Дитя солнца.
Магомед Возрастные ограничения 6+
Он стоит за дверью. Дрожь пробирает его до костей. Ему кажается, что все зло, все опасности мира обступили его разом. Что они лишь ждут момента, когда чаша его мужества иссякнет, а чаша страха переполнится. А когда они овладеют им, то обратят его тело во прах, а душу уволокут на самое дно Преисподни. По комнате кто-то рыщет. Звуки выдвигающихся полок, хлопающих дверей перемежаются не то с плачем, не то со стоном.
Долго стоит мужчина за дверью. От страха он не чувствовует усталости. Но нервы постепенно, словно пружина, сжимаются. Наконец настает тот момент, когда человек, дойдя до черты, презревает всякую опасность. Мужчина выскакивает из-за двери и вопит во всю глотку:
– Вот я! Забирайте меня, я вас не боюсь.
Женщина, не обращая на него никакого внимания, протирает с мебели пыль. Парнишка стоит перед зеркалом.
– Мам, может, укол? – говорит он, проводя ладонями по вискам.
– Вечером.
Мужчина озирается. Всматривается, ища следы чьего-то присутствия. Но не найдя ничего из того, что ожидал увидеть, вздыхает и садится на корточки.
– Где же вы? – лепечет он.
– Тут… и всегда тут были.
– Но почему вы исчезаете? Всегда исчезаете, всегда…
– Нам здесь комфортней.
– Где «здесь»?
– Во мраке твоего безумия.
– Я не безумный, не безумный, не безумный! – вопит мужчина, катаясь по полу.
Женщина на секунду отвлекается от своих дел и смотрит на мужчину.
– Мам, может, всё-таки укол?
Она кивает.
Солнечный диск медленно катится по небу. Щедро он одаривает Землю теплом и светом. В полдень, зависнув в зените, Солнце спрашивает: «ну что, согрелась? ».
– Да. – отвечает Земля. Луна нужна Земле так же, как Земля нужна Луне. Но их отношения носят сугубо деловой характер. Никогда они не переступали эту черту, ни разу не пытались сблизиться. Солнце бескорыстное и доброе. Солнце светит, потому что такова его сущность, но оно счастливо, что светит не «в холостую», а ради живых созданий. Ему радостно и грустно одновременно. Радостно – потому что дарит. Грустно – от того, что миллиарды его собратьев, разбросанных по бескрайнему космосу, пребывают в одиночестве. Им некого согреть. Они одни. Среди бесчисленного множества этих несчастных есть и относительные счастливцы. Они находятся не так далеко от Земли. Их могут созерцать люди. Но все-таки люди тепло ценят больше, чем красоту. Красотой далеких звезд восторгаются астрономы. Да и то не все из них. Многие твердой рукой, без трепета в сердце и огонька в глазах записывают в тетради числа и формулы. Одинокие гиганты для них всего лишь объекты наблюдений. Самые благодарные обитатели нашей планеты – это животные. Но Солнцу не нужна благодарность. И все же, иногда оно думает: «Я-эгоист». Муравьи, пробуждаясь, потягиваются в шесть лап и зевают клешнями. Много времени они проводят под землёй. Так они устроены. Муравьи одни из самых благодарных созданий. Их рыжие, черные, серые брюшки задорно блестят в лучах Солнца. Они становятся на задние лапки, а передние воздевают к Светилу: благодарят его.
Я-эгоист, думает оно, наблюдая за муравьями. Мне нравится, что меня благодарят.
– Но ведь это не так. – шепчет мужчина во сне. – Ты счастливо потому, что счастливы мы.
Укол подействовал. После него всегда так: Солнце, Земля…
Пушистый толстый котяра чинно шагает по ковру, подходит к кровати и взбирается на нее. Он укладывается в изножье. Котяра, наверное, тоже видит сны.
Пока Светило счищает черноту с неба над западным полушарием, восточное погружается во мрак.
