по следу. Гонка продолжалась с полчаса и вдруг след пропал! Лиса выбежала на накатанную дорогу, по которой возили на быках дрова в деревню. Куда побежала лиса – в сторону деревни или к лесу? Брат с Костей побежали по дороге к деревне, а я к лесу. Решили перекликаться, пока слышно и всё время смотреть, не свернёт ли лиса с дороги. Мне опять повезло – след был у меня! Он довольно скоро показался справа дороги. Я заорал:
— Сюда – а – а! След! Лиса – а – а!
И впрямь — показалась моя знакомая рыжехвостая! Каково было моё удивление, когда меня вскоре по крику догнали уже трое. Ребята встретили охотника Яшку, и он присоединился к погоне. Лиса, поняв, что с такой оравой ей не совладать, по ходу сориентировалась, забралась под ствол и корневище огромного поваленного дерева, засыпанного снегом. Это яма была, как берлога медведя! Яшка снял с плеча двустволку, обошёл вокруг корневища, несколько раз постучал по стволу и корням палкой, выгоняя лису, но она молчала. Мы даже усомнились:
— Дядя Яша! Может, она опять нас перехитрила, и там её нет?
Яшка только ухмылялся. Сначала сел, покурил, затем повесил ружьё на сук, надел рукавицы и полез в нору под корневище. Весь там исчез, только пимы чуть торчали. Вдруг слышим приглушённое:
— Тащите за ноги!
Мы втроём вытащили Яшку, а он в одной руке держит за хвост сразу присмиревшую лису. Ударил её палкой по лбу, показалась кровь, и лиса сразу обмякла. Яшка снял капкан и сказал:
— Мой капкан! А я думал, кто это его сорвал!
Пошли к деревне, оживлённо делясь впечатлениями. Яшка перекинул лису через плечо и держал её за хвост. Мы идём за ним, разглядывая пушистую лесную красавицу, гладим по мордочке и спине. Вдруг Костик отдёрнул руку. Лиса, оказывается, ожила и моргала глазами. Нам было теперь её жалко, да и начало брать зло на Яшку. Он нагло завладел нашей добычей и, по всей видимости, не думал нам её отдавать. Лиса хитро подглядывала за нами, а мы шептались и ничего не говорили угрюмо молчавшему Яшке. Подошли к деревне. Мы преднамеренно отстали, решая, что пусть лучше лиса убежит, чем достанется жадному охотнику. И точно! На повороте к скотному двору лиса вырвалась, соскочила с Яшкиного плеча и кинулась в глубокий снег. Несчастная дурочка! Ей надо было не бояться нас и бежать по накатанной дороге навстречу нам. Мы теперь её союзники! Яшка бы не стал стрелять в нашу сторону, да и высокие снежные борта дороги и крутые повороты скрыли бы её от выстрела! Охотник среагировал мгновенно. Выхватил ружьё и сразил не успевшую отбежать далеко по глубокому снегу беглянку. Жалко красавицу!
В деревне Яшка, даже не попрощавшись с нами, повернул к себе. Мы не могли поверить в несправедливость — хоть бы капкан нам подарил! Но делать было нечего. Взрослые всегда правы!
Мы долго дулись и не здоровались с охотником. Рассказали всё об этом случае матери. Она, видно, всё это ему высказала.
— …Уже в июне, когда всё цвело, нам троим, повстречался сильно пьяный Яшка. Криво усмехаясь, он шутливо сгрёб нас всех в кучу, обнял и сказал:
— Ну, не дуйтесь на меня из-за какой-то лисы! Шкура у неё была попорчена моим выстрелом, и я сдал её всего за сорок рублей. Половину вам! Держите двадцать рублей! Купите себе пряников!
