Умельцевы

В некотором царстве, в некотором государстве жила-была бедная вдова с четырьмя детьми. Две прекрасные дочки и два умных сыночка рядышком с мамой росли-подрастали. Жили они на опушке в покосившейся ветхой избушке, на самой окраине глухой деревушки. И братья их меньшие, и все жители-обитатели соседней густой дубравы с приветливо шумевшею кроной были единственной тем добрым людям отрадой.
В избе под лавкой ласковый котик Муркотик полеживал. За резными ставнями пестрые курочки бегали во главе с их предводителем грозным – петушком-Золотым гребешком. В будке верный Дружок на цепи сидел – серый хвост бубликом. А в деревянном сарайчике козочка Розочка, белая да пушистая, весело блеяла. Вот и все небольшое хозяйство. Муркотик мелких грызунов да полевок ловил, клубки ниток наматывал, в доме хозяйничал. Розочка в трудное времечко молочком подсобляла, подкармливала да мелкое лесное зверье грозными рожками отпугивала, отваживала. Верный Дружок иногда на охоту гонял да во дворе громко заливисто лаял. Хохлатки на теплых насестах яичками радовали. Золотой гребешок утром ранним будил, на склоне дня спать укладывал.
Ох, и тяжело той вдове приходилось. Хоть и работала она с утра до ночи, рук и ног не покладая, а до весны все ж еле-еле протягивала. Но никогда на долю свою горемычную не жаловалась, не плакала, не причитала. Да и некогда ей было – времени на то не хватало. Только поздним вечером расправится она после труда неустанного, поблагодарит природу всесильную за день пройденный, попросит силы у земли-матушки на день грядущий следующий. Прижмет бедная вдовушка к хрупкой груди своей малых детушек, а с рассветом опять подымается, как бы себя не чувствовала, зная, что надо.
Обратиться успеет хозяюшка – труженица небывалая – и к дождику проливному, и солнышку ясному, чтоб приносили тепло долгожданное и драгоценную влагу. Поприветствует и ветерка буйного, сильного, смелого, чтоб растенья жалел, зря в деревенской округе не вьюжил, не баловал. И снова тяжко целый день трудится вдовушка в поле и дома, не ведая устали.
Так и жили они худо-бедно. Ни на кого не оглядывались, помощи ни у кого не просили. Да и не к кому им было обращаться за помощью. В той глухой деревеньке о бедной вдовушке с ее детками и думать забыли, избушку их обветшалую так и вовсе стороной обходили. А если и случалось, кому мимо пройти – так отворачивались. Вот только семья истинных тружеников не отчаивалась, на судьбу свою не роптала. Выйдут, бывало, большой дружной семьей ранней весною кормилицу, матушку землю засеют, в жаркое лето ухаживают, золотой осенью урожай собирают, зимушкой снежной, морозной плоды своих кропотливых трудов пожинают. Но не просто на печи сиживают, калачи кушают да семечки щелкают, а все мастерят что-нибудь, шьют да вяжут.
Мама в поле и ребятушки ее рядом. Пример с мамы берут: где колосок подымут, когда снопик повяжут, порой совместными усилиями ведро воды поднесут, пусть по дороге и расплещут немного. Успеют сплоченной гурьбою и в лес забежать недалеко: какую сладкую ягодку, фрукточку, крепкий орешек в непролазной чаще сорвут, а посчастливится малость, так и ароматный гриб-боровик подберут. Да никогда хрупкую веточку не сломают, листок не порвут, спелую малинку сорвут – зеленую на кустике оставят, малую букашку приметят – с ее пути сойдут. Всегда веселые, добрые и приветливые.
А по соседству в том густом дремучем лесу, куда вдовьи детки с малых лет за грибами да ягодами ходили, жили две сестры феи, две лесные волшебницы. Одна из них была фея добра, а другая – фея зла. Но не всегда так это было. Вообще-то когда-то давным-давно обе сестрички относились к добрым феям. Но так случилось, что еще в те далекие времена, когда феи были совсем маленькими девочками, объявился в той глухой стороне одинокий злой дух и колдун. Маму и бабушку добрых фей он сразу превратил в две большие колонны, навеки окаменевшие у входа в пещеру, где он поселился. Осиротевшим волшебницам же он назвался дальним родственником – якобы их родным дедушкой. И чтобы со временем стать единым властелином доброго леса, темный колдун задумал свое черное дело: превратить сестричек-волшебниц в двух злых колдуний. Заполонил он всю чащу лесную своими пособницами вредными и губительными – заколдованными колючками. Кто наступит на нее или даже просто затронет – сразу злым становится.
