Фрагмент книги «Секреты нашего двора»

«…Середина семидесятых.
Лето.
Полдень.
Верхнее плато Иликовских высот на западе от Питера.
Пустынно. Солнце жжёт нещадно.
Голое огромное поле с пика холма просматривается на многие километры. Прямо посреди него угадывается просёлочная дорога, основательно заросшая бурьяном. Похоже, машины всё-таки иногда пробираются здесь, сохраняя видимость колеи, но сейчас, покуда хватает глаз, никого нет. Лишь разноголосые кузнечики на все лады стрекочут, вознося хвалу жаре, да ястреб величаво кружит высоко в небе.
Немного жутко.
До войны здесь процветала богатая шумная деревня, утопавшая во фруктовых садах. Как напоминание о былом богатстве и величии деревни всё пространство вокруг на многие километры усыпано сейчас островками одичавших, а потому низкорослых яблонь, вишен, слив, неуверенно-сиротливо торчащих из-за высокой, в полный человеческий рост, травы и зарослей дикой малины. С трёх сторон к холму подползает болотистый неухоженный лес, изборождённый многочисленными ручьями да канавами. Вода из них стекает в конечном итоге в неглубокую, с красной болотной водой речку Карасту, по большой дуге огибающую Иликовские высоты. На севере с пика холма во всей своей красоте и величии открывается темно-синяя «Маркизова лужа» — Невская губа Финского залива — с закрытым для посещения островом Котлин (г. Кронштадт) посреди и множеством маленьких островков с грозными крепостями-фортами вокруг него.
Здесь, на Иликах, во время блокады Ленинграда шли тяжёлые бои за Ораниенбаумский приморский плацдарм, защищавший тогда выход гитлеровцев к Кронштадту. Эти высоты постоянно переходили из рук в руки. Под высокой травой укрылись во множестве глубокие десятиметровые воронки от ударов тяжёлых бомб и снарядов. Здесь на каждый квадратный метр земли — до килограмма железа.
Тяжёлые шли бои.
Здесь жив страх… До сих пор.
О том напоминает людям и памятная стела у подножия холма на лесной дороге. К стеле по откосу глубокой воронки круто поднимается узкая бетонная лестница (Бог весть, где теперь, десятилетия спустя, те лестница и стела! Питерская кольцевая автодорога разорвала холм пополам…)
Мы всегда поднимаемся по бетонной лестнице, чтобы положить полевые цветы у постамента.
Нас пятеро: Шурик, Вавка, Тарас, Толстый и… я.
Нам — «…всем по семь-восемь всем…»
Впрочем, нет, нам слегка больше, давно за десять. У нас — каникулы. Ну, лето ведь. Родители наши, как и положено, на работе. А мы предоставлены сами себе, и потому двор и его окрестности — полностью наши…
А уж какие у нас окрестности!
Это и неописуемый по красоте парк (ныне, десятилетия спустя, — Дворцово-парковый ансамбль «Ораниенбаум»), открытый тогда круглосуточно для свободного посещения всеми желающими. В парке у нас в школьную пору проходят уроки физкультуры, рисования, природоведения, а, кроме того, все школьные субботники и трудовая практика по благоустройству его территории. Парк в городе Ломоносове — наше всё! Никому и в голову не придёт организовать в нём пикник или сделать ещё, не дай Бог, какое безобразие…
Это и огромный, около пяти километров в длину, Красный пруд — запруда реки, где мы купаемся днём и ночью с конца мая до середины сентября. Наш пруд и многоступенчатый рукотворный верхний водопад парка и теперь вполне неплохи, интересны. Жаль только: территория заросла немного, да пришли в негодность коммуникации некогда потрясающего архитектурным исполнением «сердца» — водопада. А ещё зачем-то спилили старые екатерининские липы, клёны да послевоенные великаны-тополя.
Это, конечно же, и расползающийся от города во все стороны на многие-многие десятки километров живой, дикий, настоящий лес, поджатый к городу Иликовскими и Вьюнковскими высотами-холмами.
Во Вьюнках — крутые снежные горки, широкие дорожки и тропинки под лыжню по относительно редкому сухому хвойному лесу. Это место мальчишеского притяжения зимой. А Илики, с их дикими садами, топкими ручьями и болотами, осыпавшимися со времён войны блиндажами и воронками манят вездесущую ребятню летом. До Вьюнков пять километров. Они обжиты и цивилизованы. До Иликов — по дороге десять, через лес по тропам — семь. Они пустынны и неизведанны. Вообще-то, нам запрещено ходить сюда: «опасная зона». Во всяком случае, такое предупреждение написано на табличках при подходе к высотам. Но запретный плод всегда сладок, а значит, «…если нельзя, но очень хочется, то…» Правильно: МОЖНО!
