Васька и Петелин.

До этого момента все шло не хуже и не лучше, чем обычно.
Пекло терпимо, колонна сбивалась с обычной бестолочью, даже то, что конвой был на такой хвост маловат, в последнее время стало привычным. Но вот то, что урод — дембель психанул и полез объезжать заглохший грузовик по обочине и, конечно, завалился в канаву вместе с шедшим на жесткой сцепке КАМАЗом — было слишком. При том сидевшему справа прапору зажало кисть руки стальным листом самопальной защиты, и он орал благим матом, пока санитар не засадил дозу промедола, кое-как подобравшись через смятую кабину.

КАМАЗ поставили на колеса и оттащили почти сразу, а вот тяжелый бензовоз с солярой, которым правил урод, поднять не удавалось, а значит не удавалось и вынуть оттуда и перевязать затихшего после укола прапора и остановить хлеставшую из обрубка кровь. Точнее, перевернуть его танком было дело ерундовое, но, при этом, можно было окончательно добить человека. Поэтому старались осторожно раздвинуть кабину и добраться до раненного, но на КРАЗе кабина сделана на совесть, и минут десять возились
напрасно, пока зампотех не сообразил подогнать КЭТЛ¹ со стрелой, затесавшейся в колонне. Тут дело пошло ловчей, прапора вынули, наложили жгут и отправили в госпиталь – благо еще не отошли от «Баков»² на окраине Кабула. Почти сразу же побороли, бензовоз рихтанули слегка и посадили его на сцепку. Только после этого Васька поблагодарил душевно урода за службу и побрел к замыкающей группе.

Васька – это командир третьего батальона сто сорок первой десантно-штурмовой бригады, майор Андрей Александрович Василенков, из мании величия полагавший, что бойцы зовут его между собой комбатом и Васей, но в минуты просветления догадывавшийся, что не раз слышанное случайно — «Васька идет!» — имеет некоторое отношение к нему. Мы с Вами будем звать его, как в жизни – иногда майором, иногда даже товарищем майором, иногда по фамилии, иногда комбатом, а чаще Васькой – как все.
В этой операции он командовал конвоем, состоящим из машин и бойцов его батальона с приданными в усиление двумя танками, и колонны грузовиков с боеприпасами, имуществом, свежей техникой и бензовозов с горючим. Шел Васька теперь к хвосту колонны, так как несмотря на обычный бардак и сверхнормативные усилия урода, колонна почти оформилась — пора было, осмотрев ее по ходу, занять свое место. Саперы с трассы еще добро не дали, и выдвигаться пока было нельзя, хотя по времени — в самый раз.
Андрей шел пешком, как обычно, потому что так надежнее примечал непорядок, изредка давая короткие команды, и вяло матерился про себя по поводу урода. Начало было скверное и неведомо грозило не менее скверно продолжиться.
Кроме того комбат страшно не любил неоправданные потери (а, собственно, какие они – оправданные-то?) и сейчас досаду чуть облегчало лишь то, что прапор был не из его батальона.
Майор прошел мимо сто семьдесят третьей БМДешки, стоявшей головной в арьергардной группе, посмотрел слегка неодобрительно на торчавшего на броне раздолбая Петелина, отслужившего полтора года механика-водителя и по стечению обстоятельств нашего второго героя.

Петелин обладал внешностью сельского дурачка: блекло-сизыми глазами, простецкой, круглой рожей с выпяченными толстыми губами и приличным количеством самых фантастических залетов по пьянке. При этом техника у него почему-то всегда была на ходу, на операциях экипаж сто семьдесят третьей действовал исключительно толково, быстро и без лишнего риска выходя на наиболее эффективную линию огня, и у комбата в такие минуты мелькала грешная мысль о том, что ребят надо бы поощрить, может даже и отпуском, а нет — так хоть медалями… Но по приходу в расположение Петелин отмачивал очередной прикол, и мысль о высоком и добром уходила в даль светлую, а вместо нее бодро выстраивались наряды на копку земли или рубку колючки и саксаула тупой лопатой взамен честно заслуженной губы³.
Наряды экипаж исполнял всегда совместно, и у комбата были серьезные подозрения, что и чудеса они творили совместно, но залетал всегда лишь Петелин, и его наводчик в соучастии уличен не был ни разу. Во время расспросов, учиняемых ему бравым идиотом-замполитом, Петелин ошарашено пялился на зама и, если боец идеологического фронта донимал уж чересчур, отвечал что-нибудь совершенно бредовое, чем вызывал неизменную скрытую симпатию Андрея и прилично снижал объем назначаемых каторжных работ. На все попытки зама определить Петелина на имевшуюся в тридцати километрах от базы гарнизонную гауптвахту Васька одобрительно мычал и… не допускал.

