Детская жестокость

Рэю Брэдбери, вдохновившему меня на первый рассказ.

Лениво забрезжило за окном летнее солнце, когда он вновь очнулся от короткого сна. На грязной кухне за тонкой стеной всё ещё шумели ночные посетители, пытающиеся связать хоть пару слов между собой, но язык не слушал никого из них. Единственная связь, которая имела здесь место, это та, что связывала их всех и его мать. И называлась она алкоголь. Везде можно было заметить следы этой связи: в виде десятка окурков на прожженной клеенке старинного деревянного стола, в виде пустых разноцветных бутылок на полу, подмигивающих бликами в разгорающихся солнечных лучах, в виде засохших рвотных масс на липком полу и в виде спертого прокуренного воздуха и клубов дыма, витающих словно в невесомости.
Нисколько не претендуя на успех, но желая как можно скорее покинуть эту квартиру, он поднялся и двинулся на поиски матери. Переступив через пару мертвецки сонных тел, он нашёл её, сидящей на выцветающей перекошенной табуретке в состоянии полубреда. Немного подумав, он осторожно спросил:
— Мам?
Сердце ребенка выбивало один из тех ритмов, похожий на бой шаманских барабанов во время магического обряда. Ответом мальчику послужил лишь протяжный невнятный хрип, раздавшийся из грудной клетки матери, когда та чуть приподняла голову, устремив блеклые серо-зелёные глаза, прятавшиеся под прядью растрепанных каштановых волос, в его сторону.
— Мам, можно погулять? — Последовала вторая робкая попытка бегства.
Ещё раз покрутив тяжёлой головой, она издала звук, походивший на мычание тучной коровы при осложненных родах, который мальчик наскоро воспринял, как согласие, и выскочил на цыпочках из кухни.