Солнце, созерцая пробуждение природы, вдруг задумалось над словами мужчины: «Я счастливо потому, что счастливы они. Надеюсь, что это так. »
Сызвеку где-нибудь день рождается, где-нибудь – умирает, скажут те, кто отдаёт предпочтение дню, свету. Предпочитающие Луну и ночь, скажут иначе.
– Добрый день, Виталий Дмитриевич, это Анна Алексеевна вас беспокоит.
– Добрый день, Анна. С Ильей что-нибудь?
– Да. Уколы не помогают. Ему становится все хуже и хуже.
– Хм. – вздыхает с грустью доктор. — Очень жаль. Хотите вернуть его в клинику?
– У меня нет выбора.
– Понимаю. Тогда давайте завтра к 10:00. Вас устроит?
– Да.
– Ну тогда до завтра. До свидания.
– До свидания.
В лучах утреннего Солнца греется ящерица. Она, как и всякая живая тварь, возносит благодарность Солнцу. И если бы не чувство нестерпимого голода, она и не подумала бы лишать кого-то жизни, так сильно она желала, чтобы красотой восходящего Солнца насладилось каждое создание. Но она не могла противиться своей природе.
Сызвеку где-нибудь день рождается, где-нибудь – умирает.
Бледный свет заползает в комнату: сегодня Солнце сокрыто от Земли тучами. Мрак в страхе жмется по углам. Изножье кровати пусто. Котяра где-то шландается. Состояние Ильи вроде бы улучшилось. Но вчерашний пароксизм оставил на его лице отпечаток грусти. Он все помнит. Он все понимает.
— Отец, – говорит, присевший рядом сын. – Нужно ехать в клинику.
Клиника, клиника, клиника, отдалось эхом в голове.
– Знаю. – отвечает мужчина. – Попроси Виталия Дмитриевича, чтобы в солнечные дни позволял дольше гулять.
– Хорошо, отец.
– Не забудь.
– Не забуду, отец.
В мерклом свете пасмурного дня здание клиники казалось каким-то насупистым.
После ряда стандартных процедур больного препроводили в палату. В ту самую, где он впервые заговорил с «ними» и с Солнцем.
– После деконта, как правило, наступает криз. — констатировал доктор. – Недельку-другую я понаблюдаю его.
Пурпурно-золотистый луч, пробившийся сквозь серо-матовый купол, казался колонной, поддерживающей небосвод. Исполинский сноп света высветил тот район, где жил Илья. Эх, подумал он, глядя в зарешеченное окно, мне бы сейчас там оказаться. В прошлый раз Илья в палате лежал не один. С ним был парнишка, Олег. За разговорами и игрой в шашки они коротали время. Олега, по словам доктора, намедни выписали. Пошел на поправку.
За целый день тучи не уступили Солнцу ни пяди неба. Вечером Илья попросил у медбрата ручку и бумагу.
– Рисовать собрались? – спросил медбрат.
Илья в молодости два года проучился в художественной школе.
– Да.
"(Обращение) к Солнцу (и к «ним»". )
Сегодня я видел тебя издалека. Ты светило в том месте, где я живу. Ты, наверное думало, что я дома. А я тут. В больнице. В той же палате, где мы познакомились. Олега выписали. Говорят, он почти поправился. Очень за него рад.
Пишу, а походу вспоминаю некоторые моменты. Помнишь, как в день нашего знакомства ты порфирно-золотистым лучом буквально ворвалось в это самое окно? То был один из лучших дней моей жизни. Ты говорило о любви и счастье. Я спрашивал, где их найти. Потом мне стало стыдно. Почувствовал себя неблагодарным.
Олег узумленно глядел на меня, я с любовью глядел на тебя, а ты – на нас. У меня к тебе просьба. Завтра – май. Если это в твоих силах, показывайся как можно чаще. В твоих лучах «они» не появляются. Они-дети тьмы и холода.
Дописать до конца, к сожалению, не смогу. От таблеток появилась сильная сонливость. Спокойной ночи. Завтра май"
Ночь черным саваном пеленает город. Ветер поглаживает кроны деревьев. Воздух разряжен. Нарождается гроза. Молнии шныряют в толще туч.