Однако не пора ли нам вернуться на пыльный большак безумной фантазией высоких штабов именуемый Пактийским шоссе.
Майора вдруг неудержимо потянуло залезть внутрь сто семьдесят третьей и, хотя делать там было абсолютно нечего, полез… Пошарил по обычным нычкам выпивку или еще что запрещенное, конечно, ничего не нашел и собирался уже вылезать, как вдруг в люк свесился связист и доложил, что комбата вызывает «Корд». «Корд» – позывной командующего всей операцией проводки колонны, нового начальника штаба бригады, сразу получившего в офицерской среде кличку **«Жопа»** за непомерную огромность ухоженных ягодиц. Раньше **«Жопа»** служил в штабе дивизии в ГСВГ, прибыл в бригаду недавно, и фамилия его так и не отложилась у Андрея в памяти.
Васька споро выбрался из сто семьдесят третьей, дошел до головы и полез в командирскую машину.
«Корд» с места в карьер отчитал за долгое свое ожидание и потребовал доложить готовность к началу марша. Васька ответил, что готов, но сигнала от саперов пока нет. То, что движение в такой ситуации начинать нельзя, для Афгана было общеизвестным. **«Жопа»**, в ответ, дурным голосом самоуверенного кретина потребовал немедленно начать марш в соответствии с разработанным графиком. Тут бы Ваське бодро ответить — «Есть!» — и, спокойно дождавшись доклада инженерной разведки, двинуть в путь, объяснив задержку, если потребуется, возней с бензовозом, но…
Комбат «за речкой» служил давно, привык, что к нему командование прислушивается и, чувствуя себя совершенно правым, жестко заявил, что до поступления рапорта от саперов марш начинать не станет.
— Что??! Приказы не выполнять?! — аж взвизгнул **«Жопа»**, — Я отстраняю Вас от командования! Вызовите следующего по старшинству офицера.

Василенков предупредил, что будет вынужден доложить об этом старшему командованию и вызвал капитана – зампотеха. Тот изумленно выслушал приказ вступить в командование колонной и через пять минут рапортовать о начале марша, темп движения соблюдая в соответствии с разработанным графиком.
Капитан с трудом пробился в Афганистан подзаработать перед пенсией (дома — две дочки «на выданье»), очень хотел остаться еще на срок, был отличным технарем, но, естественно, не очень разбирался в боевых операциях. Офицер озадаченно посмотрел на Ваську и пробормотал:
— Может, как обычно, Андрей Александрович, я с техзамыканием пойду, а ты — в голове.

Зампотех в проводках командовал арьергардной группой, подбирал неисправные и поврежденные машины, на ходу решая, что быстро починить, что утащить на сцепке, а что, случалось, уничтожить на месте.
— Я без доклада разведки колонну не поведу и тебе не советую, — отрезал майор.
— Ну, приказ — есть приказ, — засуетился зампотех, — Тогда веди тыльную.
Василенков рывком выбрался наружу, зло сплюнул на землю, грязно выругался и энергично пошёл в хвост колонны. Через пару минут он услышал, как рявкнули двигатели сорвавшейся с места головной заставы. Почти сразу следом потянулась основная масса машин.
Майор почти на ходу влез на броню, а затем, вдоволь хлебнув густой дорожной пыли, забрался внутрь, к рации. Конечно, командир бригады решил бы проблему быстро и однозначно, но он улетел на совещание в штаб армии. Оставался только его зам по политической. Замполит был мужик тертый и весьма информированный, и отлично уже знал, что «Жопа» блатной и, очень по взрослому, блатной. Так что найти замполита удалось далеко не сразу, и он, естественно, вмешиваться в ситуацию отказался, хотя пообещал, что сообщит комбригу, как только сможет.
Некоторое время колонна шла без происшествий. Затем на обочине с поломкой «встал» ЗИЛ с тентом. Разборку с ним, как обычно, оставили на техзамыкание.
Майор подошел к открытому капоту. Водила ЗИЛа, боец первого года службы, недоуменно смотрел на открытый двигатель не зная за что взяться.
— Сколько потребуется на ремонт?, — резко спросил комбат.
— Ну, за час справлюсь, — неуверенно промямлил водила.
— Даю полчаса, ясно?, — и, не слушая ответ, Васька призывно махнул рукой в сторону технички.
Оттуда резво подгребли два «орла» и тут же без слов включились, ясно понимая, что задержка чревата проблемами. Помощь начали с увесистой вразумляющей оплеухи, что, в общем-то, было за дело: технику к маршу готовить надо тщательно, даже если ты молодой, а машина старая.
Комбат одобрял такое не очень, но иногда через шишки доходит быстрее. Он на боевых сам караульных ночью проверял с палкой в руках, все это знали, и второй раз никого учить не приходилось. Правда, и требовал, чтоб на «собачью» смену молодых по возможности не ставили, и бойцы перед вахтой обязательно хоть немного спали.

