Глава 2 (Глава 2)

Мужчина открыл глаза и посмотрел на перекидной календарь, висевший на противоположной стенке. Дата отчеркнута красным маркером. Из трех инфернальных красок Он выбрал красный. Ему казалось, что чувства, этим цветом вызываемые или поддерживаемые менее подвержены энтропии, чем традиционным для таких событий – черным. Прочие цвета были либо невнятны, либо неуместны ассоциациями, которые вызывали.
Вставая с ложа, Он уже был свободен от внутренних разладов и бремени непонятных чувств, порождаемых снами, от лишенного направления холостого хода жизни, ощущение которого возникало на грани сна и бодрствования. Снова возвращалось и наступало вечное настоящее.
То, что происходит в промежутке времени, с того момента как Его нога коснется старого давно не чищеного паркета рядом с разложенным для сна диваном и до выхода из квартиры на лестничную площадку, чтобы проследовать на работу, не сопровождается каким либо мыслительным процессом в самой верхней части тела. Но отличие во внешнем виде человека, оставляющего свое беспокойное ложе, и мужчины, который направляется к выходной двери разительно. В Его строгом облике представительского вида трудно заподозрить внутренний мир.
Есть вероятность, что следуя к лифту, на площадке между этажами Он увидит соседку из квартиры напротив. Женщина, в возрасте, превышающем его годы лет на пятнадцать, курит у окна. Он поздоровается с ней. Это единственная живая душа в доме, которую Он знает безошибочно, по имени – отчеству. Он может поинтересоваться, с чем связан столь ранний выход на площадку, та в ответ только махнет рукой, свободной от сигареты. И этот взмах рукой может означать все: от слез до улыбки, смирившегося с повседневным человека.
Рабочий день заканчивался. Перед глазами распростерлась полированная поверхность рабочего стола с кожаной вставкой, представительским прибором и прочим антуражем руководящего лица, не выходящем, впрочем, за рамки, необходимости соответствовать занимаемой должности. То есть, посетитель соответствующего ранга, так же как и подчиненные во время пребывания в кабинете на все перечисленное могли бы и не обратить своего специального внимания. Первый по причине соответствия «сервировки» стола его представлению на этот предмет, вторые в связи с отсутствие «жлобского» блеска в предметах сервировки.
Должность, при которой полагались все эти атрибуты руководящего лица, Он принял, когда стало ясно, что для контроля над ситуацией и следованию за своим «поводырем» без места и без образа, Ему не достаточно только неутомимых ног и постоянно поддерживаемого внутренним усилием огня. Все практические мысли приходили к Нему оттуда, из того пространства и времени, где у Него не было никаких скидок, никакого алиби. Но это состояние уже нельзя было назвать безутешностью. Он не разменивал свои чувства на жалобы и сожаления о произошедшем, не менял миллион на рубли, что, впрочем, произошло далеко не сразу.
Пустотелость происходящего в течение рабочего дня сменялась Его реальностью, единственной, в которой пустые тени, сотканные повседневностью, приобретали цвет, вес и смыслы. Начиналась другая жизнь отличная от будней, текущая по канонам внеположным привычному. Он превращался в Наблюдателя.
Ему никогда не удавалось зафиксировать момент, когда этот переход происходил, и от чего зависело местонахождение точки перехода. Это было так же непросто, как следить за дыханием, отмечая точку, момент, когда вдох завершен и начинается выдох и наоборот. Иногда это происходило, когда Он спускался в лифте, иногда, когда поворачивал ключ зажигания в машине. Пустотелое бытие, реальность которого, однако отрицать было бы самоуверенно, и которое в самых широких кругах окультуренной общественности определялось надуманным словом «жизнь», вдруг прерывалось, и Он окунался в то, что составляло реальность многих лет Его жизни.
Он не спешил выходить из кабинета. Сейчас заглянет секретарша, чтобы в приоткрытую дверь произнести слова прощания….
Необязательными движениями раскладывал по местам бессловесные атрибуты, которые сопутствовали Ему в течение рабочего дня. Компьютер выключен, документы заняли свои места в сейфе, в ящиках стола, ручка, карандаш тоже обрели покой до завтрашнего утра. На сегодня бессюжетная составляющая жизни подходила к завершению.
В этот день у Него на очереди Бизнесмен – человек Большого Бизнеса – по крайней мере, тот считает так сам, и основания у него для этого были. Наблюдатель достаточно тщательно отнесся в свое время к выбору «имен» для своих подопечных. Нынешний Бизнесмен мог стать Босом, Шефом или получить какое-то прозвище, не связанное с его деятельностью. Но все, что не предлагало тогда Его сосредоточенное на этом занятии воображение не воспринималось в контексте предстоящей им долгой и непростой «совместной жизни». Впрочем, длительность этого «совместного проживания» определялась не Им. Хотя к моменту выбора «имени» Он об этом мог еще только догадываться.
Прозвище не должно было нести в себе уничижительность, неприязнь, а тем более ненависть, не должно было принять форму злой насмешки. Оно должно было содержать объект в себе полностью, и в то же время быть отвлеченным от Его человеческих характеристик, которые к тому времени уже сыграли свою роль, сведя их на одном пути. Как человек Бизнесмен не интересовал Наблюдателя. Бос… Шеф… — в этих прозвищах для своего знакомца, Ему виделось что-то от собачьей клички. Решение оказалось простым и даже тривиальным.
