Времена года/Зима

Зима или умереть от счастья...

Утренняя морозная свежесть вползла без спроса в старую московскую квартиру на Садовой. Куски отсталой штукатурки и языки отклеивающихся обоев трепетали от шалостей забежавшего ветерка, пробравшегося через дыры деревянных окон. Его присутствие внесло некоторое недоумение, как не вовремя сказанная шутка. Все обитатели комнаты: скрипучая кровать, вытертый ковер, блеклая лампа и хромые стулья уже давно свыклись с состоянием хронической старости. Они не ждали ничего нового и принимали одиночество за данность.

Хозяйкой этой обстановки была женщина преклонных лет, с большой историей в глазах, снежными волосами и рельефным лбом. Груз прожитых лет определялся её походкой, горечь обид – аритмией сердца, траектория судьбы – душевным одиночеством.
Открыв по привычке глаза, Анфиса Поликарповна увидела на потолке большого, но тощего паука.

Увидеть паука – к здоровью, – подумала Анфиса Поликарповна и улыбнулась. – Да какое уж там здоровье, всё болит, скрипит и ноет. Приметы придумывают молодые!

Она освободилась от ночного обмундирования, сняв с себя стопку верблюжьих одеял, и поместила ноги в свежеподаренные тапочки. Неуверенно ступая из-за капризных суставов, Анфиса направилась навстречу новому дню.

Она поставила на плиту чайник с потертыми боками, который жил по соседству с железным утюгом эпохи царя Николая. Нет, не подумайте, Анфиса не страдала отсутствием денег. На каждый день рождения она получала в подарок от сыновей новинки технического прогресса. Утюги с программами, чайники со свистками, кофеварки, фены – всё это покоилось в картонных коробках, создавая высокую пирамиду под умывальником.

«Что она находила в этом доисторическом хламе?» – спросите вы. Память, да, память о тех временах, когда дорогие её сердцу люди были живы и они дотрагивались до этих ржавых сокровищ. Они делились с Анфисой самым сокровенным, выпивая чашку чая, согретого в чайнике с потертыми боками, носили одежду, поглаженную тяжелым утюгом с канделябрами. Ведь пока вся эта рухлядь была с ней, с нею были её малыши, покойный муж, её молодость, радость, здоровье. Никто не мог убедить Анфису расстаться с этим металлоломом. Привязанность женщины к старью была маниакальной, а её убеждение, что только после смерти будет дозволено очистить покои от засорения – непоколебимым.

Полупустую кухню потревожил телефонный звонок.

Да, Настя. Да… Да. Ну как у меня может быть хорошо… Всё болит, никуда не выхожу. А вы как? Как мальчишки?

На другом конце провода отвечали, что всё в порядке. Завтра Новый год и нужно было бы его встретить всем вместе.

Да какой уж там Новый год! — возмутилась Анфиса. Это для молодых он Новый, а для меня, наверное, последний. Вы уж как-нибудь без меня справьте. А я сама....., с телевизором.

Сноха Настя пыталась внушить Анфисе Поликарповне необходимость встречи Нового года всем вместе, но свекровь стояла на своём.

Хорошо, хорошо, – лишь повторяла она, но только для того, чтобы быстрее закончить разговор. Положив трубку, она налила в бокал чая и принялась размачивать в нем зачерствелые булочки. За окном собирались очереди голубей, привыкших получать регулярные пособия по этому адресу. Они наступали на лапы друг другу, расталкивали соседей в надежде получить, как можно скорее, долгожданный паёк из рук благодетельницы.

Сейчас, сейчас, мои маленькие, – с теплом обращалась Анфиса к прибывшим гостям.

Она навалилась на бадик и, сосчитав десять шагов, достигла окна с толпой изголодавшихся гостей. За окном мело. Мокрый снег заплёвывал глаза домов, потом скатывался вниз, превращаясь в жижу. Голубки страдали от ветра, голода и многочисленности. Анфиса приоткрыла нижнюю створку окна и высыпала на внешний козырек остатки зачерствелого хлеба.

– Вот, мои верные малышки, кушать хочется? Держите, держите.