* * *
Ближе к полудню они с другом вышли во двор. С первым шагом мальчик сделал глубокий вдох и почувствовал, как расправляются его лёгкие и наполняются свежим воздухом, так редко вкушавшие его. Лицо озаряла лёгкая улыбка и долгожданное умиротворение. На вкопанной справа от подъезда лавке уже битый час сидели три бабушки, непохожих одна на другую, обсуждавшие недавнее увеличение цен на хлеб и то, что давно уже не приезжала машина с молоком.
— Здрасьте! — Как водится, приветственно воскликнул Саша.
— Здравствуйте! — Тихо присоединился к нему мальчик.
— Добрый день, ребятишки! — Вразнобой ответили бабушки, провожая их взглядом и озабоченно кивая головами.
Удаляясь, дети уже не слышали их шушукание, переговоры у кого какая мать, кто в подъезде никудышный, кто пьёт без продыху, и как таких носит земля. Он хотел было пойти покататься на качелях, но Саша его остановил:
— Снова просидишь на них весь день! Пойдём, там Славка кое-что покажет, — хитро смотря за дом, позвал друг. Саша был прав, качели и правда могли увлечь его до такой степени, что день мог пролететь стремительно, не оставив никакого отпечатка в голове.
— Там же помойка и ненужный никому киоск, — удивился, но заинтересовался он. И вместе они двинулись в том направлении.
Большинство прохожих прятались в манящей прохладе, что скрывала у себя тень, отбрасываемая домом, также поступил и Саша, но только не мальчик. Он шёл рядом со своим другом, но между ними пролегала незримая полоса, граница света и тьмы. Он шёл по светлой стороне дороги, мягко ступая по рассыпающемуся асфальту, и радовался солнцу, радовался лету, изумленно слушал, как листья в кроне дворовых деревьев, в основном это были черемуха и ранетки, шуршат под лёгкими дуновениями ветра. Он подумал о том, что их шёпот не шёл ни в какое сравнение с шушуканием бабулечек, отдыхающих на лавке. Интересно, о чём же перешептываются эти зелёные стражи?
Его раздумья прервал громкий смех, хохот, которым обычно заливается детвора, играя в «догонялки» и улепетывая от ведущего. Мальчик не заметил, как они преодолели весь двор и оказались около маленького киоска. В нем продавали товары первой необходимости для жителей трех дворов, располагавшихся вокруг — пиво, сигареты, которые можно было приобрести и поштучно, естественно, спички и лапшу быстрого приготовления, «бичпакеты». Позади этого ларька была площадка, покрытая двумя массивными бетонными плитами, на одной из которых стоял заржавевший малотоннажный контейнер. Хозяин контейнера, судя по всему, либо отсутствовал в городе длительное время, либо давно покинул этот мир, потому как никто из жильцов трех пятиэтажек не видел, чтобы двери его были открыты хотя бы однажды. Вторая плита пустовала, но не всегда. Частенько какой-нибудь ленивый безответственный горожанин мог бросить здесь мусорный пакет, несмотря на то, что баки для этих нужд стояли в двух с половиной метрах от контейнера, тоже окольцованные пакетами (хорошо если завязанными), объедками, сломанными экранами телевизоров, старыми стульями без ножек и прочим хламом.
Именно с помойки и раздавался хохот. Это был Славка. Они нашли его, стоящим за баками, с помятым коробком спичек в руках, чёрных от сажи. На кончике носа и левой щеке также чернели пятна сажи.
— Ха! Вы пришли! Че так долго? — Закричал весело он и, не дожидаясь ответа, указал пальцем в угол, который образовывали один из баков и стенка свалки. — Смотри!
Там лежал забитый длинношерстный, когда-то белый, а сейчас чумазый, крупный кот. К тому моменту когда подошли ребята, кот уже прекратил любые попытки сбежать от мучителя и, вероятно, хотел вдавиться в землю, сравняться с ней или провалиться. Слава достал из коробка спичку и занёс её над чиркашем.
— Что ты делаешь?! — Испуганно вскрикнул мальчик и инстинктивно подал тело вперёд.
— Да, ладно тебе, не дрейфь, — сказал Саша. — Будет весело.
При этих словах Слава и Саша громко рассмеялись, первый зажёг спичку и кинул её в кота. Шерсть была сухой, всклокоченной и вспыхнула легко, словно сухая щепа в печи или травяное поле осенней порой. Горел левый бок. В воздухе запахло палеными волосами. Огонёк постепенно съедал клочок, другой, третий. Животное жалобно заурчало, но, по воле случая, никого из возможных спасительных прохожих рядом не оказалось, поэтому пытка продолжалась. Мальчик поморщился и, пятясь назад, задел крайний мусорный бак плечом. Тот накренился, но не упал, зато издал глухой шлепок о землю, и, пока остальные отвлеклись на это, кот воспользовался моментом и рванул, что есть мочи.
— Сто-о-ой! Держи его! Че ты смотришь?! — Завопил во всё горло Слава. Но было поздно, бедное животное уже скрылось из виду между неровными рядами гаражей.
— Да что с тобой не так? — Слава накинулся было на ошеломленного мальчика, но потом лицо его осенила мысль. — Пойдём, я видел тут в подвале нашего клиента. Теперь рулишь ты.
С этими словами хулиган резко ткнул его в грудь указательным пальцем правой руки, а левой махнул по направлению дома.

