Обида

Николай Иванович умирал тяжело. Где то давно позади была война, колхоз, тот злосчастный бензавоз, который он в молодости по пьяному делу уронил в реку с моста, позади была супруга, давно оставившая его на этом свете, всё было, где то там позади… Будто всё это было вовсе и не с ним. Лишь эпизодические воспоминания из детства нет-нет откуда ни возьмись, пролетали в его голове. Большая часть сознания разрушенного страданиями и постоянными мыслями о неминуемой скорой смерти, была занята всепоглощающей, непрерывной болью. Как карточный домик рухнуло всё вокруг. Ни добротный дом на берегу красивой реки, ни уважение односельчан, ни весело смеющийся внук за окном ничто не могло его утешить. Всё рухнуло перед страшным диагнозом, который вынужден был не так давно зачитать ему врач областной онкологической больницы.
Ужас от страшной мысли о том что эта нестерпимая боль не оставит его не на минуту до смерти, не имел границ. Всё было уже позади страх смерти, привязанность ко всему земному, мысли о загробной жизни всё забылось, осталась только боль. Не сама боль пугала Николая Ивановича, многое он в жизни повидал и был человек далеко не робкого десятка, пугала мысль о нескончаемости этой нестерпимой боли. Страх перед тем, что в этой жизни ничего кроме этой боли уже не будет, приводил его в ужас. Говорят, что надежда умирает последней, так вот в нём она уже умерла. Хорошо бы конечно помолиться Богу, но молитвенной практики за свою жизнь у Николая Ивановича было настолько мало, что побороть мысли о боли и попробовать вступить в общение с тем с кем общался так редко, он уже не мог. Время ещё было предостаточно, но молиться он не мог. Не раз задумываясь о Боге и вечной жизни, он прогонял эти мысли, мотивируя это тем, что, не молившись семьдесят лет теперь начинать уже поздно.
-Олежка, — измученным голосом, превозмогая немощь, выкрикнул он.
Со двора послушно прибежал шестилетний внучок и встав у изголовья постели умирающего дедушки спросил:
— Что деда?
Последнее время дед часто обращался к Олегу со всякими просьбами, поэтому мальчик привыкший всё исполнять, давно научился не замечать тех страданий которыми казалось давно пропитан воздух в родном доме родного, любимого дедушки.

– Ты вот что Олежек, – казалось из последних сил, заговорил Николай Иванович.

— Сбегай-ка в сарай, там возьми веревку, и мыло из бани захвати да принеси мне.

Олег привыкший выполнять по наказу отца просьбы деда быстро и без лишних вопросов обернувшись меньше чем за минуту, вновь стоял у кровати.

– Положи сюда на табуретку и иди, на речку сбегай, посмотри, вода пошла на убыль или нет?

Олег ушёл. Убедившись, что вода стоит на месте мальчик побежал домой доложить об этом дедушке. Возле ворот он увидел, что навстречу ему с перекошенным от злобы лицом и той самой верёвкой в руках, за которой он недавно ходил, шёл отец. Отец молча подошёл, взял сына за шиворот и стал хлестать его верёвкой так сильно и долго, что Олежка за всю свою короткую жизнь такого зверства от отца не мог даже припомнить.

— За что? Сам же говорил во всём деду помогать, – не понимая произошедшего, всхлипывая от обиды, думал заплаканный мальчик, сидя на речке.

Николай Иванович умер через два месяца. На могилу поставили железный памятник с красной звездой.