Один день жизни

Голос незнакомца раздался неожиданно:
— Разрешите присесть?
Я подняла глаза и задумчиво уставилась на высокого, худощавого мужчину в тёмном пальто и шляпе. Он ссутулился, а глаза были скрыты тенью головного убора, но зато чётко вырисовывались бледные запавшие щёки. Какой знакомый голос, но я впервые вижу этого человека, наверное, похож просто на кого-то из моих друзей.
— У Вас не занято? – не дождавшись моего ответа, вновь спросил он.
— Нет, нет, — поспешно пролепетала я, отодвигаясь в сторону, хотя скамейка широкая и на ней могли бы поместиться человек пять. На самом деле мне вовсе не хочется, чтобы сейчас кто-то сидел рядом и отвлекал меня от мыслей, но отказать будет не красиво. Одна единственная скамья здесь. Мужчина сел и сразу достав из кармана какую-то брошюру, углубился в чтение. Очень хорошо! Значит, не будет мне мешать.
Итак, я второй день в этом городе. Вчера рассматривала центр и местные достопримечательности, сегодня больше гуляю по паркам и тихим улочкам, что бы понять это место. Я мечтала побывать здесь с давних пор но время шло, всё менялось и когда я, наконец, приехала то сразу поняла, что того города уже нет. Он стал несуществующим, почти вымышленным местом, с другим названием, другими людьми. Только на старых фото и фильмах, а также в памяти горожан он ещё жив, он настоящий. Мне больно и обидно, всё не так и не то, но я уже почти привыкла к этому. Разочарования нет, просто я уже смирилась с тем, что никогда не увижу этот город таким, каким он был раньше, каким я видела его в кино. Сегодня вечером возвращаюсь обратно, домой. Бродила с утра по скверам и остановилась передохнуть у маленького храма. Здесь очень уютно, людей нет, поскольку будний день. Скамейка, залитая солнечным светом и осенний прозрачный воздух, в котором летает паутинка. Бабье лето, октябрь, но здесь по ощущениям, словно уже ноябрь настал. С погодой мне ещё повезло, дождя нет, но солнце время от времени скрывается за облаками.
Мужчина вдруг достал сигарету из кармана и закурил. Ой, какой ужас! Я отвернула лицо, но увидела, что он выпускает дым в другую сторону, да и ветер уносит дым от меня. Запаха сигареты не слышно, ну и ладно. Вдруг мужчина начал глухо кашлять, сухим, характерным кашлем для заядлых курильщиков, но при этом продолжал затягиваться. Мне стало неприятно, я поморщилась и сквозь зубы бросила фразу:
— Вы бы не курили!
Он закивал, покашлял в кулак, и выбросил сигарету в урну.
— Вообще, курить бросать надо… — продолжила я.
Это уже во мне говорит несостоявшийся врач. Я тут же умолкла, поскольку какое право имею, что бы давать советы незнакомому человеку?
— Поздно уже бросать… — скрипуче зазвучал его голос. Почему он так знаком мне? Кого напоминает? Такой необычный голос, даже не могу охарактеризовать его. Низкий? Глубокий? Сочный? Глухой или звонкий? Нет, он переливчатый и многогранный! Точно!
— Никогда не поздно бросить курить! – вновь заговорила я, — Вам до старости далеко, ещё жить и жить…
Он усмехнулся, нервно смял пачку сигарет, засунул в карман брошюру и повернулся ко мне.
— Как Вам наш город? – неожиданно спросил он, как-то втягивая голову в плечи.
— Откуда Вы знаете, что я не местная? – удивилась я.
— Говор другой слышен, но немного, не беспокойтесь. Просто у меня хороший слух. Так как Вам у нас?
— Нравится, конечно, хотя я ожидала увидеть другое. Несуществующий город, понимаете?
Он замолчал, поглядел внимательно на меня. Его лицо резко изменилось, глаза стали другими, полными решимости и силы. Но пока я пыталась понять, что происходит, он начал быстро говорить:
— Послушайте, сейчас полдень, впереди целый день. Я всё здесь знаю, я покажу вам такие места! Прошу Вас об одном только одолжении – проведите со мной этот день. Очень прошу Вас! Только один день, не более!