Сызвеку где-нибудь день рождается, где-нибудь – умирает, как умирает и рождается человек.
Долго стоит мужчина за дверью. От страха он не чувствовует усталости. Но нервы постепенно, словно пружина, сжимаются. Наконец настает тот момент, когда человек, дойдя до черты, презревает всякую опасность. Мужчина выскакивает из-за двери и вопит во всю глотку:
– Вот я! Забирайте меня, я вас не боюсь.
Женщина, не обращая на него никакого внимания, протирает с мебели пыль. Парнишка стоит перед зеркалом.
– Мам, может, укол? – говорит он, проводя ладонями по вискам.
– Вечером.
Мужчина озирается. Всматривается, ища следы чьего-то присутствия. Но не найдя ничего из того, что ожидал увидеть, вздыхает и садится на корточки.
– Где же вы? – лепечет он.
– Тут… и всегда тут были.
– Но почему вы исчезаете? Всегда исчезаете, всегда…
– Нам здесь комфортней.
– Где «здесь»?
– Во мраке твоего безумия.
– Я не безумный, не безумный, не безумный! – вопит мужчина, катаясь по полу.
Женщина на секунду отвлекается от своих дел и смотрит на мужчину.
– Мам, может, всё-таки укол?
Она кивает.
Солнечный диск медленно катится по небу. Щедро он одаривает Землю теплом и светом. В полдень, зависнув в зените, Солнце спрашивает: «ну что, согрелась? ».
– Да. – отвечает Земля. Луна нужна Земле так же, как Земля нужна Луне. Но их отношения носят сугубо деловой характер. Никогда они не переступали эту черту, ни разу не пытались сблизиться. Солнце бескорыстное и доброе. Солнце светит, потому что такова его сущность, но оно счастливо, что светит не «в холостую», а ради живых созданий. Ему радостно и грустно одновременно. Радостно – потому что дарит. Грустно – от того, что миллиарды его собратьев, разбросанных по бескрайнему космосу, пребывают в одиночестве. Им некого согреть. Они одни. Среди бесчисленного множества этих несчастных есть и относительные счастливцы. Они находятся не так далеко от Земли. Их могут созерцать люди. Но все-таки люди тепло ценят больше, чем красоту. Красотой далеких звезд восторгаются астрономы. Да и то не все из них. Многие твердой рукой, без трепета в сердце и огонька в глазах записывают в тетради числа и формулы. Одинокие гиганты для них всего лишь объекты наблюдений. Самые благодарные обитатели нашей планеты – это животные. Но Солнцу не нужна благодарность. И все же, иногда оно думает: «Я-эгоист». Муравьи, пробуждаясь, потягиваются в шесть лап и зевают клешнями. Много времени они проводят под землёй. Так они устроены. Муравьи одни из самых благодарных созданий. Их рыжие, черные, серые брюшки задорно блестят в лучах Солнца. Они становятся на задние лапки, а передние воздевают к Светилу: благодарят его.
Я-эгоист, думает оно, наблюдая за муравьями. Мне нравится, что меня благодарят.
– Но ведь это не так. – шепчет мужчина во сне. – Ты счастливо потому, что счастливы мы.
Укол подействовал. После него всегда так: Солнце, Земля…
Пушистый толстый котяра чинно шагает по ковру, подходит к кровати и взбирается на нее. Он укладывается в изножье. Котяра, наверное, тоже видит сны.
Пока Светило счищает черноту с неба над западным полушарием, восточное погружается во мрак.
Солнце, созерцая пробуждение природы, вдруг задумалось над словами мужчины: «Я счастливо потому, что счастливы они. Надеюсь, что это так. »
Сызвеку где-нибудь день рождается, где-нибудь – умирает, скажут те, кто отдаёт предпочтение дню, свету. Предпочитающие Луну и ночь, скажут иначе.
