Новая семья Храбреца

Кот по кличке Храбрец нежился на солнце, растянувшись на подоконнике так, будто прожил всю жизнь лишь ради этого момента. Подоконник был старый, облупленный, но тёплый, и косые лучи, пробиваясь сквозь стекло, заставляли кота довольно урчать, лениво шевеля хвостом.

Двор за окном был знаком до последнего сучка: те же пеньки у колодца, крашеные ступени крыльца, старая лавка, на которой хозяин когда-то чинил велосипед. Тишина, уединение, сосновый лес за забором — всё на своих местах.

И вдруг — «бр-р-р-р»!

Автомобиль, редкий гость в этих краях, поднял облачко пыли и остановился у ворот. Храбрец недовольно приоткрыл один глаз. Обычно это означало, что приехал хозяин. Можно будет выпросить сосиску… возможно, даже две. Но на этот раз что-то сразу пошло не так.

Поначалу всё выглядело привычно: из машины выбрался хозяин, с тем же рюкзаком, в любимой куртке, с термосом в руке. Храбрец уже собирался потянуться и величественно спрыгнуть, когда дверца автомобиля хлопнула ещё раз.

Из машины вышла она — незнакомая девушка, нарядная, слегка раздражённая жарой. За ней появилась девочка лет восьми, с растрёпанными косичками и ярким рюкзаком в виде енота.

Храбрец приподнялся, сузил глаза и прижал уши. — Ну нет… — мрачно подумал он. — Только не это.

Они ему сразу не понравились. Почему — он бы, пожалуй, не смог объяснить. Может, дело было в том, как девочка шмыгнула на крыльцо, словно домой. Или в том, как девушка подбоченилась, оглядывая двор, как хозяйка. Или, может, потому что от них пахло городом, духами и чем-то чужим.

Но главное — это был его дом.
А пришли они без приглашения.

Хозяин поднялся по скрипучим ступенькам, распахнул дверь, впуская внутрь запах старого дерева, леса и печки, которую топил в холодные вечера. Следом вошли гости. Девочка заглядывала во все окна, её рюкзак-енот покачивался, словно и он осматривался.

— Вот он, наш сторож, — улыбнулся хозяин и похлопал ладонью по колену. — Храбрец! Иди сюда, покажись!

Храбрец явился важно, как подобает коту, чьи владения вторглись без спроса. Он грациозно спрыгнул и направился к хозяину, будто одаривал его вниманием из чистого благородства.

Потёрся о его ногу, позволил себя погладить и даже замурлыкал. Когда девочка протянула руку, Храбрец не стал шипеть — он же воспитанный кот — просто застыл и терпел, как старые кресла терпят тяжёлых гостей. Прикосновения у неё были неловкие, но тёплые. Терпимо.

Зато когда девушка — в яркой блузке, с маникюром и запахом чего-то слишком сладкого — потянулась к нему, он издал громкое, возмущённое «Ш-Ш-Ш!», отпрянул и, подняв хвост трубой, гордо проследовал вглубь дома.

— Ого! — удивилась девушка. — А он у вас с характером…
— Угу, — только и отозвался хозяин, присаживаясь на табурет и ставя термос на стол. — Он не сразу принимает чужих.

Храбрец юркнул за приоткрытую дверь и устроился там, где его не видно, но всё слышно. Глаза блестели в темноте. Он наблюдал, слушал и делал выводы. Эти двое слишком уверенно чувствуют себя в его доме.

***

На следующее утро всё стало откровенно плохо.

Подоконник — святыня, алтарь солнечного тепла и стратегическая точка обзора двора — оказался занятым. Девочка устроилась там с планшетом, положив рядом плюшевого енота. Её ноги болтались в воздухе, а носки с зайцами нервировали Храбреца больше, чем тарахтящий пылесос.

Он сел на полу и мрачно смотрел снизу вверх.
Она жевала конфету.
На его подоконнике.
Ещё и крошила.
На его подоконнике.

Храбрец фыркнул и гордо прошёл мимо, но внутри уже понимал:
они остаются надолго.

Когда девушка развесила в прихожей лёгкий халат — прямо на крючок, где обычно висел его старый коврик с запахом хозяина, — у Храбреца дёрнулся ус.
Когда её шампуни заняли полку в ванной, вытеснив хозяйское мыло — кот сел у двери и долго чесал ухо, будто пытался заглушить непрошеные ароматы.
А вечером они заняли диван. Его диван.

Храбрец долго наблюдал за ними сверху с антресоли, пока наконец не случилось непоправимое:
В порыве радости девочка сунула в его миску фантик от съеденной конфеты.

Сначала кот просто смотрел на миску. Потом на девочку. Потом снова на миску. И всё понял.
Это война!!!

***

Храбрец не стал размениваться на мелочи.

Всю следующую часть дня он провёл в засаде у сарая, и к ночи, с гордо расправленными усами, в зубах у него была живая, трепещущая мышь. Она пищала, вертелась и паниковала, но Храбрец был сосредоточен и тверд в намерениях.

Под покровом темноты он проник в дом через форточку и тихо приблизился к кровати девушки. Та спала, свернувшись клубком. Тишина, полумрак, стрёкот сверчков…

Храбрец вскочил на кровать, аккуратно разжал зубы и отпустил мышонка. Тот сначала не поверил. Он лежал в комке простыни, глаза как бусины — полные ужаса и непонимания. Ему уже дважды чудилось прощание с жизнью, и вдруг — свобода?

Девушка во сне пошевелилась, коснулась чего-то мягкого… и открыла глаза.

КРИК был таким, что проснулись три соседних дома — несмотря на то, что между ними и домом Храбреца были приличные огороды, заборы и добрые десятки метров.

Мышонок метался в панике по кровати. Девушка вскочила, взмахнула руками, запуталась в простыне и с воплем отлетела в угол комнаты. Девочка — та, что с планшетом — из другого угла вторила матери тоненьким голоском, словно сирена.

В этот момент дверь распахнулась, и вбежал хозяин — в майке и с одним тапком.

— Что тут за… ох ты ж! — отшатнулся он от летящей в него подушки.

И тут же, словно по команде, в комнату влетел Храбрец. В один прыжок он поймал мышь, прижал её лапой к полу и, ни капли не торопясь, поднял голову.

Смотрел он на всех с видом: «А я говорил… не трогайте мою миску».

Он аккуратно взял мышонка в зубы, кивнул хозяину и вышел прочь.
На улицу.
Во двор.
В сарай — спать.
От греха подальше.

***

Утром Храбрец не ожидал ничего хорошего. Но случилось странное.Девушка поставила перед ним три миски: в одной была ароматная курица, в другой — подогретая гречка с мясом, в третьей — густая деревенская сметана.

— Это тебе, рыцарь, — сказала она с улыбкой. — За спасение моей жизни.

Храбрец растерялся. Осторожно попробовал… и замер. Ничего вкуснее он не ел. С каждой ложкой — вернее, облизыванием — его подозрения таяли. А когда девочка подошла и почесала его за ухом, Храбрец не выдержал — и замурлыкал.

День за днём он всё меньше сторонился новой семьи. Дремал у их ног, сопровождал в сад, позволял девочке аккуратно вплетать ленточку в ошейник.

Однажды, сидя на подоконнике в солнечном тепле, Храбрец посмотрел на девочку, прислонившуюся к нему плечом, и понял:

Жизнь изменилась.
Но изменилась к лучшему.
Он обрёл не только покой и ласку — он обрёл новую семью.