Невеста для Лешего

Солнце только начало выползать из-за горизонта. Ночное небо над Воронцовкой рассеивалось и светлело. Звезды медленно гасли под сонное щебетание птах в орешнике на лесной опушке. Вдалеке раздался звон железной цепи и громыхание ведер. Где-то чуть дальше внезапно заскрипело колесо телеги. Все громче стал слышен женский говор и смех. Все отчетливее слышатся мужские разговоры, грохот захлопывающихся дверей в избах. Так просыпалась и наполнялась звуками Воронцовка. По весне в деревнях просыпаются рано. Дел у местных жителей невпроворот.

Вот не спеша на деревенскую дорогу вышел Ванюшка. Мальчишка лет десяти шел, еле поднимая ноги и потирая глаза. За ним, что-то тщательно пережёвывая, опустив голову вниз, шла бурая корова. Ванюшка споткнулся, встрепенулся, как воробушек, и вдруг, резко развернувшись к своей рогатой попутчице, закричал: «А ну, вперед пошла!». Корова пошла чуть живее, будто вняв приказу мальчика.

— Ванька, Ванька! — по дороге со всех ног несся его брат Митька. — Ванька! Кнут-то, кнут-то забыл!

Ванька остановился, дождался брата, взял в руки кнут, отбросил ремень его, разрезав воздух звонким щелчком.

— А ну, пошла! — закричал Ваня.

Мальчики пошли вместе по деревне. Ото всех домов к ним навстречу выходили бурые и пятнистые коровы. Нехотя становились кормилицы в неровный строй, превращаясь в одну огромную мычащую реку, поднимая столбом пыль.

— Смотри, смотри, Ванька! — Митька толкнул в бок брата.

Солнечные лучи ножами разрезали синее небо. Со стороны восхода между деревянными избами по маленькой тропинке шла в сторону пастушков первая красавица Воронцовки. Русая коса шириной с ладонь закинулась на пышную грудь девицы. Волосы ее в свете просыпающегося солнца горели огнем и казались золотыми. Силуэт красавицы словно растворялся в воздухе. Казалось, она плыла по нему, будто и вовсе не касаясь тропинки. На плечах девушки лежало большое резное коромысло.

— Здравствуй, Аленка! — крикнул Ванька и замер.

Красавица подняла глаза от земли, заулыбавшись всем лицом. Ее зеленые, как омут, глаза светились особенным светом и теплом.

— Здравствуй, Ванюшка!

Мальчик налился румянцем и опустил глаза. Девушка прошла мимо, потрепав по голове его младшего брата Митьку, и пошла дальше.

— А я вот вырасту и женюсь на Аленке, — протянул Митька, почесав нос.

Ванька внезапно отвесил ему подзатыльник, взял за шкирку и повернул в сторону стада.

— Ванька, коровы! — закричал Митька. А стадо-то от горе пастухов пустилось на колхозные поля.

— Вот и влетит же нам! — протянул Ванька, отвесил еще одну оплеуху и пустился бегом к рогатым подопечным…

Аленка слыла первой красавицей на деревне не зря. Красотой с ней помериться не рискнула бы ни одна девица в деревне. Русые волосы до пят она заплетала в косу. Лицо ее имело правильные черты. Щеки всегда горели румянцем, а под взором ее зеленых глаз не мог устоять никто. Аленка была стройна и имела пышные формы на зависть всем подружкам.

Завидной невестой она слыла еще и потому, что умела делать практически все. Возьмется вышивать рушник — краше и аккуратнее вышивки никто не сделает. Порвет сестра сарафан — залатает так, что и захочешь дыру найти, не найдешь. Ну, а коли сшить нужно что — то это точно к ней. Так раскроит, так сошьет, так вышьет, что краше наряда не найдешь. К Аленке-мастерице из других деревень невесты ездили за нарядами подвенечными.

Матушка души в ней не чаяла. По дому она помогала, не прекословила никогда. И за коровой сходит, и дома приберется, и поесть состряпает. Не спешили родители ее замуж выдавать, хоть шел ей двадцатый год.

А отбоя от женихов не было. Свататься приезжали и из Ольшанки, и из Зеленовки, и даже из Савлино. Отец же сказал, что выбрать Аленка должна сама себе суженого. Да только Аленка выбирать не спешила. Ей слаще было на рассвете любоваться небом просыпающимся, лесом звонким, вдыхая вольный запах пшеничных полей, с подружками вечерами на завалинке чирикать да по праздникам хороводы водить.

Любила Аленка по лесу гулять. То грибов принесет целый кузов, то ягод. Вернется довольная. Подружки порой удивляются, когда пустые возвращаются. Кажется, что нет никакого добра в лесу, а она корзинку еле тащит. И правда, чудеса какие.

А лес-то недалеко от Воронцовки и вправду необычным слыл. Поговаривали люди, что колдовства в нем полно и Леший в нем живет. Лес был небольшим, словно острова раскидан по земле. Только люди в нем все равно терялись часто. Леший неугодного кругами водил, пока с ума не сведет. А коли обмануть Лешего удастся да убежать из лесу, страж хозяина его в пути нагонит. Стражем тем был старый дуб в лесу. По дороге он преследовал беглеца, по полям за ним хаживал да не успокаивался, пока беглец сам в лес не воротится да выкуп за себя не принесет.

А по дороге в тот лес вообще ходили с осторожностью. Там, рассказывали, помимо стража Лешего, колесо от телеги можно было встретить. Колесо само собой катилось и преследовало человека в пути. Катилось оно, поговаривали, пока не переедет насмерть. Так Леший себе прислужников набирал — души убиенных присваивал, да заставлял их свои покои сторожить, да всякие поручения свои выполнять.

Один путь был в лес — хозяину выкуп принести. Потому-то всяк, кто в лес шел, угощения с собой нес для хозяина. Кто пироги, кто хлеба краюшку, а кто крынку с молоком. Тогда Лешего можно было не опасаться. Добрым он становился с угощения. Но заветы лесные все равно соблюдать нужно было: лишнего не рвать и из леса не забирать, ветки зря не ломать, хлам не бросать да птиц зря не пугать. Соблюдая правила, путник в лесу мог ничего не опасаться.

Аленка про заветы лесные еще от бабушки своей узнала. Потому в лес ходила смело. Напечет с вечера пирогов, а утром пару штук хозяину гостинцем несет. На пенек положит пирожки на салфеточке вышитой и скажет: «Угостись, хозяин! Не побрезгуй!». И идет дальше своею дорогой, не оглядываясь.

А Леший в тех лесах, в правду сказать, водился. Стоял посреди леса большой терем с резными ставнями. На ставнях тех леса красота написана, реки бурные шумят да медведи по пням скачут. Не ставни, а красоты невиданной картины.

Крыша у терема покатая, высокая, а на ней черный петух сидел с огненными глазами. Глаза те далеко видеть могли. Вот увидит петух, что в лес кто-то идет, встрепенется, крыльями захлопает да закричит совиным криком. На крыльце терема, на высоких ступенях, старый волк сидел. Не на цепи сидел, но предан был хозяину и далеко без надобности или приказа от терема не отлучался. Братья стража серого вокруг службу несли. Следили за порядком да за тем, чтоб чужаки к терему не прошли.

Но охранялся терем не только волками. Огромные старые ели плотным кольцом стояли вокруг. Ни человеку сквозь них не пройти было, ни птице не пролететь. Но как хозяин лесной надумает владения свои дозором обойти, расступятся ели и дорога меж них, как скатерть ровная, стелется.