– Добрый день, Виталий Дмитриевич, это Анна Алексеевна вас беспокоит.
– Добрый день, Анна. С Ильей что-нибудь?
– Да. Уколы не помогают. Ему становится все хуже и хуже.
– Хм. – вздыхает с грустью доктор. — Очень жаль. Хотите вернуть его в клинику?
– У меня нет выбора.
– Понимаю. Тогда давайте завтра к 10:00. Вас устроит?
– Да.
– Ну тогда до завтра. До свидания.
– До свидания.
В лучах утреннего Солнца греется ящерица. Она, как и всякая живая тварь, возносит благодарность Солнцу. И если бы не чувство нестерпимого голода, она и не подумала бы лишать кого-то жизни, так сильно она желала, чтобы красотой восходящего Солнца насладилось каждое создание. Но она не могла противиться своей природе.
Сызвеку где-нибудь день рождается, где-нибудь – умирает.
Бледный свет заползает в комнату: сегодня Солнце сокрыто от Земли тучами. Мрак в страхе жмется по углам. Изножье кровати пусто. Котяра где-то шландается. Состояние Ильи вроде бы улучшилось. Но вчерашний пароксизм оставил на его лице отпечаток грусти. Он все помнит. Он все понимает.
— Отец, – говорит, присевший рядом сын. – Нужно ехать в клинику.
Клиника, клиника, клиника, отдалось эхом в голове.
– Знаю. – отвечает мужчина. – Попроси Виталия Дмитриевича, чтобы в солнечные дни позволял дольше гулять.
– Хорошо, отец.
– Не забудь.
– Не забуду, отец.
В мерклом свете пасмурного дня здание клиники казалось каким-то насупистым.
После ряда стандартных процедур больного препроводили в палату. В ту самую, где он впервые заговорил с «ними» и с Солнцем.
– После деконта, как правило, наступает криз. — констатировал доктор. – Недельку-другую я понаблюдаю его.
Пурпурно-золотистый луч, пробившийся сквозь серо-матовый купол, казался колонной, поддерживающей небосвод. Исполинский сноп света высветил тот район, где жил Илья. Эх, подумал он, глядя в зарешеченное окно, мне бы сейчас там оказаться. В прошлый раз Илья в палате лежал не один. С ним был парнишка, Олег. За разговорами и игрой в шашки они коротали время. Олега, по словам доктора, намедни выписали. Пошел на поправку.
За целый день тучи не уступили Солнцу ни пяди неба. Вечером Илья попросил у медбрата ручку и бумагу.
– Рисовать собрались? – спросил медбрат.
Илья в молодости два года проучился в художественной школе.
– Да.
"(Обращение) к Солнцу (и к «ним»". )
Сегодня я видел тебя издалека. Ты светило в том месте, где я живу. Ты, наверное думало, что я дома. А я тут. В больнице. В той же палате, где мы познакомились. Олега выписали. Говорят, он почти поправился. Очень за него рад.
Пишу, а походу вспоминаю некоторые моменты. Помнишь, как в день нашего знакомства ты порфирно-золотистым лучом буквально ворвалось в это самое окно? То был один из лучших дней моей жизни. Ты говорило о любви и счастье. Я спрашивал, где их найти. Потом мне стало стыдно. Почувствовал себя неблагодарным.
Олег узумленно глядел на меня, я с любовью глядел на тебя, а ты – на нас. У меня к тебе просьба. Завтра – май. Если это в твоих силах, показывайся как можно чаще. В твоих лучах «они» не появляются. Они-дети тьмы и холода.
Дописать до конца, к сожалению, не смогу. От таблеток появилась сильная сонливость. Спокойной ночи. Завтра май"
Ночь черным саваном пеленает город. Ветер поглаживает кроны деревьев. Воздух разряжен. Нарождается гроза. Молнии шныряют в толще туч.
Сызвеку где-нибудь день рождается, где-нибудь – умирает, как умирает и рождается человек.
Рецензии и комментарии 0