Леди Боль

Пролог

Оберон зачарованно смотрел в телескоп. Величественный звездолет в виде вытянутого треугольника завораживающе мерцал голубоватыми огнями в угольной бездне космоса, непреодолимо маня к себе юного принца. Ему было двадцать два года, и он был наследником самой крупной из держав этого мира – Талинальдии.
Впрочем, этот факт не вызвал у него ни радости, ни душевного подъема, а принимался им как нечто само собой разумеющееся. Не то, что эта божественная, неизвестно кем созданная конструкция на орбите, наполнявшая каждую клеточку его тела благоговейным трепетом и восторгом.
Ее нашли там пять лет назад. Она появилась совершенно внезапно, словно из ниоткуда. Еще вчера в этом месте была черная пустота, а уже наутро весь мир гудел, обсуждая не подававший никаких признаков жизни, зависший над планетой загадочный звездолет.
Талинальдийцам повезло — они добрались до него первыми. Не обнаружив на корабле ни одной живой души, они тут же объявили его своей собственностью. Мировое сообщество крайне возмутилось такой наглостью и потребовало у отца Оберона пустить на борт корабля ученых из других стран, но тот ответил категорическим отказом.
Руководители обделенных стран дружно ополчились против захватчиков и обрушили на них потоки экономических и политических санкций. Отныне Талинальдии противостояла огромная сила — Объединение Независимых Государств, а коротко — ОНГ.
Предпринятые ОНГ меры довольно ощутимо били по экономике Талинальдии, но та и не подумала уступить хоть часть своих прав на звездолет. Единственное, что она сделала, так это перераспределила свой бюджет. Теперь большая часть средств стала уходить на развитие ее военной мощи. Новейшая система ПВО и курсировавшие повсюду атомные крейсеры надежно держали недоброжелателей на расстоянии, и чужеземным ученым оставалось только голодно облизываться, глядя в ночное небо.
Принц потер уставшие от напряжения глаза, своим необычным изумрудным оттенком сводившие с ума всех придворных красавиц и снова прилип к телескопу. Глядя на величественный корабль, мощным магнитом тянувший его к себе, он забывал обо всем, и его ничуть не волновали обрушившиеся на его страну беды. С того самого момента, как ученые объявили, что разобрались в управлении звездолетом, он грезил лишь о том, как будет покорять необъятные космические просторы. Его неуемное честолюбие никогда не давало ему покоя. Ему было катастрофически мало быть правителем огромнейшей страны – он хотел править планетами!
В сравнении с этой мечтой все его прежние увлечения казались ему полной ерундой, а не разделяющие его устремлений люди – ничего не понимающими в этой жизни тупицами, и даже врагами.
В трех метрах от него стояло широкое бархатное кресло, в котором вольготно развалился темноволосый изящный юноша с модной стрижкой. Последние полчаса он лениво наблюдал за своим почти венценосным другом. Его продолговатое лицо с четко очерченными скулами было покрыто легким загаром и почти всегда выражало скуку. Он был умен и наблюдателен не по годам, и редко когда разделял часто меняющиеся, а иногда и откровенно безумные увлечения спешившего все испробовать на себе Оберона. Впрочем, ему доставало ума делать вид, что в их дружбе его все устраивает и исподволь возвращать своего живущего непрерывными поисками драйва друга в русло обычной жизни.
Но сейчас его проницательные серые глаза под густыми гладкими бровями искрились снисходительным весельем. Время от времени издававший восторженные возгласы Оберон настолько забавлял его, что Амадей Дарси – так звали этого юношу, — даже снимал его на камеру своего мобильного телефона. Он будет пересматривать это видео в те моменты, когда его руки снова будут чесаться от желания убить своего до жути заносчивого приятеля.
По внешнему виду и манере держаться он куда больше напоминал принца, чем взбалмошный Оберон, постоянно искавший приключений на свою, а заодно и на его голову, так как друзья расставались только для того, чтобы поспать. Скрытному Дарси это доставляло некоторые неудобства, но природная тактичность не позволяла ему сказать об этом своему закадычному приятелю, а тот и помыслить не мог, что его общество может быть кому-то в тягость. По большому счету принцу было глубоко плевать на других, и хорошо относился он только к узкому кругу своих приближенных, которым позволялось очень многое. Например, безнаказанно ставить его на место, когда он начинал важничать и зарываться, а такое случалось нередко.
— Как же он прекрасен! – в миллионный на памяти Дарси раз сладко вздохнул принц, тряхнув густыми пепельно-русыми волосами. – «Мечта»! Какое походящее название для него! Воплощенная мечта! Ставший явью сон, сотканный из серебристого металла и холодной синевы огней!
— Ты скоро дырку в нем глазами протрешь! – усмехнулся тот. – И тогда полет отложат еще на пару месяцев, пока будут заделывать пробоину.
Принц отпрянул от телескопа и шутливо погрозил другу пальцем.
— Не шути так, Амадей! Я и так уже не то, что дни — минуты до него считаю!
— Позвольте, я помогу вам, Ваше нетерпеливое высочество, ибо «Мечта» стартует быстрей, чем вы произведете подсчеты, – играя платиновым брелоком в виде миниатюрной копии звездолета, предложил Дарси.
— Да, я ненавижу считать, и что с того? — беспечно пожал плечами Оберон. – Не царское это дело! Пусть этим занимаются зануды вроде тебя и нашего математика, а мое дело – учиться страной править! Так сколько ты там насчитал?
— Погоди секунду… До старта осталось примерно пятьдесят дней, а это… — Дарси наморщил лоб, подсчитывая, — а это 72000 минут! Ровно на 71760 минут больше, чем нам осталось до выпускного! Поэтому, может ты отлипнешь, наконец, от телескопа и вспомнишь, что за эти четыре часа тебе еще нужно переодеться, посетить парикмахера и заехать за Элинор, чтобы отвезти ее на бал?
Оберон беззаботно отмахнулся.
— Мои сборы займут от силы час, а Элинор пусть забирает папочка. Ведь это он от нее млеет, а не я!
— А тебя-то она чем не устраивает? Красива, изыскана, тоже из королевской семьи, и, главное, — Дарси с ухмылкой поднял вверх палец, — готова до потери пульса заниматься с тобой сексом, лишь бы поскорей родить тебе наследника!
— Вот именно! Глупая племенная корова, и не более того! — неприязненно бросил не спешивший связывать себя узами брака наследник.
— Раньше ты отзывался о ней по- другому! – заметил Амадей, поправляя манжеты своей белоснежной рубашки.
Оберон неохотно кивнул и плюхнулся в кресло напротив приятеля.
— Да, пока она не стала капать на мозги моему папочке, убеждая его не отпускать меня в экспедицию! А это все равно, что войну мне объявить! Позавчера эта дура устроила во время ужина настоящий концерт со слезами и соплями, расписывая моему папаше сколько опасностей ожидает меня во время полета. Во время ее десятиминутного монолога я словно посмотрел ряд фантастических блокбастеров, в которых «Мечта» с момента старта попадала из одной передряги в другую. То мы взрывались на взлете от неправильно запущенных двигателей, то, попав под метеоритную бомбежку, медленно задыхались в разорванной ими на клочки рубке управления. И это только парочка из озвученных Элинор вариантов нашей безвременной кончины! Еще была мучительная смерть от жесткого переоблучения и таинственный вирус, активизировавшийся во время полета. Он вызывал буйное сумасшествие и превращал людей в кровожадных монстров. В результате мы все перебили друг друга за пару недель. Да, и топлива нам хватило только на половину полета, но это было не так страшно, учитывая, что в результате гиперпрыжка мы оказались в ядре Эллиума и сразу же там сгорели!
Дарси расхохотался.
— Не знал, что твоя невеста увлекается научной фантастикой!
— Скорее, ненаучным кинематографом! – поправил его Оберон. — Она за последние три месяца пересмотрела все снятые о космосе фильмы и теперь непрерывно поучает меня, как я должен действовать при встрече с инопланетянами. Оказывается, с кислотными монстрами и киберами нужно вести себя совсем иначе, чем при встрече с некроформами!
— Эй, а почему ты не делишься такими ценными знаниями со мной, своим самым лучшим другом? – смеясь, возмутился Дарси.
