Что имеем - не храним, потерявши - плачем

Что имеем – не храним, потерявши – плачем.
Народная мудрость.

Вечер! Я облагородила пространство около домика: ещё в прошлом году мы с сыном настелили у стенки коврики с газонной травкой. Много лет я сеяла, сеяла газонную траву, но она не всходила толком. Вот сын и решил постелить газон. Он отлично прижился и радовал нас своей плотной, жизнерадостной зеленью. Купили два удобных кресла пластиковых вместо раскладных. Теперь мы с соседкой Наташей, удобно расположившись, пили приятный чаёк. За день устали так, что и разговаривать не хотелось. Сидели и любовались моими цветущими клематисами. Один – второгодка. Буйно цветёт сиреневыми цветочками. Другой – первогодка. Я купила его ещё в конце февраля себе в подарок на день рождения. До мая месяца держала его в холодильнике, как рекомендовали продавцы. В мае выставила на окно, и он зацвёл. А, когда я его высадила на клумбу, он начал хиреть. В том смысле, что цветочки отцвели, а новых бутонов не было. Я расстроилась, но Наташа, у которой много клематисов, успокоила меня, сказав, что они цветут два раза за сезон. И, правда! Зацвёл мой новый клематис сразу буйно, но пока лишь на одной лозе. Цветы огромные, яркие, почти красные, но больше, пожалуй, розовые с красными прожилками. Одним словом – красивые.
Наконец, какие-то мысли стали роиться в мозгах.
— Лариса, ну ты чего молчишь? То не остановишь её, то в молчанку стала играть. Настроение, что ли плохое?
— Да, нет. Всё в порядке. Просто очень устала. Даже язык не шевелится. А ты – то чего вчера не приходила? Я скучала.
— Я тоже скучала, хотя скучать то и некогда было. У меня же сейчас три внучки на шее. Да ещё подружка – соседская девочка приходит. Это уже – орава! Глаз да глаз нужен. Ну, Аришка с подружкой уже большие: в школу нынче пойдут, а Викуле-то всего четыре годика. А она от них не хочет отставать: так и лезет в бассейн. Плавать–то ещё не умеет. Девчонки бесятся, прыгают, ныряют, а, если собьют с ног Вику? Захлебнётся ребёнок. Кому отвечать? Мне! Вот и следишь за ними. А обед готовить как? Кормить – то надо! Из бассейна вылезают: «Бабуля! А кушать когда будем?» Уставать стала очень! Всё о тебе думаю. На 22 года меня старше, а двигаешься: вон какой огород тянешь! Да две огромных теплицы! И помочь тебе, как раньше, не могу! Уж, не обижайся, прости меня!
— Да что ты, Наташенька! Как можно! Да вы с Танькой столько для меня сделали, что до конца дней моих не отблагодарить! Я уж не говорю про физическую помощь, а то, что ты меня выслушиваешь? Ведь я одно и тоже повторяю и повторяю! И стыдно, и тебя жалко: ведь надоела я тебе со своими воспоминаниями. Никак не уймусь! Прям, болезнь какая-то.
— Да, брось ты. Не думай об этом. Можешь повторяться: я уже отдохнула, могу снова слушать, — рассмеялась Наташа. – Я понимаю, у тебя такой характер, что ты должна выговориться. А оно почему-то не выговаривается, что-то остаётся и остаётся. И тебе кажется, что вот в этот раз ты по-другому расскажешь, и тебя поймут. Да, я тебя понимаю, но не так, как тебе хочется. Чужие переживания можно слушать с пониманием, сочувствием, но это твои переживания, другому их пережить не дано.
— Да, Наташа, ты сто раз права. Я себе давала зарок: больше к ним не возвращаться. А потом что-то раз – и толкнёт. И я срываюсь. Ты уж прости меня.
— Да, ладно! Мне вот тоже не легко. Тоже к старости стали одолевать мысли, воспоминания, сомнения разные. Эту ночь опять на смогла уснуть. Твои откровения всё чаще и чаще вызывают у меня охоту поделиться с тобой, рассказать о себе, о своей жизни. Ведь я ни с кем никогда не говорила по душам.
Она замолчала. Я от растерянности молчала тоже. Что лучше: подтолкнуть её или, наоборот, подождать, пока сама не решится?
— Ну, что? Хочешь послушать мою исповедь? … Только давай ещё чайку нальём! Остыл уж кипяток! Включи чайник, я пойду молоденьких листиков смородинки нащипаю.
Залили в большой заварной чайник кипяток, положили сахару, листиков и накрыли полотенцем. Пусть настоится!
— Ну, так! Я, как ты, складно не умею, но уж, как получится. – Пауза. Молчание затягивается. – Ну, ладно! Отец у меня был военный. После окончания училища его перевели в г. Советск, что под Калининградом, ранее Кенигбергом. Там стояла наша воинская часть. Да и не одна. Морской климат что ли повлиял, но у них стали один за другим рождаться дети, да всё девочки. Уже четыре дочери, а сына всё нет и нет. Папа сказал: будешь рожать, пока не выродишь сына. Ну, мама и родила мальчика – Юру.
