О лисёнке, который не знал, чем заняться

Давно это было. Не то чтобы сильно, но после этого у дома уже и сугробы наметало и дождевой водой бочки наполняло. Как сейчас помню — лето в тот год выдалось жаркое, и на небе не было ни одного облачка. Уж не знаю, сколько раз солнце поднималось из-за соседнего холма, но в одно такое утро — одно из тех, что окрашивается восходящим солнцем в жёлто-красные тона — из одной незаметной норки, что спрятана между корнями большого дуба, выглянул маленький лисёнок. И вот что странно: жили до этого в норке лис, да жена его — лиса. Жили, конечно, в согласии: любили друг друга, говорили друг с другом вежливо, мечтали о том, что когда-нибудь у них появится маленький лисёнок. И где только не надеялись найти его — и под развесистыми ветками пихты, и среди шишек под высокой сосной, а он — возьми и появись сразу в норке.
Выглянул лисёнок из норки, посмотрел направо, увидел полянку, усеянную ягодой, и сказал:
— Уф! Как красиво!
Посмотрел налево: лесные куропатки зарядку делают.
— Уф! — сказал лисёнок. — Наверное, вкусно!
Посмотрел лисёнок наверх.
— Апчхи! — сказал лисёнок.
Не знал тогда ещё лисёнок, что если смотреть на солнце, то можно чихнуть.
Повертел лисёнок по сторонам своей рыжей хитрой мордочкой, подивился миру, да и вылез весь, чтобы по лесу походить да жизни поучиться.
Вот идёт лисёнок по волшебному лесу, носом воздух изучает, хвостом следы заметает, а сам думает: «Чем же мне, рыжему, заняться? Что лисята, вроде меня, обычно делают? Может, ягоду едят?».
Вышел лисёнок на полянку. А полянка та, конечно же, не такая, как все обычные полянки. Оно и понятно: раз лес волшебный, то и полянка в том лесу, конечно, тоже волшебная. Трава там невысокая, а кустики с ягодой наоборот — повыше. Да и ягода не прячется под листиками, как в обычных лесах, а наоборот — вся на виду, будто так и хочет прыгнуть тебе в ладошку. Ягода на той поляне разная-преразная — и синяя, и красная, и жёлтая-зелёная, и в точечку краплёная, и круглая-прекруглая, и чуточку вогнутая, и кислая, и сладкая, была там даже мятная, медовая, конфетная, большая, неприметная, и вкусом непривычная, а в целом — вся обычная. В общем, в изобилии той ягоды там было!
Посмотрел лисёнок на ягоды, подивился всей это красоте и подумал вслух:
— Ну не просто же так она здесь растёт! Если растёт, значит, для кого-то. Если ягода есть, значит, её кто-то должен съесть. А кто тут кроме меня? Никого. Это что значит? Значит, она растёт для меня! И значит, лисята едят ягоду!
— Это правда? — обратился он с вопросом к ягодным кустикам.
— Да! — закивали ему в ответ ягодные кустики.
— Нет! — послышался откуда-то сбоку тоненький голосок.
Лисёнок даже растерялся. Он был уверен, что находился здесь один.
— Кто здесь? Покажись! — прокричал лисёнок.
— Я здесь, — раздался опять сбоку незнакомый голос. — Я сижу на жёлтом одуванчике, рядом с кустом малины.
— Кто ты? — спросил лисёнок, увидев, наконец того, кто с ним говорит. — И почему ты мне сказал: «Нет»?
— Я — кузнечик. Живу здесь давно, видел лето не одно. Обычно прыгаю, да скачу, да вечерами стрекочу. Но не просто здесь живу, за порядком я слежу. Если кто-то заблудился, я дорогу покажу. Кто-то ягоды захочет, я о вкусной расскажу. Если кто устал с дороги, на траве, на шелковистой, отдохнуть я предложу.
— А почему же, когда я хотел поесть ягоды, ты мне сказал «Нет»? — повторил свой вопрос лисёнок.