— Подожди немного! – ухмыльнулся принц. — К моменту взлета я успею систематизировать всю почерпнутую от своей невесты информацию и вывешу ее инструкции для ознакомления в каждом отсеке звездолета. Так что ты сто раз успеешь подготовиться к встрече с желеобразным инопланетянином, если, конечно, мы не взорвемся на старте, или не умрем от жесточайших перегрузок в первые часы полета.
— Желеобразным?
— Да. По мнению одного известного уфолога инопланетян без скелета примерно тридцать процентов. Поэтому вероятность встречи с ними не так уж мала!
-Тогда да, инструкция не помешает!
— А! — спохватился принц. — Я забыл еще одну версию: в экипаж затесался засланный к нам ОНГ диверсант и постепенно истреблял нас. Начал он, разумеется, с меня!
— Ну с кого ж еще! – хмыкнул Амадей. – Иерархию нужно соблюдать даже в убийствах!
Принц тяжело вздохнул.
— Тебе смешно, а папочка реально этого боится! – пробурчал он. –
Наслушался страшилок этой дуры и опять заявил, что никуда меня не отпустит!
— Снова поругались? – сочувственно спросил Дарси. Его собственные родители твердо придерживались мнения, что он уже взрослая, сформировавшаяся личность, а посему волен поступать, как ему заблагорассудится и не препятствовали его решению лететь на Эллиум. А вот его другу по этому поводу приходилось вступать с отцом в ежедневные ожесточенные баталии.
Оберон издал еще более тяжелый вздох и сжал ладонями нывшие от ежедневной нервотрепки виски.
— Поругались – это не то слово! – ответил он. – Мы так орали друг на друга, что все цветы в горшках завяли, и бахрома на шторах перепуталась! Бедная прислуга до сих пор по дворцу как по полю боя ходит – короткими перебежками от укрытия к укрытию. Ты же знаешь, как мой папочка любит сорвать зло на том, кто случайно окажется под рукой!
— Мда… Помню… — признал Амадей, хорошо знавший взрывоопасный нрав короля. К счастью, тот был довольно отходчив, и те, кому посчастливилось пережить бурю его гнева в укромном месте, на следующий день снова чувствовали себя в его обществе вполне комфортно. – И на чем же закончилась ваша очередная схватка?
— Он пригрозил, что под страхом смертной казни запретит экипажу пускать меня на корабль, — поведал принц. — А я ответил ему, что все равно найду способ пробраться на него — не подкупом, так шантажом, и спрячусь в каком-то техническом отсеке до выхода корабля в глубокий космос. А после точки невозвращения выйду из своего укрытия, если, конечно, не умру от облучения, холода или перегрузок. И еще добавил, что в этом случае он никогда меня больше не увидит, потому что я лучше останусь на Эллиуме или просто сдохну, чем вернусь к человеку, ни в грош не ставящему мои устремления и лишающему меня мечты!
— И?..
— Он стал орать, что лишит меня наследства — как будто у него есть дети, кроме меня, — а когда это не подействовало, то стал давить на жалость, рассказывая как он стар, болен и одинок, и кроме меня у него никого нет. Прямо скажем, это были слабые аргументы – я охотней буду часами скорбеть на его могилке, чем выслушивать его бесконечное брюзжание. Завершающим аккордом его давно известной наперед речи был призыв думать о державе, а не о своих увлечениях.
— Короче, мы летим официально или зайцами? – теряя терпение, перебил его Дарси.
— Конечно, официально! — довольно ухмыльнулся Оберон. – И этот юный зеленоглазый бог убеждения перед тобой – глава первой межзвездной экспедиции! На колени можешь не падать! – покровительственно разрешил он. – От тебя мне будет достаточно просто полного восхищения взгляда, ну и пылинку с правого ботинка мне смахни, — вглядываясь в прилипшую к носку туфли соринку, сказал принц.
— Как пожелаете, Ваше высочество!
Дарси по- кошачьи оттолкнулся от кресла, взял висевший на вешалке белоснежный пиджак Оберона и тщательно протер им его ботинок.
— Так намного лучше! – удовлетворенно разглядывая появившиеся на рукаве пиджака следы ваксы сказал он.
— Ненавижу тебя! – с печальным вздохом оповестил его принц. – Вообще ненавижу людей у которых чувство собственного достоинства целиком вытесняет чувство юмора. Мог бы просто мне сказать, что я самовлюбленная скотина.
— Я тебе сто раз об этом говорил, но ты такой забывчивый! — посетовал Амадей. — А вот я до сих не могу тебе простить, что ты выставил меня перед своей будущей женой геем!
— Да ладно тебе, я же просто пошутил!
— Ты пошутил, а от меня после этого девушка сбежала! Которая мне, между прочим, очень нравилась!
— Она тебе не подходила! Я бы все равно не позволил ей быть с тобой! — категорично заявил принц.
— Это почему же?
— Потому что она простушка! Ладно, идем собираться!
Они вышли из обсерватории и пошли к машине, которую оставили метрах в пятидесяти от здания. Не по- летнему промозглый ветер обдал Оберона холодом и он весь покрылся гусиной кожей.
— Вот простужусь без пиджака и папе пожалуюсь, кто меня до пневмонии довел! – беззлобно проворчал он.
— Да, и он сошлет меня на Эллуим на растерзание кислотным монстрам, а ты в это время будешь лежать в своей кроватке во дворце с градусником под мышкой и глотать микстуру от кашля! – ехидно ответил Амадей. — Хотя я и так на 99% уверен, что никуда он тебя не отпустит!
— Это как это? – встревоженно вскинулся Оберон. – Он же обещал!
— Нет, ну ты меня порой просто умиляешь! – рассмеялся его друг. – Как можно верить Астароту? Ты же сам из этой династии! Когда тебя смущали такие мелочи, как данное кому-то обещание? Ну сам посуди – ты единственный наследник, а шансов вернуться из этой экспедиции домой настолько мало, что ни один здравомыслящий родитель не отпустит туда свое дитя, даже рискуя стать ему врагом!
— Тебя же отпускают!
— Мои родители видели меня несколько раз в жизни, — ответил Дарси. — Меня воспитывал кто угодно, только не они! Я для них почти чужой человек и им, по большому счету, не так важно вернусь я или нет! Они живут своей особой философией и для них земное существование — лишь пустая трата времени перед вечностью.
Твой же папаша помешан на продолжении династии, а ты – его единственный отпрыск, причем горячо любимый! Уверен, командование экспедицией он тебе поручил только для того, чтобы притупить твою бдительность, а накануне старта тебя усыпят и разбудят после твоей любимой точки невозвращения. Ты, конечно, побесишься и разобьешь пару бесценных ваз трехсотлетней давности. Потом выскажешь отцу все, что о нем думаешь, может даже разорвешь помолвку с Элинор и объявишь голодовку, но постепенно угомонишься, и все вернется на круги своя.
Оберон зябко передернулся и на этот раз не от холода. Слова Дарси не на шутку обеспокоили его. Этот парень крайне редко ошибался в своих предположениях и служил наследнику чем-то вроде лакмусовой бумажки в опасных или непонятных ситуациях.
Они подошли к двухместной спортивной машине вызывающе оранжевого цвета – последней игрушке принца, но он не спешил в нее садиться.
— И что ты мне посоветуешь? – хмуро спросил он, скрестив руки на груди и привалившись к корпусу автомобиля. Советы Дарси он ценил даже выше его способности таинственным образом без потерь выбираться из любой передряги.
— Обмануть отца, — забираясь на пассажирское место ответил Амадей.
— Как?
Дарси высунул голову и недоумевающе спросил:
— Мне что, на весь мир об этом кричать?
Оберон нехотя влез в машину и убито посмотрел на друга.
— Как? – повторил он.
— Тебе нужно взять у отца надлежащим образом заверенные бумаги о том, что фактическим главой экспедиции становишься ты. Если я прав, то он их тебе совершенно спокойно даст, прекрасно зная, что ты никуда не полетишь. Дальше ты выжидаешь неделю- другую, а потом, припрятав бумаги в надежное место, вдруг теряешь к полету всякий интерес. Естественно не просто так, а по важной для тебя причине.
— Это смешно! Отец мне не поверит: он же знает что эта экспедиция для меня все! – откидываясь на сиденье, разочарованно сказал принц.