Женщина горела желанием накормить всех, прибывших к ней за помощью. Она беспощадно рвала батон, как если бы это было её самым главным делом жизни. Устав от весьма нужного занятия, Анфиса потянулась за приготовленной горстью лекарств, как вдруг кто-то позвонил в дверь.

Вот дела… Кого это принесло? Ошиблись небось.

Открыв дверь, женщина обнаружила перед собой живого снеговика. Мужчина с огромным портфелем на животе стоял весь залепленный снегом.

Метёт-то как! – без ожидаемого приветствия воскликнула Анфиса.
Да уж, погода нынче шепчет, – постукивая сапогами, почтальон освобождался от ватных оков.
А Вы к кому? – опомнилась хозяйка квартиры.
Здравствуйте, а я к Анфисе Поликарповне Гречаниновой. Это Вы, я так понимаю?
Вот ведь, умник какой, что ты понимаешь? Как ты понял, что Анфиса Поликарповна это я?
А что, Вы не одна здесь живете?
Ага, вопросы значит задавать начал, одна, не одна, что выведываешь, а потом передашь своим и квартиру обчистят? Вон у соседки всё недавно вытащили…
Анфиса Поликарповна, ну что Вы такое говорите! Я Вам приглашение принёс.

Поняв, что сыграть другую роль ей не удастся, хозяйке ничего не оставалось как подтвердить, что почтальон не ошибся.

Вот, держите… это Вам, – и он протянул длинный конверт, а
потом с легкой обидой вышел из квартиры.

Ничего не говоря, Анфиса сунула конверт в карман уставшего от времени халата и поспешила закрыть за посетителем дверь. У неё не было настроения продолжать их общение чаем и играть благодарность за полученный конверт, но её распирало любопытство: что же в конверте? Она давно уже не получала ничего персонального, за исключением открыток и рисунков внучат к праздникам.

Письмо было официальным приглашением на встречу ветеранов. Администрация района приглашала бывших учеников военных лет на вечер. Собрание было назначено на вечер первого января. Не многие из прошлых учеников были живы, но список тем не менее был достаточно длинным. Анфиса вытерла подолом халата очки, потом, натянув их поглубже на переносицу, начала внимательно читать имена приглашенных; как она это делала, проверяя чеки из магазинов, следя за кассиршами.

Попов Юрий, Савельева Надежда, Миронов Федор, Завьялова Наталья, Кириллова Таисия, Гребенкин Сергей.

На этой фамилии кровь стукнула в виски. В другой бы обстановке она поторопилась взять тонометр, но сейчас ей было не до этого. Гребенкин Сергей Владимирович 1930 г. рождения… Анфиса отложила в сторону список, прильнула к стене и, закрыв глаза руками, попыталась вспомнить что-то важное.

Так ты жив..., Сережа, – сказала она полушепотом.

После нескольких мгновений молчания, она встала, забыв о бадике, и поковыляла в свою комнату. Потом она вытащила из письменного стола старый, густо заселенный желтыми бактериями фотоальбом времен её юности, и стала искать единственно нужную фотографию. Вот её мама с отцом, а вот уже умершие брат и сестра. А вот её класс, подружки, Нина Павловна, а вот и он – Сережа Гребенкин. С фотографии послевоенного времени смотрели большие, немного хищные глаза белобрысого паренька. Анфиса сидела рядом на стульчике в окружении одноклассниц, распределенных каким-то странным образом по желанию классной руководительницы. Она долго водила ладонью по фотографии, пытаясь яснее разглядеть детали той трудной эпохи. Пробежавшись глазами по каждому лицу, Анфиса скользнула вниз по странице и остановилась на фотографии Сережи, сидящего на велосипеде. Он был милее, чем на общем фото: более улыбчив и раскован, в красивом шарфе, с портфелем на боку. На обороте чернилами было выведено: «Анфиса, ты моя навсегда! Твой Сергей Гребенкин. 1947г.» Та, кому были адресованы эти слова, залилась слезами.