Терем был чист и светел. За порядком тут следили так называемые лесники, что в услужение к Лешему попали, многие не по доброй воле, а по невежеству своему. Не все люди о правилах лесных знали, да и те, что знали, не все соблюдали. Вот и забрал их Леший к себе. А кто и сам пришел, устав от жизни людской, покой в лесах дремучих ища. Хозяин таких не прогонял, но сильно и не гонял.

Лесники порядок в доме держали, за зверьем лесным приглядывали, раненых птиц подлечивали да за людьми, что в лес приходили, присматривали.

Вот однажды лесник один принес Лешему подарок от гостьи — пирожки с яблоками. Да такими вкусными они оказались, что Леший оторваться не мог. И хоть был он совершенно не жадным и угощения свои всегда делил с пташками лесными да животными всякими, на этот раз съел все сам. Остался в руках лишь платочек, расшитый птицами чудесными да цветами невиданными. Схоронил платочек хозяин лесной. А сам наказал лесникам: как явится снова гостья эта в лес — сразу сообщить ему.

Через пару дней другой слуга ветром к дому прилетел и сообщил, что по поляне гостья идет, прямиком в лес. Леший вокруг себя обернулся да и на месте, где слуга девушку видел, очутился. Смотрит Леший: идет по полю девица, полами сарафана ветер играет, коса русая широкая до пят солнце отражает, щеки алым огнем пылают, а глаза, как изумруды, горят. И почувствовал Леший, что страшно ему вдруг стало. Впервые за пять веков страшно стало. Ничего он не боялся прежде и никого, а тут девица на него жути страшной нагнала вдруг. Спрятался хозяин, а девица неподалеку в лес заходит. Прошла немного по лесной траве да около ближайшего пенька остановилась. Достала девушка из корзинки сверточек аккуратный, развернула, положила на салфетке пирожки на пенек и говорит: «Угостись, хозяин! Не побрезгуй!». А голос у девицы нежный и певучий, будто соловушка на рассвете поет. А речь как реченька журчит по весне.

Поклонилась девушка в сторону леса, перекрестилась и пошла в глубь его. Леший сразу у пенька оказался. Пирожки взял осторожно, понюхал, а от них творогом сладким пахнет. Откусил раз Леший, откусил второй, смотрит, а на пеньке бельчата сидят, глаза на него уставили. Отдал Леший им один пирожок да приказал, чтоб девушку опередили, впереди скакали да траве приказ его передали — перед девушкой отступать, ноги не путать, грибы ягоды не прятать от глаз ее. А потом как засвистит, и разом из-под земли перед девушкой грибы повыскакивали, ягоды со всех сторон огненно-красной россыпью загорелись. Наелась девушка ягод вдоволь, набрала полную корзину грибов, снова поклонилась лесу и пошла домой.

А Леший в дом вернулся да на лавке лег. Три дня с нее не вставал. Пока снова гостья в лес не пожаловала. Улетел Леший ветра порывом, аж верхушки деревьев поломал.

Вот так и стал жить Леший в ожидании девушки. Позже увидел он ее в компании подружек. Узнал, что зовут любаву его Аленкой.

Шумные и озорные подружки вздумали в прятки-догонялки в лесу играть. Да так озорно смеялись они, что не выдержал Леший да сам засмеялся и в ладоши захлопал. Напугались девушки и вон из леса бежать.

Долго не приходила Аленка в лес. Кидался ветром хозяин на каждое уханье петуха, стража своего. Да только не Аленка в гости к нему приходила. Злился Леший. Ветками сухими гостей закидывал, страшным звериным криком кричал, тропки лесные так закручивал да головы так одурманивал, что гости его по три дня выйти не могли из трех сосен. А потом и вовсе зима пришла. Леший с расстройства влез к себе на крышу да волком выть ночами стал, пургу и метель перевывал. Тяжело ему было. Лешие, они зимой спать должны, а наш хозяин и глаза сомкнуть не мог с тех пор, как Аленка в страхе из леса убежала.

И вот как-то зимним утром услыхал Леший скрип снега, будто от саней. Вышел Леший на опушку, борода серая по снегу волочится, кафтан наизнанку. Думает, выйду к людям, спрошу про Аленку.

Идет он в лаптях на разную ногу, а следов не оставляет. Смотрит, правда сани едут. Ближе подъехали – а на облучке Аленка сидит. Леший замер да так пургой в лес и унесся. Девушка с сестрой на опушке остановилась. Аленка с саней соскочила и говорит сестре:

— Ты здесь посиди, а я хвороста охапку наберу — вернусь. Потом еще схожу. А ты сиди, поняла?

— Поняла, — кивнула Машенька.

Сестра в лес и пошла. Далеко Аленка не уходила. Сестра ее видела хорошо. Ходила по краю. А мороз стоял сильный. У Машеньки щеки гореть от него стали, руки, ноги холодом сковывает. Девочка с саней соскочила и давай плясать по дороге. Да так заигралась, что не заметила, как сестра к саням вернулась.

— Что ж ты, негодница, обещала на санях сидеть, а сама по дороге скачешь. А если унесутся кони, как домой по снегам возвращаться будем? — отчитывает Аленка сестрицу, а сама к саням заходит. Вдруг ахнула девушка и хворост аж уронила. Санки полные дров стоят, и хворост сверху большой кучей лежит.

— Откуда это? — спрашивает Аленка. А Машка стоит рядом и сама глазам не верит.

Переглянулись сестры, стремглав на сани вскочили и понеслись в деревню, только снежная пыль над полем встала.

Вздохнул громким ветром хозяин в лесу, лег на снег да так и уснул.

Разбудило хозяина щебетание птиц. Сквозь трепещущие на ветру салатовые листья березы пробивалась, как через кружево, синева весеннего неба. В лесу стоял опьяняющий аромат травы и цветов. Леший приподнялся. Серо-зеленая борода его осталась лежать на земле, а через секунду и вовсе растаяла. На босых ногах Лешего были все те же лапти. Только теперь после зимы они потемнели и практически полностью развалились. Леший скинул их и побрел босой по весеннему мягкому мху. Чуть поодаль он заметил своего стража — серого волка. Видимо, в ожидании пробуждения хозяина, разнежившись в первых теплых лучах солнца, серый разморился и задремал. Леший потрепал его за ухо, как домашнего пса, и побрели они по пробудившемуся лесу к терему хозяина.

Здесь уж все было готово к приходу владыки лесного. Лесники остатки снега превратили в небольшой прудик прямо у крыльца. На пруду сидели две уточки с зелеными шейками.

— Вот так подарок! — изумился хозяин. — А что Аленушка? — вдруг как будто очнулся Леший.

Рассказали прислужники, что зимой после встречи с ним Аленушка еще пару раз приезжала на санях да с папенькой. Лесники, по примеру хозяина, хворостом да сухостоем рубленым сани им загрузили. А они уж не испугались, а лишь поблагодарили, угощения оставили. По весне, как снег сошел, отец Алены один приезжал. Да все по лесу бродил, слезы утирал. Ничего не взял и не просил ничего.

Озадачился хозяин: «Не случилось ли чего?». И тут, как бы мысли его опережая, примчался к крыльцу один из услужников. Сообщил лесник, что в лес пришла орда мужчин из деревни. По владениям лесным рыщут, кричат, шумят, ветви ломают. Вихрем взмыл в верхушки деревьев хозяин лесной. Пронесся молнией до места да так на верхушке сосны и замер. Сидит не шевелится. Видит: идут мужики — и молодые, и старые. Идут цепью сквозь лес и кричат во все горло: «Алена! Аленушка!».