Васька, между тем, собрался обозреть недалекий край «зеленки», полез в карман за недавно добытым небольшим, но очень мощным японским биноклем, которым он немало гордился, и… бинокля в кармане не было. Васька пошарил по другим карманам разгрузки, по карманам куртки. Не было. «Видно, где-то **просрал**» — аж ругнулся про себя с досады. Вспомнил, что посещал недавно. Комбат залез внутрь сто семьдесят третьей, обшарил всё, спросил у Петелина, но тот недоуменно уставился на комбата своими мутно-сизыми «блюдцами», потом сообразил, отрицательно помотал головой, тоже пошарил понизу, спросил у оператора и виновато развел руками.
Майор связался с командирской, озадачил экипаж там. Хотя внутренне уже понимал, что бинокль пропал окончательно. Безвозвратно. От этого на душе стало еще более гнусно.

Васька вылез наружу.
Вскоре движок на ЗИЛе заработал. И водила, получив от технарей по счастливо улыбающийся башке ещё одну плюху полегче на дорожку, бодро подогнал машину на указанное место.
Двинулись, отставая от колонны минут на 20-25. Почти сразу услышали отдаленные взрывы и стрельбу.
Когда подошли к месту засады, бой уже закончился. Голова колонны, оставив на обочине изуродованный вдрызг фугасом КАМАЗ, двинулась вперед. В стоявшим ещё хвосте бойцы забивали свежие пробоины в цистернах бензовозов гильзами. Метров тридцать влево от дороги стояла новенькая командно-штабная машина со свежей пробоиной в двигательном отсеке.
Её бросать было категорически нельзя — аппаратура. Да и за уничтожение по головке бы не погладили. Опять же забодаешься акты писать и отчитываться. К КШМ немедленно пошли танк и техничка — брать на сцепку.
Андрею там делать было нечего, и он побрел вдоль обочины за хвост, оглядывая по привычке местность. Углядел недалеко скомканный вроде бушлат, а может и тело, или подранка. Напрягся и пошёл проверить. Вдруг споткнулся об какую-то ерунду в пыли.
Началась привычная с детства игра в догонялки с собственной головой, призом за победу в которой были не ободранные в кровь коленки. И тут же комбат различил до боли знакомый звук выстрела бура. Намерения майора резко изменились: голова теперь стремилась к лежащему невдалеке уютному булыжнику, а ноги ей в этом активно помогали. Однако Андрей приметил, что камушек облюбовал и духовский пулемётчик, активно обозначающий его положение пулевыми фонтанчиками. Комбат мгновенно перестроился, плюхнулся на землю, где бежал, и с тоскою увидел, что дорожка фонтанчиков резво двинулась к нему. В ту же секунду слева майора закрыла такая родная, нежно любимая и желанная туша выкатившейся и вставшей БМД. Андрей приглашение принял сразу, рывком взлетел на броню и, уцепившись за какую-то железяку внезапно выросшей дополнительной конечностью, начал нашаривать стволом автомата позицию духов. Башнер машины тоже дело знал крепко и, развернув, уже дал из пулемета и следом из пушки в сомнительный бугорок.
БМДэшка же, вдруг как-то изумительно раскорячившись по жабьи, резко отпрыгнула метров на шесть назад. И, в тот же момент, туда, где она только что стояла, а до того беззащитно лежал комбат, ударил выстрел гранатомета. Машина резко крутнулась и рванула к бугорку. На нем Андрей действительно различил грамотно подготовленную позицию со следами попадания и свежей крови, а чуть дальше дыру кяриза в земле.