Свидетелями её тихого плача были всё те же старые стулья, обшарпанный потолок, перекочевавший уже в другой угол паук, катаракта немытых окон и целая гвардия не наевшихся голубей. Когда отлегло от сердца, Анфиса накинула на плечи теплый плед и, усевшись поудобнее на диване, решила освежить в памяти прошлое. Она медленно прогуливалась по коротким вспышкам её жизни, запечатленных на кусочках бумаги, то попадая в приятные воспоминания, то застревая в тяжелых раздумьях о потерях близких.

Вот её институт, где она провела семь незабываемых лет, а вот её Мариночка – лучшая подруга, покинувшая её навсегда двадцать лет назад. Здесь Саша, её будущий муж, делает ей предложение выйти за него. А вот их свадьба, ЗАГС, цветы… Потом начались рождения детей. Этому было отведено пять страниц альбома, пестривших кружевными одеждами. Пинетки, белоснежные распашонки, платочки, шапочки упитанных малышей заполняли бумажные просторы. На момент Анфиса Поликарповна вернулась в род.дом. Вот акушерка держит родившегося Сашеньку. Он похож на лысого сморщенного котенка. А вот её Коленька – второй сынок. Сколько пришлось ему болеть, а ей не спать из-за его ночного крика.

После детской части следовали классы и друзья детей, их женитьбы, рождение Анфисиных внуков, поездки заграницу. Ей вдруг захотелось снова вернуться к фотографии блондина на велосипеде. Вытащив фотографию Сережи Гребенкина, Анфиса положила её на подушку у изголовья, а сама, устроившись рядом, заснула, как засыпают дети с куклой. Сон был недолгим. Это было неким продолжением прогулки в фотоальбоме. В голове у Анфисы всплывали лица друзей, знакомых, учителей, учеников. Сон был приятным, ведь в нем Анфиса была молода, здорова и счастлива.

Открыв глаза, она ощутила несказанный прилив сил и бодрости, будто вернулась из санатория. Лечебный сон прошлого подарил ей идею выйти из дома. Ах, как давно она не совершала этого. Абсолютно уверовав в необходимости прогуляться, даже в такую несносную погоду, она поспешила одеться. В голове засуетились мысли о подарках внукам, о покупке традиционных мандаринов и даже о приобретении ёлки.

Укутавшись в вязаный шерстяной платок и натянув дутые сапоги, Анфиса вышла за предновогодними приключениями. Вдохнув морозного воздуха, она вдруг ощутила легкую боль в груди, перекочевавшую с поясницы наверх.

Ну и погода, – подумала путешественница и, попросив мысленно Бога помочь ей осилить этот отрезок пути, отправилась в супермаркет.

Снизу видны были окна квартиры, с многочисленным конвоем голубей, ожидавших подачки. Телефоны, машины, снег – всё вместе это создавало забытую симфонию жизни, жизни, которая осталась в её фотоальбоме.

Посещение супермаркета прошло без осложнений, что было довольно удивительно с таким-то количеством народа, полного желаний купить всё и всем за один приход. Анфиса выбрала мандарины, нашла подарочные ларцы с конфетами для внучат и, оплатив всё на кассе, осталась довольной. Для полного счастья не хватало елового запаха.

За углом магазина стоял старичок и продавал ветки от ёлок.

Почём ваши пучки? – осведомилась покупательница.
Да за триста рублей отдам, устал стоять, домой хочется. Уж больно мерзко нынче на улице.

Старичок грел то и дело руки с почерневшими ногтями и пританцовывал от мороза в серых валенках.

Давай-ка я тебя отпущу домой. Иди ты лучше погрейся, а то и примерзнешь тут, – улыбаясь, сказала Анфиса.
Замотай мне всё, что осталось.

Старик обрадовался своему освобождению и протянул букет еловых веток.

С наступающим тебя, красавица!
Ну скажешь тоже, какая я уже красавица. Была красавица, да вышла. А теперь только охи, да таблетки.
Ты что! Бадик убрать и под венец пойдешь!
За тебя что ли? Или может знаешь кого? – засмеялась Анфиса.

Крупные хлопья снега засыпали ей глаза и открытый рот.

Ну это я тебе на следующем свидании скажу, – подмигнув нахально, поддержал игру дед. – А пока с наступающим тебя и всех тех, кто рядом! Здоровья и новой нам встречи!