— Смотря чем ты это аргументируешь! – возразил Дарси. – К примеру, ты можешь влюбиться, или испугаться страшного предсказания. Но, на мой взгляд, тебе лучше всего на время попасть под влияние какой-нибудь секты, которая так запудрит тебе мозги, что ты и собственное имя забудешь!
— Секта?.. – задумчиво произнес Оберон. – А это мысль! — Он еще раз обдумал предложение Амадея и расплылся в довольной улыбке. – А ты голова! Да, пожалуй, это вариант прокатит идеально! Сегодня же подберу себе секту пожестче!
— Зачем искать то, что и так рядом? – пожал плечами Дарси. – Приглашаю тебя завтра на обед к моим родителям! Ты же знаешь, что в последние полтора года они стали закоренелыми фанатиками! Послушаешь тот бред, что они несут, в меру проникнешься их идеями, а потом включишь свой природный артистизм и начнешь при всяком удобном случае талдычить папочке, что ты узрел истину и на свете нет ничего прекраснее ее! А космические полеты есть ересь, отвлекающая душу от спасения.
Принц живо представил, как он, облаченный в рубище, собирает вокруг себя толпу дворцовых слуг и рассказывает им, где кроется истина. Роли праведника он в своей жизни еще ни разу не играл, но она обещала быть весьма забавной. Жаль, рубище уже никто не носит: в нем образ получился бы более колоритным, нежели в дешевых брюках и рубашке, в которые он переоденется на время своего представления.
— Думаешь, я смогу быть достаточно убедительным? – на всякий случай спросил он, хотя и так знал, что справится с этим заданием преотлично.
— Ха! Еще как! – пристегиваясь, сказал Амадей. – Еще и премию получишь за лучшую мужскую роль года! А если король что-то заподозрит — сразу начинай его умолять отречься от престола, сделать Талинальдию парламентской республикой и пожертвовать все ваше состояние бедным! Тогда он точно тебе поверит! Только не переборщи, чтобы не оказаться в психушке!
Оберон ухмыльнулся и завел мотор.
— Буду аккуратней сапера! – пообещал он.
— И улыбайся почаще! – дополнил Дарси.
— Это еще зачем?
— В последнее время ты часто хмуришься, а когда ты хмуришься, твое лицо становится до жути отталкивающим!
Оберон сбавил только что набранную скорость и стал рассматривать себя в зеркале заднего вида.
— Это почему это отталкивающим? – уязвлено поинтересовался он, не находя в себе никаких недостатков.
— У тебя очень жесткий рот, — объяснил Амадей. — К тому же уголки губ опущены. Я знаю, что это у тебя от природы, но со стороны твое лицо выглядит презрительным и высокомерным. А должно быть идиотски- счастливым, как у любого одебиленного сектанта!
Принц тут растянул губы в глупой блаженной улыбке.
— Так сойдет?
Дарси рассмеялся.
— Не помешает немного порепетировать, потому что так ты больше похож на врожденного кретина. Но, в целом, неплохо!

***
Следующие две недели доселе живший беззаботно принц превратился в глаза и уши и стал денно и нощно наблюдать за своим отцом, оснастив его покои, кабинет и даже одежду множеством подслушивающих устройств. Амадей оказался прав – король и впрямь не собирался отпускать его в межзвездную экспедицию, несмотря на все свои заверения в обратном. Как оказалось, у него уже даже полностью был расписан план психической реабилитации наследника после того, как тот поймет, что побывать в космосе при жизни отца ему не суждено.
Разоблачив своего родителя, Оберон не стал ему закатывать истерик, несмотря на клокотавшее внутри холодное бешенство, и ни словом, ни взглядом не дал ему понять, что догадывается о его планах. Он просто тихо возненавидел его и навсегда выбросил из своего сердца, а потом стал играть предложенную ему другом роль восторженного новообращенного. Начал он с визита к родителям Дарси. Проявив вежливый интерес к их религиозным убеждениям, принц моментально завоевал их сердца и вскоре стал довольно хорошо разбираться в их вероучении. Каждый вечер он с воодушевлением рассказывал отцу как чудесно провел день и сколько новых крупиц истины открыли ему его новые наставники. Король не знал, что ему делать: либо спешно вытаскивать сына из секты, пока та не затянула его окончательно, либо оставить на время все как есть – ведь его мальчик с каждым днем все меньше говорил о полете к звездам, а значит, мог передумать лететь к ним. Это было бы для стареющего монарха замечательным выходом из сложившейся ситуации, благодаря которому он мог избежать самого тяжелого конфликта в своей жизни.
Оберон играл свою роль с расчетливостью опытного игрока в покер. Постепенно задуривая отцу голову небылицами о своем новом мироощущении, он тщательно скрывал свои истинные мысли и намерения. Эта игра давалась ему очень легко. Безусловно, она была не идеальна, но все ее мелкие недочеты с лихвой компенсировались его вежливой отстраненностью, с которой он теперь относился к отцу. Король чувствовал в сыне сильную перемену, но, не догадываясь, что сам стал ее причиной, списывал ее на влияние секты. Иногда он подумывал о том, чтобы запретить Оберону общаться с родителями Дарси и их друзьями, которые теперь почти ежедневно таскали наследника на свои собрания, но каждый раз решал, что еще не время и он успеет сделать это после того, как «Мечта» отправится к Эллиуму.
Через месяц принц совершенно потерял интерес к грядущей экспедиции и часами просиживал в одиночестве. Отцу он говорил, что уединение нужно ему для размышлений, а сам просто боялся, что прорывавшееся изнутри нетерпение поскорей отправиться к звездам хлынет из него мощным потоком радости и воодушевления в самый неподходящий момент и выдаст его. Чтобы этого не случилось, он закрывался у себя в покоях и упоенно проходил на компьютере космические квесты, думая о том, насколько на самом деле они будут далеки от реальности.
За две недели до полета Оберон отправился в путешествие по местам силы, о великой мощи которых разглагольствовал в последнюю неделю, в первый раз в жизни без Амадея. В тот день его отец совершенно успокоился насчет полета и всерьез обеспокоился душевным здоровьем зазомбированного, как он думал, сектой сына. Поэтому для него стало большим ударом, когда накануне взлета принц взял командование кораблем на себя на основании выданного ему королем два месяца назад документа.
Узнав, что наследник перехитрил его, старший Астарот отправил на борт «Мечты» отряд гвардейцев, чтобы вернуть своего жаждущего космических приключений ребенка в лоно семьи, но прочно обосновавшийся в рубке управления Оберон попросту не разрешил капитану впустить их на борт. Пообещав отцу постараться вернуться не позже, чем через два года, он отдал приказ стартовать.

***

До выхода из гиперпространства остались считанные секунды. Пристегнутый ремнями безопасности экипаж, затаив дыхание, ждал гибели или чуда. На корабле не было ни одного человека, которого бы сейчас не обуревали сильнейшие эмоции. Никто не знал что произойдет в следующую секунду и от этого было жутко и сладко одновременно. Монотонный механический голос закончил обратный отсчет, и корабль сильно тряхнуло. Сидевший рядом с капитаном в рубке Оберон инстинктивно вцепился в поручни противоперегрузочного кресла. Беспросветная тьма за обзорным экраном полыхнула ярким светом, и он со страхом зажмурился. Сперва он принял эту сопровождаемую толчком вспышку за взрыв, но через несколько секунд открыл глаза и понял что чудо свершилось: прямо перед кораблем в дымке золотисто- сиреневого тумана была завораживающей красоты планета. Принц ахнул и подался вперед, ближе к экрану, но ремни удержали его на месте. И, кстати, весьма вовремя. Корабль стал сбрасывать скорость, и если бы Астарот был не пристегнут, то уже летел бы головой вперед прямиком в создававший иллюзию огромного окна экран. Спустя двадцать минут томительного ожидания торможение закончилось, и звездолет завис над планетой. Ремни отстегнулись сами собой, и тот же автоматический голос сообщил, что экипаж может покинуть свои кресла.
Принц на дрожащих от волнения ногах подошел к экрану и едва дыша коснулся его кончиками пальцев.
— Это и есть Эллиум? – благоговейно прошептал он.
К нему подошел не менее, чем он сам взволнованный капитан. Это был ширококостный мужчина среднего роста с высоким лбом и бутылочного цвета, с рыжинкой глазами по имени Денеб Лоулер.