И стала черная злоба с тех пор распространяться по зеленому лесу и среди людей. Наступила на худую колючку и младшая фея. Но старшая хорошо помнила назидания мамы и бабушки: лес и его обитателей оберегать, добрым людям помогать. Не забывала их никогда. И злым чарам колдуна не поддавалась. Младшей же, наоборот, злокозненные наставления очень нравились, уроки черной магии, которые она с легкостью усваивала, ее развлекали. Ей стало интересно и весело делать всем все назло и плохо: и деревьям, и животным, и птицам, и рыбам, и людям, живущим неподалеку. Хотя колючки той, в ногу ей вонзившейся, давно уже не было, сестричка заботливая помогла от нее избавиться, но фея привыкла совершать злые дела.
Так добрая сиротка-волшебница со временем превратилась в настоящую злую фею. Старшая, как могла, этому тайному лиху противилась. Да только младшая, по злому научению хитрого духа, все старалась делать сестре наперекосяк. Злило ее, что перед доброй волшебницей озера, ручьи расступаются, все звери лесные ей улыбаются, а от нее даже зайчики и те убегают. На самом деле младшей втайне хотелось быть похожей на старшую. Только она в этом даже себе не признавалась.
И вот заметила как-то фея зла, что сестре ее приглянулась живущая на окраине бедная вдова с четырьмя детьми. И, действительно, лесная волшебница давно за ней наблюдала, даже кое в чем помогала. Видела добрая фея, что перед ней настоящая труженица. Хоть люди от вдовушки и отвернулись, но работы никакой она не чуралась, горе и невзгоды ее не сломили, потому что верила матушка-женщина в силу добра.
Как уж та фея зла не старалась, козни не строила: то подбросит камней в огород, то весенней порою нагонит вьюгу и холод, то мор промеж людей наведет. А вдова все по-прежнему: встает каждый день поутру, студеной водичкой из колодца умоется, хоть солнцу, хоть ветру, хоть грозовым тучкам – всем им поклонится, каждого поблагодарит за участие, за внимание и вновь за работу принимается несмотря ни на что. И детки вдовы, работящие, дружные, что бы ни делали, все только для своей родной матушки, чтоб как-то облегчить ее тяжкий труд. Злая фея лютует, итак и эдак с ними воюет: то поганку подсунет им, то гнилую ягоду, то корягу трухлявую наколдует им на пути. А братья с сестричками крепко возьмутся за руки, корявый пень стороной обойдут и быстро бегут к своей родной мамочке, угощенье несут. Ну а матушка, конечно, приметит и грибок ядовитый, и поганую ягодку, подскажет, научит.
Так пролетали дни, месяцы, годы. И чем старше детки у вдовы становились, тем все легче и легче ей с каждым днем было. Доченьки выросли, что те березки стройные, красавицы писаные, а труженицы какие! И обед приготовят, и печь подмажут, и в огороде прополют, и воды наносят, и дров наколют. Сынки тоже: поднялись дубки рослые да работящие. За что ни брались, все у них в руках спорилось, ладилось, все они успевали. Милой матушке своей на подмогу! Смотрит она на детишек своих единственных родненьких: не налюбуется, не нарадуется.
А между тем в деревне той на избенку ту покосившуюся стали теперь поглядывать. То стороной ее обходили, внимания не обращали, а нынче и юноши, и девчата мимо то и дело невзначай пробегали, искоса посматривали. А братья с сестричками этого и не замечали. День-деньской все в работе, в заботах и хлопотах. А мастерицы и умельцы, какие они у бедной труженицы были! Прежний домишко-то их убогий окраинный превратился теперь в избу добротную да нарядную. А усадьбу их новую окружало поле широкое, необъятное. С любовью ухоженное, заботливо вспаханное.
Вот соседи стали не только ненароком поглядывать, а и захаживать: обращаться к вдовьим деткам за помощью. Кому окошечко вырезать, кому дом построить, расписать, разукрасить, кому платье сшить, кокошник изготовить, крепкие да резвые сани сделать, искусный веночек для народных гуляний составить – никому они не отказывали, за все умело да с талантом брались, всем помогали. Так и прозвали их с тех пор умельцами-мастерами. Простыми, отзывчивыми и дружелюбными – одним словом настоящими людьми – добрая матушка их одна-одинешенька воспитала.