Анфиса сияла, ей было приятно. Домой она шла уже почти не облокачиваясь на бадик. Позвонила сноха Настя.

Да, Настя. Всё хорошо. Да я выходила. Нет, нет, всё благополучно. Ты что думаешь я не в состоянии прогуляться? Рано ты меня списала. Меня вот сегодня замуж позвали.
Анфиса Поликарповна говорила с удовольствием, будто пила чай вприкуску с лукумом.

А приходите на Новый год ко мне. Я пирожков напеку, вы же все их очень любите. Ну если я, конечно, не ломаю ваших планов.

На другом конце провода Настя испытывала недоумение и одновременно тихую радость от услышанного. После разговора Анфисе вдруг снова вспомнился дед с ёлками.

– Эх, где мои 17 лет! Если бы можно было начать жизнь сначала, я бы прошла её с тобой! – она вытянула из кармана халата фотографию Сергея Гребенкина и поцеловала его в лицо.

Весь следующий день Анфиса провела у плиты. Желание встретить этот год особенно заставляло её пойти на великие подвиги. Она уже давно ничего не готовила, и уж тем более её фирменных пирожков, приготовление которых требовало массу времени и сил. Но нынешнее душевное состояние Анфисы могло бы быть причиной и не таких побед. На кухне она была не одна… она была с ним. На столе стояла всё та же фотография с блондином на велосипеде, а в голове шел 1947 год.

Как же они тогда были счастливы, смелы, чисты. То лето, когда он написал на обратной стороне: «Анфиса, ты моя, навсегда!» – было особенным. Бабочек родилось великое множество. Поля были усыпаны разноцветными шелковистыми шальками парусников, беляночек, лимонниц. То тут, то там глядели на тебя павлиние глаза летних нимф. Школа позади, война окончена, впереди только лучшее! Сомнений нет, нет ни страха, ни груза жизни. Они влюблены: уже не раз целовались, лежа в траве, и катались на велосипедах к пруду с кувшинками, чтобы вдалеке от всех помечтать об их совместном будущем. Она хочет стать врачом – терапевтом, он желает военной карьеры. Всё будет, всё получится, главное, что они вместе и навсегда.
Всё возможно, всё реально, особенно летом, когда тебя так любит и ободряет пылкое солнце, когда с тобой любимый, когда тебе 17 лет.

Но осень сменяет лето. Она поступила в институт, его вскоре забрали в армию. Анфиса ждала Сергея, не помышляла ни о ком другом. И вот однажды пришла новость, что его видели в обществе женщины постарше. В письмах он отказывался от нападок Анфисы. Но вернувшись со службы, дрожащим подбородком произнес, что женится. На другой… Та, другая, ждет от него ребенка. Нет, он не любит её, его заставляют принять это решение. Он умолял на коленях простить его. Одно лишь слово Анфисы и он повернет время вспять. И они снова будут вместе. Но Анфиса была непреклонна, ей был не интересен человек, предавший их лето 47 года. Она отказала ему, но не смогла забыть его. Спустя некоторое время он уехал со своей новоиспеченной женой на юг, а Анфиса осталась в столице. Вычеркнуть его из своей биографии было проще, чем выдернуть память о нем из сердца.

Пирожки уже сидели в печке и покрывались золотой корочкой. Запах печеного теста ютился в промерзших комнатах. В квартире и в душе Анфисы наступила оттепель. Тогда, после случившегося много лет назад, она не могла смотреть на фото Гребенкина, но порвать его у неё не хватило сил. Теперь, глядя на Сергея, она ничего не испытывала кроме радости. Жизнь прошла, а всё могло бы быть иначе, если бы не гордыня молодости. Она всегда любила его, а теперь ещё появилась надежда на встречу, на такую долгожданную встречу. Она скажет ему всё: о том, как он ей дорог, как она не смогла его забыть, о том, что в её жизни больше никогда не было подобного лета 47 года.

Убедившись в том, что пирожки получились без изъяна, Анфиса вернулась в комнату готовиться к встрече гостей. В комнате как-то всё немного поменялось. Она вдруг заметила массу неубранных вещей, которым ранее было позволительно болтаться повсюду, а сегодня нет… Хотелось стройности, порядка, красоты, ведь всё лишнее из души ушло. Осталась только радость. А радость никогда не уживается с хаосом.