Леший камнем вниз упал, за спинами мужиков пронесся, замер в кустах.

— Пришел хозяин на зов! — раздался гневный голос одного из мужчин. Почти полностью седой, но, к удивлению, совершенно не старый мужчина обернулся вокруг себя да как закричит:

— Отдай мою дочь, Леший! Ведь знаю, что ты ее забрал. Ты за ней все ухаживал, подарками своими да гостинцами лесными одаривал. Верни дочь мою, заклинаю тебя! — упал после слов таких на землю и всем телом затрясся.

Прислонился спиной к березке белоствольной хозяин, поднял глаза в небо, но ответа там не нашел, куда Аленка делась. Разозлился Леший, что пропала возлюбленная и что обвиняют в том его. Рассвирепел вдруг, взмыл в небо стрелой да как рухнет оттуда вниз, что не только деревья полегли в том месте, но и земля разошлась. Испугались мужики гнева Лесного владыки и бросились бежать со всех ног. А хозяин ветер нагнал, пыль в поле столбом встала: куда бежать, где деревня, ничего не видно. Оглянулись беглецы, а в лесу деревья с корнем рвет. Рвет да в их сторону бросает. Еле унесли ноги непрошеные гости.

Лишь к утру успокоился Леший. Упал на траву зеленую, отдышаться от гнева не может. «Делать-то что? — думает. — Где Аленку искать?». Подошел к хозяину друг и страж его верный — волк серый. Волк мудрый был, много видел. Принес он в зубах своему хозяину шапку одного из мужиков сбежавших. Надел ее на себя Леший и вмиг человеком молодым обернулся. Только вот рубаха наизнанку надета да пояса не хватает и лапти на босу ногу, да не на ту, «Не страшно, — подумал Леший. — Умный не выдаст, дурак не различит».

Взял Леший в руки палку и пошли они с волком прямиком в Воронцовку.

***

В деревне было много домов. Стояли они все в ряд, вдоль дороги. Все бревенчатые, крыши двускатные. На окнах наличники и ставни резные, словно кружево.

Смотрит Леший: детишки у колодца резвятся. Такого веселья не видал он раньше — ребята в рядок выстроились и друг через дружку перепрыгивают. Те, кто поменьше, на старших с разбега запрыгивают, а потом с них вниз кубарем катятся. И смеются так все весело и озорно.

Вот к колодцу девица подходит, смеется над ребятней. Сама румяная, коса русая до пояса. Зачерпнула девушка воды одно ведро, второе, а потом зачерпнула воды в ладони из ведра да как плеснет ею на ребятню, те разом, как по команде, завизжали и кинулись бежать прочь. Засмеялась девушка, ведра на коромысло повесила и пошла восвояси.

Идет Леший по деревне дальше. Видит: мужики у телеги стоят, головы почесывают. Один колесо держит, второй молотом деревянным примеряется бить. Да, промахнулся видать и как по пальцам товарищу своему ударит, тот аж волком взвыл. А потом схватил палку да как на обидчика своего налетит. Тот, ног не чуя, бежать бросился. Бежит, голосит на всю Воронцовку, к Богу призывает соседа. А тому не до того, палкой размахивает, ревет, как зверь дикий.

Стоит Леший и не знает, что делать-то тут.

— Не местный что ли? — раздался вдруг голос сзади.

Оглянулся Леший, а перед ним мужик седой стоит, которого он в лесу видал накануне.

— Не местный, — ответил хозяин лесной. — Впервой у вас.

— Ну а чего ж забыл ты тут? — мужик глаз прищурил и на Лешего исподлобья глядит.

— Да ничего не забыл. По свету хожу. Себя ищу, на людей смотрю. А ты кто такой будешь?

— Я-то, — отвечает мужик, — Макар. Мельник местный — зерно мелю, людей кормлю. А где ж себя-то ты, путник, потерял. И как звать-величать тебя?

— Себя-то я давно потерял, а где — уж и не вспомню. Поэтому и ищу.— Леший на манер людей улыбнулся, но улыбка его более на волчий оскал походила.

— А это ж кто? — и мужик указал на волка.

— Неужто не видишь, волк, — ответил Леший.

— Прям уж так и волк? — изумился мельник.

— Прям уж так и волк. — Леший снова попытался улыбнуться по-человечьи. — А что тут такого? Он верный друг и товарищ мне, надежнее его в мире целом нет.

— А скотину он тут нам не перебьет, друг твой?

— Не его это еда. Он на ваших ручных зверюшек и смотреть не станет — ответил Леший строго.

— Ну раз так, то добро пожаловать к нам! Согласишься, может, заночевать у меня? Время-то уж за полдень перевалило. Пойдешь дальше — ночь тебя в поле настигнет. А места у нас тут неспокойные. Ох, неспокойные.

Мужик притих, опустил лицо и вдруг с глаз его покатились горькие слезы.

— Ты прости меня, путник. Беда у меня в доме. Пропала дочь моя старшая. Все говорили, что Лешему она приглянулась. Как в лес идет, все грибы да ягоды полные кузова приносит. Зимой поедет за хворостом, так полную кладь привозит тут же. Стоит в лес ей зайти — сани уж полные. И не только хвороста, но и дров. Вот, видать, и потребовал Леший с нее за ухаживания свои. И забрал ее.

Расплакался мужик как дитя малое, в плечо Лешему уткнулся и всем телом содрогается.

— А когда ж случилось все? — спрашивает Леший.

— Да, давеча, — хлюпает мельник носом, слезы рукавом стирает. — Снег только сходить стал. Ручьи зазвенели. Аленка сказала, что за водой пойдет. А за окном уж темно стало. Ну, думаю, что случится-то? Ну и отпустил.

Мельник снова разрыдался. Взял Леший Аленкиного отца под руку, так и пошли они не спеша по деревне.

Пришли к дому мельника. А дом самый последний в деревне стоял. От дома хорошо и мельницу его видать. Посадил мельника Леший на крыльцо, а сам стоит, думает, как так Аленка в родной деревне пропасть могла.

Успокоился мельник кое-как, в дом гостя позвал, воду погрел руки обмыть да умыться с дороги, а супруга его на кухне хлопочет уж.

— Мы дочь много дней искали. По всей округе. По соседним деревням. Но так ничего и не нашли. Как в воду канула.

В комнате появилась бледная худощавая женщина с черной косынкой на волосах.

— Вон мать и вовсе уж Аленку похоронила. И умом, кажись, тронулась. Как дочь пропала, так пять ночей прорыдала, а потом замолкла сосем. Слова никому не говорит, как язык откусила. Беда за бедой. Одна радость и надежда у меня осталась — Машунька, дочка младшая. Одна она у меня осталась. Берегу ее теперь – на улицу не пускаю. А то и ее Леший к рукам прибрать захочет, — голос мельника дрогнул. и он вновь стал утирать горькие слезы своими огромными серыми ладонями.

Весь день и вечер жаловался мельник Лешему на свои беды. Выговориться, видимо, хотел. А Лешему-то и хорошо, что ничего у него не спрашивают, не выведывают.

В деревню ночь пришла. Опустилась тихо на крыши, легла на двор. Тяжестью легла она на грудь и мельнику и семье его. Гостя своего уложили на лавке у печки да и сами ушли спать.

Лежит Леший, в потолок смотрит. Волк за дверью в сенях посапывает, в тепле да сытости — мельник и про него не забыл, накормил до отвалу.