Из водительского люка высунулась башка в шлемофоне, понимающе обозрела все, а затем изрекла:
— Чо сидим, военный? Закинь-ка в норку эфочку¹².
— Есть, таищ ефрейтор! — браво и дурашливо ответил Андрей.
— Гвардии ефрейтор,- почти про себя ворчливо поправил поворачиваясь механик.
— Ой, звините, таищ майор, попутал, думал курок на броне,- зачистил боец.
Но по шалым глазам его было видно, что ничего он не попутал и отлично знал, кто у него на броне. Просто был в кураже от удачно прошедшей схватки, от своей грамотной лихости, от того что духам перепало, а нам — нет.

У Андрея у самого адреналин зашкаливал от того, что он так счастливо споткнулся, что его прикрыли вовремя, а костлявая опять прошелестела мимо.
Однако команда механика была грамотная, иначе на отходе запросто можно было огрести. Андрей, спрыгнув с брони, нащупал в разгрузке ребристое тело Ф1 и забросил гранату в лаз.
Бухнуло.

Комбат забрался обратно и машина по своим же почти следам отлязгала обратно на дорогу. Сверху Андрей приметил, что бушлат, с которого всё началось, был действительно старой, может специально, как приманка, брошенной тряпкой, а вовсе не забытым бойцом.
Чуть погодя, на дорогу выволокли КШМ, снова разобрались и попылили к недалекому уже, мощному блоку в старой крепости в Ахмедке, где остановилась колонна, оправляясь и поджидая встречную.
По приходу майор сразу направился к зампотеху и в упор вопросительно уставился на него.
— Четыре «двухсотых», девять «трехсотых», — виновато потупившись, доложил тот.
Потери были велики, а для проводки Андрея чудовищно велики.
— «Цинки»¹¹ сам поедешь отвозить, — процедил комбат.
— Наших «двухсотых» нету,- чуть приподнял взгляд офицер.
— А у чужих что: папки-мамки другие? — аж вскинулся Андрей. — Доложишь им, как геройски детишек в гробы паковал.
Капитан вовсе поник.
— Разведка ушла?
— Сразу.
— Андрей Александрович, может, дальше ты поведешь?
— Нет уж. Веди. Приказ — есть приказ, — мстительно отчеканил майор и крутнулся к арьергарду.
«Плечо» пути оставалось не великое, и дальше добрались до места, а следом, и в расположение без происшествий.
Ближе к отбою Петелина вызвали к комбату. Ничего кроме очередной взбучки от этого механик не ждал. Хотя «пирожки» обычно раздавали на построении, прилюдно, но раз на раз не приходится.
Жил Андрей в палатке, как и бойцы его. В предбаннике обычно ошивался дневальный, но теперь он, видно, куда-то отлучился. Петелин замер на минуту, собираясь с духом, и невзначай прислушался к разговору, доносившимся из жилой части палатки. Разговор шел о прошедшей проводке и, надо сказать, « на басах». Боец конечно уже был в курсе того, как и за что отстранили комбата от командования колонной, и что вышло дальше.
— Ты за последствия не ссы, у меня лапа в ЦК – прикроют,- увещевал незнакомый голос.
— Там люди погибли, — мрачно отвечал Василенков.
— Ничо, бабы новых нарожают, как говорится, — по-свойски хохотнул незнакомый, — Давай, майор б…, замнем для ясности. Я вот и «мировую» припас.
Послышалось бульканье. Петелин, услышав вожделенные звуки, приник к щёлке в брезенте. Перед майором стоял недавно объявившийся в бригаде толстый подполковник, и комбат, оттянув спереди его штаны, заливал внутрь содержимое бутылки. Петелин втянул воздух, тренированным обонянием сразу определил – «кишмишевка» (самогон) и брезгливо поморщился: пойло было так себе. «Вот скотина, мог бы хоть с водкой притащиться», — мелькнуло в голове у солдата.
Боец тихо выскользнул из палатки и резво двинул к потаенной нычке, бормоча про себя: «Хорошо хоть сдать не успел».
Через пару минут вернулся обратно. В предбаннике уже торчал вестовой. Доложил. И Петелин предстал пред командиром. Видок у того был… ну, в общем, каким его механик никогда не видел. Боец козырнул и протянул комбату бинокль: " Вот, таищ майор, за ребро на днище завалился".
Тот изумленно уставился на механика. Чтоб Петелин не пропил упавшую ему в руки халяву тут же — это был номер покруче полетов Копперфильда! Андрей помолчал с минуту, размышляя над этим удивительным явлением.
Все равно не укладывалось. Потому не враз вспомнил, зачем вызывал солдата.
— Я хочу ваш экипаж поставить на мою БМД. Есть у вас тактическая сметка, — задумчиво сказал Андрей и выжидательно замолк.
— Неправильно это, товарищ майор! — от неожиданности Петелин полностью проговорил уставное обращение.
— Объясни.
— Одно дело когда по пьянке «залетает» механик 173 и совсем другое — когда с Вашей машины.
— Дак ты не пей, — глядя в упор насел Василенков.
— Как же, не пей. Я ведь с девяти лет квашу, Андрей Александрович. У нас пол деревни так, — уныло протянул служивый.
— Ладно, иди, я подумаю, — вздохнул комбат. — За бинокль — спасибо.