Слово «бизнесмен» Ему сначала виделось несколько длинным и бесцветным, но в итоге было принято со всей ответственностью и сознанием, что с этим прозвищем тот и встретит свой последний час. Наблюдатель «обкатывал» его некоторое, довольно долгое время, пока не убедился, что его звучание не вызывает у Него какой-то сложности с восприятием живого образа. Он не проговаривал его при необходимости обратиться к этому образу. За все эти годы у Него вообще ни разу не возникло необходимости произнести это прозвище вслух. Образ и прозвище, прозвище и образ…. И то и другое возникало у Наблюдателя почти всегда единовременно, и когда Он обращался к нему в его отсутствие в своих молчаливых диалогах, и когда сознание реагировало на его материализованное появление во время бдений.
То же происходило и с поиском прозвища для «Депутата».
Его «подопечные» были заметными персонажами в избранной ими сфере деятельности, погруженными в свои дела, отягощенными разновеликими целями. Длительность их пребывания на работе не ограничивалась временем, определенным законодательством для трудовых будней простецам, и маршруты, как в течение, так и после рабочего дня, первое время казались столь же неисповедимыми, как пути Господа нашего…
Наблюдатель был неспешен в своих сборах при уходе с работы. Часто задерживался, хотя все намеченное на день вполне успевал завершить.
Сотрудники, после его «возвышения» из их среды, отнеслись сначала к этому Его качеству настороженно, но, убедившись, что Он не имеет намерения своим ненормированным пребыванием в офисе удлинять их рабочий день, успокоились.
Итак, Бизнесмен, или тогда еще будущий Бизнесмен. Отец его был заметной фигурой в Администрации Президента, присутствовали также личные отношения с самим Президентом. И быть этой фигурой в то время ему предстояло еще больше года. Надо заметить, что сын этим сроком воспользовался по полной программе. И в дальнейшем вырос из той одежки, которую ему сшил папа.

Гораздо позже, когда бдение уже стало настоящей жизнью Наблюдателя, когда Он уже «удлинил свои уши», Ему довелось слушать беседу Бизнесмена с бывшим одноклассником, потерявшимся в эпоху перемен. Бизнесмен не то, чтобы оправдывался перед одноклассником, но убедительно рассказал ему, как происходило становление.
«Ну, да, двери вроде бы были открыты… Можно было еще, как говориться, ногой открывать. Отца знали, его способности влиять на… процессы были также известны, меня привечали, угощали, интересовались его здоровьем, между прочим, пытались уяснить, собирается ли он продолжать карьеру в политике или тянет на отдых. Точно также как позже после его ухода интересовались, не собирается ли он вернуться. На такой опыт как у него всегда найдется покупатель.
Так на всякий случай, знаешь. А вдруг. Но если бы я заходил с просьбой, то, как зашел, так бы и вышел, попив кофейку и чувствуя спиной дулю в кармане приветливого хозяина кабинета.
Но я заходил с конкретным предложением, и помощи не просил, я предлагал сотрудничество. Все четко. Никаких взяток – сотрудничество и, разумеется, доход. Я голову, ноги и деньги, а он … ну, назовем это организационным вкладом. Имя отца было лишь основанием для того, чтобы войти и какой-никакой гарантией для них, что я не замышляю подставу». Похоже, так и было, соглашался Наблюдатель, пребывая третьей невидимой стороной этого разговора. И голова и ноги у сегодняшней, уже состоявшейся «акулы» бизнеса, были не из ленивых. Хотя сегодня для передвижения Бизнесмен предпочитал дорогостоящие марки «авто», которыми, впрочем, пользовался не баловства ради. Серьезный бизнес можно представительствовать только на серьезных машинах.
Наблюдатель, пристроившись на удобном для контроля расстоянии от офиса, отметил, как отъезжает от крыльца «Мерседес», на котором в иные дни Бизнесмена везут домой или на встречу. Никаких перемен в его планах, а значит и в планах Наблюдателя не предвидится.
Сейчас он выйдет из офиса со своим финансовым директором, который не упустит возможности что-то согласовывать вплоть до того момента, когда Бизнесмен усядется в скромную «бэху» и, изобразив на лице улыбку – сама искренность, протянет руку для прощания своему заму. Машина не представительская, за рулем он сам. Этот день, а вернее вечер у него предназначен для приватной жизни. Далее последует маршрут, по которому Наблюдатель мог проехать с закрытыми глазами — этому маршруту уже почти три года. Или четыре? Впрочем, время совершенно не играет роли. Важны лишь отклонения от маршрута, но они никогда не являлись для
Наблюдателя полной неожиданностью. Их он всегда предчувствовал заранее, по некоторым сначала едва заметным признакам, которые все более наполнялись содержанием, и, в конце концов,… все то же самое, но с другими персонажами. Будь то новое лицо сотрудника, партнера по бизнесу или личико любовницы. Ролевым разнообразием персонажи вокруг главного на этой сцене действующего лица не отличались. Их страсти, переживания только им казались особыми, неповторимыми, уникальными, к чему Наблюдатель мог бы относиться сочувственно, если бы Его интересовала содержательная часть происходящего у Него на глазах. Но Его интересовало другое.
Все, что последует далее, от поворота ключа зажигания в машине, и до его возвращения домой было известно Наблюдателю в деталях. Это и позволяло не упустить малейшего поворота в буднях своего «подопечного». Именно в буднях, но не в судьбе – судьба его уже была предрешена. Что означала эта уверенность, Наблюдатель не мог бы выразить словами, слова только затуманили бы смысл происходящего.
Продолжение следует