* * *
«Господи, ну только не малютку!» Эта фраза преследовала его на протяжении всего пути обратно к злополучным плитам.
Слава держал крохотного дымчатого котёнка за шкирку одной рукой, а другой сгреб все четыре лапы, чтобы тот не дёргался или, ещё чего, не поцарапал кожу. На пару с Сашей они всем своим видом показывали, какая это будет забавная история, как они будут хвастаться ею мальчишкам с соседних дворов, возможно, упомянут, из-за кого сбежал первый трофей, назовут лохом. И снова смех, смех, смех… Ведь это шутка. Как здорово! И только мальчик шёл в смятении. Откуда только взялась эта алчность, жажда наживы, ненависти. Ему не хотелось верить в это.
Он снова будто проспал дорогу до киоска.
— Во-о-от так, — усадив котёнка на плиту в полуметре от контейнера, предвкушая исход, приговаривал Слава.
Котёнок скромно сидел и доверчивыми глазками-пуговками смотрел на ребят, не представляя, что те для него уготовили. Мир для него был огромной непознанной махиной, таящей в себе много удивительного и интересного, что можно было обнюхать, облизать, потереться спинкой, потрогать лапкой, но никак не пугающей машиной с чрезмерной жестокостью и скрытыми ловушками.
— Давай, покажи класс! — Ободряюще сказал Саша.
— Что-о я до-о-олжен… Что я должен сделать? — Еле выдавил из себя мальчик.
— Пинай! Пни его так, будто это футбольный мяч. Будто твой удар решающий в матче, — не скрывая ехидную улыбку и сверкая желтеющими зубами, молвил Слава.
От этой фразы у мальчика сжалось сердце:
— Я не буду. Я не могу. Не хочу!
— Ты что слабак? Не пацан? Врежь ему, покажи, кто хозяин на чёртовой земле! — По глазам друга было видно, что терпение сходило на нет.
Мальчик огляделся по сторонам: «Где же вы, взрослые, когда вы так нужны?» Никого. Сегодня, в жаркий июльский день, мало кто решился покинуть свои коробки, прячась в них от палящего солнца, которое к трём часам разошлось не на шутку. Люди ещё будут после этого скучать по нему долгими холодными зимними вечерами, но не сейчас. Сейчас оно мало кому приходилось по душе. Он заглянул в глаза Саше, своему соседу, другу, пытаясь найти в них хоть какой-то намёк, что всё это неудачная шутка, заранее спланированный ими подкол, проверка, что ему вовсе не надо причинять кому-то боль, но узкие зрачки ничего подобного не выражали. Саша лишь быстро моргал, думая, что этим он ускорит мальчика и увидит представление самый первый. В глаза Славки, наполненные агрессией и жутким нетерпением, мальчик даже не попытался взглянуть. Он сразу перевёл взор на котёнка. Боже, какие у него безобидные глаза! Наивные глаза ребёнка. На удивление милашка даже не мяукал, не пищал, вообще не издавал никаких звуков. «Бездомный ли ты? Или тебя ждёт хозяин? Так где ж он?! Почему не досмотрел за тобой?!» Словно читая мысли, котёнок тоже повернул ушастую мохнатую головку в сторону мальчика и уставился на него.
— Хули ты стоишь?! — Окрикнул Слава. — Врежь этому отродью!
Мальчик сжал кулаки до такой степени, что нестриженные ногти впились в ладони, как акула в свою добычу, за которой она очень долго и изнурительно охотилась. «Что с ними стало? Это ли мои друзья? А может быть они всегда были такими?» Колени дрожали и не слушались, когда он, напрягая мышцы, пытался остановить мандраж. Вдруг мальчик почувствовал, как сузился обзор, как мир давит ему на плечи, грудь, спину, сжимая его до размеров букашки. Он уже не слышал неистовые крики: «Врежь! Вмажь ему по морде! Пинай!» Всё отдавалось невнятным гулом в ушах, ладони и ступни вспотели от волнения, а от давления ногтей начала проступать кровь. В узком окне этого сжатого мирка, мальчик видел лишь сереющее пятно на земле непонятной формы.
— Ааааа! — С таким кличем, он рванул что есть мочи с места и, достигнув пятна, ударил по нему правой ногой так, что оно отскочило и стукнулось о контейнер, который тут же разразился металлическим грохотом. После чего пятно с сокрушительной силой обрушилось на плиту, и мальчик увидел, как оно постепенно краснело. Последнее, что донеслось до его ушей, было по-человечески жалобное «мяу»…

* * *
Солёные слёзы ручейками скатывались по щекам прямо в рот, далее по языку в горло, и он захлебывался, сбивал дыхание, но всё же добежал вслепую до подъезда. «Она накажет меня сейчас. Ни за что, ни про что. Как всегда. Поделом! Я буду брыкаться и орать, чтобы досталось ещё сильнее. Сегодня я заслужил эту жестокость, самостоятельно. Быть может я уже и не увижу улицу, красочного лета. Друзей. Друзей? Я больше никогда так не поступлю! Я больше никогда так не поступлю!..»