Вдруг слышит Леший: шуршит что-то на печке. Приподнялся он, вгляделся в темноту, а из темноты на него два глаза горят. Вскочил с лавки Леший, а глаза все ближе. И прямо перед ним так и танцуют, так и пляшут. Пятится Леший, понять не может, что за чертовщина в доме у мельника. «А вдруг Она-то Аленку и украла?» — подумал про себя владыка лесной. Стал пытаться руками схватить, а будто воздух только пальцами разрезает. А глаза-то углями горят и от него уворачиваются. Кружится Леший, скачет, а поймать не может никого. И вдруг прямо перед его лицом — «клац» — видит волк его стоит, а в зубах его что-то трепыхается, бьется, извивается. Мохнатое что-то, да только не шерстью покрытое, а как будто паклей.

— Пусти, черт окаянный, — зашипел этот кто-то.

— Пусти его, серый, — сказал Леший товарищу.

Волк пленника отпустил, а сам как будто отплеваться никак не может.

— Кто ты? Отвечай! — сказал Леший громко.

— Я кто? Это ты кто? Какого Лешего из лесу к людям пришел? Что ищешь тут? Слуг себе? Не позволю! — с этими словами существо невиданное снова бросилось на Лешего. На нем и не сидит, а давит. Рук не чувствует его на себе Леший, а будто душит. Леший на пол повалился, руками машет, и тут опять «клац» зубы волчьи прямо над головой.

Отдышался Леший, смотрит, сидит страж его, во рту врага зажал.

— Так кто ты? Отвечай! И откуда знаешь, кто я? — хриплым удушливым голосом наконец-то вымолвил Леший. — Не причиню я вреда никому в этом доме. Помочь я хочу.

— Помочь, — зашипел пять враг. А тебе на что? Или освободить Аленку надумал? Или семью воссоединить собрался? — в голосе существа почувствовался смешок. — К себе всех заберешь?

Последнее слово нападавший произнес с еще большим хрипом и стало понятно, что волку этот разговор изрядно надоел.

— Ладно, ладно. Потолковать хочешь, так давай толковать, а не глотку грызть.

— Так, глотку, ты это сам первый начал — сказал Леший шутя. — Отпусти его, серый.

Волк снова выплюнул пленника.

— Неужто и впрямь не догадываешься, кто я такой? — начал тот. — Я — Домовик или Домовой — кому как угодно будет… Я дома этого хозяин. За порядком здесь слежу.

— Плохо, видимо, следишь, раз из дома твоего люди пропадают! — сердито сказал Леший. — Нечисть ты, в общем, как и я.

— Нечисть — это ты. А я дух. А то, что за Аленкой не уследил, так в этом моей вины нет. Не из дома ее украли. А за порогом бессилен я. Только вот одно теперь меня мучит, что похитителю ее в доме моем нужно? — Домовой, потирая свою шею, исподлобья поглядел на Лешего.

— Да не крал я ее. Я ее в лесу ждал только всегда, а она приходить перестала, а потом мужики в лес пришли и меня обвинять в ее пропаже стали. Леший, обессилев после тяжелого дня и не менее тяжелой ночи, опустился на лавку.

— Ну, раз ты не крал ее, тогда ж кто? — Домовой замер. Глаза его уже не горели таким страшным огнем, как прежде. Он сидел на стуле напротив Лешего и смотрел на догорающие в печи дрова.

— Как-то после Масленицы, кажется, приходили в дом мужики да бабы нарядные. Свататься приходили из соседней Ольшанки. Макар наш слушал сватов — те подарки знатные предлагали, Даже телка давали за Аленку, а она лишь заулыбалась да в сени мышкой прошмыгнула.

Домовой снова затих.

— Слушай, Леший, может они нашу Аленку-то украли?

Леший разом вскочил с лавки, схватил свой кафтан, кинул его наизнанку на плечи, да пулей вылетел из дома, лишь ветер с улицы принес его слова: «Спасибо, брат Домовой! Береги своих, да поклон им!»

Так и унесся ветром Леший, и волк следом за ним.

***

Так летел Леший быстро, что не заметил, как покинул Воронцовку. Впереди поле необъятное, над полем луна, как солнце яркое. Остановился Леший, на красоту ее засмотревшись. Звезды в небе, как светлячки в траве, мерцают. Сверчки свою грустную трель в траве поют.

Вдруг слышит Леший впереди топот, как от копыт. Стоит посреди дороги в свете луны, и вроде видно все, да не видно, кто скачет. Тут и ветер поднялся сильный, пыль в воздухе поднялась, аж глаза Лешему застелила. Закрыл он лицо руками, а как открыл, аж отскочил на аршин. Стоит посреди дороги конь, черный, как сажа, а глаза огненно-красные, кровью налитые.

— Что, Леший, ты забыл в поле? — раздался вдруг страшный грубый голос.

— Пропажу ищу я! — крикнул встречному Леший.

— Что ж за пропажа из леса могла тебя выманить? — раздался голос, как гром.

— То тебя не касается, коли помочь не хочешь! — ответил Леший.

— А откуда тебе известно, хочу я тебе помочь или нет? — конь стал рыть копытом землю. Из ноздрей его вырвалось пламя огненное.

— Девушку ищу я из местной деревеньки. Пропала она.

В воздухе повисла тишина. Даже сверчки замолкли, и, казалось, даже тучи на небе остановились.

— А что тебе-то девица? — внезапно голос стал тихим и писклявым. Леший заметил, как из-за головы коня высунулась маленькая головка с рожками. Морда была похожа на свиную, но только свинья эта была явно худа.

«Черт!» — подумал про себя Леший.

— Ну, как видишь, я! — протянул довольным голосом Черт. Он лихо соскочил со своего коня на дорогу, залитую светом луны.

— Так на что тебе девица? — Черт нагнул голову набок и лукаво посмотрел на Лешего.

— Мне нет дела до того, что ты делал в конце прошлого мая ночью в моем лесу, вот и ты не суй свой пятак в мои дела, — резко ответил ему лесной хозяин.

— Может, помочь я тебе хочу. Может, знаю что. У меня товар, у тебя спрос, — протянул Черт и пригнулся, будто кланяясь.

— К Черту товар твой, — Леший мигом подлетел к Черту, схватил его за ослиный хвост и, резко рванув, повесил вниз головой. — Коли знаешь что — говори. А не знаешь — не ехидничай, хуже будет. Ты моего брата знаешь, мы тебя не терпим. Глазом не моргну, как порву тебя, прихлебальника ведьминого, на клочки. Никто и не вспомнит тебя.

— Ладно, ладно. Хватит угрожать. Я лишь пошутить хотел, а ты шуток, похоже, сосем не понимаешь. И правду говорят, что чувств нет у вас никаких, у владык лесных, мертвых владык.

— Хватит чепуху молоть, — перебил его гневным голосом Леший и затряс Черта, как грушу, — отвечай на вопрос. – Видал ли ты Аленку или тех, кто украл ее?

— Не видал я никакой Аленки, — запищал Черт. — Видал только, как после Масленицы по этому самому полю мчали молодцы на конях. Один из них на всю округу кричал, что Аленке суждено быть женою ему и что не отступится он от нее, чего бы ему это не стоило.

Руки Лешего будто сами опустились. Черт лихо перевернулся в воздухе, оттолкнулся от земли и мигом взлетел на своего коня.

— Такую пыль они тут подняли. Неслись быстрее ветра, тебя быстрее.

Черт схватил за гриву своего коня, хлопнул его по бокам своими копытами и сам умчался быстрее ветра вдаль.