Родители жили дружно в любви и согласии. А чего ссориться, дело сделано – сыном обзавелись. Когда дети стали подрастать, выяснилось, что мальчиком я должна была родиться, а не Юра. Я была «сорви-голова». Как ни странно, но в нашем дворе было много мальчиков. Разных возрастов. Но Юра был стеснительным, мягким, уступчивым, совсем, как девчонка. Зато я играла только с ребятами во все их мальчишечьи игры. Дралась с ними. Спуску никому не давала. Мои сестрички ходили за мной, как утята за уткой. Они знали, что, если я близко, то их никто не тронет, не обзовёт, за косичку не дёрнет.
Мы росли, взрослели. Знаешь, что смешно? Ты видела Таню и самую младшую сестру? Все мы какие-то внешне одинаковые. Вот встанем рядом, вроде как разные, не очень похожие лицом, но в тоже время, сразу видно, что родные сёстры. Никакого ДНК не нужно. И фигурки-то одинаковые, но по росточку идём как бы друг за другом. Рост у всех небольшой: я — самая высокая, Таня — чуть пониже, Лида – ещё ниже, и Анжджелла – самая маленькая. Все были пухленькие, склонные к полноте. Я – самая стройная. Во-первых – самая подвижная, во-вторых – самая высокая и в третьих – я занималась гимнастикой. Я знала, что я хорошенькая. Не красавица, но весьма и весьма миловидная, привлекательная. Не глупая, не отличница, но крепкая хорошистка. Уроки мне давались легко. Я практически на них время не тратила. Всё свободное время бегала с мальчишками, ни в чём им не уступая.
Все мальчишки были в меня влюблены. Они как мои сестрички ходили за мной по пятам. Каждый старался чем-нибудь меня удивить. Один шоколадкой угостит, другой в кино пригласит. А уж на танцах отбою не было. Очередь была. Я никому не отказывала, никого от себя не отгоняла. Мне нравилось чувствовать их внимание. Я позволяла себя любить. Всем без исключения. Сама же никого не любила. Все ребята хорошие, но я в каждом находила какой-нибудь недостаток. Этот низковат ростом, тот узкоплечий, а тот плохо юмор понимает, четвёртый – не такой красивый, как другие. Ну, и так далее, и всё в том же духе.
Если какой-нибудь парень начинал отдаляться, не выдержав конкуренции, я ему оказывала больше внимания, указывая на бОльшее к нему расположение. Бедный парень клевал на эту приманку и с новой силой начинал проявлять знаки внимания. Мне нравилось быть любимой, да ещё всеми сразу. Среди них был и Лёша. Он немного выделялся, как бы и не намного, но вполне заметно. Он был серьёзнее других в делах, но веселее в компании. Немного, ну совсем немного, выше, чуть-чуть красивее других, чуть-чуть умнее, чуть-чуть добрее. Короче, мои родители его заприметили и стали меня донимать. «Пора замуж! Время уходит! Не порхать же бабочкой всю жизнь, стрекоза» – говаривал папа. Мама его поддерживала. Она всегда и во всём его поддерживала.
Я уже окончила техникум, выучившись на бухгалтера. Я сама выбрала техникум, так как после десятилетки учёба в техникуме всего 2, 5 года, а в институте – 5 лет. А мне хотелось помогать маме. Хоть папа и был военный и в чинах, но в мирное время зарплаты были небольшие. Будь двое детей – хватило бы нормально, но нас было пятеро. Да мама не работала. Прокормить такую ораву, одеть, обуть и выучить, было непросто. Мама экономила на чём могла. Зато мы и одеты были чуть ли не лучше всех, и в Ленинград ездили то в музей, то в театры. Вот я и решила семье помочь.
А мальчиков – моих воздыхателей становилось всё меньше и меньше. Кто-то служил в Армии, а кто-то уже и женился. Мама стала вздыхать, объясняя это тем, что переживает, как бы старшая дочка не осталась «старой девой». Я её утешала: «мама, в меня же все влюбляются. Этих не останется, другие найдутся». Я и мысли не допускала, что меня замуж некому будет взять. «Да стоит мне только глянуть на кого-нибудь поласковее, как он уже — у ног», — так думала я, самовлюблённая девчонка. Но, родители так не думали. Моей самоуверенности не разделяли.
Как-то после ужина мама позвала меня в свою комнату. Они с папой сели против меня и началась проработка, как на комсомольском собрании. Разговор окончился тем, что папа предъявил ультиматум: или я выхожу замуж за Лёшу, или они меня и знать, как дочку, не станут.
