Последний обед Никиты.

Тридцатирёхлетний Никита всю жизнь страдает.
В принципе, в его жизни все нормально — молодая жена,
престижная работа с перспективами роста, почти новая машина, даже кредит за неё почти погашен, квартира в ипотеку. В общем, всё как у всех, нет причин жаловаться. Но он страдает…

Страдать он начал в детстве, когда родители старались утешить своё единственное чадо.Он не знал отказа ни в чём. Вот тебе новые машинки, вот тебе новый велосипедик, вот тебе новые сандалики. И целая куча
шоколадок и конфеток.

С утра его кормили полезными для роста кашами, в обед полезными супами и опять кашами, на второе, в полдник он обязательно ел плюшки с молоком. И страдал от этого. Каши он не любил, но очень боялся
расстроить родителей, что бы они не страдали от того, что он ничего не ест. И он ел, чтобы родители не страдали, что бы не расстраивать их.

Когда Никита выходил на улицу, он снова страдал. Его не приглашали играть в догоняшки и прятки, потому что догнать он никого не мог, а спрятаться, особенно если это нужно было сделать быстро, он не мог. Над ним за это смеялись, а он от этого страдал и заедал свои страдания плюшками, кашками, печенюшками и конфетками.

И в школе Никита страдал. Толстый и неповоротливый, он никогда не участвовал в соревнованиях, эстафетах, его не брали играть в футбол и другие спортивные игры, в которых нужна была скорость, выносливость и другие качества, которых он не проявлял. Никита снова страдал и заедал свои страдания кашами, супами, плюшками и прочими калорийными продуктами.

В армию Никиту не призвали, как остальных его сверстников по причине избыточного веса. От этого, конечно, Никита страдать не начал, но и пристрастие к чрезмерному поеданию еды у него не убавилось.
Оно всегда проявлялось, когда нужно было чем-то ликвидировать последствия очередного страдания или предупредить его появление, причин же для их появления была целая уймища. Перечислять их все нет никакого смысла.

Никита закончил институт, выстрадал, можно сказать, пять лет растянулись как век и конца и края не было видно. Он страдал с хот-догами в перерывах между лекциями, после занятий страдал над тарелкой-другой супа и небольшой горкой котлет, вечером повторял страдания с другими продуктами, тоже весьма успешно.

Но никогда он не страдал от переедания. Все поглощенные его организмом продукты быстро усваивались и тут же раскладывались по обширным хранилищам, под которыми трудно было разглядеть молодого ещё человека.

Никите досталась светлая голова с очень хорошо работающим мозгом, который в перерывах между страданиями и устранением их последствий путём поедания чего-нибудь порой выдавал решение таких
задач, с которыми не мог справиться весь коллектив в целом. За это его ценили, уважали, даже берегли. И всегда звали на корпоративные мероприятия. Потому что еды заказывали много, а выбрасывать остатки было жалко. Никита в этом вопросе никогда не подводил, решал его единолично, не привлекая к этому дополнительные силы. И от этого тоже страдал.

Женился Никита на своей коллеге, которая смогла разглядеть под полутора центнерами живого веса что-то такое, что никто кроме неё не в силах был разглядеть… А все остальные про него говорили — жрёт,
как не в себя.

Весёлым и солнечным весенним днём, когда с крыш летели капли талой воды, журчали ручьи и ворковали под окном голуби, на столе Никиты стоял его обычный обед — большая тарелка пельменей, небольшой
тазик с винегретом, булка порезанного хлеба, огромная кружка чая и небольшая горка плюшек. Никита посмотрел на всё это страдальческим взглядом и понял, что это его последний обед…

Нет, он не собирался умирать, он просто решил жить долго и счастливо, без страданий. Решил, что больше не будет жрать, как не в себя.

Через полгода он весит около ста килограммов, но не сдаётся, худеет дальше. Не ест пельмени тазиками, колбасу палками и хлеб булками. Он больше не страдает, потому что понял, что причины страданий в том,
что за него так однажды решили и он к этому быстро привык.