По возрасту

Дом был старый. И чувствовал себя по возрасту. Просыпаясь по утрам, кашлял сажей в печную трубу, раздраженно скрипел дверьми, натужно пыхтел форточной рамой, выпихивая её подагрический сустав в уличную свежесть.
— Не ворчи, не ворчи,- приструнивала его Катерина Андреевна, вытирая слезящиеся оконные глаза. – Бухтишь ни свет ни заря. Думаешь, у меня спину не ломит? Сейчас почаёвничаю и печку тебе подбелю, да кусты в палисаднике подрежу, а то зарос, как Домовой. Хорошо бы ступеньку починить на крыльце, но не справиться мне. Будем Лёшку ждать.
— Дождешься твоего Лёшку. Последний раз на Рождество приезжал, а нынче апрель на дворе, — проворчал дом.
— Не трынди, — отмахнулась, Андреевна, — занят он, работы полно. А ступенька-то, будто зуб гнилой на самом видном месте. Нехорошо.
И задумалась, механически разглаживая на столе ветхое полотенчико, которым протирала окна.
— А у Егорыча до последнего все зубы целые были, белые как у молодого. Привиделся он мне нынче. Не пойму, то ли приснился, то ли впрямь приходил. Под утро, вроде и не спала уже, гляжу, заходит. Встал у кровати в ногах и смотрит ласково так.
— Что ты, Митенька, соскучился,- спрашиваю его,- или случилось что?
— А он молчит. Постоял еще немного и вышел. Может, за мной приходил? И то, правда, пора, да и тоскую по нему ужас как.
Меленькие слезинки покатись по дорожкам морщин к подбородку Екатерины Андреевны.
— Меня ругает, а сама рассупонилась. Дел полно, она слезы льет. Кто обещал печку подновить?- напустился дом.
— И то верно. Чего это я?
Старушка наскоро попила чаю. Споро и умело развела известь, подбелила печь.
— Ишь, красавец, как я тебя принарядила,- сказала она, любуясь работой. – Пойду постригу теперь, пока не умаялась.
Ушла в кладовку и долго громыхала там в поисках садовых ножниц.
— Насилу нашла, с осени не доставала. Уж думала, домовик заныкал.
Присела у стола, вроде отдышаться, а сама спросила осторожно:
— Думаешь, Митя за мной приходил?
— Вот заладила,- напустился дом,- одно да потому, одно да потому. Бабьи разговоры…
Андреевна не дослушав, поспешила на улицу.
— … приходил, не приходил. Что уж теперь…
— Всё ворчишь,- упрекнул домовой, свешивая ноги с печи. – Останемся мы с тобой скоро вдвоём, осиротеем, только друг с дружкой и препираться. Хозяин-то, верно, за ней нынче приходил.
— Тьфу-ты, раздраженно скрипнул дом просевшей половицей,- и этот туда же! Ну, приходил. Что теперь поделаешь.
— Да, уйдет Андреевна, будем куковать в одиночку. Когда никогда Лешка с ребятишками приедет. А то еще, мымра его, подначит дом снести и участок продать. Участки здесь сейчас огромных деньжищ стоят. И пойду я бомжевать, а ты на свалку или на дрова.
— Что ж за день нынче такой – все скулят да жалуются. Шел бы ты… ножницы Катерине отнес, забыла, вон, на скамейке.
— И то верно, уж зовет: «Домовик – домовик, поиграй да отдай». Растеряха! Чуть что, домовик. Мне нынче в обед – сто лет исполнится, нашла игруна.
Домовой спрыгнул на пол, прихватил ножницы и проскользнул в палисадник.
— Куда, через стену, дверей нет?- прикрикнул дом.
— Так быстрее,- успел напоследок отговориться домовик.
— Ножницы-то, царапаются. Сто лет характер не меняется. А мне-то, мне, стало быть, тоже сто. Юбилей у нас нынче. Пять поколений Скворцовых вырастили. Разлетелись все. Вот и Катерину пришла пора провожать. Ох, и я туда же. Совсем…
Додумать он не успел. Вернулась Екатерина Андреевна, следом домовой с ножницами, на этот раз через дверь.
— Притомилась я нынче,- вздохнула хозяйка, спина болит, мочи нет.
— А ты баньку истопи, — посоветовал дом,- пар всю ломоту выгонит.
— Да сил уж нет на баньку.
— Соседку позови. Вдвоем топить сподручней и парится веселей.
— А и позову. Не всё тебя, барина, обихаживать, надо и о себе подумать.
К вечеру распаренные, порозовевшие подружки, гоняли чаи.
— Хорошо, — выдохнула соседка.
— И хороши, — подхватила Андреевна. – Просто невесты. И фата и платье белое.
Она поправила хлопчатый платочек, расправила рюши на ночной сорочке.
— Женихов только не видать, — засмеялась подруга.
— А мне нынче Егорыч приснился. В белой рубахе, точно жених, поделилась Катерина.
-А мой и не снится. Видно, нашел себе там молодуху.
— Ты всё ревнуешь. Тебя он дожидается. Никто ему никогда кроме тебя не нужен был.
Подружки еще посплетничали о прошлой жизни и разошлись. Андреевна убрала со стола, не забыв оставить ужин домовому – стакан молока да ватрушку.
В спальне скользнула сухим, легким телом под ватное одеяло, устроилась в податливой перине, закрыла глаза и сразу попала в объятия ласкового, удивительно хорошего, сна.
Снилось ей, как она в белой банной рубахе, ступая босыми ногами по мягкой, теплой дорожной пыли, идет вслед за Митей. Он тоже почему-то в исподнем. Катерина всё силится спросить, куда ж мы раздетые идем, но муж только улыбается, да манит рукой.
— А и Бог с ним, — думает Катя, — главное, Митенька теперь со мной.
На рассвете дом толкнул домового в бок:
— Спишь, старый хрыч. Вставай, зови соседку.
— Как! Уже? Что ж будет-то теперь, что будет!- запричитал домовой.
— Время покажет. Иди уже.