А где интерес, там, конечно, рядом и тайная зависть. Откуда ни возьмись, появилась и злость. Затаилось все это в сердцах деревенских, глубокими корнями в землю вросло. Да, прежде всего, оттого что все сельские парни ни на кого другого и не смотрели, кроме как на прекрасных дочек той вдовушки бедной. Но братья родные их подросли дружные, смелые и в обиду сестричек своих не давали. А доченьки выросли не только красавицы, вдобавок еще и мастерицы искусные. Все шили, вязали да вышивали. Когда за домашней работой только и успевали!
Так известность к одинокой вдове с детьми пришла нежданно-негаданно. Теперь к ним даже из городов разных, больших и малых, именитые купцы наезжали. Чтоб поприветствовать искусных мастеров небывалых, не ленились они всякий раз спуститься и на окраину. И никто из приезжих не уходил с пустыми руками. То платочек вышитый, то косынку, то скатертенку нарядную, то рубашечку с собой увозили. Да на каждом изделии рукодельницы-мастерицы оставляли свой узорчик особенный непередаваемый. И стали с тех пор звать все купцы именитые семью ту – Умельцевыми. Жить бы теперь да радоваться! Но только вот деревенским бездельницам, сплетницам подзаборным добрая слава талантливых тружеников покоя не давала, бессонными ночами замучивала. С каждым днем черная зависть их все пуще и пуще душила-задавливала.
Приметил это злой лесной дух, лихо заплясал вокруг своей темной пещеры, несказанно обрадовался. И давай младшую фею науськивать, хитростью подговаривать, чтоб она еще больше злость среди людей распаляла, всех деревенских ненавистниц против бедной семьи сильнее настраивала. Ведь эта вдова с детьми, отзывчивая и работящая, ему давно костью в горле стояла, лихие дела толком совершать не позволяла. А тут вдруг удача такая ему как назло подвернулась, черная зависть людская на руку стала.
Тем временем слава об искусных умельцах докатилась и до града стольного. Царь в то время в дальнем походе был. А все дела на своего наместника-супостата оставил. Ух и злющий же тот царский наместник был, ненавистный к простому люду, но жадный-прежадный. Славился он на весь белый свет своей ненасытностью, скупостью и жестокостью. Торговал супостат втридорога товарами самыми разными. Загребал серебро и злато лопатой. Томились у него в неволе в погребах темных лучшие мастера и работники.
Прознали об этом злые завистницы, духом лесным задурманенные. Пошушукались, поспорили, как им «соперниц» своих красавиц-сестричек, доченек маминых ненаглядных очернить да погубить. И, наконец, промеж себя договорились. А задумали злые девицы дело черное тайное. Собрались они, подлые, и всем своим ядовитым скопом отправились к трудолюбивой семье на опушечку на окраину. К труженикам подластились, прикинулись подружками верными да хозяюшками добропорядочными. Набрали рубашечек вышитых, платочков узорных, которые сестрички доверчивые им, ничего не ведая и не гадая, конечно, отдавали с радостью, безбоязненно, и двинулись, кто с подаренным, а кто и с награбленным, на поклон к наместнику лютому. Как увидел тот работу искусную в руках зло задумавших, загорелись у него глаза алчные и закричал супостат в ярости, затопал, замахал руками:
– Кто такие? Быстро отобрать все изделия в мои кладовые! А самих мастериц – ко мне в цеха подземные, темницы потайные.
Тут хитрые девушки наземь упали в испуге притворном и завопили, заголосили:
– Это не мы! Помилуй, сердечный наш батюшка! Мы только с правдивым доносом к тебе прибыли. Есть соседки у нас в деревеньке, такие уж горделивые непокорные. Вот они эти работы и выполнили. Живут они на окраине возле леса дремучего и без нечистой силы там не обходится. Не своим трудом чудеса такие получаются. Не под силу они рукам человеческим. Чудо-веретенца у них, пяльцы и нитка с иголочкой необыкновенные волшебные. Сами видели. И если захочешь, сам батюшка, сможешь убедиться в словах наших истинных.
После наклепов таких, злое наместничье сердце греющих, супостат смилостивился, похвалил заговорщиц за преданность. Распорядился раздать каждой по бублику да по бусинке и отпустил их восвояси.