— Мы уже с Лёшей обо всём договорились. Он тебя любит и хочет на тебе жениться. Мы рады будем такому зятю. Лучшего нам и не надо.
— А, если я его не люблю? Как я буду с ним жить?
— Полюбишь, — сказал папа. – раз надо полюбить, то и полюбишь. А то, может, ты никогда и никого не полюбишь. Ты же только себя любишь. А нам как жить? В общем так. Мы Лёше обещали, что ты согласишься быть его женой. Точка! Я своего слова не нарушу.
Вот так. Родители выбрали мне мужа. Надо смириться. Оказалось, что это совсем не трудно. Лёша, видно, был очень умный, или очень меня любил. Но как-то у него получалось, что он не был мне противен. Он мне нравился, но я считала, что это – не любовь. Он, как и прежде был внимателен, ласков, но не навязчив. Я опять же разрешала себя любить, лелеять, баловать. А вот СЕБЕ кого-то любить не разрешала. Наверное, боялась потерять свободу, попав в зависимость из-за любви. Говорят же любовь – это жертвенность. А мне, видно жертвовать своей свободой, своими желаниями, не хотелось. Да, просто дурочка молодая была. Первенец! Избаловали, наверно.
Через год после свадьбы у нас родилась дочка. В честь сестры мы назвали её Таней. Через два года ещё одна дочь – Лида. Лёша смеётся: «Теперь Анджелла на очереди. Будешь рожать, пока не родишь мне сына. Ты идёшь по стопам своей мамы, а я по стопам твоего папы». Но, я не мама. Я стала потихоньку от мужа делать аборт за абортом. Лёша оказался изумительным отцом. Девочкам уже 5лет и 3 года. Мне захотелось маленького. Было всё равно, кто родится: мальчик или девочка. Прошёл год и….ничего. Бог обиделся на меня и не дал больше детей. Я думаю, что организм бы со временем отдохнул, и я бы родила. Но…Не от кого стало рожать.
— Как это? А Лёша?
Глупый вопрос и не вовремя заданный. Как же я могла забыть?
— Я же говорила тебе, что муж сгорел.
— Ой, прости, Наташа! Я заслушалась и забыла. Прости, пожалуйста. Но ты не рассказывала, как это случилось.
— В этом то и вопрос. Вопрос, который мучает меня всю жизнь.
Она задумалась. Молчание!
— Да, странная случилась тогда история. Я уж подробнее, ладно? Потянуло, как тебя, выговориться. Знаешь, что? Ай! Про чаёк мы забыли. Что-то в горле пересохло. Давай передохнём?
Чай остыл, хоть и был накрыт. Вечер же! Пришлось подогреть. Наташа сидела, пила чай и было ощущение, что она больше ничего рассказывать не будет: передумала.
— Бери печенье или вафлю, — сказала я, чтобы что-то сказать.
— Ага! Я лучше печеньку: вафли слишком сладкие.
«Ну, вот! Тема сменилась?» — подумала я.
Но, Наташа допила чай, отставила бокал и вздохнула, будто набрала полные лёгкие воздуха.
— Понимаешь, девочки подросли: одной уже 6 лет, через год в школу. Лиде 4 годика! Мы стали снова уделять друг другу больше внимания, и я стала замечать, что Лёша мне нравится всё больше и больше. Мы уже жили в Ольгино, рядом с Гатчиной. Муж пошёл по стопам моего отца. Закончил Высшее Военное училище и выхлопотал назначение на работу в Ольгино, где у него куча родни. Здесь нам дали двухкомнатную квартиру на втором этаже в торце дома. Дом восьми квартирный, деревянный. Постройка старинная, ещё дохрущёвская. Комнаты большие, светлые. Потолки высокие!
Одна комната – гостиная. Здесь спали девочки, если НЕ было гостей. Вторая – наша спальня. Там, кроме нашей кровати и шкафа, стоял раскладывающийся диван. На нём спали девочки, если у нас были гости. А гости у нас бывали частенько. Лёша любил гостей. Я готовила ужин: незатейливый, но сытный и вкусный. Прямо с работы ватага весёлых молодых людей вваливалась к нам. Приходили в основном семьями, вернее – парами. Но были и холостые женщины. И жёны Лёшиных друзей, и сотрудницы незамужние – все, как мне казалось, смотрели на моего Лёшу жадными глазами. Я не ревновала. Меня это просто забавляло. Неужели эти дамочки думают, что мой Лёша клюнет на их кокетство? Ему никто не может понравиться, кроме меня. Вот ведь какая уверенность в своей неотразимости мною владела. Сама же я охотно подфлиртовывала с мужьями этих дамочек. Мне казалось, что Лёше будет приятно осознавать, что его жена не только ему нравится. Все в неё влюбляются. Но потихоньку и моя самоуверенность стала давать сбои. Как я теперь понимаю, я стала всё больше и больше влюбляться в собственного мужа. Он был уже не просто Лёша: приветливый, ласковый. Нет. Это уже был любимый человек, без которого жить невозможно.