Упал Леший на колени. Что делать, и не знает. Где Аленку искать да в какие края податься.

Тут и волк нагнал его наконец. Сел рядом, язык горячий высунул, отдышаться не может. Положил на него голову Леший, опустил лицо ему в шею лохматую, так и уснул.

***

Очнулся Леший, а на горизонте уже красное солнышко встает. Лучами тучи темные пронзает, как богатырь чудище невиданное. По всему небу зарево красное разлилось. Еще секунду – и свет его ослепил лесного владыку. Леший глаза рукой прикрыл, щурится, а от зрелища оторваться не может. От красоты сердце замерло и ком в горле. Не встречал такой красоты раньше Леший. Все в лесу да в лесу, а там солнца толком и не видно, закрывают его сосны своими ветвями.

Ветерок тихий голову Лешему потрепал, тот будто ото сна очнулся. Поднялся хозяин леса на ноги да прямиком на рассвет и пошел. Друг его на лапы поднялся тут же да следом побрел.

Так шли они все утро и весь день, а к вечеру встал перед ними стеной темный лес густой. Лес был старый, сосны да ели вековые высоты невиданной, как великаны. Поклонился Леший чужому лесу и вошел в него.

Прошел еще немного вглубь, тут-то дорога под ногами как будто растаяла, а вместо нее топь, мхом поросшая. Кругом сырость, холод. Вдруг слышит Леший голос девичий. Голос все ближе да отчетливее. Понял гость, что девица-то, видать, не одна. И не разговор то, а пение. Пригляделся Леший и видит, что хороводом они идут да прямиком через болото. Сами в рубахах белых, волосы на роспуск, водопадами с плеч их спадают. Поют складно так, что на душе спокойно сразу становится. Забыл даже Леший, что уж по колено в топь провалился. А девушки все ближе подходят да все слаще поют.

Вдруг взвыл волк его во тьме лесной где-то позади. Очнулся Леший от забытья. Выбрался из топи на кочку ближайшую. А тут и волк уж рядом.

— Эй, девицы-красавицы! — окликнул хоровод Леший. — Что ж с людьми вы делаете? Чуть ведь не погубили.

Оглянулись девушки да лишь улыбнулись в ответ ему, а песню свою не прекратили. Поют, тянут и все ближе к мужчине подходят.

Вот уж совсем они Лешего окружили. А голоса все слаще, все нежнее, а круг все уже. Волку девицы, видать, совсем не приглянулись. Стоит серый, зубы скалит, ближе приближаться не разрешает.

Кружили, кружили девушки, да смотрит Леший, глаза их как будто зеленым огнем загорелись, и лица какие-то уж бледные с синевой. Тут и понял владыка лесной, кого встретил. Выпрямился во весь рост, воздуха побольше вобрал в легкие и расти стал. Все больше и больше Леший становился. Принял вид свой обычный, а потом как топнул ногой, девицы зеленоглазые так на землю и повалились.

— Что ж вы, негодницы, на всех так кидаетесь?

— Ох, не признали мы вас, господин Леший. Очень вы уж на человека походили, распознать невозможно, — откликнулись девушки.— Наша русалочья доля простая — по болоту искать заблудших да в службу царю своему вести. Прости нас.

— Ну, уж раз царя так своего цените и уважаете, так может и меня уважите, владыку лесного. Не видали ли вы здесь девушку? Аленка зовут ее.

Переглянулись русалки, глаза опустили и вдруг растаяли, как и не было их. Перевернулся Леший тут через голову и оборотился совою ночной. Взлетел в верхушки сосен. Увидит русалку — к ней сразу, а та, как дым, рассеивается. Смотрит, другая на кочке сидит. К ней кидается камнем с выси, а лишь коснется ее, как та сразу и растает.

Долго гонялся за русалками Леший и долго б еще гонялся. Видит вдруг: бежит к нему волк, в зубах что-то несет. А это что-то в свете восходящей на небосклон луны поблескивает и переливается. Подбежал волк ближе, смотрит Леший, а зверь перед ним сеть кладет. А сеть непростая, из нитей серебряных сплетена. Схватил хозяин сеть да быстрее ветра понесся. Глядит, на старом поваленном дереве сидит одна из русалок, волосы русые гребнем деревянным расчесывает. Набросил Леший на нее сеть, так и осталась русалка под ней, никуда деться не смогла.

Мечется девушка в сети, а Леший за русые волосы ее схватил, как жар-птицу за хвост, и держит.

— Что знаешь ты про Аленку? Отвечай! — криком закричал Леший.

— Ничего я про нее не знаю, — взмолилась пленница. — Не видала ее не разу. Знаю лишь, что у царя у нашего, у Водяного, пленница с таким же именем появилась недавно. Говорят, красива она, горделива. Русая коса чуть ли не до пят, говорить начнет – голос как река журчит. Песни в темнице своей поет печальные – на берегу соловьи подпевать начинают.

— Точно, Аленка, — обрадовался Леший. — Только как же к Водяному она в плен попала?

— Да уж давно ее царь наш разглядел. Она ж мельника дочь. Жернова мельницы крутятся, когда вода на лопасти льется. Случился как-то год засушливый. Река близ Воронцовки обмелела, мельнику как работать? В деревне хлеба не стало. Вот пришла на мельницу Аленка. Встала поодаль от нее на бережку. Волосы на солнце переливаются, лицо румяное так и светится. Стала Аленка Водяного кликать да помощи просить. Подарки принесла — яства земные, кушанья разные. Оставила на берегу. Владыка наш удивился такому отношению — нашла она ключик к бездушному чудищу. Пожалел он ее и наполнил реку водою. С тех пор и приглядывал за ней.

— Так это что ж? Влюбился что ли он в Аленку? — взревел Леший. — Не бывать Аленке в плену у него.

Рассвирепел Леший, поднял русалку, встряхнул да как закричит на нее, аж ветер поднялся:

— Не бывать тому! Слышишь? Передай владыке своему, пусть вернет Аленку или Леший с войной к нему идет! — после слов таких подкинул он русалку еще выше да как на землю швырнет, та так водой и расплескалась по траве.

— Не бывать тому! — еще громче закричал Хозяин лесной. — Собирай, волк, братьев своих, а я своих родичей кликать буду. Солдатчину собирать будем, войной на Водяного пойдем…

***

Гладь пруда отражала небо, как зеркало. Казалось, это по пруду плывут неспешно облака. Лишь изредка поверхность колыхали паучки-водомерки, шныряя туда-сюда и наблюдая за порядком. Где-то на берегу свою тягучую песню завели другие прислужники Водяного — лягушки. Своей прерывистой песней завораживая и раздражая слух, жабы оповещали о приближении ночи.

Ничто не говорило о том, что именно в этом пруду на окраине деревни Колганы и поселился со своим семейством Водяной. Место это приглянулось своей отдаленностью от людей. Хоть рядом и находилась небольшая деревенька, жители ее на пруд ходили довольно редко. То ли потому, что рассказы про Водяного ходили здесь давно, то ли еще почему, но пруд у колганчан был вне милости.

А после того как утонула здесь девушка, первая на деревне красавица, так и вовсе водоема этого стали побаиваться. История эта уж довольно странная была. Аннушка, девушка эта, любила с подружками бегать на пруд, вопреки запретам родительским. И вот однажды, как потом подруги ее рассказали, сидели они на берегу. И тут Аннушка внезапно встала, молча развернулась лицом к пруду и пошла в воду. Пытались остановить ее девушки — за руки хватали, перед ней вставали, а все равно ей. Глаза как будто стеклянные стали, а лицо все, как простыня, белое. Так и ушла Аннушка к Водяному. Долго ее потом жители деревни искали и по берегу, и в пруд ныряли те, что посмелее, только все бесполезно. Не нашли ее. А пруда после этого, как огня, стали бояться, особенно девицы.