Летом мы — вольные люди: где хотим, там и лазаем!
Ну и правда, кто нас остановит?!
С 9.00 до 18.00 мы — хозяева города и, естественно, его окрестностей.
…Итак, нас пятеро!
Впрочем, это мы думаем, что пятеро.
— Ай, молодец! — хохочет Вавка, глядя с вершины холма вниз на взбирающуюся к нам заросшую дорогу. — Ну, давай-давай, чего уж там! Иди сюда, хватить разведчика из себя строить.
Мы удивлённо смотрим на пустынную дорогу, затем на Вавку, ничего не понимая, переглядываемся.
— Не дай Бог, — продолжает Вавка, — на гадюку в траве угодишь или гнездо ястреба побеспокоишь. Вон! Гляди вверх: сейчас спикирует!
— А-а-а! — вдруг слышим панический детский возглас.
Какой-то белобрысый малыш, в ужасе прикрыв голову руками, быстро несётся к нам, ко мне, и со всего маха врезается в мой живот.
— Опять ты? — наконец сообразив, возмущаюсь я и, не сдержавшись, хватаю его за ухо: — Серый, я ж сказал: сидеть дома, пока не вернусь. А ты что удумал?
Разведчиком — кто бы мог подумать?! — оказывается мой младший братишка, которому не то что «по семь-восемь всем», ему только-только шесть лет исполнилось. А, гляди-ка, какой шустрый оказался: увязался за мной на полигон — тайком, без спроса.
Ах ты, Боже мой!
А если б потерялся в лесу, пока, прячась, шёл сзади нас?
— Да-а, — канючит Серый, всхлипывая от боли и обиды, — что мне дома одному делать? А ты меня, кстати, давно на Илики обещаешь взять.
Ох, уж этот злосчастный июль.
Ну просто беда!
Все детские садики в городке закрыты — отпуск, ремонт, подготовка к новому учебному году. В результате от «мелюзги» во дворе деваться некуда! Ну, с этим-то обстоятельством ещё можно мириться — мало ли других мест в городе или за городом! А вот как быть с младшими братьями да сёстрами? Их куда девать? Мамка с тебя последнюю шкуру снимет, если вовремя не накормишь их, да не развлечёшь, да, не дай Бог, пожалуются: мол, обижают их, бедненьких, в игру не берут. Хорошо Шурику: у него сестра — его близнец-ровесник. Она — сама по себе, он — сам по себе. Ещё неизвестно, кто из них за старшего на хозяйстве остаётся. А Тарасу и Толстому вообще повезло: они сами — младшие в своих семьях. Чуть что-то не так — вали всё на старшего и будешь в шоколаде! Вот только Вавка из всей моей честной компании один меня и понимает: у него брат Димка младше моего Серого, да ещё сестрёнка — вообще грудничок. Возможно, оттого он эту «мелюзгу» лучше всех нас знает, сердцем чувствует. А они… его любят и слушаются.
— А ты чего лыбишься? — отпустив, наконец, Серого, накидываюсь на Вавку. — Смешно ему, видите ли. Мог бы и раньше его заметить.
— Да я и заметил, — не поддаваясь моему тону, улыбается тот, — да жалко его стало, вот и присматривал, пока по лесу шли. Ну а теперь — чего уж там? Пусть вместе с нами первооткрывателем дальних воронок будет.
— Как давно? — не унимаюсь, прищуривая глаза.
— Да ещё у Красного пруда! — не обращая внимания на мою воинственность, смеётся Вавка. — Он там так потешно топал да за деревьями ползал! Трудно, знаешь ли, не заметить.
— Врёшь ты всё, Вавка! — искренне возмущается Серёжка. — Ничего ты не слышал и не видел.
— Да-да-да, — добродушно отвечает тот, — совсем ничего. Вот только места здесь глухие, чуть с дорожки сойдёшь — потеряешься и не найдёшься. Я сам здесь когда-то долго на месте кружил, вот и приходится с тех пор всё видеть, всё слышать, — и, миролюбиво хлопнув братишку по плечу, добавляет: — Ты уж извини меня.