— Да!.. Так вот в тот вечер у нас были гости. Среди них были и настоящие друзья, были и просто сослуживцы. Вечер удался. Вроде бы даже был какой-то праздник: день пограничника или ещё какой-то. Засиделись допоздна. Лёша был в ударе. Рассказывал анекдоты, каких я раньше не слышала от него, пел, танцевал поочередно со всеми женщинами. Наконец все стали расходиться. Как обычно кто-то помог мне помыть посуду, убрать со стола.
Утром Лёша встал чуть раньше обычного. Я тоже хотела встать, чтобы завтрак приготовить, но он сказал, что от вчерашнего ужина много осталось еды.
— Я сам управлюсь. Досыпай. Я будильник переставил.
Он вышел, плотно затворил двери, чтобы нам не было слышно, как он собирается. Только он вышел, как Танька сразу запрыгнула на нашу кровать. Следом и Лида. Таня с детства спит очень чутко. Перелезая через Лиду, она разбудила сестру. Теперь они радостно прижались ко мне: одна — под одно крылышко, другая – под другое.
— Мам! Расскажи, как вы вчера веселились! Папа пел?
— Хорошо веселились. Только папа специально не разрешил мне вставать, чтобы я немного поспала. Давайте, попробуем уснуть? Можете полежать спокойно или вас отправить на диван?
— Нет, нет, мамочка! Мы тихо, тихо будем лежать.
Они прижались ко мне и почти сразу засопели. Видимо, они ночью не спали, подглядывали. И я отключилась. Звонит будильник, а я так успела разоспаться, что никак не проснусь. «Надо вставать. Вставать, а то в садик опоздаем». Я растормошила девочек, подошла к окну. Открыла одну створку. На меня пахнуло свежестью, мокрой травой, будто только что прошёл дождичек. Я закрыла окно: девчонки потные, простудятся. О! уже снова спят. Я стянула с них одеяло и пошла к двери.
Только приоткрыла, как тотчас вынуждена была снова закрыть. За дверью был густой туман, то есть – дым. Я успела отметить, что дым какой-то странный: хоть и густой, но какой-то просвечивающий, что ли. То есть мне бросилось в глаза, что нет огня и видны полочки, висящие на стенах над раковиной и столом. Но…Откуда такой дым? «Пожар, — мелькнуло в голове. – Горим!».
— Девчонки! Таня, Лида! На кухне пожар! Мы горим. Быстро, кричите в окно. Кричите: «Помогите! У нас пожар!»
Девочки подбежали к окну, распахнули его. От ветра, видимо, открылась дверь, появилось пламя и стало молниеносно, как мне показалось, придвигаться к нам. Уже горят занавески на дверях. Начинает загораться диван. Мы стоим у окна и кричим, кричим. Но никто мимо не проходит. Улица как вымерла. А пламя уже хватает за ноги. Таня влезла на окно, кричит, что есть мочи. Голос у неё зычный, сильный. Обязательно кто-нибудь услышит. Но никого вокруг.
Наконец появилась соседка с этого же дома, но с последнего подъезда.
— Валя! Валя, — кричу я. — У нас пожар! Мы горим! Помоги!
— А как?
— Там за углом лестница, приставь её к стенке. Надо детей спасать. Я спущу их!
Валя заглянула за угол и….ушла. Моему отчаянию не было предела. Я не могла ей вслед даже мат послать. Уже горят вещи в шкафу. В комнате становится невыносимо жарко. Заставить девчонок прыгать? Насмерть не разобьются, а калеками могут остаться. Мысли, как молнии. Но всё мимо. Что делать? И тут я увидела молодого парня азиатской внешности. По тем временам гастарбайтеров не было. Откуда его Бог принёс?
— Молодой человек! Стойте, стойте. Помогите! Мы горим! Дети! Дети!
— Как помочь, знаешь? Бистро говори!
— За углом лестница.
Я не успела договорить, как вижу, парень уже лезет. Я потихоньку стала спускать Лиду. Он подхватил её и стал спускаться. Таня сама перелезла через подоконник и стала искать ногами перекладину, повиснув на руках. Ручки сползают с подоконника. Тут и парень подоспел. Одну ножку поставил, вторую. Дальше Таня сама смогла спуститься. Я ухватилась за лестницу из последних сил. Подол ночнушки уже прихватил огонь. Я его сбиваю, пытаюсь руками, горячо. Хорошо, что парень уже до меня добрался: помог мне и подол затушить и на землю спуститься.