Редкие смельчаки, которые отваживались на пруд сходить, поговаривали, что слышали голос Аннушки, что песни она поет прямо из воды, а как-то даже видели ее на бережку. «Сидела, говорят, волосы расчесывала. Ну ни дать ни взять, русалка». Только на том смелость-то и заканчивалась. После встречи такой бывшие соседи девушки сначала дар речи теряли, а потом бежали быстрее ветра от страха.

Вот как-то местная травница решилась на пруд идти, крапивы нарвать да Аннушку захотела своими глазами увидеть, поговорить с ней. Как рассчитывала, так и случилось. Аннушкин дух рассказал, что влюбился в нее Водяной да к себе позвал. А она и рада, потому как сама его полюбила давно. Ведь виделись они не раз. Водяной добр был, заботился о ней. Просила она прощения попросить за нее перед родителями и поклон им передать от них с Водяным.

Вот с тех пор и поселились окончательно в пруду том Водяной с невестой своей Аннушкой. Только жизнь счастливая недолго длилась. Ждали они наследника, радости предела не было. А как родила Аннушка, так и умерла. Остался Водяной с сыном один, без любимой. Долгие годы горевал, все жену ненаглядную оплакивал. Выплакал не только глаза. Реки, озера и пруды в округе пересыхать стали. Да и сам Водяной усыхать стал. Маленьким стал, сморщился весь, а чешуя на хвосте, что огнем раньше горела, поблекла и потемнела с горя.

Одна радость у Водяного осталась — сынок его. Мальчик рос смышленый да ласковый. Точь-в-точь как мать его. Вот по ней и скучали оба сильно.

Вот однажды решил Водяной показать сыну владения свои. Все пруды проплыли, все озера и оказались в небольшой реке. По ней Водяной уже собирался вернуться в родовой пруд, как вдруг слышит — зовут его. И голос такой, будто Аннушкин. Быстро поднялся на гладь речную Водяной. Смотрит, стоит на берегу девушка, коса русая с плеч спадает, лучами солнечными играет, сарафан на ветру развевается, как языки пламени танцует. А голос прямо, как у Аннушки, и ласковый, и тихий, и певучий.

Исполнил Водяной все, о чем просила его девушка. И долго еще забыть той встречи не мог.

Тут еще сын его внезапно занемог. Как зима льдом пруд сковала, солнца в пруду меньше стало, мальчик сначала загрустил, а потом и вовсе разболелся. Колдун, что пытался лечить молодого водяного, сказал, что причина болезни его — отсутствие материнской любви и тепла.

Несколько ночей не спал Водяной и решил, что лучшей матери, чем девушка, походившая на родную как две капли воды, и в целом сете не сыскать.

Разведали слуги Водяного, что зовут ее Аленкой, что дочь мельника она и живет в Воронцовке. Но вот, к несчастью Водяного, отец ее, ни в пример другим мельникам, дружить или иметь еще какие-то связи с Водяным не хотел.

Когда сошел лед, у владыки Водяного план созрел, как Аленку похитить. Перенесся он водами наземными и подземными прямиком в Воронцовку. Оборотился вмиг белой лошадью и к дому мельника пошел. Подошел к воротам и стал ждать. Тут Аленка из дому вышла. Увидела коня и решила его напоить. Одно ведро поднесла – конь выпил. Второе – тоже выпил. Третье вынесла из дома, а он и его опустошил.

Дело к вечеру идет, а дома и воды не осталось. Собралась Аленка, отца с матерью предупредила и пошла на колодец. И странным не показалось, что конь от дома исчез — был и нет его. «Ушел, верно,» — подумала девушка.

А Водяной-то уж снова в свой облик вернулся да в колодце затаился. Ждет, когда девица придет за водой. А как Аленка к колодцу подошла, ведро в него опустила, Водяной в ведро и сел. Девушка ручку и свернуть не может. Нагнулась она, цепь руками схватила, чтоб наверх вытащить, а Водяной снизу дернул так, что цепь оборвалась и вниз вместе с девицей полетела. Водяной Алену схватил и в царство свое водное потащил.

Пришла в себя девушка уж в его владениях. Понять ничего не может, дышать не может и только холодно ей. Так холодно, что аж сердце льдом сковывает. Поняла Аленка, что у Водяного она, а как выбраться от него?

Стала девица плакать горькими слезами да так плакала сильно, что вода в пруду начала соленой становиться. Забеспокоились обитатели, как жить-то в воде соленой, ведь не привыкшие они, и принялись девушку успокаивать.

Приплыл к пленнице Водяного уж и стал, как шелковая лента, на ветру извиваться. А тут подплыли к нему маленькие окуньки, переливаясь, как перламутр, блестя, как первый снег на солнце. Окружили они змея и стали кругами ходить подле него, будто хороводы водить.

Танец обитателей был таким плавным и красивым, что залюбовалась Аленка им. Да никогда раньше и не видела она так близко рыб и змей.

Вот и окуни подплыли. Сами золотые, круглые, точно тарелки. Закружили они вокруг девушки, подхватили ее волосы распустившиеся и подняли вверх. Тут солнце сквозь водную толщу пробраться попыталось. Отразилось оно в русых локонах, в чешуе рыбьей и залило все огнем ярким, ослепительным. И так красиво зрелище это было, что весь пруд как будто замер в этом сиянии. Увидал это и маленький сын водяного. Не удержался он да и выскочил к гостье, странной для его мира, засмеялся так звонко, будто соловушка залился песней. Не удержалась и Аленка, засмеялась с ним вместе. И закружились они в вихре рыбьем, освещенные первыми теплыми лучами солнца, пробившимися к ним сквозь толщу водной глади, пробудившими природу от зимнего сна, прогнав холод и насытив мир красками и светом.

И от того был счастлив Водяной. Ведь давно он уже не слышал задорного смеха, такого, каким могла смеяться, как ему когда-то казалось, только его Аннушка.

***

Водяной берег Аленку как зеницу ока. Старался все для нее сделать, что не попросит. Одно его злило и беспокоило, когда о доме она заговаривала. Скучала Аленка по родителям, дому отчему и подружкам веселым. Приставил Водяной к девушке русалок. Пытались те по приказу владыки стать ей подругами, да забыли они уж, что это такое. Отняла вода у них тело, а Водяной душу. Не помнили они, утопленницы, что такое ласка, доброта и тепло. Только и могли, что хороводы водить да песни свои тягучие-зовущие распевать.

Рыбки разноцветные, блистающие своей чешуей, и то дарили Аленке больше радости. Ластились они к ней, как котята, а как девушка совсем загрустит, так закружат они косяком вокруг нее, волн нагонят, словно ветер земной подует.

Не грустила Аленка только при маленьком сыне Водяного. Жалко его было девушке. Отец хоть и любил его, да постоянно занят был и внимания сыну уделял мало. Рос маленький водяной сиротинушкой круглым. Глаза его, все больше печальные, смотрели на Аленку по-особенному, с какой-то надеждой и лаской. Мальчик был милый и смышленый. Глаза его. как омут, синие-синие, волосы русые, а голосок как будто капли воды капают. Полюбился мальчик Аленке. С ним-то она и проводила почти все свое время в заточении.