Честно говоря, от этих слов я испугалась, мне стало как-то не по себе. За один миг из скромного, тихого интеллигента он превратился в отчаянного, эмоционального человека. Зачем ему моё общество и почему всё так резко, быстро? Что он вообще от меня хочет? Мало ли кто он…
— Простите, но мне пора идти! – поднялась я с лавочки и торопливо направилась в сторону остановки.
— Постойте! – он бросился за мной следом, — Простите, я понял, что напугал Вас! Но Вы не должны бояться меня, я не обижу Вас никоим образом. Погорячился просто и Вам показался странным, неврастеником, да?
— Нет, что Вы! Всё в порядке! Но мне действительно надо уходить! – вежливо улыбнулась я, не сбавляя хода. Вот как раз и трамвай едет, отлично! Сейчас сбегу от этого маньяка куда подальше!
— Вы должны меня понять! Я… Я очень болен. Мне недолго осталось, но не волнуйтесь, это не заразно. У меня нет никого и ничего, я исчезну, и ни один человек не заметит этого, никто, понимаете? – запыхавшись, торопливо говорил он, — Мне всю жизнь не везло, особенно с женщинами. Я даже не был женат, а сейчас уже поздно, куда мне… Но вот Вы говорили о городе и мне показалось, что я мог бы стать Вам полезным хоть на какое-то время. Я так давно ни с кем не прогуливался и не беседовал…
Я поняла, что ему тяжело идти со мной вровень быстрым шагом и ускорилась ещё больше. Трамвай стоял на остановке, уже наполненный пассажирами. Я запрыгнула в него и стала в дверях, которые тут же закрылись, но мы почему-то не поехали. Водитель, похоже, был чем-то очень занят, т.к. это была конечная остановка. А за стеклом стоял он, этот незнакомец и смотрел в упор на меня. Такого взгляда я никогда в своей жизни не видела. Это были глаза, наполненные такой болью, страданием, одиночеством, без проблеска надежды. Он глядел на меня без злобы или обиды, но с таким выражением, словно я его последний шанс, несбыточная мечта, которая уплывает в неизвестном направлении. Он сутулился больше обычного, словно на него давил какой-то невидимый груз. Потом снял шляпу и приложил её к груди, и глядел на меня, как глядят в военных фильмах матери, провожающие своих сыновей на войну. И мне вдруг стало его так жалко, какой-то ком появился в горле, я не могла не смотреть на этого человека. Не помню уже как, но я попросила водителя открыть двери, и выпорхнула на остановку. Незнакомец не стал спрашивать, почему я передумала и вернулась. Он благодарно и смущённо улыбался, прятал глаза и вдруг протянул мне руку:
— Анатолий…
— Зоя, — слегка пожала его сухую и холодную ладонь я.
— Что означает Ваше имя, знаете?
— Да, жизнь.
— Вот именно. Жизнь… Жизнь! — усмехнулся он и его глаза особенно засияли, — Прекрасное имя.
— А Ваше что означает?
— Восходящий.
— Тоже прекрасно, по-моему.
Он аккуратно взял меня под локоток и повернул в сторону дворика.
— Пойдёмте так, подальше от дороги, машин. Я здесь живу всю жизнь, Зоя и в нашем городе ещё остались такие нетронутые временем места, которые будут Вам интересны.
Он вновь превратился в спокойного интеллигента, и будто ничего и не было, словно он уже забыл о том, как чуть ли не унижался и умолял меня понять его. Мы шли медленно, Анатолий на меня вовсе не смотрел, только указывал по сторонам рукой.
— А вот в этом доме жил один известный писатель. Впрочем, сейчас он всеми забыт и его фамилия ни о чём Вам не скажет. В детстве я приходил к нему часто в гости, с родителями. Наши отцы дружили. А вот здесь, Зоя, был книжный магазин, а на витрине стояла большая и красивая книга сказок, которая раскладывалась и становилась объёмной. Где-то года в три-четыре я безумно мечтал иметь её. Но у родителей была маленькая зарплата и…
— Так и не купили? – сочувственно спросила я.