— Вероятно да, Ваше высочество! – севшим от избытка эмоций голосом ответил он. – До сих пор не могу поверить, что мы живы и в безопасности! Этот корабль — само совершенство! Наверное, и правда эллианцы нам его подарили, чтобы мы могли подружиться с ними!
— Странный они выбрали способ для знакомства, — подал голос уже более получаса не вступавший в разговоры Дарси. – Зачем нужно было тащить к нам звездолет и ждать когда мы его освоим, если освоим вообще? Не проще ли было вступить с нами в контакт на нашей планете?
— А вдруг они боялись, что мы нападем на них, и решили не рисковать? А знакомство на их территории им ничем не грозит! – немедленно возразил ему Оберон.
— Я бы ни за что не показал расе, с которой я так и не решился вступить в контакт, где находится моя родная планета! Мало ли что у чужаков может быть на уме? – снова выразил свое несогласие Амадей.
Капитан был того же мнения.
— Да, я бы на их месте тоже так не рисковал! – признал он.
Копошившийся возле моргающих лампочками приборов помощник капитана Пэриш фыркнул. Это был невысокий, смешливый крепыш с темным жестким ежиком на голове, обожавший пошутить.
— Вы все ошибаетесь! – быстро вбивая на клавиатуре команды для системы автономного управления сказал он. – На самом деле рискуют не эллианцы, а мы! Истина в том, что они – кровожадные хищники, коварно заманивающие технически неразвитых гуманоидов в ловушки для решения своего продовольственного кризиса! Понаразбрасывают возле отсталых обитаемых планет свои настроенные на полет к Эллиуму звездолеты- рефрижераторы, а когда любопытные людишки явятся к ним в гости, то сразу попадут к ним на обед. Правда, в качестве стейка!
— Глупости! – рассердился принц.– Вечно ты валяешь дурака! Наверняка они выбрали нас не просто так, а сначала наблюдали за нами! И когда поняли, что мы вполне адекватны и не несем им никакой угрозы, то подарили нам корабль!
— Угу. Убедились, что мы вкусные, и прислали за нами эту консервную банку, — продолжил гнуть свою линию Пэриш.
Денеб решил поскорей прекратить ненужный спор, переключив внимание разгорячившихся парней на более насущные вопросы.
— Интересно, эллианцы нас встретят? – рассматривая проглядывавший через сиреневое марево ромбовидный материк, вслух подумал он.
— Думаю да! – сказал Астарот.
— Нет! – тут же откликнулся Дарси. — На орбите нет ни одного космического корабля. Даже спутника! У меня вообще складывается впечатление, что эта планета еще не доросла до осваивания космоса, а значит, не могла прислать нам этот звездолет!
Оберон возмущенно фыркнул:
— Ага, не доросла! Откуда же тогда у нас под носом взялся корабль, в который вбиты координаты именно этой планеты?
— Да почем я знаю? И почему ты так уверен, что координаты вбили именно для нас? Может быть, этот звездолет просто не долетел до конечного пункта своего путешествия? Мало ли что заставило экипаж покинуть свой корабль? – запальчиво ответил ему Амадей.
Мечтавший поскорее заняться приготовлениями к высадке, Лоулер снова решил взять на себя роль миротворца. Глянув на сердитое лицо принца, он предложил:
— Парни, а не проще ли дождаться встречи с эллианцами, чтобы спросить об этом у них? Предлагаю не ждать первых шагов с их стороны и поскорее спуститься на планету самостоятельно! Не знаю как вы, но меня всего просто ломает от желания поскорее запрыгнуть в челнок и помчаться на нем вниз! Вниз, через цветные облака на эту благословенную землю!
Оберон посмотрел на экран и нежно погладил его рукой.
— Да, вниз… К Эллиуму… — влюблено прошептал он.
— А если их атмосфера не пригодна для нас? А если нас собьют при спуске, как сделали бы это мы, появись кто без приглашения на нашу территорию? – снова возразил Дарси, у которого был неиссякаемый список «а если».
— Вот спустимся вниз, и все узнаем! — поставил точку в их споре принц.

Спустя два месяца «Мечта» стремительно удирала с Эллиума, поливая землю шквальным огнем из всех орудий. Дарси, глотая слезы, с болью смотрел на удалявшийся материк, где умерла лучшая часть его самого. Принц стоял рядом с ним, тяжело пыхтя от только что пережитого стресса.
— Что ты наделал, Оберон? Господи, что же ты наделал? — с отчаянием пробормотал Дарси.
Астарот нажал закрывающую створки обзорного окна кнопку: видеть Эллиум он больше не хотел никогда и ни при каких условиях.
— Не ной! Я сделал все, как надо! — сказал он.
— Ты поступил подло! — выкрикнул Амадей. — После этого я больше не смогу называть тебя своим другом!
— Плевать! Зато главное эллианское сокровище теперь у меня! А ты если кому-то раскроешь рот о том, что здесь произошло, горько пожалеешь!
Он круто развернулся на каблуках и ушел к себе в каюту. До Земли было больше пяти месяцев полета.
***
Спустя четырнадцать лет…
Утро последней августовской пятницы выдалось на редкость солнечным и жарким. У центральной аллеи Эстевийского государственного университета Талинальдии остановился роскошный черный лимузин с правительственным номером. К нему тут же подбежали невесть откуда взявшиеся охранники и открыли дверцы, помогая приехавшим на нем пассажирам выбраться наружу.
Первым из машины вышел среднего роста импозантный мужчина средних лет с посеребренными ранней сединой висками. За ним на асфальт ступил очень похожий на него подросток в элегантном черном костюме. Пригладив непослушную русую челку, он подал руку перепуганно смотревшей на него из салона девочке примерно его возраста и ободряюще ей улыбнулся.
— Готова? — преувеличенно бодро спросил он, с затаенной печалью отмечая тревогу в ее кристально-серых глазах.
Она нерешительно кивнула головой, от чего ее темно- каштановые, почти черные, короткие волосы мягко скользнули на лицо, и выбралась наружу. Мужчина тут же взял обоих детей за руки, словно опасаясь, что они разбегутся без такой предосторожности, и повел их по кленовой аллее в сторону университетского комплекса.
— Жара-то какая! — пробормотал мальчик, тайком от отца расстегивая верхнюю пуговицу своей белоснежной рубашки. — Даже боюсь представить как чувствует себя Юлиана! Папа, обязательно было наряжать ее в эту проклятую форму?
Девочка смущенно посмотрела на свой длинный, до щиколоток, сизо- синий приталенный мундир, в котором чувствовала себя ужасно неловко, словно он был ею украден, и покраснела. Король Талинальдии Оберон, который вел ее за руку к ее новому месту учебы, почему-то решил сделать ее в будущем одним из инкаторов — самых могущественных людей в государстве после него самого. Это намерение монарха, которое она, в силу неприятных особенностей предстоящей ей работы, воспринимала как пожизненный приговор, повергало в шок не только ее саму, но и всех вокруг. За всю многовековую историю правления династии Астаротов инкаторами назначали только наделенных неординарными качествами и острым умом мужчин, а ей было всего четырнадцать и ничем особенным она себя не проявила. И она, и принц долго пытались отговорить короля от этой безумной затеи, но у них ничего не вышло.
— Энтони, конечно обязательно! — легонько сжимая хрупкую девичью ладошку ответил сыну Оберон. — Эта форма — не просто одежда, это — символ всесилия, неотвратимости неумолимой расплаты за дурные помыслы, и она поможет окружающим научиться принимать Юлиану не просто как мою воспитанницу, а как будущего инкатора. Да и ей самой тоже посодействует осознать себя в новом качестве.
Они остановились в центре вымощенного крупными серыми и красными плитами двора, и девочка подняла голову, рассматривая место, в котором ей предстояло провести ближайшие пять, а то и больше лет.
Строгая архитектура выпустившего не одно поколение студентов университета подавляла ее своим величием и еще острее заставляла чувствовать свою неуместность здесь. Острые шпили выстроенных в готическом стиле башен главного здания устремлялись ввысь в едином порыве, разрывая пронзительную синеву неба, совсем такого же, как в тот февральский день, когда король забрал ее школы, в которую семь лет назад определил ее отец — герцог Делайн.