— Да л-ладно, п-проехали, — чуть заикаясь, доброжелательно машет рукой Шурик. — П-пусть с нами будет, тем более что действительно обещали п-показать Илики, ещё в прошлый раз.
— Угу, — радостно кивает Серый, победно и хитро глядя на меня.
— Только смотри, мелюзга, от нас — ни на шаг! Если что, будешь иметь дело со мной, — грозя увесистым кулаком, басит Тарас, которого за широкие плечи и мощные бицепсы у нас прозвали Амбалом.
— Угу, — с уважением кивает братишка и на всякий случай прячется за моей спиной.
— Та-а-ак, всё, хватит!.. — тянет практичный Толстый. — С чего начнём экспедицию?
— Как — «с чего»? — забыв о неприятностях, оживаю я. — С малины, конечно.
— С малины, с малины, — радостно прыгает Серый. — Конечно, с малины!
Вообще-то, он у меня — нормальный парень. Не ябеда какой-то там, не интриган. Молчун — мамке лишнего не сболтнёт, можно не переживать. Не то что я: у меня язык сам всю «подноготную» вываливает — только зацепи! В общем, всё, проехали, не сержусь. С Серым даже веселей — всегда что-нибудь новенькое выкинет.
— Я го-то-ов, — тянет Тарас, — подкрепиться никогда не помешает.
— Тогда — вперёд! — резюмирует Шурик и сворачивает к ближайшему малиннику, виднеющемуся тут же, неподалёку, в траве.
— Врёшь, не возьмёшь, — обгоняя всех, срывается с места невысокий, если не сказать — низкий, но самый шустрый Вавка, — я-а-а первый.
— Сто-о-ой, мо-о-ё! — кричим мы и не разбирая дороги мчимся все, как один, за ним вдогонку.
Впрочем, все — да не все.
Как раз в этой ситуации мой Серый не спешит бежать за мной. Ну конечно: куда же я теперь от него денусь, вдали от дома? Ну не брошу же здесь на произвол судьбы! Его внимание, похоже, привлекает странное дерево, удивительным образом высунувшее из-под земли свою верхушку с противоположной от малинника стороны дороги. И вот, пока я нагонял Вавку, запрыгивал вслед за ним в малинник и набивал рот самой красной и спелой ягодой, мой братишка таки успел уже преодолеть приличное расстояние, прежде чем это обнаружилось. Лишь одна сивая головёнка и видна из высокой травы.
— Эй, Серый, стой! — кричу. — На-за-ад!
— Ви-и-ишня! — едва слышу сквозь разноголосую трель обнаглевших кузнечиков возбужденно-радостный голосёнок. — Тут ви-и-ишня!
И вдруг… Серый исчезает, словно сквозь землю проваливается. А спустя мгновение туда же, под землю, с давящим на ультразвуке шелестом и писком проваливается неуловимая чёрная тень.
На доли секунд всё как будто замирает. Даже бестолковый треск больших кузнечиков, подрастающих в нашей местности до размера небольшой саранчи, прекращается.
Мы все застываем… в нелепой напряжённой позе гончей, что на картине, кажется, Серова, в новенькой «Хрестоматии по литературе», которую нам выдали в школьной библиотеке на следующий учебный год. Слышится треск веток, глухие удары, тяжёлое хлопанье крыльев, высокий, давящий сознание свист и испуганные писклявые вопли Серого…
Секундное замешательство, нерешительность — и вот мы одновременно стартуем со своих позиций. Самым коротким путём, напролом, не разбирая дороги мчимся что есть сил! В какой-то точке движения выстраиваемся в некое подобие журавлиного клина, во главе которого первым на торчащую из-под земли вишню, по понятным причинам, наступаю я. За мной чуть поодаль с двух сторон пристраиваются массивные Тарас и Толстый, соответственно за ними на флангах — наш спортсмен Шурик и вездесущий Вавка.
Полоса препятствий захватывает!
Мелькают спины, пятки, руки, головы. Сердце, ухая одновременно по всему телу, перемещается в горло. Вот только места здесь незнакомые, малоизученные, неисследованные. Что там, впереди? Бог весть! Густая высокая колючая трава цепляет за ноги, хлещет по лицу. Земля — вся в кочках, ямках, причудливо сплетённых корнях. Однако ничто не может отвлечь нас от безудержного броска к цели.
