Экзамен

Жил, не зная горя, наш сторожил, Петрович. Работал, он не хуже и не лучше других, в разговорах участия принимал мало, все больше стоял в сторонке, когда кто-то байки травил. Стоял прислушивался, и улыбался, словно все о чем рассказывалось, ему уже давно известно, да вот только не хочет он время на такую ерунду тратить. И так бы и доработал, человек до пенсии спокойно, если бы не одно обстоятельство.

Работали мы на бензовозах, работа грязная и опасная, но денежная. А что бы водить бензовоз, требовалось специальное разрешение, которое выдается на пять лет. Это почти как права, с фотографией, фамилией, и прочим. Раньше, получение разрешения, было пустой формальностью. Кому надо было, механик собирал данные, ездил куда-то, и после обеда привозил нам новенькие книжечки. Но пару лет назад все резко изменилось. Видимо у государства и до этого руки дошли. И вот теперь нам предстояло пройти обучение, определенное количество занятий, а после обучения, сдавать экзамен.

Эта новость, была воспринята нами без восторга, но что поделать, победим как-нибудь и эту напасть. Начали искать входы-выходы, родню, знакомых, кто бы мог помочь с этим вопросом. Да видно здорово их тряхнули в надзоре этом. Не соглашаются ни за какие деньги, и шабаш!
Погрустнели тогда. Ну а больше всех — Петрович. Твердит: «Я не сдам! Никогда в жизни не сдать мне, экзамена этого проклятого! Это правительство специально против нас пожилых людей поперло, что бы с работы нас всех выгнать, значит!»

Ну а у нас как? Многие конечно успокаивали старика. Ну а большинству-то, поржать бы только! Кто-то не поленился ранец из дома припер ему, кто-то значок пионерский, ну кто во что горазд короче. Он сначала смеялся, потом уже смотрим глаза кровью наливаться начали, и злится и чуть не плачет. Ну прекратились шутки дурацкие, кто не понимал, объяснили.

И вот, начались у нас эти занятия. Преподаватель надо сказать, мужиком нормальным оказался, но с одним минусом, бывший военный. В обучении, им использовался армейско-матерный вариант русского языка, но после второго часа привыкаешь, и словно опять в армии, на плацу. Хотя предмет он свой знал досконально.

«Любимым учеником» у него конечно же стал, Петрович. Нам всем раздали толстенные книги, в которых хранилось все знание по предмету. И вот такими монологами у нас начиналось почти каждое занятие:

— Открыли книги на странице 121… — повисала пауза, все склонялись над справочниками, несколько секунд все шуршали страницами, потом все стихало…

И только Петрович, покрывшись испариной, отчаянно искал эту проклятую 121… Делал он это очень шумно, и старательно. Поправлял, видавшие виды очки в старомодной роговой оправе, судорожно переворачивал страницы взад-вперед, зачем-то водил по ним трясущимся пальцем… но как он не старался ни чего не выходило, и он совершенно отчаявшись, машинально теребил несчастные листы… Мы уже рефлекторно, начинали втягивать голову в плечи, чувствуя приближения бури… И она не заставляла себя ждать:

— Ну что ты там ищешь!? Чего ты треплешь ее туда-сюда? — Сергей Иванович, вскакивал со своего места, и не смотря на довольно почтенный возраст, и округлый животик, пулей подлетал к Петровичу, и коршуном нависал над ним:

— Слушай, ты читать умеешь? — вопрос повисал в тягостной тишине. Всем становилось как-то совестно, и мы старались не смотреть в их сторону, благо Петрович всегда определялся на «галерку». Вместо ответа старик весь заливался алой краской, снимал и одевал очки, бормоча про себя что нечленораздельное.

— Ты не видишь, что ли? — снова спрашивал наставник, но уже гораздо спокойнее.

— На, вот возьми мои очки, попробуй, может твои слабоваты? — и после этой фразы становилось понятно, что они почти ровесники, вот только судьба распорядилась так, что один учил другого, на старости лет.

Вмешательство Сергея Ивановича помогало, Петрович находил нужную страницу, и занятие шло своим чередом. В дальнейшем, наш преподаватель просто начинал чаще подходил к своему подопечному, и молча листать за него страницы. И так все пять дней обучения.

После окончания курса, Сергей Иванович, был доволен нашими результатами. В последний день, он собрал нас в классе, и улыбаясь произнес небольшую речь:

— Ну вот, наше недолгое знакомство подошло к концу. Я доволен результатами вашего внутреннего экзамена, и уверен, что все сдадите в инспекции. — но тут на глаза ему попался Петрович. Он крякнул, и добавил:

— Должны сдать, почти все.

И вот настал день экзамена. Для взрослых мужиков, экзамен дело редкое, и по тому волнительное. Даже самые отчаянные головы, которые готовы были с любым начальством на «ты» разговаривать, тушевались и робели. А вот к тихоням, очкарикам, и прочим «умникам», все неожиданно прониклись уважением. Кто-то готовил шпоры. Один хвастался:«Что у меня там все схвачено, только прийти надо...» но при этом тоже зачем-то, записывал варианты ответов на пачке сигарет. И только Петрович стоял особняком. Он по обыкновению молча улыбался, но улыбка была в этот раз какой-то совсем не веселой. Кто-то попытался приободрить его:«мол ничего, прорвемся»! На что тот только лишь обреченно махнул рукой, прикуривая новую сигарету.

На экзамене, он вел себя так же. Словно приговоренный к смерти. Выполнял все команды механически: Сказали сесть — сел. Сказали взять билет — взял. Велели приступать — приступил.

Сидел он до самого конца. И словно проснулся, когда его пригласил экзаменатор. Быстро подошел к столу комиссии, положил билет с решением на стол, и хотел было уже уйти, но его задержали оставив дождаться результатов проверки. Глядя на него было понятно, что добра он не ждал. И чуда не случилось. Он услышал дежурную фразу:" Вы не сдали, приходите в следующий раз". И тут даже не смотря на всю свою не многословность он им гордо ответил:

— Ну уж нет! Хватит, и так поиздевались над старым человеком! — после чего пулей вылетел из кабинета

После экзамена, его словно прорвало, он болтал без умолку, о том что правительству не удалось его уволить, и что издеваются над народом как хотят. И что он уже договорился с механиком, и тот определил его на дежурный уазик, так что до пенсии дадут доработать. На наши удивленные вопросы: «А зачем же ты сдавал-то тогда?» Невозмутимо отвечал:

— Все пошли, ну и я пошел. А что, я — как все.

Конец