— Это твоя академия! – торжественно провозгласил Оберон, указывая рукой на стоявшее чуть в стороне полукруглое белое здание, разительно отличавшееся от темно- серых стен университетских корпусов. – Мой дед лично руководил ее постройкой шестьдесят лет назад. А до этого инкаторы учились в центральном корпусе. Хотя, насколько я знаю, часть занятий и сейчас проходит там. Правда, она великолепна?
С этим утверждением было трудно не согласиться. Утонченное изящество линий академии производило впечатление легкости, или даже невесомости, этого наполовину спрятанного в густой зелени высоких ив здания. Энтони поморгал от отраженного ее серебристым куполом солнечного света и пробурчал:
— У прадедушки было все в порядке с юмором, раз он придумал обучать демонов во плоти в домике для фей!
Король недовольно поморщился.
— Сынок, не уподобляйся мыслящему клише простонародью! Когда ты станешь государем, эти, как ты выразился, демоны, станут твоими глазами, ушами, руками, и даже мозгом. Мало того — непробиваемой броней, которая защитит тебя и твою страну от врагов и многих жизненных невзгод! И тогда ты поймешь, что эти люди поистине бесценны, и будешь благодарить небо, что они денно и нощно оберегают тебя, пока ты убиваешь на свои удовольствия отпущенное тебе судьбой время! — Он перевел назидательный взгляд со своего наследника на притихшую девочку и отечески ей улыбнулся. — Не пугайся своей доли, девочка. Тебя ждет великое будущее! Светлое, яркое и насыщенное! Пойдем, я покажу тебе твое новое жилище!
Он потянул ее за руку к развилке, провел детей через небольшой парк и остановился у одинокого одноэтажного домика из белого кирпича под темно- зеленой черепичной крышей. Около дома росли две раскидистых глицинии, сплошь усыпанные фиолетово- голубыми цветущими кистями.
— А вот и домик для нашей принцессы! – с гордостью объявил Оберон. – Нравится?
— Очень! – с трудом выдавила из себя Юлиана, страстно мечтая вернуться обратно в свою прежнюю, скромную по всем параметрам школу. – На сколько человек он рассчитан?
— Милая, он только твой! – рассмеялся король. – Разве может герцогиня, тем более будущая инкаторша, жить в общежитии? Нет, Юлиана, у тебя все будет по высшему разряду! Внутри мы его осмотрим позже, а сейчас я хочу тебя познакомить с твоим учителем. Он ждет нас в академии.
Астарот пошел обратно, а его воспитанница в полном смятении уставилась на принца.
— Я должна буду жить здесь одна?! – в полном ужасе прошептала она.
— А что в этом плохого? – не понял Энтони. — Наоборот – делай, что в голову придет, никто и не узнает!
— Пока мне хочется это сравнить с одиночной камерой! Я не хочу жить одна! Мне тут не нравится! Я бы даже охотнее вернулась к отцу, который меня не выносит, чем осталась здесь!
— Привыкнешь! – философски ответил принц. – Сестренка, ты просто своего счастья не понимаешь! Я бы с удовольствием поменялся с тобой местами, но меня отец наверное до старости будет водить за собой на поводке, и я так и не узнаю, что значит сладкое слово свобода!
Король повернулся, увидел что дети сильно отстали от него, и замахал им рукой, подгоняя их. Они пересекли двор и по усаженной ивами дорожке прошли к зданию академии. Стараясь не отставать от Оберона, Юлиана стала торопливо подниматься по широким белым ступеням, сосредоточенно глядя себе под ноги, чтобы не наступить на длинные полы вызывавшего сильный душевный дискомфорт мундира. Занося ногу над последней ступенькой, она вздрогнула от упавшей перед ней черной тени и с трудом удержалась от того, чтобы не повернуть обратно. Закончив подъем, она подняла голову и чуть не попятилась, увидев встречавшего их перед входом высокого худого мужчину. Его темные, с проседью, достигающие плеч волосы были с зачесаны назад, и он был в таком же, как у нее долгополом инкаторском одеянии. Единственным отличием в их форме были вышитые под его воротником- стойкой серебряные веточки. Он стоял прямо перед дверью академии, словно неумолимый страж из легенд, готовый поразить молнией любого, кто осмелится приблизиться к священному для него месту. В каждой черточке его длинного резкого лица читалось превосходство и глубинная ненависть к человечеству. Его кустистые брови были угрюмо сдвинуты, а тонкие, почти сливающиеся с кожей губы жесткого рта плотно сжаты. Его водянисто- голубые глаза под тяжелыми нависающими веками острыми крючьями впились в ее испуганные серые, полыхнув ледяной неприязнью сощурились, и медленно опустились вниз, оглядывая ее целиком.
Этот осмотр длился считанные секунды, но у девочки осталось почти осязаемое ощущение, что он за это время успел разобрать ее на молекулы и теперь точно знает, как она выглядит не только снаружи, но и внутри, а также о чем она думает и что чувствует. Веявший от инкатора холод пробрал Юлиану до самых костей, и ее хрупкое тело покрылось мириадами мелких неприятных мурашек.
Он оторвал от нее свой тяжелый взгляд и через силу поклонился королю, а потом принцу.
— Рад приветствовать вас, Ваше величество! И вас, Ваше высочество. Это и есть моя ученица? — теперь в его голосе появилось нескрываемое пренебрежение.
Снова встретившись с ним глазами, Юлиана подумала, что, должно быть, именно так себя чувствует человек, попавший под колеса грузовой машины, такая тяжесть на нее навалилась. Ей пришлось приложить титанические усилия, чтобы выдержать этот взгляд, хлеставший ее враждебностью и неприятием.
— Да, Эдмунд, ты прав! – лучезарно улыбаясь, ответил король, не обращая никакого внимания на мрачный вид Карминского. — Это она, та самая девушка, из которой ты сделаешь первую в мире женщину- инкатора!
Лицо старика скривилось так, будто он только что проглотил муху.
— Можно вас на пару слов, Ваше величество? – сухо проскрипел он.
Оберон повернулся к сыну и чувствовавшей себя вросшей в пол каменной глыбой девочке и указал им на вход в академию.
— Ребятки, вы пока осмотритесь внутри, а мы скоро к вам присоединимся!
Прекрасно понимая как не по себе сейчас Юлиане, и как ей страшно приблизиться к грозному инкатору хоть на шаг, Тони потащил ее за собой в холл здания. Зная Карминского с младенчества, он давно привык к нему, как заклинатель змей привыкает к кобре, но все равно ни на миг не забывал об осторожности, сознавая, что та в любую минуту может броситься и впиться в него своими ядовитыми зубами. Инкатора прозвали в народе Жнецом за его частые кровавые жатвы, выкашивавшие порой целые города, и принц точно знал, что это меткое прозвище он получил заслуженно.
Эдмунд нехотя посторонился, пропуская их внутрь, и пошел по ступенькам вниз вслед за королем.
Оберон отдалился от здания метров на двадцать и прислонился спиной к высокому развесистому клену, заботливо укрывающему своей густой тенью зеленеющую под ним траву от августовского жара. Карминский остановился напротив него, буравя монарха злым взглядом.
— Прекрати сверлить во мне дырки, Эдмунд, я не четырнадцатилетняя девочка, и на меня твои фокусы не действуют! – сбросив с себя притворное добродушие, проговорил король. — Мог хотя бы поздороваться с ней! Так нет, ты же так боишься показаться вежливым!
— Этой пигалице здесь не место! — отрезал тот. — Лучше отведите ее в институт благородных девиц или в художественную школу. В балетный кружок, наконец, но только не сюда!
— Где ее место буду решать я, а не ты! — жестко заявил Астарот. — Твое дело — беспрекословно выполнять мои приказы! И если я сказал, что ты сделаешь из нее инкатора – ты это сделаешь, наступив на горло всем своим «не хочу»!
— Вы хоть сами понимаете, о чем говорите? – взвился Карминский. — Женщина – инкатор! Это просто смешно!
— Вот и замечательно, посмейся! – обрубил король. – А то у тебя давно проблемы с юмором!