— Нет, а вот здесь, кстати, до сих пор можно поесть те самые, настоящие вареники! – указал пальцем он на какое-то кафе, по виду напоминающее столовую советских времён. Я изумленно уставилась на вывеску «вареничная».
— Хотите, зайдём? – поинтересовался он, — Тут очень вкусно готовят, рядом научный институт, кафе принадлежит им, но другие люди тоже могут зайти, перекусить.
— Хорошо, давайте посмотрим, что тут у них. Не буду скрывать, но я уже проголодалась.
Внутри оказалось очень уютно, высокие столики, правда, почему-то без стульев, очередь с подносами и касса с аппаратом, точь в точь, как лет тридцать назад. Людей было много. По несколько человек стояли с тарелками за каждым столом и о чём-то переговариваясь, уплетали вареники за обе щеки. Анатолий быстро встал в очередь, а мне махнул рукой:
— Зоя! Займите нам столик, пожалуйста!
Я кивнула, зашагала к ближайшему свободному столику и почувствовала, что у меня уже слюнки текут от этих аппетитных запахов. Через пару минут Анатолий подошёл с подносом, на котором стояли две большие тарелки с горкой вареников, политых сметаной.
— Простите, Зоя, я не спросил Вас с чем Вы хотите вареники, но не потому что забыл, а просто здесь нет выбора. Каждый раз у них другая начинка. Сегодня вот нам досталась с творогом. Вы любите вареники с творогом?
— Люблю, — довольно кивнула я.
— Любите? – почему-то переспросил он, внимательно поглядев на меня.
— Люблю, люблю! А что? – не поняла я.
— Ничего, просто Вы так сказали это… — он опустил глаза, — Приятного аппетита! Ешьте, а то они быстро остынут.
Я наколола вилкой кусок горячего теста с начинкой, от которого ещё шёл пар, и с наслаждением положила его в рот. Как вкусно! Я сто лет не ела таких вареников! Да, здесь здорово готовят! И салфетки такие огромные, бумажные, не то, что везде.
— Ну как? Нравится? – радостно спросил Анатолий.
— Очень! А запить тут есть чем? – я покрутила головой по сторонам.
— Конечно! Я забыл совсем! Простите, одну секунду! – он бросил тарелку с недоеденными варениками и метнулся к кассе. Мне почему-то начало казаться, что сейчас он принесёт компот в таких гранённых толстых стаканах.
— Вот, вишнёвый сегодня… — поставил осторожно стаканы на наш столик Анатолий. Я почти не удивилась – компот, стаканы, всё, как и положено.
— Очень хорошее место, Вы, вероятно, сюда часто заходите? – поинтересовалась я.
— Бывает. Раньше чаще заходил.
Я смотрела на него, Анатолий стал лучше выглядеть, даже слабый румянец начал пробиваться на скулах. И глаза выглядели более живо и весело. Я поймала себя на мысли, что не культурно вот так разглядывать человека, отвернулась в сторону. Как странно, я ела в кафе с незнакомцем, друг о друге мы ничего не знали, но это не мешало нам вот так нормально общаться, словно мы не первый раз пришли сюда на обед. Если бы кто-то сказал мне, ещё вчера, что я способна совершить такой поступок, я бы ни за что не поверила. Я вспомнила своё поведение, как убегала от него к трамваю, мне стало тут же стыдно и неловко. Я часто плохо думаю о людях, поспешно даю им оценку, и от этого потом страдаю. Хорошо, что я ошиблась в Анатолии, ведь подумала про него невесть что, а он оказался обычным человеком, вежливым и приятным в общении. Мы вышли из вареничной, озираясь по сторонам.
— Здесь рядом парк с фонтаном, интересно? – спросил он.
— Да, идёмте.