Мы помирились и сразу же побежали в магазин за пряниками. Радостные, купили два килограмма глазурованных пряников. Сели на берегу реки в лопухи, честно разделили их по штукам на троих, начали объедаться! Никогда ещё в жизни мы не ели столько пряников! Здорово мы помянули лису! На всю жизнь это осталось в памяти…
Наша деревня находилась на севере Новосибирской области. Сразу за селом начиналась тайга, которая уходила на многие сотни километров на Запад, Север: до Ханты-Мансийска. И не было дальше ни одного населённого пункта! Уйдёшь в лес, заблудишься, считай – пропал! Мы любили тайгу! Чего там только не было! Летом, в окрестностях села, лакомились первой весенней ягодой – кислицей. Затем шла черёмуха, чёрная смородина, земляника, костеника, малина, клюква. Зимой, распугивая белых куропаток с кустов, заготавливали мороженую калину для киселя. А уж зверья, птиц в тайге – не перечислить! Я очень полюбил охоту в лесу и рыбалку в таёжной речке. Зимой уже немного научился ловить петлями зайцев и куропаток. Но хотелось большего! В деревне был только один охотник – Яшка. Мы с завистью смотрели, как он уходил в тайгу с рюкзаком за плечами, ружьём и собакой. А вот как он возвращался из леса – никто и никогда не видел! Хитрый Яшка делал это ночью, когда деревня спала: он приносил зайцев, тетеревов, куропаток и мясо лосей. Дом наш находился рядом с Яшкиной избой и, как они не скрывали, оттуда постоянно тянул запах варёного, жареного, копчёного мяса, вызывая обильную слюну, и будоража наши постоянно голодные желудки.
Как-то пришёл на другой край села к своему другу Кольке Верёвкину. Мне четырнадцать лет — он старше меня на два года. Рассказываю ему о скупом соседе Яшке, так и ни разу не поделившимся с нами своими мясными трофеями. Он улыбается глазами:
— Хочешь, я помогу изготовить тебе боевое оружие? Будешь без Яшки сам с мясом!
— Поджиг, что ли? Так он у меня есть! Им только ворон пугать!
— Да нет! Изготовлю тебе настоящий деревянный лук со стрелами. У меня такой есть! Весной и летом бью щук – они любят греться после длинной зимы у берега (лёску привязываю к стреле); зимой птицу.
— Покажи!
Колька вытащил из сарая самодельный лук со стрелами. У меня загорелись глаза. Он и в самом деле был хорош! Верёвкин, в ответ на мои просьбы сейчас же сделать лук, сказал:
— Сейчас зима только начинается. В следующее воскресение приходи ко мне на лыжах, если будет мороз 10-20 градусов. Только при такой температуре нужно заготовить для лука подходящую берёзу без сучков и наростов. Есть такие прямые берёзки в Глухой пади: они там густые, почти без веток — изо всех сил тянутся к солнцу, и поэтому ровненькие, как свечи.
В следующем воскресении я, чуть свет, уже у Верёвкина. Быстро собрались с ним и пошли в лес. Заготовили в пади с десяток палок, длиной более метра, без трещин и сучков. Для стрел несём охапку прямых, практически сухих берёзовых веток. Пришли домой. Я от нетерпения дрожу, думая, что Колька сразу начнёт изготавливать для меня лук. Он провожает меня:
— Через неделю приходи! Палки должны быть вымочены в растворе, затем отпарены. А стрелы я высушу над костром, сделаю вырезы для крепления на тетиве, расщеплю кончики и вставлю туда металлические наконечники (есть у меня). Вот с тетивой будет немного труднее. Есть у меня, кажется, одна жила коровья, или из сыромятной кожи где-то должна была остаться полоска. Не найду – навью льняных нитей или поищу что-нибудь из шёлка.
Я не мог дождаться выходных! Как назло, поднялась пурга. Бегу к Кольке. Он торжественно вручает мне новёхонький лук и пять стрел. Благодарю его и мчусь сразу в лес. Лыжи проваливаются в рыхлом снегу, глаза залепляет злой и колючий снег. Практически ничего не видно. Бегал, бегал по лесу: никаких зверей и птиц — все попрятались. Раздосадованный, возвращаюсь домой. Всю неделю метёт, но в пятницу, наконец, затихает.
В воскресение встал рано, позавтракал картошкой с простоквашей, оделся, закинул за плечи лук со стрелами, стал на лыжи без крепления (без ремешков). Знал бы я в ту минуту, что это спасёт меня от неминуемой смерти! Позвал с сеновала чёрненького пёсика Жучка, и мы с ним весело двинулись в тайгу. На сердце у меня было радостно:
— «Наконец-то у меня вполне приличное оружие! Всё равно кого-нибудь подстрелю! Вот бы зайца застать врасплох или косача! Да ладно: хотя бы рябчика или куропаточку убить!»