А следующим утром вдруг, откуда ни возьмись, появилась возле деревенской избы на окраине стража боярская, глупая, исполнительная и невоспитанная. Огород разорила, курочек-несушек разогнала, у петушка-гребешка разноцветные перышки повыдергала, в домишке ухоженном коврики домотканые грубыми сапожищами изгадила. Инструмент рукодельный у матушки с дочками выхватила и назад в стольный город потопала.
Как увидел злой наместник те веретенца, пяльцы и нитку с иголочкой, у тружениц великих отобранные, чрезвычайно обрадовался. Загребущие руки потер, стал крутить-вертеть, но так ничего необыкновенного в них не заметил. Тогда он отдал их своим мастерицам подневольным, да только и у тех вместо расписных узоров выходили самые обычные стежки.
Разгневался тут супостат, раскричался. И приказал тех, кто донес ему неправдивую весть в царские палаты немедля доставить. Но и тут завистницы хитрые не растерялись. Снова падают в ноги злому наместнику, снова нашептывают ему, наушничают, что, видимо, те веретенца, пяльцы и нитка с иголочкой, не простые, а заколдованные. А расколдовать их под силу только тем ведьмам проклятым, живущим на окраине. Да только, мол, батюшка, похвалялись они, наглые, что к тебе в мастера никогда не пойдут, а сами торговать будут своими изделиями и не только с купцами да гостями заезжими, а даже с князьями, государями. Да что там государями! С целыми странами заморскими чужеземными!
Услыхал такие речи злой супостат. И решил он тех мастериц за их дерзкую непокорность наказать самолично.
Первый раз сам пришел. Братья на ту пору в поле были, и матушка своих родных дочек одна отстаивала. Всем двором, всем хозяйством со злым супостатом воевала! И котик фыркал, и собачка лаяла, и козочка бодала. Отступил в испуге жадный наместник, но зло приговаривал:
– Ну, погодите же, так просто это вам с рук не сойдет!
Во второй раз челядь свою он прислал подневольную, но братья не дали. Встали вряд три сыночка маминых, могучие темноволосые бравые:
– Не дадим в обиду сестер! Уходите вон со двора! Таким здесь не место!
А настырный супостат все не унимается. И в третий раз от него целую дружину пригнали! Как ни бились братья, как ни просила матушка, ни объясняла, доченек-сестричек в этот раз отстоять они не смогли.
С последней надеждой и к соседям своим семья обращалась, несправедливым произволом обиженная. Но деревенский люд побоялся… Кто стар был, кто мал, кто трусоват оказался и вздохнул с облегчением, хоть ни по их душу на этот раз… А кто и обрадовался, черной завистью переполненный.
Можно было одолеть вражью силу, но только всем селом, всем народом! Но никто не пришел. Каждый отговорку нашел. Так вроде бы и общались, за сувенирами, за узорными платками, за косоворотками вышитыми бегали, а в трудную минуту предателями оказались.
Засадил злой супостат трех сестричек за станки ткацкие тяжелые. День и ночь трудились они на наместника жадного вдали от дома родного, как рабы бессловесные, подневольные. А в глухой деревеньке работа не шла. Братья ведь меньшие у рукодельниц сестричек оружейных дел мастера были непревзойденные. Кто не приезжал, все их изделия кованые расхваливали. А теперь и тяжелые железные молоты из рук молодцев вываливались, и плавильные горны их сыродутные рассыхались, и клинки узорные переламывались. Матушка печалилась, горючими слезами обливалась, а сыновья все думу думали, как же сестричкам помочь, из неволи их вызволить. Но куда они только не обращались, не жаловались, везде только отказ и пинки получали. Никто и слышать не хотел слез простых людей.
А у царя еще воевода был – первый государев советник. И вот решил он к возвращению подарок царю-батюшке сделать. Да чтоб такой, что ни у кого другого не было, чтоб порадовать, чтоб не гневался царь-батюшка, коль что не так. Долго воевода умишком раскидывал, чем же государя ему удивить, потешить. И надумал он изготовить для царя-батюшки щит непробиваемый, кольчугу добротную и меч всепобеждающий.
А для того чтоб затею свою осуществить, стал государев советник к себе оружейников приглашать разных. Уж как они не старались, мастерство свое не показывали. Да только воеводе суровому переборчивому ничего не нравится, никто угодить ему не может. Не под силу дело такое оказалось для всех мастеров именитых.