Стало чуть прохладнее, Анатолий запахнул ворот пальто, чуть покашливая. Я внезапно вспомнила, о чём он мне говорил там, на остановке. Смертельно болен… Наверное, рак. Неудобно спрашивать, да и не хочется об этом думать. В парке много скамеек, мы, не сговариваясь, присели на одну, возле огромного дуба.
— Серёга+Настя = любовь! – прочёл он надпись на дереве, вырезанную ножиком, — 1983 г.
— Вот это да! – я с любопытством пригляделась к надписи, — Интересно, они всё ещё вместе? И как вообще сложилась их жизнь…
— Да, о любви легко написать или сказать, а пронести через всю жизнь гораздо труднее. Для этого нужно терпение, мудрость, умение прощать. Многие думают, что любят, а на деле выясняется, что нет… Нам всем нужно научиться любить. Знаете, Зоя, человеку вообще порой и жизни будет мало, что бы научиться простым, но самым важным вещам. Каяться, молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать, благодарить и любить всех…
Я не отрывала от него взгляда. То, что он сказал, было мне так знакомо, но где, от кого я могла ещё слышать эти слова? Не помню.
— Это из молитвы оптинских старцев, — как-то особенно улыбнулся он, рассеяв мои мысли.
— Точно! Теперь я вспомнила! Спасибо! Как хорошо сказано, как верно и действительно просто. Вы правы, жизни мало, чтобы всему этому научиться, но надо стараться.
Вдруг подул сильный ветер, и мой лёгкий беретик улетел с головы, мы подскочили со скамьи и, смеясь, побежали за ним. Это было так странно, ведь мне совсем не было смешно, но какая-то радость вдруг вырвалась из груди. Берет упал на большую надпись на асфальте, написанную краской.
— Ника, я тебя люблю! – прочла я и вновь рассмеялась, — Ну прямо аллея влюблённых здесь!
Анатолий промолчал, лёгкая улыбка уже не покидала его, но в глаза он мне по-прежнему почти не смотрел.
— Что тут ещё интересного такого есть? – потёрла в предвкушении руки я.
— Библиотека в конце парка. Я в основном там беру книги.
— Она старинная, наверное, эта библиотека?
— До неё там был музей, ещё в 19 веке… — Анатолий встал ближе ко мне, согнув кисть в локте, я машинально взяла его под руку и мы пошли вперёд. И вдруг… Я поняла, что нахожусь в этом самом несуществующем городе, только теперь он существовал. Я смотрела вокруг, вдыхала свежий, холодный воздух, слушала, как шелестят листья под ногами и чётко ощущала, что живу, живу той настоящей жизнью в любимом городе, в любимые года и рядом проходят люди той эпохи. Вот пробежал мимо малыш в смешной шапочке с баламбоном и улыбнулся нам, а вот старичок выгуливает таксу со щенками, а вот женщина с коляской, качает одной рукой ребёнка, а второй кормит голубей… Анатолий читает мне вслух какой-то стих, но я не слышу его. Просто смотрю и, наверное, у меня сейчас очень глупое выражение лица и я похожа на сумасшедшую.
— Ну почему же? – раздался рядом чей-то голос. Ой, кто читает мои мысли?!
— Ну почему же ты не хочешь позвонить ей? – переговариваясь, прошли рядом двое подростков. Я хмыкнула и остановилась.
— Что? – спросил Анатолий, с тревогой глядя на меня.
— Ничего, просто… Хорошо просто, да?
— Да, хорошо, — согласился он, — А вот послушайте ещё один его стих…

*Все разошлись. На прощанье осталась
Оторопь жёлтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моём.

Выпало лето холодной иголкой
Из онемелой руки тишины
И запропало в потёмках за полкой,
За штукатуркой мышиной стены.

Если считаться начнём, я не вправе
Даже на этот пожар за окном.
Верно, ещё рассыпается гравий
Под осторожным её каблуком.

Там, в заоконном тревожном покое,
Вне моего бытия и жилья,
В жёлтом, и синем, и красном — на что ей
Память моя? Что ей память моя?