Надо сказать, после этого случая у героев моих ничего особо не поменялось. Правда, за глаза, Петелин командира Васькой уже не называл никогда, а звал Майором или Комбатом и пару раз даже вразумил молодых по этому поводу. Андрей же узнал из списков, что имя Петелина — Егор.

Экипаж 173 отличился ещё пару раз на боевых, что дало повод Андрею выхлопотать на День десантника им боевые награды, закрыв глаза на мало изменившиеся замашки Петелина.
Провожая отслуживших на дембель, Василенков, как было заведено, поблагодарил каждого отдельно за службу, затем отвел младшего сержанта Петелина в сторонку (кто знает — тот поймет важность для бойца того, что он ехал домой сержантом, а не ефрейтором) и напутственно произнес:
— Бросай бухать Егор, пропадешь ведь.
— Пропаду, Андрей Александыч, — тоскливым эхом отозвался тот.
— А может у меня прапорщиком, останешься?
— Не, Андрей Александыч, мне Афган в зубах навяз уже. Да и Вы по подмене уедите – мне вообще беда.
— Ну, как знаешь. Удачи, — Андрей вздохнул то ли облегченно, то ли сожалея.

Через три месяца, на боевых, сто семьдесят третья БМД получила подрыв. Оператор-наводчик ее, дружбан Петелина, которому дослужить оставалось совсем чуток, с ранением улетел в Ташкент, где позже, подлечившись, демобилизовался. В девяностые побандитстовал маленько, потом ушел в бизнес через Афганвет.

**«Жопа»**, спустя малое время, уехал с орденом в Союз. Я встречал его в 95 в Чечне. В больших чинах и очень важного.

«Бывший лучший, но опальный» комбат Андрей Александрович Василенков жив–здоров, заправляет ветеранскими делами в Янтарном крае. Я с ним угощался как-то раз, да нет, не единожды, шашлычком на Машуке.

А Егор Степанович Петелин – однажды по пьяному делу свалился наземь с трактора, да точнехонько под лемеха плуга. И умер. Даже не заметив, что помирает. Прямо на земле. На которой пил, ел, а частенько и спал, в общем жил, как живут у нас многие.

¹ КЭТЛ — Колёсный Эвокуационный Тягач Легкий (на базе КАМАЗа или УРАЛа)
² «Баки» — огромные емкости для воды на окраине Кабула.
³ Губа – гауптвахта (не обижайтесь, ссылка для людей не военных)
¹¹ «Цинки» – здесь, цинковые ящики (груз двести) в которых отправляли гробы с трупами в СССР (не обижайтесь, ссылка для людей не военных)
¹² эфочку – здесь, оборонительная граната Ф-1 (не обижайтесь, ссылка для людей не военных)