— Потому что я много кого видел здесь на поляне — тех, кто ел ягоду: куропаток, глухарей, много сереньких мышей, и косматого медведя, слеповатого крота, но вот с ягодой лисят, я не видел никогда!
— А чем же тогда, по-твоему, занимаются лисы и такие маленькие лисята, как я?
— Сколько видел я лисят, они в поле просто так: скачут, бегают, кружат, ищут, с кем бы поиграть. Где-то хвостиком махнут — ягоду с куста собьют. Где-то лапами пройдут — куст с малиною помнут. И от этой беготни мне убытки лишь видны.
Подумал лисёнок и сказал сам себе:
«Конечно, бегать, прыгать и играть — это интересно! Но причинять вред кому-то, а особенно такой красивой ягоде и такому симпатичному кузнечику, как этот, я не хочу! Пойду-ка я дальше, поищу, чем ещё может такой лисёнок, как я, заняться».
И пошёл лисёнок дальше. Идёт — куда, сам не знает, временами лапой мух отгоняет. Идёт и думает: «Чем же мне всё-таки, рыжему, заняться?». Вдруг слышит, по лесу разносится песня:
Фьюить. Фьюить. Фьюитти.
По земле нам не идти.
Солнце, ветер, облака —
Наши лучшие друзья.
Фьюить. Фьюить. Фьюитти.
Мы вспорхнём и полетим.
Выше леса, высоко,
Будем видеть далеко.
Пошёл лисёнок на звук этой песни и видит — стоит развесистый клён, и гнездо висит на нём, а в гнезде том пять птенцов, рядом — мама сорванцов. Каждый с нетерпением ждёт, что им мама пропоёт.
— Кто ты? — спросил лисёнок птичку. — И что ты делаешь?
— Я — сойка, — ответила лисёнку мама птенцов. — И я хочу научить своих деток-соечек летать.
— А как это — летать? — спросил опять лисёнок. — И зачем это надо?
— Ну вот, послушай, — ответила ему сойка и запела:
Фьюить. Фьюить. Фьюитти.
Птицы мы, а не хорьки.
Мы не бегаем по лесу
От поляны до реки.
Взмоем вместе мы над клёном,
Что так долго был нам домом,
Чтоб парить нам на ветру
Ближе к солнцу и теплу.
— Как красиво ты поёшь, соечка! — сказал лисёнок.
Ему очень понравилось, и он тоже захотел уметь петь. А ещё лисёнок подумал: если даже птенцы могут летать, так, может, и ему попробовать? Может, это вообще его призвание? Летать себе по небу, греть свою рыжую шёрстку на солнце, играть с ветром в догонялки и смотреть сверху, как его знакомый сверчок угощает медведя ягодой!
«Да! Точно! Я буду летать!» — решил лисёнок.
— Соечка! — обратился лисёнок к птичке. — Научи меня, пожалуйста, так красиво петь, как ты, и летать. Я вам не помешаю. Буду лететь рядом и подпевать тебе какие-нибудь весёлые мотивчики. Буду играть с твоими птенцами в прятки среди облаков, летать с ними наперегонки против ветра.
Сойка от удивления чуть не упала с ветки.
Фьюить. Фьюить. Фьюиттать.
Лисёнок просится летать.
Вот точно были б чудеса —
Лису увидеть в небесах!
— Ты знаешь, что лисы не летают? — обратилась сойка к лисёнку, после того как просмеялась. — В нашем лесу, конечно, всё бывает. Я сама видела летающего зайца, но лису — нет! Никогда не видела летающих лисят. Ну а петь ¬— этому я не смогу научить тебя, но скажу один секрет. Если у тебя доброе сердце и весёлый нрав, то песня сама будет из тебя литься. И чем добрее твоё сердце, тем красивее будет твоя песня!
— Хм! — нахмурился лисёнок. — Лисята не едят ягоду, лисята не летают… А чем же тогда занимаются такие маленькие и рыжие лисята, как я? — спросил он у сойки.
— Я не знаю, чем занимаются лисята, но видела много раз, как большие лисы воровали из гнезда птенцов, стоит только их мамам зазеваться, и утаскивали к себе в норку.