Стоял прекрасный солнечный денёк. Начало декабря. Относительно тепло. Тишина. Лишь чуть заметный ветерок тянет с севера. Снег искрится, слепит глаза. Завидев нас, вдалеке убегали быстроногие зайцы, несколько раз взлетали куропатки, не подпуская близко. Два раза мелькнула ярко-красная лиса. Жучок бестолково бегал, высунув язык, и распугивал живность. Я понял, что сделал ошибку, взяв дворнягу на охоту. Даже орал, стараясь прогнать домой, но Жучок, отбежав и обидевшись на меня, всё-таки далеко не отходил.
Шёл уже, наверное, третий-четвёртый час нашей, с Жучком, «охоты». Мы вымотались. Надо было возвращаться. Спускаясь в мелкий осинник, решил отдохнуть на вывороченной ветром сухой осине. Она, падая, зацепилась прочно верхушкой за толстый сук приземистой суковатой сосны, да так и зависла. Жучок покорно прикорнул у меня в ногах. Мы чуть задремали.
Вдруг раздался непонятный шум. Я выглянул из-под выворотня осины и обомлел. Прямо на нас по мелкому осиннику двигалось небольшое стадо лосей. Ветер тянул в нашу сторону, и они не замечали нас. Впереди шёл гигантский горбоносый рогатый зверь. Мне стало страшно! Скинул лыжи, спрятав их под корень и, прячась за выворотнем, пополз по стволу вверх. Наконец-то лосей учуял и Жучок. Думая, наверное, что это стадо деревенских коров, Жучок с яростным лаем смело кинулся на лосей. Это была его роковая ошибка! Тёмно-бурый лесной бык, фыркнув, кинулся в наступление. Маленькая собачка, взвизгивая, и проваливаясь в глубоком снегу, теперь пыталась убежать, но сохатый, нагнув рогатую голову, старался ударить копытами пса.
С ужасом, поднявшись во весь рост, наблюдал кончину своего любимца. Последний визг – и Жучка не стало! Взбешенный дикий зверь, увидев меня и развернувшись кругом, кинулся к выворотню. У меня всё задрожало и, не помня себя, я взлетел по наклонному стволу осины. Через мгновение сидел уже в развилке.
Лось подбежал, громко фыркая, поднял рогатую голову, высматривая меня. Кинулись его злые, налитые кровью глаза. Я затаился между двумя большими сучками. Сохатый не уходил. Я стал успокаиваться и только тут вспомнил о своём луке. Стараясь сдерживать дыхание, достал лук, зарядил его стрелой и начал медленно целиться под лопатку быка.
Натянув изо всех сил тетиву, выпустил стрелу. Лось вскинулся и резво побежал прочь. С треском ломая валёжник, всё стадо побежало вниз по осиннику.
Я долго не мог успокоиться, выглядывая из-под развилки осины. Прошёл, наверное, час, когда решился слезть. Подобрал в снегу свою стрелу – она так и не пробила шкуру лесного быка. Плача, нашёл в снегу растоптанного Жучка, и похоронил его под выворотнем. Для этого пришлось полностью залезть под его корень. Уже начало темнеть, когда я по приметам подходил к деревне. Постоянно оглядывался, боясь лосей. Держался вблизи больших суковатых деревьев, чтобы в случае чего, залезть на них.

И всё-таки удача улыбнулась мне в этот злополучный день! Недалеко от деревни на большой берёзе увидел большую стаю глухарей. Они, видно, готовились к ночёвке. Не раз в жизни видел эту картину! Перед морозами сидят на дереве чёрные бородачи, бормочут. Вечереет. И вдруг один, затем второй-третий падают в глубокий снег, делают себе там норку и спят до утра.
Так вот, увидев стаю, тихо подкрался, перебегая от ствола к стволу. На расстоянии двадцать-тридцать метров тщательно прицелился в крайнего петуха, сидевшего на нижней ветке, и выстрелил. Стая взлетела, а мой глухарь, трепеща крыльями, упал в снег. Мне пришлось его довольно долго ловить, но всё-таки его придавил в снегу. Он был раненый, и мне пришлось, внутренне сожалея и содрогаясь, его всё же умертвить. Я решил – это плата за Жучка!