Она невольно открыла шкаф и начала перебирать вешалки с довольно красивой одеждой. Как давно это тут замуровано. Не было ни случая, ни желания одевать эти платья. После смерти мужа Анфиса ходила в одном халате дни напролет. А сегодня ей вдруг захотелось одеться. Какой наряд выбрать для встречи с одноклассниками? Для встречи с ним? Решено было надеть бежевое с жемчужной брошкой на левой груди.

Вечером Настя и Саша организовали вкусный стол: накупили разных яств, украсили скатерть мишурой, приготовили записочки с желаниями… Анфиса Поликарповна собрала маленькие подарочные пакеты для внуков и спрятала их за букетом еловых веток. За столом было весело, уютно, тепло и просто. Давно уже никто не видел Анфису такой как сегодня. Она прекрасно выглядела в бежевом платье с брошью, волосы её были благородно убраны на затылке, губы слегка подкрашены.

Когда пробило двенадцать, началась традиционная суета: все принялись зажигать свечи, загадывать желания, поднимать бокалы. Пили за здоровье, долгую и лучшую жизнь, за любовь и процветание, закусывая знаменитыми пирожками Анфисы Поликарповны. За столом царила удивительная атмосфера единения, понимания и детской радости.

Начались воспоминания прошлого, позвонили Коленьке в Швецию, включили музыку и даже потанцевали, меняясь парами. Так хорошо им давно не было вместе. Шампанское давало о себе знать. Усталость валила с ног. Поцеловавшись в очередной раз друг с другом, гости шумно покинули покои Анфисы Поликарповны. Она же снова перенеслась мыслью к завтрашней встрече с друзьями. Что она скажет ему? Как начнет свой монолог? Каким он стал спустя столько лет? Любит ли он её как прежде?

Боль в груди заставила Анфису направиться к кровати. Она выпила горсть таблеток, положила на подушку его фотографию и пустилась в дальнюю дорогу предвкушения счастья. Завтра она увидит его, завтра она вернет покой своей душе и станет, наконец, прежней Анфисой. За окном летали крупные белые бабочки. Слегка покружившись у окон Анфисы, они падали вниз, сливаясь с бесконечностью белого. Зима стелила белые простыни, охлаждала возбужденные дневные мысли, укачивая под свою колыбельную. Анфиса с улыбкой засыпала в первую ночь этого Нового года и последнюю в своей жизни.

На втором этаже образовательной школы 781 толпились люди. Они разговаривали, обнимали друг друга. Было видно, что эта встреча дорога всем присутствующим. То и дело слышны были похожие вопросы: «Завьялову не видели?» «Да это я Завьялова, не узнал?» или «Ты кто? Юрка Попов?! Вот это да!» Звучали и другие разговоры на тему: «А ты знаешь, ведь Вовка-то Левшин умер недавно»…

Люди узнавали и не узнавали друг друга, смеялись и плакали. Когда все уселись, в класс вошел Сергей Гребенкин. Это был человек военной выправки и, несмотря на свой возраст, держался прямо и был в хорошей физической форме. Время не поменяло цвета его волос, оно лишь добавило им мышиный оттенок старости. На лице жила какая-то доля либо усталости, либо разочарования. Во всем его облике присутствовала недосказанность с примесью вины. Обняв каждого, он сел за последнюю парту.

Ну, кажется все в сборе, – громко заявила организатор встречи. –Можем начинать.
Подождите, не хватает Анфисы Гречаниновой – донеслось с галерки.
Едет где-нибудь с опозданием. Не удивительно в такую-то погоду – сказал человек, с фамилией Миронов.

В этот момент в класс постучала директор школы и попросила организатора встречи ненадолго выйти из класса. Гости, как и прежде во времена их далекого детства, начали галдеть, обрадовавшись отсутствию надзирателя.

Вы знаете, – начала директор, обращаясь к организатору встречи – только не говорите гостям, чтобы не портить праздника. Но родственники Анфисы Поликарповны сообщили, что она скончалась сегодня ночью.