Стоим, смотрим, как пламя вырывается из окна. Глаз оторвать не можем. Девочки прижались к моим ногам. Молчат. Ни крика, ни плача. Стали сбегаться люди. Кто-то принёс мне халат, девочкам по платьицу. А вот и пожарная машина. Не знаю, вызвал ли кто, или они сами со своей каланчи огонь увидели? Всё в тот день было странным. Как потом мне рассказывали соседи: с другой стороны дома не было никакого пламени. А когда пожарные выбили окно рядом с дверью, стал появляться огонь. Пожарные забежали в комнату, открыли окно, и из комнаты повалил дым, а потом и пламя появилось. Пожар затушили удивительно быстро, но вещи для дальнейшей эксплуатации были уже непригодны. Выгорела только наша квартира. Огонь никуда больше не перекинулся. Странно. Почему мы в своей комнате не чувствовали никакого запаха? Ни запаха гари, ни запаха дыма? Ну, пусть у меня не очень тонкий нюх. Но Таня! Эта издалека всё унюхивает. Когда тряпьё в нашей спальне горело, то воняло, как положено.
А вот и милиция! Вопросы, допросы! А что мы можем сказать? Наши невразумительные ответы их не устроили. Следователи просто изощрялись в вопросах. Думаю, хотели пришить мне поджёг, устроенный специально, чтобы получить новую квартиру. Я всё это время просила, чтобы кто-нибудь позвонил на работу мужу и сказал о несчастье. Он должен быть здесь, рядом со мной. Мне же одной трудно! Наконец, мне сказали, что на работе Лёши нет. Он не приходил. А где же он? Где? Где он может быть? Когда всё перегорело и остыло, следователи начали работать и обнаружили на кухне немного пепла, предположительно от сгоревших костей, и кусок полы от пиджака. Вот всё, что осталось от моего мужа, от папы моих дочерей.
Я не могла, я не хотела в это поверить. Как? Почему он сгорел? Отчего? Взрыв газа? Не похоже. Газ был баллоновый. Баллон целёхонький стоит внизу у стены в своём обычном ящике. Газовая плита слегка обгорела, но ни одна конфорка не покорёжена. Плита не взрывалась. Замыкание? Очень любят пожарники ссылаться на замыкания проводов. Но и здесь эта версия не подтвердилась. Так, тайна гибели Лёши осталась неразгаданной. Пожарники всё удивлялись: как мог человек так быстро сгореть? Это в принципе возможно при контакте с высоковольткой. Но здесь – то 220 вольт! Стали поговаривать, дескать, а, может, он и не сгорел вовсе? Может, ему надо просто скрыться? Проворовался, например или ещё в чём-то провинился? Хорошо, что следователь этим нашёптываниям не придал значения, а тут ещё пожарники составили акт, где было указано, что источник пожара достоверно не установлен, но что хозяин квартиры сгорел при контакте с электричеством. Ну, как-то так! Итак, уголовное дело не завели. Доследование не проводили.
Долго, очень долго я не могла поверить, что Лёши больше нет. Я его мёртвым не видела, не хоронила. Для меня он так и остался живым. Первое время я не очень — то о нём и думала: некогда было. Нас приютили родственники Лёши: его тётя с дочкой. Мне надо было срочно восстанавливать документы. Без них заявление на квартиру не принимают. В ЖКе мне дали справку, что такие-то прописаны по такому-то адресу, а надо доказать, что это мы и есть. Как? Нет у нас ни метрических выписок, ни паспорта. Ни свидетельства о регистрации брака. Ничего. На Лёшу дали из отдела кадров справку, что он – это он. Даже фотографию приложили. Только его нет! Зато – это помогло мне понять, как надо действовать. Заявление приняли. Стали мы ждать квартиру. Это счастье, что мы поселились у его тётки. Она оказалась сообразительной женщиной. Как она меня выручала!
То мне предлагали однушку в аварийном доме. Доказывали, что мы все однополые и можем сосуществовать вместе. Я при настойчивом давлении тётки, отказывалась. Тогда: комната в коммуналке и тоже в аварийном доме. Дескать, скоро будет дом расселяться и тогда… И опять я отказалась. В конце концов, мы получили двушку в новом или почти новом доме.
Вот только теперь потихоньку до меня стала доходить степень того горя, что выпало на мою долю. Только теперь я поняла, что давно и очень сильно любила Лёшу. Я без него совсем пала духом. Куда подевалась моя самоуверенность? Я прислушивалась к шагам соседей, в надежде, что это он идёт. Мне слышался то там, то тут его голос, и я мчалась на этот звук. Я не спала ночами. Днём ходила как сомнамбула. На работе всё делала автоматически. А ведь бухгалтерия – дело ответственное. Это тянулось несколько лет. Тётя водила меня к невропатологу. Давали снотворные, но они на меня не действовали. Тётя Оля сообщила моим сестрам, маме о моём состоянии. Все поочерёдно, приезжали, чтобы меня поддержать. Даже кто-то из бывших влюблённых в меня приезжал, предлагал и дружбу, и любовь и женитьбу. Меня это просто оскорбило.