Как чудесно он прочёл! Я опять не могла оторвать взгляда от него. Передо мной был словно другой человек. Лицо его светилось, глаза стали более голубыми и ярче, он будто был здесь но и в тоже время далеко отсюда, а его голос… Нет, ни у кого из моих знакомых нет такого голоса, мне он знаком не по этой причине, я просто словно узнала его, потому что…
— Толька, ты что ли?! – грубо ворвался в наше пространство чей-то бас. Мы как раз подошли к переходу, а на дороге стояла машина.
— Боря? – пригляделся к нему Анатолий.
— Узнал! Сколько лет, сколько зим! – в голосе явно слышались пьяные нотки, — А мы вот с Вадимом едем в гости к одним тут… Слушай, а давай с нами, Толя! Как раньше! В старые, добрые времена! Мы ж так давно вместе никуда не ходили! Ты вообще пропал куда-то, старина! А ну, поехали!
— Ребята, я не могу, честное слово, я рад вас видеть, но… — попытался отказаться Анатолий, его жесты вновь стали неуклюжие, плечи сутуло выдвинулись вперёд. Борис его не слушал, вместе со вторым мужчиной из автомобиля они быстро подошли к Анатолию и взяли его под руки.
— Пойдём-пойдём! Вечно тебя уговаривать надо, такой стал на подъем тяжёлый! — заплетающимися языками говорили они. На меня никто не обращал внимания, словно и не было тут никого кроме их друга. Я стояла, смотрела на всё это и понимала, что ничего не могу поделать.
— Я же не один, ребята! – слабо сопротивлялся Анатолий. Его слова проигнорировали и буквально запихнули в машину. Я успела увидеть его растерянный взгляд через стекло и машина тут же завелась и с визгом поехала вперёд. Глядя ей вслед я понимала, что это всё, конец. Я больше никогда не увижу Анатолия. Как глупо и странно всё это, я ведь даже не попрощалась. И я действительно его никогда не увижу. В глазах защипало, я повернулась, что бы уходить. Вот только куда идти, зачем? Не знаю, что заставило меня вскоре повернуться. Машина остановилась у поворота. Дверца распахнулась, и Анатолий выскочил из неё. Я не верила своим глазам! Он с тревогой посмотрел вокруг, увидел меня, быстро пошёл в мою сторону, я тоже начала возвращаться. И вдруг он ускорил шаг и буквально помчался ко мне, я тоже побежала ему на встречу. Глаза застилали слёзы, я не знала, почему так реагирую на это. Анатолий порывисто и неловко обнял меня.
— Это лишнее…Это вовсе ни к чему, — бормотал он, — Лишнее, да… Зачем Вы так?
И при этом он нежно и трепетно прижимал меня к своей груди. Я с ужасом понимала, что могла потерять его сейчас навсегда, да что там, я могла вообще никогда его не встретить, не выйти к нему из трамвая сегодня утром. Что же тогда было бы? Как могла измениться жизнь? Мне не хотелось об этом думать, а особенно ещё и о том, что время неумолимо бежит, и вскоре мне надо будет ехать на вокзал.
Дальше мы пошли вперёд молча, вновь под руку. Мне хотелось спросить его о многом, но я не могла отчего-то. Вскоре мы начали опять легко и беззаботно обсуждать книги, музыку, кино и наше мнение во всём совпадало. Я давно, да пожалуй, никогда не встречала такого человека. Сумерки опускались постепенно, и парк обволакивал туман. Ягоды рябины словно светились ярким пламенем на деревьях. Начал моросить мелкий дождь, и мы решили постоять в арке, переждать его. Было сыро и промозгло, Анатолий опять закашлялся, и мы зашли в подъезд соседнего дома, благо дверь была открыта. Мы стали у окна на первом этаже возле почтовых ящиков. Стёкла были запотевшие, капли дождя стекали медленно, как слёзы по щекам. Анатолий смотрел в окно, у него был мрачный вид. Мне было тяжело на душе.
— Послушайте, ведь есть хорошие врачи, профессора, больницы. Может быть, Вы обратитесь к ним…- начала я. И тут он резко повернулся ко мне и приложил палец к моим губам.