— Я понимаю, вам сейчас хоть кол на голове теши — вы не оступитесь от своей безумной затеи, но подумайте об этой девчонке! Вы как-то говорили мне, что она вам дорога почти так же, как сын, так за что же вы обрекаете ее на сугубо мужскую профессию? Вы же знаете, что за собачья жизнь у инкаторов! У нее никогда не будет ни друзей, ни семьи, потому что все будут шарахаться от нее, как от чумы! Ее никто не полюбит! Она не узнает радости материнства! И единственный букет, который она получит в жизни, будет состоять из ее несбывшихся надежд, завернутых в фольгу разочарований! Такой жизни вы хотите для своей любимицы?!
— У нее будет сила и власть, а это куда лучше, чем слюнявые поцелуи мечтающих затащить ее в постель поклонников и грязные подгузники горластого младенца!
— Да! Сила и власть у нее, конечно, будут! Ведь вы позаботитесь об этом, даже если она окажется полной бездарностью, абсолютно несоответствующей высочайшим инкаторским стандартам! – саркастически признал Карминский. – А еще у нее будет изломанная психика и лютая ненависть к вам за то, что вы лишили ее не только нормальной жизни, но и детства! Ей всего четырнадцать! Дайте ей хотя бы школу закончить!
— По уровню интеллекта она давно превосходит двадцатилетних. К тому же с ней постоянно занимались репетиторы, и уровень ее знаний значительно выше, чем у среднестатистического выпускника университета. Так что не бойся, азбуке учить тебе ее не придется!
Карминский резко втянул носом напоенный ароматом глициний воздух, заставляя себя успокоиться.
— Хорошо! – выдавил из себя он. — Только о последствиях вашего решения я вас предупредил! Так что потом не предъявляйте мне претензий, если в один прекрасный день предохранители в ее нежных девичьих мозгах сгорят от нервного перенапряжения, и она повесится или выпрыгнет из окна!
Оберон нахмурился.
— Без твоей помощи она этого не сделает, Эдмунд, у нее крепкая психика! Но боже тебя упаси намеренно ее до этого довести, или причинить ей физический вред – тысячу раз об этом пожалеешь! – с трудом сдерживая раздражение, пригрозил он.
Карминский презрительно дернул плечом.
— Даже не собирался! А вот о крепости ее психики рано говорить. Может быть она и не тревожится из-за сломанного ногтя или недовольного взгляда подружки, но инкаторская работа – серьезное испытание даже для видавших виды циников! Это другой уровень переживаний! Я никогда не отличался сентиментальностью, и то первые два года частенько был на грани умопомешательства!
Король недовольно поморщился – спор со строптивым инкатором стал его утомлять. Всякий раз, когда его что-то бесило, кровь начинала бить ему в голову мощными толчками, будя чутко спавшее раздражение. Вот и сейчас перед глазами Оберона потемнело, и ему непреодолимо захотелось наорать на прекословящего ему Карминского. Но он сдержал свой порыв, не желая омрачать такой знаменательный для себя день никому не нужным скандалом.
— Она – особенный ребенок, Эдмунд! – сказал он. — Если бы ты знал ее мать, то понял, насколько обоснован мой выбор! Она еще тебя сто раз переплюнет!
— Меня? Бред сумасшедшего! — непримиримо выпалил Карминский.
— Увидишь! А сейчас сделай одолжение – заткнись, пока у меня голова не взорвалась от давления!
— Ничего не имею против вашей смерти – тогда мне, по крайней мере, не придется тратить семь лет своей жизни впустую! – огрызнулся Жнец.
Он знал, что уже перешел все границы королевского терпения, но необходимость учить инкаторскому ремеслу сопливую девчонку наполняла его такой яростью и протестом, что он даже не пытался выбирать слова и притворяться, что здоровье монарха его сколько-нибудь волнует.
Астарот выпрямился и до болезненного хруста сжал свои опухшие от артрита пальцы.
— Ты забываешься, Эдмунд! – в бешенстве прошипел он. — Я тебе эту власть дал, я ее и отниму, если через семь лет Юлиана не станет равной тебе в мастерстве! Или много раньше, если ты будешь и дальше упираться! Думаешь то, что ты досконально знаешь анатомию каждого скелета в моем шкафу, дает тебе право так непочтительно говорить со мной? Так ведь и я знаю о тебе не меньше, и моя смерть тебе ой, как невыгодна! Помни об этом!
Карминский чуть ли не до земли склонился в преувеличенно подобострастном поклоне.
— Простите меня, Ваше величество! Все время забываю о том, что я всего лишь ваш слуга! – ядовито повинился он. – Разумеется, я сегодня же со всей ответственностью кинусь выполнять ваш приказ, но только соизвольте получить ваше высочайшее позволение учить эту девочку так, как я сочту нужным! Только так я смогу гарантировать вам, что моя наука принесет ей хоть какой-то прок!
— Да учи как хочешь, лишь бы она была жива и здорова! – великодушно разрешил Оберон.
– И вы готовы терпеть ее слезы и жалобы на меня?
— Ну, ты особо-то не свирепствуй, девочка все же… — жалея Юлиану, попросил король.
— Не более, чем это будет необходимо! – уклончиво пообещал Карминский.
Его ответ не слишком понравился монарху, но он знал, что другого все равно не получит, сколько бы не угрожал ему.
-тогда договорились! – недовольно пробормотал он и протянул инкатору руку. Тот сжал его деформированное болезнью запястье своими по-старчески узловатыми длинными пальцами.
— Да не дави ты так, больно! – ойкнул король, высвобождая свою ладонь. – Идем к детям, а то бросили их одних! И не пугай девочку понапрасну – дай ей к себе привыкнуть! На твою злющую физиономию даже мне тошно смотреть!
— И что мне теперь, клоуна из себя строить ей в угоду? Не дождетесь! Пусть привыкает! Инкатория – не для слабонервных!
— Чертов ты мизантроп! – проворчал король, нежно баюкая посылавшую по телу волны боли ладонь. – Идем уже!

В то же самое время Энтони говорил чувствовавшей себя самой несчастной девочкой на всей планете Юлиане примерно то же самое. Она сидела на широком низком подоконнике академического холла рядом с гигантской монстерой, и едва сдерживалась, чтобы не разреветься от страха и отчаяния.
— Да не нервничай ты так! – сидя рядом с ней, попробовал успокоить ее принц. — Он только выглядит так страшно! А на самом деле просто желчный мерзкий старикашка, превративший свой сан в ауру карающей непогрешимости!
— Тони, я боюсь учиться у него! Он очень неприятный человек! – горестно сказала Юлиана. – От мысли, что ближайшие пять лет мне придется провести в его обществе мне головой об стенку биться хочется! Он меня уже ненавидит, а ведь я ему еще и слова не сказала!
— Он всех ненавидит… — словно оправдывая Карминского, возразил принц. – И всегда ненавидел, насколько я помню… А как еще может себя вести злобный социопат и законченный мизантроп?
Девочка нервно рассмеялась.
— Спасибо! Мне стало намного легче! Это ведь все меняет! И правда, чего я заморачиваюсь? Пять лет в обществе самого бесчеловечного инкатора Талинальдии, которым пугают детей, и чье имя произносят только шепотом!
— Вообще-то семь… — расстроенно поправил ее Энтони. – Еще два года стажировки после выпуска из академии…
Глаза девушки расширились от ужаса и она потрясенно вытаращилась на своего названного брата.
— Семь?! – ее восклицание было похоже на стремительно вылетевший из сдувшегося шарика воздух. – Половина тех лет, что я прожила?! Бок о бок с человеконенавистником, работа которого пытать и убивать?!
— Это скоро станет и твоей работой, — опустив голову, тихо напомнил Энтони. – Прости, я знаю, что не ты ее выбрала, и с моей стороны жестоко тебе напоминать об этом, но это так! Тебе просто нужно научиться мириться с этим…
Девочка подняла глаза вверх, чтобы не дать пролиться давно просившимся на свободу слезам, и с мукой вздохнула.
-тони, ты же лучше меня знаешь своего отца! Скажи, как мне убедить его забрать меня отсюда? Я согласна делать что угодно, хоть туалеты драить, только не учиться на инкатора!
— Скажешь тоже – туалеты драить! – хмыкнул принц. — Ты – герцогиня, а это почти что принцесса! А инкатор – второй по значимости человек в государстве. Это единственная работа, которая достойна, и даже еще больше возвысит тебя!
Юлиана беспомощно всплеснула руками.