— Фьить. Фьить. Как утаскивали? — запищали испуганные птенцы. — Фьить. Фьить. Как в норку? Не хотим мы в чужую норку! Мы любим свою маму! Фьить. Мы хотим остаться с ней!
— Не пугайтесь, детки! — успокоила их мама-сойка. — Вы же видите, этот лисёнок хороший — ничего плохого он не сделает.
— Фьить. Фьить. Мы боимся. Мы боимся, — закричали птенцы. — Надо скорее учиться летать, чтобы никто нас уже не смог украсть. Мамочка! Мамочка! Фьить. Фьить. Научи нас скорее, научи!
«Нет! — подумал лисёнок. — Не хочу я утаскивать в норку птенцов! Да и зачем они мне в норке? Ах! Вот если бы я умел летать…»
Вздохнул мечтательно лисёнок и пошёл себе дальше, оставив маму-сойку со своими детками наедине.
Идёт себе, идёт. Где-то камешек пнёт, где-то усом шевельнёт, где-то просто так берёзу он три раза обойдёт. Идёт и думает: «Вместо того чтобы есть ягоду, лисы её с куста сбивают. Вместо того чтобы летать с птицами, лисы зачем-то птенцов крадут. Неужели все лисы так себя безобразно ведут? Но я не хочу быть таким лисом, я хочу наоборот — другим помогать! Вот кузнечик, к примеру, и дорогу показывает, и ягодой угощает. А птица-соечка? Заботится о птенцах своих, поёт им песни, учит летать. Разве кому-то от этого плохо? И все их любят! И все им рады! Хочу тоже чем-нибудь заниматься таким, чтобы и мне были рады!».
Только подумал так лисёнок и слышит: за кустом кто-то всхлипывает. Обошёл он тот куст, видит: яблоко лежит, а за яблоком за тем непонятно кто сидит. Ушки, лапки, голова есть, усы, но нет хвоста. Нету перьев, как у птиц, шубки нет, как у лисиц, лишь иголками покрыты все бока и вся спина.
— Кто ты? — удивлённо спросил лисёнок. — Где ты взял так много иголок и почему ты плачешь?
— Я — ёжик. А такую шубку из иголок мне принёс папа. С того края леса, где растёт много ёлок. Мне мама рассказывала, что ёлки там волшебные и иголки с них очень хорошо защищают от тех, кто хочет сделать мне плохо. Мой папа, к слову, очень уважаемый ёж, проделал большое путешествие, чтобы достать и принести эту шубку из иголок.
— А почему ты плачешь? — повторил вопрос лисёнок. — Ведь с такой шубкой тебя никто не может обидеть!
— И совсем я не плачу, — ответил ёжик. — Просто мне грустно. Мама с папой ушли в яблоневую рощу за яблоками, чтобы на ужин испечь яблочный пирог, а я остался один. А ещё никто со мной не хочет играть, потому что боятся моих иголок — боятся уколоться случайно. Вот я сижу и скучаю, потому что не знаю, чем заняться. Вчера прибегал бурундук, хотел со мной поиграть в салочки, но случайно укололся и убежал. Сегодня утром на той большой берёзе сидел соловей и пел песни. Песни были красивые, и я слушал с удовольствием, но потом он улетел — и мне опять стало грустно.
— Не расстраивайся, ёжик! — сказал лисёнок и весело подмигнул ему. — Я тоже ищу, чем бы заняться. Раз уж такое дело, давай я тебя как-нибудь развлеку?!
— Давай! Давай! — захлопал от радости в свои маленькие ежовые ладоши ёжик. — Только как ты это сделаешь? Ведь играть мы не сможем — вдруг я тебя уколю!
— Пока не знаю, — ответил задумчиво лисёнок. — А что ты любишь?
— Я люблю, когда поют. Ты умеешь петь?
— Я ни разу не пробовал, но одна знакомая сойка мне сказала, что если у меня доброе сердце, то я смогу научиться. Только вот я не знаю, доброе у меня сердце или нет. Ты не мог бы его послушать у меня?