— Ни слова об этом! Прошу Вас, Зоя…
Я поняла, что он не хочет обсуждать эту тему, наверное, ему было слишком больно всё это. Анатолий начал водить пальцем по стеклу, рисуя букву «З». Я, затаив дыхание, следила за тем, как на окне появляется моё имя. Потом он дописал ещё что-то, но свет падал так, что мне не было видно.
— У Вас когда поезд? – вдруг спросил он.
— Через полтора часа, мне пора, наверное, ехать на вокзал… — обречённо сказала я, и комок подкатил к горлу. Всё, что угодно, но только не это. Выхода нет, нет у меня выхода, всё равно наша прогулка рано или поздно должна закончиться, всё равно я должна вернуться в родной город, домой.
— Пойдёмте, поищем Вам такси, дождь, кажется, перестал.
Анатолий спустился вниз по ступенькам, а я всё же разглядела остальные слова. На окне было написано «Зоя – это жизнь». Меня никогда не считали жизнерадостной, я никогда не ощущала желания наслаждаться жизнью и не чувствовала этой жизни в себе. Но сейчас поняла, что ощущаю в себе такую огромную волю к жизни, такое желание жить! Если бы только было возможно поделиться этим всем с одним человеком…
Я вышла из подъезда и удивилась ещё больше, передо мной уже стояло машина, и Анатолий помахал мне рукой. Поймал частника, приветливого, разговорчивого мужчину. Мы сели в авто и поехали вперёд, перед глазами калейдоскопом начали пролетать огни вечерних улиц. Что ж, я не скажу тебе «прощай», любимый город, быть может, удастся приехать ещё. О том, что мне предстоит проститься с Анатолием на вокзале, мне не хотелось думать сейчас настолько, что я просто зажмуривалась от ужаса. Последние минуты рядом с ним. Что успеть сказать? О чём спросить? И пока я размышляла так, впереди показалось знакомое здание вокзала. Мы промолчали всю дорогу. Может это и к лучшему, не зря же сказано, что молчание – золото. Поиск нужной платформы и моего поезда занял ещё минут пятнадцать, а потом…
— Зоя, спасибо Вам большое за всё. Я, сегодняшний день, Вы знаете, никогда… — он пытался отдышаться, внимательно смотрел на меня, взял осторожно за руку и начал её трясти, — Спасибо, Зоя, если бы не Вы…
Мне тоже было трудно говорить, да я и не знала толком, что сказать. Хотелось многое выразить словами, высказаться, что бы он понял, что бы знал и помнил всё это, но я растерянно молчала. Открывала рот, как рыба на суше и ничего не говорила.
— Ну и правильно, зачем все эти слова… — кивнул, смущённо улыбаясь, он, видя мою реакцию.
Вдруг объявили, что провожающие должны покинуть вагоны. Мы смотрели друг на друга и не могли отвести глаз.
— Пора Вам, пора…- бормотал он, неловко вжимая голову в плечи, как тогда утром, когда мы впервые встретились. Ему неудобно было меня задерживать, но и отпустить было трудно. А я просто начала плакать, не в силах больше сдерживаться.
— Ну не надо, не надо… — умоляюще просил он, опуская глаза. Было видно, что ему неудобно от того, что он являлся причиной моих слёз. Я не могла уйти так, не могла не подарить ему в первый и в последний раз самое главное. Быстро встав на цыпочки, я порывисто поцеловала его в губы, а, потом, не оборачиваясь, вскочила в вагон, прошла в своё купе. Стёкла были запотевшие, я села отрешённо у окна и увидела размытую фигуру в чёрном. Человек в пальто и шляпе, кажется, утирал глаза. Потом увидел, что я смотрю на него, и помахал рукой, потом шляпой, а вагон тронулся с места. Человек шёл медленно за ним, потом ускорил шаг и наконец, остановился, прижимая шляпу к груди. А я…Я начала водить пальцем по стеклу, рисуя заветную букву «А». Из неё стекали вниз струи воды, почти такие же, как были на моих щеках…

* стих Арсения Тарковского «Перед листопадом» 1967 г.