-Тони, ты же знаешь, что мне это не нужно! Я не хочу возвышаться! Я просто хочу быть, как все! Ну почему он даже не спросил моего мнения? Я ведь абсолютно не подхожу для такой роли! Мне букашку раздавленную жалко, не то что страдающего человека! Ну как мне достучаться до его величества? Посоветуй!
— Никак! — безнадежно ответил он, угрюмо пытаясь стереть с пола лакированным носком своей туфли солнечный блик. — Я пробовал. Не получилось. Хотя я сильно старался. Даже не представляешь, насколько я старался!
Принц прекрасно понимал ее отчаяние. Он всегда чувствовал Юлиану даже лучше, чем самого себя. Сам он тоже был глубоко шокирован, когда узнал, какой жизненный путь предначертал король своей юной протеже, и уже больше трех месяцев пытался изменить его решение, то срывая от крика горло, то неделями игнорируя отца.
Но эти безотказно работавшие в прошлом способы теперь не дали никакого эффекта. Устав от бесконечных скандалов с сыном, Оберон просто отправил его в санаторий в горах, лишив телефона и интернета, и приставил к нему четверых охранников, которые денно и нощно следили за каждым шагом королевского отпрыска. Через три недели король соизволил сменить гнев на милость, и лично приехал за сыном на курорт.
— Через два дня Юлиана начинает учебу в академии, — сухо уведомил он принца. — Если хочешь, можешь проводить ее туда, потому что в следующий раз вы увидитесь лишь через полгода.
Не мысливший своей жизни без постоянного присутствия юной герцогини, Энтони выронил стакан с кислородным коктейлем, которым ежедневно пичкали его санаторные врачи.
— Полгода?! – неверяще переспросил он. – Папа, но зачем тебе вообще нужно ее туда отправлять? Пожалуйста, пожалей ее! Ты же знаешь, что Карминский ее либо доведет до психушки, либо сделает таким же монстром, как он сам!
Оберон отвернулся к окну, разглядывая зеленым частоколом закрывавшие горизонт корабельные сосны.
— Этот вопрос закрыт раз и навсегда! – спокойно ответил он. – Она станет инкатором и точка!
Никогда ничего не просивший у отца для себя, Тони опустился перед ним на колени.
— Папа, папочка, — уткнувшись ему в ноги и глотая горькие слезы, зашептал он. – Умоляю, смилуйся над Юлианой! Она такая светлая, добрая, чистая – эта работа не для нее! Она убьет ее! Папочка, я буду лучшим сыном на свете, сделаю все, что ты захочешь, только дай ей самой выбрать свой жизненный путь!
Расчувствовавшийся Оберон наклонился к принцу, поднимая его с пола. Несмотря на ставшие в последнее время почти постоянными размолвки, он фанатично любил своего единственного ребенка и не мог спокойно смотреть на его терзания.
— Сыночек, дорогой, прошу, не смотри на меня, как на врага! Все мои действия продиктованы лишь заботой о тебе! Верней, о вас с Юлианой. Я изначально допустил ошибку, не объяснив тебе, почему я принял это решение, и сейчас собираюсь ее исправить.
Он нежно провел пальцами по влажной щеке Энтони, а потом потянул его в сторону софы.
— Пойдем, присядем, родной. В ногах правды нет…
Энтони послушно примостился на краю дивана и выжидающе посмотрел на отца. Тот сел рядом, взял мальчика за руку и ласково погладил ее.
-тони, то что вы с Юлианой сейчас рассматриваете как непонятное вам обоим наказание, на самом деле гарантия вашего с ней счастливого будущего. Меня скоро не станет — нет- нет, не спорь, я это знаю совершенно точно! – пресек он готовые сорваться с уст принца возражения. – Я дряхл не по годам. Мне нет и сорока, а выгляжу я так, словно мне давно перевалило за пятьдесят. От моего былого здоровья остались только жалкие ошметки, терзающие меня нестерпимыми болями. Да и оракул напророчил мне раннюю смерть. Но я не хочу оставлять тебя в этом мире одного. Как мне ни прискорбно это признавать — ты слаб. Много слабее, чем я сам. И не потому, что у тебя не самый крепкий организм, а потому что ты хоть и рожден правителем, но по сути им не являешься. Не обижайся, сынок, может я и говорю обидные для тебя вещи, но так и есть. Иногда я жалею, что ты не родился девочкой – ей бы больше были к лицу твоя мягкость, покладистость, тяга к прекрасному и абсолютное нежелание управлять государством. Будь ты девочкой, я бы подобрал тебе прекрасного мужа, который позаботился бы о тебе, и взял на себя все тяготы правление страной, но ты мой сын, и скоро тебе придется принимать все решения самостоятельно.
— Я не смогу! – перепугался Энтони. – Я не могу принять на себя ответственность за два с половиной миллиарда человек!
Оберон успокаивающе похлопал его по руке.
— Знаю, сынок… Знаю… Ты скорей откажешься от трона, чем примешь на себя руководство Талинальдией. Но выход есть, и он прост – тебе всего лишь нужен опытный советник, с острым умом и стальными нервами, умеющий найти нужных исполнителей своей воли.
— Ты хотел сказать моей? – улыбнулся Энтони.
— Нет, сынок, я не оговорился, — потрепав его по голове, ответил Оберон. — Если посмотреть правде в глаза, то становится ясным, что нашей страной на самом деле на протяжении столетий правят совсем не короли, а инкаторы. Но, согласно давним, свято соблюдаемым ими правилам игры, они помогают всем пребывать в иллюзии будто все глобальные решения принимают именно монархи.
— А разве это не так? – удивился Энтони.
— Увы, сынок, все происходит с точностью до наоборот! Именно инкаторы, а не мы, всегда в курсе всех событий, вплоть до мельчайших. Они решают, с кем мы будем воевать, а кого следует держать в союзниках. Они предоставляют нам право делать те выводы, которые им нужны. Они знают все обо всех и сами решают, когда пустить в ход ту или иную информацию, убирают или возвышают тех, кого пожелают. Нам достаются лишь жалкие крохи этих сведений в виде их сухих докладов, в которые они ни за что не включат ни зерна противоречащей их планам истины. И потому, издавая свои королевские указы, мы руководствуемся исключительно теми аргументами, которые они вложили нам в уши.
Знай мы всю картину целиком, возможно, нами были бы приняты совсем другие законы, но мы видим лишь ту часть действительности, которую они сами решают нам показать, перед этим тщательно пропустив ее через мелкое сито своей жесточайшей цензуры. А если кто-то посторонний случайно откроет нам глаза на некоторые нестыковки, не вписывающиеся в предоставленную ими картину, то инкаторы всегда найдут способ исказить его слова, и в доказательство покажут уже тщательно отретушированный ими участок реальности. Мы удивленно похлопаем глазами, скажем, что нам что-то привиделось, а потом еще и попросим у них прощения за свое недоверие. Причем сделаем это искренне, потому что хороший инкатор всегда приведет тебе тысячу веских аргументов и докажет, что белое – это черное, и наоборот.
Принц ошеломленно смотрел на отца и не мог поверить, что тот не шутит.
— Получается, на самом деле мы – пустое место, их марионетки?
— Лишь в определенной степени, Энтони. В этом странном мире все так относительно! Пока они управляют королями, короли управляют ими. К примеру, я имею полное право в любую секунду посадить любого из инкаторов в тюрьму, или казнить его, но они знают, что я ни за что этого не сделаю. Потому что каждый из них незаменим и уникален по- своему, и по большому счету они нужны стране гораздо больше, чем я сам. Да, я никому в этом не признаюсь, но я мало на что годен, и в то время, как я просто живу, инкаторы мне служат верой и правдой. Они принимают решения, на которые у меня самого никогда не хватило бы мозгов, обеспечивают безопасность и процветание всей страны, и отлавливают нарушающих покой королевства смутьянов. Да, они частенько что-то передергивают и подтасовывают – но мне от этого только лучше! Если я не вижу проблемы, мне не нужно ее решать. Это их забота! А моя – пожинать их лавры! Я щедро плачу им за это, правда, заработанными ими же самими деньгами. И в итоге мне достается всенародная любовь за умелое руководство государством, а им – всенародная ненависть за жестокость и принятие непопулярных решений.
— Сомнительная честь! – покачал головой Энтони. – Это так неприятно когда тебя ненавидят!
-Только не инкаторам! – заверил его Оберон. – Для них — чем хуже, тем лучше!