Иногда вечерами под присмотром Водяного Аленке разрешалось вынырнуть из воды и поглядеть, как солнце садится за горизонт. Тогда весь пруд словно загорался огнем. А как солнце ниже опускалось, словно крышка котелок, накрывала пруд черная тень от леса. Аленке грустно от этого зрелища становилось, но только так она могла еще не забывать о том, откуда она родом. Песни-то русалочьи разум мутили, и временами девушке казалось, что жизни ее земной и привычной и не было совсем, будто приснилась она ей.

***

Стало солнце подниматься из-за леса. Ветер поднялся сильный, и принес он на пруд волчий вой. Да силы такой, будто волк был размером с гору. А вслед за воем — свист разрезал воздух, как горячий нож масло. Тяжесть и жуть пронеслась в душе у всех живых существ, что слышали эти звуки. Замолкли птицы и всякие букашки в траве. Словно злой дух заявился в небольшой лесок у Колганов. Тяжелой поступью шел он по мокрой от росы траве, глаза его горели, как два пожарища. Размером был он с великана. Из шеи и плеч его торчали сухие сучья, а морда и лапы были словно покрыты корой старого дерева и мхом. Грозен и страшен был странный гость.

Взревел он, как раненый медведь, но голосом говорил человеческим: «В бой, братья!»

В осветившееся солнцем небо взмыла с жутким криком стая воронов. И сотни и тысячи хриплых голосов взвыли разом: «Вперед! За Лешим!»

Черная тень, как грозовая туча, с громким рыком ринулась к пруду. Чудовищная армия лесников, водрузившись на огромных серых волков, гремя мечами и булавами из черепов поверженных врагов, рванула вслед за огромным великаном, идущим впереди всех. Его тяжелые шаги эхом раздавались по округе. Земля вдруг стала сотрясаться. Леший в гневе вырывал деревья, как травинки, и швырял их в пруд Водяного.

Владыке мира подводного еще вечером слуга крылатый — черный лебедь — принес весть, что неподалеку от пруда его собирается солдатчина Лешего. Клич об этом разнесли по ближайшим лесам вороны. Стали собираться лесники, прислужники Лешего, даже из сырой земли, те, кого Леший от повинности освободил. Вооружены они были и злы, потому что не по хотению лесного владыки воевать шли, а девушку земную из плена выручать, якобы Водяным захваченную. И Водяной к встрече гостей был уже готов.

Сгустились тучи над прудом и закричали громко вороны. Вдохнул Леший воздух со свистом да как дунет на пруд. Налетел ветер неистовый, деревья стал гнуть до земли. Поднялась тут вода из пруда столбом в небо, и вышла из нее орда воинов, душ в сто, не меньше. Все в чешуе, блестят, переливаются, в руках мечи крутят, а впереди своры этой идет неторопливо сам водяной. Меч его огромный по песку тащится и землю на двое режет.

Оторвал Водяной глаза от земли да глянул на Лешего. А глаза его точно угли горят, так и сверлят Лешего. И раздался вдруг звук, ни на крик, ни на писк не похожий. Звук этот словно в голову пробрался и все нутро сковал льдом холодным. Повалились прислужники Лешего на землю. Волки землю рыть стали да голову в ямы засовывать и кружиться. Вырвал тут Леший старую иву из земли, хлопнул по ней рукой корявой. Расплелись ее ветки и ожили, зашевелились. Швырнул Леший во врагов иву. Водяной только отскочить успел, а за ним чудище невиданное стоит. От него видать и звук такой исходит. Не видел Леший такого прежде — вроде и девица, но вместо волос ее ворчат зеленые водоросли. Руки ей клешни рачьи заменяют, а лицо все сморщенное, и над пухлыми раздутыми губами усы, как у карпа. Глаз будто и нет совсем, лишь шары белые сквозь все смотрят.

Угодила ива, брошенная Лешим, прямиком в нее. Оплели ветви тонкие чудище невиданное, окутали. А как шею передавили, осип голос и тишина воцарилась вокруг. Поднялись лесники с земли. Встали и волки на лапы уверенно. Тряхнули своими большими головами и, не дожидаясь приказа Лешего, направились к врагам своим да как бросились на них. Тут и серый товарищ Лешего одним махом кинулся на Водяного. Метил в шею, да увернулся Водяной. Вцепился волк врагу своего хозяина в плечо, но тут же булава слуги Водяного опустилась ему на голову. Упал волк замертво, но зубов не разжал да и вырвал часть плеча водяного.

Взревел тут Леший, схватил ель, что под рукой его оказалась, да быстрее ветра донесся до Водяного и, как мечом, пронзил его в самое сердце. Опустился Водяной на колени медленно, отступили его слуги с поля битвы, а кто и вовсе бежать бросился.

Упала вода в пруд дождем. Стал Водяной совсем прозрачным, а после и вовсе растаял, как кучка снега на весеннем солнце.

Встали лесники на берегу пруда и стали думать, как Аленку из него вызволить. Смотрят: неподалеку старая лодка лежит. Подошли к ней, глядят, а в ней и сеть рыболовная.

Лодку на воду спустили. Сели в нее двое и отправились по глади пруда. Сеть забросят, проплывут немного, вытащат, словно неводом. Долго плавали лесники по пруду, и вот наконец попала в него Аленка. Только не одна, а с маленьким водяным.

Вытащили «улов» свой лесники на берег. Девушка мальчика, как родного. обняла и никого не подпускает к нему. Поняла она, что на берегу произошло. Только не знала, что сама виной всему стала.

Принял тогда Леший вид мужчины молодого, подошел к Аленке и говорит:

— Неужели не признала, Алена, что я — Леший, друг твой, и пришел высвободить тебя. Не бойся меня. Я тебя не обижу.

— А я за себя и не боюсь. Ты, главное, ребенка не обижай, — сказала девушка.

— Да какой же он ребенок? Он Водяного сын. Вон у него вместо ног хвост.

И после таких слов Лешего мальчонка сильно зажмурился, и хвост его раздвоился вдруг и превратился в две ноги, как у человека.

— Вот дает малец! — усмехнулся лесной владыка. — Не бойся и ты. Не обижу… А за отца ты меня прости!

Леший подошел ближе к девушке и мальчику и присел подле них.

— Я б и не тронул его пальцем, коли он Аленку нашу не похитил. Не злой я, но тех, кто мне дорог, обижать не дам, — Леший нахмурился и строго продолжил. — Понял?

Мальчик послушно закивал головой. Леший обнял его и Аленку, и вмиг они ветром перенеслись к нему во владения.

***

До конца весны и лета прожилии Аленка и сын Водяного в доме у Лешего, что в лесу. недалеко от Воронцовки. Леший заботился о своих гостях. Любые лакомства и угощения доставал. Прислужники сшили Аленке новый красивый сарафан, которого и во дворце у царицы не увидишь.

Полюбился Лешему и сын Водяного. Ходил он с мальчиком подолгу по лесу, показывал и рассказывал, что и зачем, угощал его дарами лесными. Никогда не было так весело и хорошо у мальчика на душе. И решил Леший подарить маленькому водяному самое красивое из своих озер лесных.

Обрадовался этой новости мальчуган. Отвели его Аленка с хозяином на озеро, тот сразу в воду бросился, не успели они и глазом моргнуть. Соскучился по родной стихии.

Нырнул мальчик в воду, а вынырнул юноша. Только ахнула Аленка. На земле-то время для водяного остановилось, а дома наверсталось сразу же. Поблагодарил Водяной Лешего за заботу да ласку, которую он от отца не видел. Аленку в лоб поцеловал да и пропал за гладью воды озерной.