Сознание теряет ориентиры… Исчезает и чувство опасности.
И… первым из поля моего бокового зрения исчезает Шурик, за ним, с другой стороны клина, Вавка. Подсознательно чувствуя опасность, торможу, но два мощных удара в спину придают ускорение. Что-то меняется: болезненные хлещущие удары по ногам, телу, лицу, хруст веток, скрежет зубов, всхлипы, ругань, бессвязное бормотание и… Ти-ши-на!
Похоже, что-то случилось?..
— Хи-ха-хо! — первое, что врывается в сознание откуда-то сверху, переходя с девчоночьего визга на старческий кашель.
— Картина Репина «Приплыли», — хрипит Шурик, прямо надо мной прижавшись к толстой ветке и свесив руки и ноги, как тряпочки.
— Не «Приплыли», а «Прибили», — хнычет Тарас, распластавшийся внизу, на корнях огромного дерева, и выглядывая из-под лежащего сверху него Толстого.
— Не «Прибили», — гудит довольный Толстый, — а «Прилипли».
— Ни-че-го себе, — выдыхаю я, лёжа на спине, похоже, на одной из самых неудобных сучковатых веток.
Совсем рядом с собой, прямо за спиной хохочущего Вавки, я вижу брата, крепко обнимающего ствол старого кривого дерева, причудливо по дуге поднимающийся вверх.
— Хи-ха-хо! — с ещё большим воодушевлением истерит Вавка, удобно устроившись на спине Шурика и любуясь с высоты нашими, по-видимому, очень живописными позами. Как Вавка оказался на Шурике? Непонятно!
— Серый, ну, ты достал! Куда вперёд батьки лезешь? Ну-ка, слазь живо оттуда! — ругаюсь на брата больше для проформы, в душе радуясь, что с ним и всеми нами ничего страшного пока не случилось. — Сказано же: не отходить от меня ни на шаг!
Как мы все вообще уцелели, падая с такой высоты? Наверное, благодаря этим густым веткам, по которым и скатывались к стволу…
— Там гнездо, — округлив глаза, пищит сверху Серый, кивая головой в сторону и ещё крепче прижимаясь к чудо-дереву, выросшему здесь, на отвесном склоне огромной воронки, образовавшейся от взрыва бомбы.
— Я те покажу гнездо, — сержусь и, развернувшись на своей ветке в сторону его кивка, умолкаю.
Действительно: на противоположной стороне воронки, под каменистым обрывом, в пещерке, вижу поражающее воображение гигантское соломенное гнездо. На нём восседает, как на троне, огромная, больше упитанного индюка, птица. Но это ещё не всё! Перед ней, расставив широко, почти в полтора метра, крылья и раззявив мощный кривой клюв, застыла в устрашающей позе другая птица. Она более мощная, похожа на ведьму-монстра и издаёт режущий ухо ультразвук.
— Это же яс-треб, — чеканя слоги, словно телефонный робот-автомат, громко шепчет Толстый.
Птицу, наконец, замечают все! Возня на ветках и на земле у корней прекращается. Сюда, вовнутрь воронки, мирные звуки лета не попадают, даже солнце заглядывает в неё лишь по касательной сбоку.
Напряжённая гнетущая тишина снова давит сознание, мысли, парализует волю.
— Ре-бя-я, — неожиданно фальцетом взрывается Вавка, — па-лун-дра!
И кубарем по дуге ствола дерева буквально катится вниз.
Шурик, освободившись от него, оживает и, дотянувшись чудом до Серого, отрывает от ствола и сбрасывает его мне прямо в руки.
Толстый и Тарас, опомнившись от лёгкого потрясения неожиданным приземлением на них Вавки, лезут вслед за ним вверх по отвесному склону, используя корни вишни как ступеньки…»

Это лишь небольшой ознакомительный фрагмент из второй (первая –«Сегодня не смолчу») моей книги, вышедшей в декабре 2018 года из печати замечательного Издательства «Союз писателей» г. Новокузнецка и поступившей в настоящее время в продажу в книжные магазины города и на популярные интернет-ресурсы: litagentstvo.ru, planeta-knig.ru, knigi-market.ru. Их электронные адреса:
http://litagentstvo.ru/sekrety-nashego-dvora-valeriy-yekimov/
http://planeta-knig.ru/sekrety-nashego-dvora-valeriy-yekimov/
https://knigi-market.ru/sekrety-nashego-dvora-valeriy-yekimov/