— В смысле? – не понял принц.
— Чем хуже репутация у инкатора, тем больше его боятся и тем меньше ему сопротивляются. Карминский достиг высочайших вершин в искусстве запугивания. Недаром его прозвали Жнецом – он сеет вокруг себя смерть и страдания, не щадя ни старых, ни малых, и наслаждается каждой крупицей вызываемого им ужаса.
Энтони вдруг понял, что никогда не задумывался, почему у каждого из трех инкаторов есть прозвище, и откуда оно пошло.
— А почему Хиггинса зовут Пахарем? – спросил он.
Оберон подсунул себе под спину подушку, осторожно распрямляя на ней вечно ноющую спину.
— Однажды подавляя восстание – это было еще при моем отце, — ответил он, — Арчибальд велел закопать в вырытом под дом котловане живьем двести человек, а потом сел на комбайн, и несколько раз проехался на нем по месту казни, перепахивая лежавшие сверху тела.
— Он правда это сделал? – с содроганием спросил принц, никогда прежде не слышавший этой истории. Для него Хиггинс всегда был просто милым пожилым человеком, любившим пошутить, и периодически дарившим ему интересные безделушки и вкусности. То, что этот благообразный дяденька с хитрой улыбкой мог совершить настолько бесчеловечный акт насилия, у наследника никак не укладывалось в голове.
— Причем с удовольствием! – подтвердил Оберон.
— И как поступил дедушка, узнав об этом?
— Он подарил ему шикарную виллу на берегу океана.
— За убийства простых жителей?! — опешил мальчик.
Теперь Энтони возненавидел не только инкаторов, но и собственного деда, поощрявшего их жестокость. Но, оказалось, что его собственный отец ничуть не осуждает ни одного из них.
— За верную службу, сынок! – поправил его король. — За то, что после его изуверской акции — так охарактеризовала его поступок пресса, уцелевшие мятежники и думать забыли о сопротивлении! Тебе это дико слышать, но порядок в стране требует и не таких жертв!
Оберон видел, что сын шокирован этим разговором, но это был первый случай в жизни, когда Тони согласился обсуждать с ним политику, и он решил не упускать возможности разъяснить ему хотя бы азы веками существовавших политических правил Талинальдии.
Мальчик непроизвольно отодвинулся от отца, подсознательно не желая не иметь ничего общего с человеком, придерживающимся таких радикальных взглядов. Оберон с грустью выпустил его руку. Его отношения с сыном и так никогда не складывались, как хотелось бы, а теперь, наверное, и вовсе будет худо.
-То есть, инкаторам можно безнаказанно убивать всех подряд, без суда и следствия, и короли на это смотрят сквозь пальцы? – неприязненно поинтересовался принц.
— Энтони, инкатор никогда не станет ни пытать, ни убивать без серьезных на то причин. Инкаторы – не садисты, и не маньяки. Они мудрые политики и психологи, способные решить самые серьезные проблемы. Порой для этого им приходится прибегать к насилию, иногда даже массовому. За это их боятся и люто ненавидят. Но эмоции и люди уходят, а результаты остаются. Благодаря усилиям инкаторов наша страна на протяжении многих столетий была одной из самых сильных в этом мире, и это при том, что ни один король из династии Астаротов не обладал гениальным умом и не был великим стратегом.
Ты прав — они принимают и претворяют в жизнь свои решения мгновенно, без участия громоздкой и медлительной судебной машины, ибо они прокуроры, адвокаты и судьи в одном лице. Каждое их решение имеет под собой очень веское основание, и по первому твоему требованию они объяснят тебе, почему они приняли его. Так заведено испокон веков, и эта система нас ни разу не подводила.
Не считай инкаторов злом, сынок! Они — твои самые верные друзья и советчики! Они будут оберегать тебя от всего, даже лучше, чем это делали мы с твоей покойной матерью.
— Если они так гениальны и не нуждаются в нас, то почему тогда служат нам? – недоуменно спросил Тони. – Почему не сместят нас, и не заберут власть себе?
Астарот засмеялся.
-тому есть несколько причин. Во-первых, инкаторов всегда трое, и они жестко конкурируют друг с другом. Шансы что они полюбовно поделят между собой власть ничтожны. Скорей, каждый попытается уничтожить своих конкурентов, но так как они все постоянно настороже, то это будет сделать очень трудно и очень опасно. А во-вторых, у королей всегда есть свой строгий ошейник для каждого из них, позволяющий нам заставлять их делать то, чего им категорически не хочется.
— Значит, у тебя есть ошейник для Карминского?
— Да, причем очень прочный! Иначе он давно растер бы меня в пыль! — усмехнулся король. — Мы с ним ненавидим друг друга уже более двенадцати лет, но ненавидим любя, и это нисколько не мешает нашему плодотворному сотрудничеству. Разве что добавляет в него огня.
Энтони попробовал представить себя отдающим Карминскому приказ, в тот же миг получил от него резкую, полную сарказма отповедь, и сник.
— Папа, когда тебя не станет, вряд ли он будет служить мне…
— Эдмунд-то? – перекладывая поудобней подушечку спросил король. — Конечно нет! Сам-то я кое-как могу держать этого бешеного пса на привязи, но после моей смерти его уже никто не удержит. Надеюсь только, что он окочурится раньше меня, и тебе не придется искать способа безопасно избавиться от него!
— А если не окочурится? — встревожился мальчик.
Король задумчиво прикусил губу – этот вопрос его самого волновал уже давно и серьезно. То, чем он держал при себе старого инкатора, ничем не помогло бы его сыну, а значит, нужно было искать альтернативный вариант выхода из этой ситуации.
— Прорицательница пообещала мне примерно сорок семь лет жизни и, если она не ошиблась, то к тому времени у тебя будет собственный молодой советник, который ничем не уступит Жнецу, а может и превзойдет его!
Энтони охнул и в смятении посмотрел на отца.
— Ты сейчас имеешь в виду Юлиану?
— Да сынок. Я долго думал на кого мне оставить тебя после смерти. Выбор был очень непростым, ведь этот человек должен был быть умным, решительным, нестандартно мыслить, быть умелым организатором, и самое главное – быть беззаветно преданным тебе. Не менее важно, чтобы и тебе было комфортно и спокойно с ним, чтобы ты мог довериться ему, как самому себе. А кто еще в нашем королевстве подпадает под это описание, кроме нашей малютки герцогини? У тебя и друзей-то кроме нее нет никаких.
— Папа, ты, верно, шутишь?! – изумился Энтони. — Посмотри на этих мастодонтов Карминского, Хиггинса и Витовского, и на Юлиану! Сравнивать ее с ними — все равно, что сравнивать лилию с бульдозерами! В ней же нет ни расчетливости, ни коварства, ни жестокости!
— Я же не говорю, что она уже безупречна! – пожал плечами Оберон. — Карминскому придется попотеть, прививая ей эти качества, но он справится, я уверен!
Принц ужаснулся ответу отца, но предпочел не заводить полемики на тему что считать достоинствами, а что – недостатками.
— А почему ты решил поручить Юлиану именно ему? – вместо этого спросил он. — Почему не Витовскому или Хиггинсу?
— Витовский – редкий профи, но потенциальный труп. Он неизлечимо болен, и вряд ли доживет до ее выпуска. В этом случае Карминскому придется отпустить девочку в свободное плавание куда раньше запланированного. Хиггинс — самый слабый из их троицы. На него я тебе дам удавочку, которая будет держать его в узде. А вот с Карминским все обстоит гораздо сложнее! Чтобы противостоять ему, нужно знать его самого, его образ мышления и его приемы досконально. А такая сообразительная девочка как Юлиана, за семь лет изучит его, как свои пять пальцев. Он обучит ее всем своим хитростям и премудростям, к которым она добавит свои, и к тому времени, как я уйду в лучший мир, на страже твоих интересов станет усовершенствованная и более энергичная копия Жнеца. Только не говори мне, что ты не хочешь править вместе с ней, – король сделал нетерпеливый жест, словно отмахиваясь от возможной неискренности сына, — в жизни не поверю!
— Не скажу, — признал Тони. – Она была бы идеальным соправителем для меня. Но все равно ты не имеешь права принуждать ее к тому, чтобы она приносила себя в жертву нашей семье! Это ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)