Ёжик подошёл к лисёнку и прижал своё маленькое ушко к рыжей мохнатой грудке лисёнка — именно туда, где обычно слышно сердце. «Тук-Тук-Туки-Тук» — отозвалось сердце.
— Я слышу! Я слышу! — закричал ёжик.
— Ну что там? — спросил лисёнок нетерпеливо.
— Я слышу сердце.
— А какое оно? Доброе? Или не очень?
— Доброе! Очень доброе! — ответил ёжик. — Я такого доброго сердца ещё никогда не слышал!
Лисёнок обрадовался этим словам, ведь до этого он не понимал, какое у него сердце. А теперь он точно знал, что оно доброе, а значит, он умеет петь. Оглянулся лисёнок по сторонам и увидел недалеко гриб-сыроежку. Гриб был, как и всё в этом лесу, необычным. Особенность этого гриба была в том, что он был большой-пребольшой — где-то с лисёнка ростом, а то и больше. Такие грибы — не редкость в этом лесу. Растут они такими большими специально, чтобы как можно больше белочек и зайчиков смогли накормить своих деток — бельчат и зайчат. Но лисёнок сейчас не хотел кушать, его интересовало совсем другое. Он подошёл к большой сыроежке, заглянул под шляпку и достал оттуда пластинки, которые есть у любой обыкновенной сыроежки, даже под самой обыкновенной шляпкой. Затем смазал их сосновой смолой и стал что-то мастерить.
— Это же гармошка! — закричал от радости удивлённый ёжик и захлопал в ладоши. — Лисёнок сейчас будет мне играть и петь! А что за песню ты мне споёшь? — спросил он у Лисёнка.
— Пока не знаю, — ответил лисёнок. — Спою, что получится.
Он попробовал свою новую гармошку на звук, посмотрел на ёжика, улыбнулся и запел:
Тиньки-Риньки-Ринасу.
Живём в волшебном мы лесу.
Пока я маленький лисёнок,
Но позже превращусь в лису.
— Ну как? — спросил лисёнок у ёжика. — Получается?
— Получается! Ещё как получается! — сказал радостный ёжик. — А про меня спой что-нибудь, — Попросил он.
Риньки-Ринасу-Риньке.
Сидит ёжик на пеньке.
На нём шубка из иголок —
На боках и на спине.
— Это правда! — засмеялся ёжик. — Спой ещё что-нибудь, мне очень нравится.
И так пел лисёнок для ёжика до самого вечера, пока не вернулись мама-ежиха и папа-ёж. А наутро, когда лисёнок проснулся у себя дома и покушал грибных пирожков с клюквенным соком, он сразу же побежал к ёжику в гости, и они вместе ходили по волшебному лесу и пели всем весёлые песни. И кузнечику спели песню — о том, что он хороший сторож лесной ягоде на волшебной поляне. И птице-сойке спели — о том, что она хорошая мама своим птенцам. И многим-многим другим животным, которых они повстречали по дороге. Ведь лисёнок тогда понял, что он совсем не хочет быть тем, кто себя безобразно и плохо ведёт. А самое главное — он понял, что у него очень доброе сердце! А если у тебя доброе сердце, то и к тебе все вокруг относятся по-доброму. Ну а ёжик… Он больше никогда не грустил. Да и как можно грустить, когда у тебя такой хороший и весёлый друг?! Который к тому же ещё умеет так здорово играть на гармошке из лесной сыроежки!
Сам я, признаться, того лисёнка не видел. Но как-то раз пошёл в тот лес набрать квадратной ягоды для варенья. Банка у меня была квадратная, вот и ягода для варенья понадобилась квадратная. А пока я собирал ту ягоду, то очень отчётливо слышал, как в лесу — то там, то не там, но и не здесь, а где-то подальше — раздавались песни под гармошку. Так что лисёнок, может, уже конечно и вырос, но до сих пор ходит по лесу и играет на своей гармошке. А это значит, что и по сей день у лисёнка сердце остаётся добрым!