Вскоре и государь с дальнего похода вернуться был должен, а не готов гостинец особенный для царя-батюшки. Погрустнел воевода. Еще раз собрал он всех оружейников знатных и спрашивает:
– Не знаете ли вы умельцев каких-нибудь – самородков непризнанных? Говорите! Раз сами такие бесталанные да непутевые, не на что не способные, так может, найдется кто-то другой, кто с просьбою моей способен справиться?
Переглянулись между собой мастера и хором ему отвечают:
– Нет, не знаем, батюшка.
Припугнул их тогда воевода, грозно прикрикнул:
– Ну, смотрите, коли утаиваете, не смилуюсь, никого не пощажу, на ваши седые головы не посмотрю.
Перепугались оружейники, зашушукались, а самый почтенный мастер осмелился и наперед вышел:
– Не гневайся на нас, батюшка. Знаем мы мало, но от людей слышали, что в одной глухой деревеньке бедная вдова живет на окраине с четырьмя детками. Дочки ее ненаглядные на всю округу рукодельям необыкновенным прославились, а братья их младшие – своим коваными изделиями красоты неописуемой, формы диковинной. Говорят до того блестят клинки их узорные, что аж глазам на них глядеть больно! Если уж и они не смогут тебе угодить, то никто с этим делом не справится.
Распорядился тогда воевода братьев немедля к нему доставить. Прибыли сыновья бедной вдовушки, горем убитые, в хоромы барские. Все коврами пушистыми застланные, золотом, серебром да каменьями-самоцветами украшенные, фарфором заставленные, приказание его братья выслушали и головы удрученно склонили.
Государев советник с усмешкою их и спрашивает:
– Что, ребятушки, буйные головы повесили? Аль не рады веленью почетному? Сможете выковать щит непробиваемый, кольчугу добротную и меч всепобеждающий для нашего царя-батюшки? Справитесь к утру завтрашнему?
– Оно бы и можно было, но чтоб такие доспехи изготовить времени больше надобно.
– Сколько же? – грозно воевода их спрашивает.
Умельцы не дрогнули, в глаза воеводы смотрят они безбоязненно:
– За неделю управимся. Только просьба у нас наперед будет: сестричек из неволи каторжной вызволить надобно. Томятся они в подземных мастерских злого наместника, день и ночь спину гнут на него. Просим, воевода, тебя о помощи. А не поможешь, хоть что с нами делай, работать не будем.
Поначалу рассерчал воевода за смелость такую холопскую. Хотел он заставить работать молодцев силою. Но, остыв, поразмыслил немного и передумал. Государев советник не только хитрый был, но и разумный. Понял он, что мастеров таких принуждать, не на пользу делу будет. И приказал рукодельниц-сестричек освободить, вернуть их домой живыми-здоровыми к родной матушке. А наместника за бесчинство и самоуправство наказать и все добро его конфисковать в казну царскую, чтоб другим неповадно было. На самом деле супостат тот давно уже хитрому воеводе костью в горле стоял, одеяло на себя перетягивал.
И вернулись детки вдовушки бедной в родную деревню с победой счастливою. Стали жить-поживать они теперь лучше прежнего. Все завистницы-ненавистницы от них по углам попрятались. Сидят-дрожат злые вредины до поры до времени, не высовываясь, лишь бы не трогали.
Одно только худо было. Заметили братья с сестричками, что родной лес их стал на глазах чахнуть. А это злой дух разросся, окреп, силы от горя людского набрался и заколдовал он добрую фею. Над всей зеленой дубравой свое колдовское господство установил. А младшей сестре предложил с ним объединиться, чтоб продолжать творить на земле плохие дела. И только тогда поняла младшая фея, что злой дух хочет погубить навеки ее сестру. Произнесла она страшное заклятие, чтоб больше никогда не мог злой лесной дух на земле лихо править. Злое учение против самого колдуна обернула. Добрую фею от злых чар освободила. Вместе они и родителей своих расколдовали. И стали феи-волшебницы не враждовать, а дружить. Помогали друг другу, людям и родному лесу, который, ох, как нуждался в их помощи.
С тех пор слава о дружной семье мастеров повсюду разошлась, на весь белый свет прокатилась. Со всех глухих уголков, земель, деревень, городов люди к ним потянулись. И деревеньки с тех пор с тружениками такими простыми, но знаменитыми стали называть – Умельцевы. И род пошел от Умельцевых. Давно это было…