Дети подросли. Лида ещё не очень понимала, что мама сильно больна, и иногда капризничала. Зато Таня проявила чудеса выдержки и заботливости. Но… кончилось всё инсультом. К счастью, мне удалось выкрутиться. Я выжила практически без серьёзных осложнений. Во время болезни, я вдруг осознала, что, если я не вылезу из этого состояния, то дети останутся практически сиротами. А ещё хуже, если я буду им мешать жить, лёжа как травка. Надо и кормить, и поливать и пропалывать моё бренное тело. И я взялась за ум. И выдюжила, слава Богу.
Однако меня не оставляет вопрос: что же тогда произошло? Странный пожар. Очень странный. Странное исчезновение Лёши. Следствие, естественно, не возобновлялось. Дело закрыли, как несчастный случай. А я всё думаю, думаю. Проводка цела, газовая плита цела. А его нет! Куда он делся? Ведь я даже запаха горящих косточек не почувствовала. Почему? Как-то я забыла на ночь выключить варившийся холодец. Так запах сгоревших костей держался, чуть ли, не полгода. А тут никакого запаха! Мне никто не посоветовал тогда пепел собрать и захоронить. А, может, и пепла не было? Может, он и не сгорел вовсе? Ну и что, что кусок сукна найден. Лето ведь! Он мог пиджак и не одеть, оставить висеть на спинке стула. Но, тогда… тогда, куда он делся? Мучительная загадка.
Мне всё чаще стала приходить в голову мысль, что, возможно и в самом деле он скрылся от правосудия. Но мне-то, мне уже можно как-то дать о себе знать? Даже ревность стала одолевать. Он себе живёт с другой женщиной припеваючи, а я тут страдаю. Переживаю за него. До чего мозги запутались, что я стала подозревать его в сговоре со следователем. Действительно: почему он не продолжил следственные дела? Почему закрыли дело как несчастный случай? В чём он несчастный? «Нет, думала я, что-то тут не чисто». Потом снова убеждала себя, что обмануть меня он не может, не должен. И снова я прислушивалась к разным звукам, напоминающим шаги. Родственники уже стали бояться, что я могу загреметь в психушку. Это при том, что я им не все мысли выкладывала.
Вот тогда-то я и пристрастилась к кроссвордам. Кто-то мне очень настойчиво посоветовал занять мозги. Всё, ночь быстрее будет проходить. Да и мысли чем-то заняты. Стало будто бы легче. Только время от времени набегают мысли о прошлом. Я понимаю тебя, когда ты снова и снова возвращаешься к своим воспоминаниям. Это потому, что остались вопросы, и ты надеешься, что в этот раз что-то поймёшь. Вот и я. То вспоминаю, какой я была дурочкой: позволяла себя любить, но не позволяла СЕБЕ кого-нибудь любить. Гордыня это! То один эпизод вспомню, то — другой! Хотелось бы покаяться за свой эгоизм, да некому. Даже на могилку не могу пойти, поплакать, пожаловаться, попросить прощения. Нет могилки! Церковь меня не влечёт. А душа саднит и саднит. Мне кажется, что дело в том, что я не знаю и теперь уже никогда не узнаю причину его гибели. Теперь другое время и теперь мне приходит в голову мысль: а, что, если это какой-то завистник подложил с вечера мину? Но тогда должен быть взрыв. А его не было! Мучительные вопросы. А то начинаю думать, что инопланетяне его украли. Тогда такие сенсации частенько бередили умы. Даже очевидцев много было. Были и возвращенцы. Вот за них я и цеплялась. Ведь на кражу инопланетянами было очень похоже. И я опять и опять стала прислушиваться, перечитывать статейки на эту тему. Лелеять надежду. Днём я отвлекалась: работа, сотрудницы. Я ведь из главного бухгалтера перешла в простые продавцы. Во-первых, стала делать ошибки, во-вторых – покупатели отвлекают от этих мыслей. Ларисочка, как я тебя понимаю! Ведь 36 лет прошло со дня его гибели, а я слышу его голос, его смех, его шаги. Всё больше и больше мучают головные боли. Боюсь нового инсульта. Что делать? Как найти управу на мозги? Хорошо ещё, что я днём не могу дать волю мыслям: внуки отнимают все силы и время. Вон их у меня сколько! Два внука и три внучки! Но….ночи! «Ночи бессонные, ночи безумные…»
Молчание! Она молчит, я молчу. А, что сказать? Надо бы, надо бы что-то сказать. А что? Что?
— Ну, что молчишь, подружка? А! Что скажешь? Ты то, что думаешь по этому поводу?
— Наташа! Для меня тем более ничего не понятно. Только, знаешь, что? Одна мысль мне пришла в голову. Буквально, только что! Скорее всего – это чушь. Но подумать над ней, поискать в Интернете, в каких-нибудь книгах, будет полезно. Ты же знаешь, я немного фантазёрка.