Всю дорогу до дома Лешего молча прошла Аленка. Заметил владыка лесов печаль девушки. Да поначалу списал все на расставание с отпрыском Водяного. День прошел, другой. Осень в окно постучалась. А Алена и вовсе приуныла, лицо ее румяное земляным сделалось, глаза слезами весь день наливаются, а ночью слезы сами льются. И чего только Леший ни делал. И гостинцы, и каменья драгоценные ей приносил, сладости у путников на дороге выторговывал, цветами весь лес засеял, даже белок-подружек танцевать просил для Алены, а соловушку — песни петь. Ничего не помогало.

Вот как-то вечером сел Леший рядом с Аленкой на лавку у печи, взял ее за руку нежно и говорит:

— Коли я обидел тебя — ты прости меня!

— Да чем же ты меня обидеть мог, Леший? Ты ж для меня все делаешь. Из плена меня вызволил, баловать не перестаешь гостинцами всякими. Я никогда так не жила раньше.

После слов таких залилась Аленка горькими слезами. Да так разошлось горюшко ее, Лешему непонятное, что волком аж завыла.

— Не рви ты душу мою заблудшую, — взмолился Леший. — Скажи, что не так? Что ревешь ты, как раненый зверь? Не в силах я больше слышать и видеть твои страдания.

— Соскучилась я, друг мой, соскучилась, — взвилась голосом под самую крышу Аленка. — Сил нет больше в стороне от родных и близких жить.

— Так сходи в деревню, повидайся. Я и гостинцев тебе соберу для родителей, — отвечал ей Леший.

— Да как же мне оттуда потом воротиться. Нельзя мне туда. Не вернусь. А коли и вернусь, сердце все равно мое там, — умолкла на тех словах Алена, голову повесив. — Жених у меня там. Люблю я его. Уж прости меня, друг мой сердечный. Хорошо мне с тобою рядом живется, только сердце и мысли стрелой летят каждый день в Воронцовку. Сил нет больше. Что хочешь делай, а не могу я больше так.

Встала Аленка с лавки да пошла тенью еле-еле к себе на постель. Легла и в потолок глазами уставилась. Лежит, точно не живая. Взревел тут и Леший, вихрем оборотился, по комнате пронесся, все перевернул и так в дверь и вылетел.

***

Аленка глаза закрыла и видит то ли во сне, то ли наяву: свет кругом. Яркий такой. Вгляделась она в свет, а это солнца лучи, теплые, ласковые. Березки ввысь устремились к нему, листвой своей шелестя, шепчутся. Приподнялась Алена – на поляне небольшой она. Кругом травы всякие и цвет. И птицы тихо-тихо так поют, словно разбудить ее боятся.

Села девушка, ноги под себя подобрала. А вокруг все такое яркое, точно сияет огнем. Стала она смотреть по сторонам. Глядь, а прямо навстречу к ней Ванюшка идет. Любимый ее. Русые волосы ветерок треплет. Увидал он Аленку, кинулся к ней. Стал белые руки целовать.

— Где же ты была, Аленка? Я так долго тебя искал, — говорит. — Как пропала ты, я в погоню бросился. Все поля проскакал, все леса обошел. Просил Бога, просил Черта тебя вернуть. Да только зря все. А ты тут вот. Пойдем домой, ненаглядная моя.

Взял Ваня Алену за руку. Встрепенулась она, как пташка замерзшая, глаза-то открыла, а нет Вани. Снова она в тереме у Лешего. Только нет хозяина дома. А уж совсем светло за окном. Солнце в зените над самой крышей.

Заволновалась Аленка. Хотела прислужников отыскать: может они знают, куда хозяин их подевался. Обошла весь дом, весь двор — нет никого, как в воду все канули. Только волки у дома спят спокойным сном, как собаки дворовые.

Вернулась Аленка в дом. Села у окошка и ждать стала.

Листва в лесу желтеть начала, трава увядать. Птицы все чаще над домом Лешего стаями пролетать стали. А небо ясное, ясное. И свежестью из открытого окна так ароматно пахнет. От слабости вновь погрузилась Аленка в сон. Видит, подходит к дому Иван. «Снова мне чудится,- подумала Алена и улыбнулась слегка. — Пусть чудится. Так чудесен этот сон»

— Аленка? — вдруг растерянно произнес Ваня. — Аленушка, Алена моя! — закричал он вдруг. И уже влетел в терем соколом, упал на колени перед Аленкой, за руки хватает, трогает, в губы, щеки целует, а сам слезами заливается.

Одна слезинка упала Аленке прямо на губы. Она сидит, как неживая, спугнуть видение свое боится. И вдруг как молнией ударило Аленку, уж больно сон какой-то явственный — слеза Аленина и впрямь соленая, и руке, что Иван сжимал в восторге своем, вдруг больно стало по-настоящему. Поняла Алена, что взаправду все, что не снится и не кажется ей возлюбленный. Бросилась Аленка на шею Ване своему. Сама плачет и кричит, что есть силы: «Спасибо тебе, Хозяин-батюшка! Спасибо тебе, родной!»

Вышли Алена и Иван из терема Лешего. Поклон отдали ему и пошли своей дорогой, взявшись за руки.

***

Дни становились все короче, а ночи все холоднее. Третий день сидел на старом пне посреди леса своего Леший. Сидел хмурый, точно серая туча поселилась в душе его.

Сидел Леший и взглядом провожал умирающие листья. Где-то вдали раздавалась прощальная песня покидающих родную землю птиц. Небо было наглухо затянуто грозными черными тучами. Тишина в лесу стояла. Лишь изредка прорезал ее вой старого помощника хозяина. Выпрямился Леший, вытянул голову вверх, вскинул лицо свое к небу и сам взвыл, точно волк.

Обернулся внезапно вихрем и взмыл над лесом своим, а после дождем ливневым рухнул на землю. Пронесся почти у самой земли, разметая на своем пути кусты старой малины, взрывая орешник, снова взвыл от боли, что рвала все эти долгие дни его изнутри.

Неведомое доселе чувство пронзало его, точно раскаленный клинок. Взмыл леший снова ввысь, и раздался на всю округу рев не зверя и не человека. Крик этот, не человеческий, донесся даже до Воронцовки. Всяк, кто тот звук страшный услыхал, упал от ужаса, хватаясь за сердце леденеющее.

Упал Леший на землю, мхом покрытую, на поляне болотистой, что посреди леса его была. Рухнул навзничь и устремил свой взгляд в небесную тьму, затянувшую все вокруг. Так лежал он молча. Лишь ветер трепал голые верхушки деревьев да уханье совы раздалось где-то вдалеке. Точно убаюкивал его лес.

Улеглась потихоньку и боль Лешего. И пошел на земле снег. Белые хлопья не спеша кружили в воздухе, падая сквозь ветви. И так красивы были снежные клочья на фоне почерневшего неба. Точно перышки белые, легкие и пушистые, стали укрывать они Лешего теплым пуховым одеялом. Выдохнул Леший весь воздух из нутра своего, со свистом пронесся его последний вздох над землей, подняв настоящую снежную пургу в воздухе.

Каркнул где-то на старом дубе ворон. Закрыл Леший глаза свои. Взошла над ним высоко луна, подруга ночи. И сгинул Леший вдруг среди мха и снега, его укрывшего, будто не лежал здесь никто. Только старый волк подошел к месту этому и, будто верный пес, на могиле своего хозяина скрутился калачиком и заснул. До весны.