— Ну, что? Говори, говори, не тяни.
— Я думаю. Я предполагаю, что это могла быть …шаровая молния, — выпалила я. Я когда-то много об этом читала. Ты не обиделась?
— А почему я должна обидеться? Только вот грозы – то не было. А говорят, что они бывают при грозах.
— Да нет! И без грозы бывают.
— Да!? Ну и поворот! А в этом что-то есть. Пожарные говорили, что так быстро человек может сгореть только при высоком напряжении. А у шаровой молнии высокое напряжение? Всё! Таньке дам задание разобраться в шаровых молниях. Заболтались мы с тобой сегодня. Там уж, небось, и поужинали без меня.
— Да у них без тебя и кусок в горло не полезет. О! Видишь! Татьяна за тобой пришла.
— Мам! Ты чего трубку не берёшь? Я звоню, звоню.
— Ой, ой! Прости, дорогая! Мы заболтались, и забыли, что наши телефоны висят в карманах курток на веранде. Вечер тёплый, и мы их не надевали. Звонка не слышали…
Она ещё что-то говорила, оправдывалась, наверное. Мне уже не было слышно.

Я осталась одна. Надо бы тоже поужинать. Но, возиться с приготовлением еды совсем не хотелось. Выпила чаю с бутербродом и пошла наверх к ноутбуку: не терпелось посмотреть, что сейчас пишут о шаровой молнии. Спать легла далеко за полночь.
Утром, ни свет, ни заря явилась Наташа!
— Привет! Разбудила? Таня вчера до 3-х часов ночи в интернете копалась. Оказывается, молнии могут быть и без грозы. На людей нападают, но не сжигают. Таня твою версию отвергает, а мне она понравилась.
— А почему отвергает?
— Говорит, что электрический заряд не такой уж и большой: как в сети, как стоваттная лампочка. Температура молнии совсем невысокая. Там много пострадавших от молний разного характера приводится. Но, понимаешь, они все выжили. Смертельных случаев не зафиксировано.
— Так, так. Понимаешь, Наташенька! Я тоже полночи читала обо всём этом. Вот, что про шаровую молнию написано в Интернете:
«Она может безболезненно пройти сквозь тело, не причинив никакого вреда, а может полностью сжечь человека изнутри… или оставить на коже страшные ожоги в виде причудливых рисунков».
— Понимаешь: «…Может сжечь человека изнутри…» в каких случаях? Вот что. Сегодня суббота, Тане на работу не идти. Пошли наверх. Сама почитаешь.
— Так вот, я пришла совсем к другому выводу, чем Таня. «…Может сжечь человека изнутри…». Молния может пройти сквозь тело или рядом с телом, не причинив никакого вреда, может сжечь одежду, кольцо, металлические украшения, а человека даже не обожжёт. А может в несколько минут сжечь мокрое огромное дерево во время дождя, может спалить в секунды громадное животное или человека.
— Слушай, да это монстр какой-то.
Мы просмотрели кучу видео, фотографий. Я устала: ведь ночь провела за компьютером. Прилегла на кровать. А Наташа смотрела и слушала всё по нескольку раз.
— Ну, Лариса! Какая интересная штука – шаровая молния! Смотри, как она парня разукрасила! Так она не всегда агрессивна? Ишь, какая татуировка! Смотри! Вот ведь какая! Непредсказуемая! Парализованного человека вылечила! Ха! Оказывается – это она плодит экстрасенсов. Слушай! Вот стерва! Придралась к какому-то майору, представляешь: три раза на него нападала со значительным интервалом и, наконец, добилась, что он умер. Ты про это читала вчера? Представляешь, даже после смерти не могла его оставить: расколола каменный памятник на три части. Как интересно!
Наташа так увлеклась, что стала похожа на ребёнка. Я её такой никогда не видела.
— Знаешь, всё-таки учёные молодцы. Хоть и не на 100%, но всё-таки поняли, как от неё защититься. Ты слышишь меня?
— Слышу, слышу, конечно!
— Оказывается, надо просто не двигаться, не махать руками, не пытаться её оттолкнуть. Тогда она пройдёт мимо. Но, стоит взмахнуть руками, как она тебя обнимет, и вместе с тобой взорвётся. И ты сгоришь в её объятиях мгновенно.
Она весело рассмеялась.
— Сгорает красавица, как террористка-смертница! А ведь Лёша не знал ничего про это. И, как увидел молнию, мог, естественно, её оттолкнуть. И…всё!!! И сгорел, не успев и охнуть. Возможно такое, как ты думаешь?
— Я думаю, что так оно и было. Ты обратила внимание на то, что температура в момент взрыва увеличивается до миллиона градусов? Отсюда и мгновенное сгорание! Ну, хватит на сегодня. Захочешь, я тебе потом снова отлажу ноутбук. Там материала столько, что смотреть, не пересмотреть!
— Ладно! О! Уже обед! Ты, небось, вчера так ничего и не готовила? Таня уже всё приготовила к обеду. Странно, что не звонит. Давай, быстро переодевайся, пойдём обедать. Давно мы с тобой вместе не сидели за столом. Помнишь! Чуть не каждый вечер вместе ужинали. Как-то время стало быстро бежать.
— Да, не переживай за меня. Я сейчас пельмешков отварю.
— Лариса! Танька меня так отчитает, что Вася не горюй. Она нас обеих ждёт. Пошли, пошли. Только, чур! На эту тему больше не говорим. А то, знаешь, как она умеет своё мнение отстаивать. Всё настроение испортит.
У Наташи стол был уже накрыт. Оказывается, и Лида с мужем приехала. Серёжа — любитель готовить. Обед, как всегда, был на славу. Люблю я у них столоваться. Компания всегда большая, весёлая, шумная. Как обычно, 3 раза по 50 г мужчины оприходовали, по 30 г. — женщины. Серёжа с Колей пошли колоть дрова для бани. Я разомлела, еле дошла до дому. Плюхнулась на кровать и мгновенно уснула. Часа через три проснулась. Думаю: позовёт Наташа в бане попариться или нет? Приготовиться на всякий случай, или нет? Не стала, и правильно сделала. Наташа не позвонила и не пришла вечерком. На следующий день её опять не было. Я стала волноваться: «Что могло с ней случиться? Вчера была весёлая, здоровая». Решила подождать до утра. Но и утром её не дождалась. К обеду не выдержала, пошла к ней сама. Меня встретила Аришка с Викулей.
— А где бабушка? Она не заболела?
— Не знаем! Она спит, наверно, заболела. Вчера весь день спала. Даже кушать не вставала. Дашка подогрела обед! Сейчас тоже она на кухне. Мы в дом не заходим, чтобы её не разбудить.
В этот день я рано легла спать. Ещё не успела как следует заснуть, почувствовала чей-то взгляд. С трудом открыла глаза. Это пришла Наташа.
— А я стою, смотрю, как ты сладко спишь, и не знаю: будить аль нет?
— Доброе утро! Будить, будить! А что случилось?
— Не утро, а уж почти ночь!
— Так что случилось? Я тебя вчера ждала. Заволновалась…
— Ха, я, как ты ушла, пошла в комнату взять заранее необходимое для бани, прилегла на минуточку и уснула. Ночью проснулась. Голова светлая. Мысли работают чётко. Всё, что я про молнию прочитала, стало как-то укладываться по полочкам. Стали вспоминаться выхваченные куски виденного тогда, прочувствованного. Стала анализировать. И, знаешь, к какому выводу я пришла? Это на сто процентов шаровая молния. И пожара могло не быть вовсе. Я виновата в пожаре. Я ударилась в панику. Паника – страшная и опасная вещь! Когда дверь распахнулась, я могла её прикрыть – раз. Что-то тлело, причём дотлевало, так как дым стал рассеиваться. Я должна была на тлеющую тряпку бросить покрывало, халат, да, что угодно. Ведь зачем нам втроём кричать? И двух голосов хватило бы. Затем: в тумбочке, которая стояла у окна, лежали в прозрачной папке все документы. Там же лежала шкатулка с моими драгоценностями: золотые и серебряные цепочки, кулончики, серёжки, клипсы, чешская бижутерия. Швырни всё в окно! Были бы в целости документы и были бы деньги на покупку одежды. Так нет же! Я растерялась – все мысли о детях, об их спасении. А ведь, когда я запаниковала, не было огня! Просто, я не привыкла думать ни о себе, ни о нём. Я жила как за каменной стеной. Купалась в любви, в подарках, нарядах. Это я теперь такая умная.
Она задумалась. Придвинула стул, села рядом. Молчит.
— Нда! Когда я всё или почти всё проанализировала, то окончательно и бесповоротно пришла к выводу, что Лёша сгорел от шаровой молнии. Ничего другого быть не может. И какой-то покой на меня спустился. Наверно, это и есть умиротворение. И я снова заснула. Спала как убитая почти двое суток. Вот только сейчас встала и… сразу к тебе. Хорошо, что я выговорилась вчера. Легче стало. А ещё знаешь что? У меня такое чувство, будто я похоронку получила. Только похоронка странная, успокаивающая. «Пал смертью храбрых». Ты поняла: я о Лёше говорю. Теперь у меня впервые появилась уверенность, что он умер. И, знаешь, перед смертью не мучился: ведь всё произошло мгновенно. Это – тоже важно! Верно? Ну, я побежала, а то меня опять потеряют. Пока! Да,… завтра приходи утречком: помянем Лёшу. Оно бы лучше вечерком, но вечером полно народу.
Вот и вся история! Надеюсь, что странный пожар и странное исчезновение мужа её больше тревожить не будут.